CC BY
14
2018.02.016. МАРТЕН К. ДУХ ПРОСВЕЩЕНИЯ: ИСТОРИЯ, ЛИТЕРАТУРА, ФИЛОСОФИЯ.
MARTIN C. L'esprit des Lumières. Histoire, littérature, philisophie. -Paris: Armand Colin, 2017. - 191 p.
Ключевые слова: Просвещение; «Энциклопедия»; роман; театр; философия; литература.
В реферируемой антологии профессор Кристоф Мартен (Сорбонна) поставил задачу очертить основные принципы нового мышления, возникшего в эпоху Просвещения, и продемонстрировать их преломление в литературе. Во введении автор подчеркивает, что современная демократия основана на соблюдении прав человека, равенстве всех перед законом, этической и религиозной толерантности - тех ценностях, которые отстаивали просветители XVIII в. Эпоха Просвещения разделена на следующие этапы: 1685-1720;1720-1750;1750-1778; 1778-1799.
В первом разделе «Самостоятельно мыслить (царство критики)» К. Мартен анализирует своеобразие связи просветительской философии с наследием Р. Декарта и Б. Спинозы. Картезианство, сведенное, прежде всего, к методическому сомнению, сочеталось у просветителей со сложным и разнообразным спинозизмом. Мысль Д. Локка и Вольтера была более умеренной, чем у Спинозы. Более всего влияние спинозизма ощутимо в рукописных сочинениях, а также у Б. де Фонтенеля и Д. Дидро. Составившая важный этап развития просветительской мысли «Энциклопедия» предложила дерзостный по тем временам принцип алфавитного расположения материала, это способствовало тому, что при внешнем конформизме содержания отдельных статей это издание сполна осуществило задачу «изменения общей манеры мышления» (с. 40). И в «Энциклопедии», и в других философских и художественных сочинениях просветители демонстрировали изменчивость природы, бесконечность вселенной, относительность человеческих представлений.
Развивая «культуру пытливости» (с. 47), просветители осуществляли принцип Горация, который И. Кант выдвинул в качестве девиза Просвещения: «Имей мужество пользоваться собственным умом» (второй раздел книги «Sapere aude!»). У стремления «пользоваться собственным умом» есть две стороны: необходимо было отказаться от предрассудков, думать самостоятельно, но одновре-
менно - оказались поколеблены все прежние ориентиры, человек был снят со своего пьедестала, перестал восприниматься как венец творения. «Если христианская апологетика поместила человека в центр божественной вселенной, недоступной его пониманию и являвшейся лишь предметом восхищения, Просвещение утверждало права мысли, целиком сосредоточенной на человеке и ориентированной исключительно на то, что приносит ему пользу и обеспечивает счастье» (с. 49). Произошла легитимация знания о земной природе, ее секреты отныне перестали быть носителями божественной загадки. Одновременно философская пытливость ясно осознавала свои границы, Фонтенель, Вольтер или Дидро сочетали в своих суждениях научный оптимизм и очевидный антропологический пессимизм, или, во всяком случае, понимание контраста между бесконечностью жажды знания и конечностью человеческой жизни.
Достижения науки интересовали в XVIII столетии любого культурного человека: в Королевском саду происходили демонстрации физических и химических опытов, получили распространение анатомические театры, в которые захаживала и светская публика. Вольтер популяризовал для французов идеи Ньютона («Философские письма», 1734), даже Руссо, критикующий науки и искусства за плохое влияние на нравы, увлекался химией и составил «Ботанический словарь». Но помимо «прометеевского» отношения к природе (желания ее познать, преобразовать, поставить на службу обществу), в эту эпоху развивалось и мощное «орфическое» движение, приглашающее всех уважать сакральные секреты природы и ограничиться лишь ее созерцанием. Таков, в частности, педагогический диалог аббата Плюша «Созерцание природы» (1732). Известна и позиция Руссо, призывавшего не открывать завесу, за которой прячутся секреты природы, не углубляться в земные недра и т. п.
В то же время К. Мартен предостерегает от сведения позиции Руссо к предромантизму. Сложность и двойственность его отношения к науке демонстрирует то, что ученый, вслед за Ж. Лаканом называет «внутренним исключением». Не случайно педагогический проект Руссо, представленный в романе-трактате «Эмиль» (1762), включает в себя одновременно наблюдение и эксперимент.
Третий раздел «Заставить узнавать, заставить думать (педагогика Просