CC BY
9
хаотичная и невероятно бедная страна, а при Си Китай является двигателем глобального экономического роста.
В своих зарубежных поездках Си представляет себя апостолом мира и дружбы и оплотом стабильности в растерянном и переживающем всякие беды мире. В январе 2017 г. Си в Давосе выказывал себя поборником глобализации, свободной торговли и парижского соглашения о климате. Слова китайского лидера были подкреплены тем фактом, что Китай имеет самые большие золотовалютные резервы в мире. Си ясно показывает, что Китай готов вложить сотни миллиардов долларов за границей в строительство дорог, портов и других объектов инфраструктуры, которые позволят значительной части мира процветать.
Однако для мира представляет опасность и то, что у Си не только бесконтрольная власть над 1,4 млрд китайцев, но и склонность вести себя бесконтрольно за границей - особенно это опасно в период, когда при Трампе Америка ослабла. Миру не нужен ни изоляционизм США, ни диктатура в Китае. Но мир получит и то и другое.
С.В. Минаев
КУЛЬТУРА
2018.02.019-022. ЯПОНСКАЯ НАУКА ОБ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫХ ТЕНДЕНЦИЯХ В КИТАЕ И КОРЕЕ (XI-XVII). (Обзор). Acta Asiatica: Bulletin of the Institute of Eastern culture. - Tokyo, 2017. - Vol. 112.
From the cont.:
2018.02.019. Kojima Tsuyoshi: Introduction. - Р. III-XII.
2018.02.020. Ito Takayuki: Postwar Japanese research on the history of Еarly Мodern Chinese thought. - P. 1-30.
2018.02.021. Kojima Tsuyoshi: Methods еmployed in research on the Chu His School: research trends in Japan in the second half of the twentieth century. - P. 31-46.
2018.02.022. Ogawa Takashi: The study of Chinese Ch'an in Japan in the second half of the twentieth century. - P. 47-65.
Ключевые слова: Япония; история; японская культура; наука; Китай; культура.
В предисловии к тематической подборке статей профессор Токийского университета Кодзима Цуёси отмечает, что за последние 30 лет это первая публикация об интеллектуальных течениях в Китае времен династий Сун, Юань, Мин и Цинь.
Рассматривая Китай как интеллектуальный центр региона вплоть до середины XIX в., Кодзима Цуёси пишет: «Интеллектуальная история едва ли может быть отнесена к числу феноменов, которые могут развиваться в территориальных границах национальных государств в изоляции от остального мира. Это со всей очевидностью было продемонстрировано на примере Европы. Если говорить о Восточной Азии, легко заметить, что вплоть до середины XIX в. роль культурного центра всецело принадлежала Китаю» (019, с. IV).
С 1950-х годов основной акцент делался на явлении, которое позднее получило наименование «неоконфуцианство времен Сун -Мин». Данное наименование подразумевает некое идейное единство, которое не ограничивалось пределами Китая, распространяясь и на другие страны региона (например, Корею). Термин «неоконфуцианство» лишь в 1980-е годы начал закрепляться в японских исследованиях, посвященных данной тематике. Однако новая концептуализация данного явления совпала со сравнительным падением интенсивности синологических исследований в Японии, что было связано с уменьшением их финансирования.
И это особенно прискорбно на фоне неуклонного возрастания роли Китая на международной арене: «В то время, когда Китай возвышается как в экономическом, так и культурном отношении, международное признание синологических достижений японской науки в относительных терминах снизилось» (019, с. V).
Профессор Национального университета Сокендаи Ито Та-каюки (020) обосновывает возможность рассматривать интеллектуальное развитие в означенный период как единое целое: «Всякий, кто хотя бы мало-мальски знаком с историей, обстоятельствами развития и общим состоянием вещей в японском китаеведении, сразу же вспомнит концепцию "To-So henkaku setsu" (переходном периоде Тан-Сун)... или же концепцию, рассматривающую династию Сун как начало ранней модерности в Китае (So kinsei setsu) -
обе эти идеи были выдвинуты Найто Конаном; после войны они были развиты Киотской школой... начиная с Миядзаки Итисады и прочих ученых, связанных с Найто общей академической традицией» (020, с. 1).
Данные взгляды в целом верны, но требуются определенные оговорки. Так, если говорить об интерпретации японскими учеными модернизационных тенденций в китайском обществе, необходимо иметь в виду, что в послевоенные годы в японской науке весьма отчетливо прочитывалось западное влияние: «Рассматривая послевоенные японские исследования, посвященные конфуцианству. едва ли можно обойти идею, выдвинутую Итики Цуюхико, что определенным рубежом здесь следует считать начало 1980-х годов. До этого времени преимущественное развитие получили. взгляды, методологически сопоставимые с западной философией; в то же время. традиционный подход позволил накопить достаточное количество данных, чтобы дать в итоге некий значительный синтез» (020, с. 4).
Ито Такаюки отмечает, что определяющее влияние здесь оказала «модернизационная» парадигма - западная философия потому и пригодилась, что Восток в целом воспринимался как недо-Запад -исследования этого времени, с одной стороны, пытались преодолеть тезис об «азиатской стагнации», но, с другой - все же были сфокусированы на «западном универсализме» (последний был характерен и для марксизма, весьма влиятельного в научной среде того времени).
Среди ученых, находившихся под несомненным влиянием западной философии, Ито называет Ясуду Дзиро; позднее его идеи были развиты Симадой Кэндзи. Если эти авторы в своих исследованиях руководствовались концептуальными подходами, то, например, Кусумото Масацугу (и другие - например, Араки Кэнго и Томоэда Рютаро) отталкивались от материала и уже на его основе делали свои выводы. «Прежде всего Кусумото рассматривает школы Чжу Си и Ван Ян мина как сердцевину всего философского развития Сун - Мин. Этот автор предпринял последовательные попытки усвоения рассматриваемых им идей и трудов, эмпатическим образом пытаясь ухватить самую их суть» (020, с. 5).
С попытками истолкования конфуцианства при помощи фиксации малейших доктринальных изменений контрастируют труды
Араки Кэнго, в которых Ито предлагает собственную интерпретацию буддистской мысли, увязывая историю данного учения периода Сун - Мин с конфуцианством. «В результате ему удалось дать очерк интеллектуальной истории данного периода как чего-то намного более зыбкого и полного контрастов... Как выясняется, буддизм и конфуцианство этих времен имели общую базовую структуру, если говорить о присущих им мыслительных и логических схемах» (020, с. 6).
Маруяма Масао попытался сопоставить идеи Чжу Си с томизмом, однако данное сопоставление в настоящее время не выдерживает критики: «Точка зрения Маруямы, сравнившего школу Чжу Си с философской системой Фомы Аквинского и обосновавшего понимание этих идейных миров как чисто феодальный тип мышления, едва ли может рассчитывать на признание в наши дни» (020, с. 8).
Ито сожалеет о том, что рассмотрение идей Чжу Си и Ван Ян мина, по сути дела, подменило в этот период более детальные разработки конкретной проблематики: «Данные исследования могут подвергаться разнообразной критике, однако едва ли возможно отрицать, что все они в определенной мере проявляли тенденцию пренебрегать рассмотрением переходного периода Юань - Мин. Данная тенденция проявляется независимо от того, подходили ли авторы к исследуемому материалу с чисто историографической точки зрения (в этом случае период Сун - Мин оценивается как "переход к модерности"), или же рассматривали китайскую философию с чисто традиционной точки зрения. фокусируясь на школах Чжу Си и Ван Ян-мина как на своего рода вершинах философской мысли времен ранней модерности» (020, с. 17).
Одним из проявлений такого подхода явилось и стремление отыскать в Китае - или же в Азии в целом - «зародыши собственной, вполне независимой модерности» (020, с. 18). Так, Симада Кэндзи пытался увязать китайскую философию эпохи правления династии Мин с другими общественными явлениями, «воссоздавая динамические взаимоотношения между обществом того времени и подвижками в интеллектуальной сфере» (там же).
Новый период в японском китаеведении начался в конце 1980-х годов, когда произошел отход от концептуального подхода в пользу более внимательного отношения к конкретике и факто-
графии. «С конца 1980-х годов. имело место активное усвоение достижений и находок не только в таких областях, как изучение Восточной Азии и китайской историографии, но и в смежных дисциплинах, таких как изучение даосизма и буддизма, что позволило взглянуть по-новому. на концептуальные основы философской мысли времени Сун - Мин. Кроме того, исследования этого времени. проводились с точки зрения социальной истории» (020, с. 4).
Мидзогути Юдзо удалось продемонстрировать, насколько эволюция философской мысли шла за серьезнейшими изменениями в обществе. «Огромные перемены произошли в конце Мин и начале Цзин в том, что касается взглядов на политику, правителей, публику, частную жизнь, человеческую природу. Мидзогути показал, что в основе данных подвижек лежал рост экономических и социальных возможностей зажиточных, но незнатных слоев населения (землевладельцев и торговцев), и высказал предположение, что данные слои сыграли роль подобную той, которую в Европе исполнила буржуазия. Цинский режим, по его мнению, в конечном итоге. оказался своего рода коалиционным правлением землевладельцев» (020, с. 25).
Кондо Мицуо сделал попытку рассмотреть «внутренний мир цинских ученых, занимавшихся эмпирическими науками, проработав. в том числе и их поэтические и прозаические творения» (020, с. 26).
Отани Тосио отошел от обычной практики рассматривать философию времен династии Цин прежде всего в терминах истории конфуцианства. «Отани интерпретирует историю мышления в данный период с точки зрения единой перспективы - а именно, как изучение управления государством и новых идей на этот счет» (020, с. 27).
Хамагути Фудзио удалось отметить важную особенность мыслительной истории Сун - Мин. «Если. конфуцианство этого времени было структурировано вокруг моральной практики и онтологии, в эмпирических науках наметился сдвиг (имевший лингвистические параллели) в сторону эпистемологии» (там же).
Данные выводы были развиты Инуэ Сусуму, на огромном материале показавшим, как конфуцианство конца эпохи династии Мин сконцентрировалось на канонических вопросах, по сути дела уйдя в частности и превратившись в своего рода подземный поток,
что привело к стагнации во времена Цин: «Инуэ Сусуму, в конечном итоге, приходит к выводу, что двести пятьдесят лет правления Цин представляли собой, если посмотреть на этот период с точки зрения интеллектуальной жизнеспособности, не что иное, как период удушья и стагнации - слова, с которыми подчас ассоциируют Китай как таковой» (020, с. 28).
Профессор Токийского университета Кодзима Цуёси (021) пишет о методике японских исследований в изучении школы Чжу Си: «В прошлом главным направлением исследовательской работы был анализ теорий, трактующих ли-ци и природу разума с точки зрения философии. Однако в последнее время увеличилось число работ, посвященных интеллектуальной истории (прежде всего формированию и развитию школы Чжу Си), а также трудов, рассматривающих такие темы, как, например, интерпретации учеными школы Чжу Си конфуцианской классики, равно как и социальных воззрений Конфуция. Наметилась тенденция рассматривать школу Чжу Си не столько с точки зрения ее внутренней логики. сколько пытаться прояснить ее историческую роль в контексте общей интеллектуальной истории Китая» (021, с. 46).
Профессор Комадзавского университета Огава Такаси (022), рассматривая достижения японской синологии в изучении китайского чань-буддизма, отмечает: «Подобно тому как первоначальное конфуцианство рассматривается отдельно от неоконфуцианства в период Сун - Мин, постепенно наука пришла к дифференцированному анализу чань-буддизма династий Тан и Сун, пытаясь обнаружить внутреннюю логику и проблематику, характерную для каждого из периодов развития».
Так, в зафиксированных диалогах времен Тан между вопросом и ответом, на первый взгляд, нет никакой логической связи. Дело в том, что диалоги составлялись таким образом, чтобы «побудить вопрошающего к осознанию того, что он сам является Буддой. Если мы принимаем в расчет это обстоятельство, внутренний смысл диалогов становится понятным. Однако во времена Сун диалоги авторитетных мастеров чань-буддизма стали изучаться как своего рода топики - их стали называть кун-ань (примеры для публичного обсуждения). Войдя в обыкновение, данная практика. привела к тому, что кун-ань начали восприниматься как кластеры не поддающихся пониманию слов, лишенных какого бы то ни было
значения и оторванных от житейской логики. Теперь их стали называть хо-чу ("живые слова"), полагая, что именно в силу невразумительности и бессмысленности они помогали адепту оторваться от критического мышления, побуждая его. совершить прыжок навстречу "великому пробуждению", превосходящему всякую логику» (022, с. 64).
К.Б. Демидов
2018.02.023. КА ЙИ ЧАНЬ Дж. ОСКОРБИТЕЛЬНЫЕ ФИЛЬМЫ: «БАГДАДСКИЙ ВОР» В ШАНХАЕ.
KA YEE CHAN J. Insulting pictures: «The Thief of Bagdad» in Shanghai // Modern Chinese literature and culture. - Columbus, 2016. -Vol. 28, N. 1. - P. 38-77.
Ключевые слова: Китай; Лу Синь; Хун Шэнь; жухуа пянь; сяо шиминь; ориентализм; Д. Фербенкс; Д. Гриффит.
Джессика Ка Йи Чань (Университет Ричмонда, США) рассматривает ситуацию, сложившуюся вокруг премьеры американской кинокартины «Багдадский вор» (режиссер Рауль Уолш, 1924 г.) в Шанхае в 1925 г.
Премьера фильма состоялась в рамках широкомасштабной рекламной кампании, имевшей целью продвижение интересов киноиндустрии США на новых рынках, где ей пришлось столкнуться с серьезнейшим конкурентом - одним из лидеров проката здесь являлись советские ленты. Американская кинопромышленность стала к этому времени едва ли не главной отраслью национальной экономики и, таким образом, данный успех было необходимо закрепить, обеспечив преимущество США в международном масштабе.
Рекламная кампания шла с нарастающей силой, что опять-таки объяснялось весьма прозаическими причинами - стремлением компании «United Artists» установить благоприятную для себя систему проката в иностранных поселениях в Шанхае. Одним из элементов кампании должен был стать визит Д. Фербенкса, акционера «United Artists» и исполнителя одной из главных ролей в фильме «Багдадский вор».
Следует иметь в виду, что болезненно воспринятый китайской аудиторией «ориентализм» картины нельзя считать коммерче-
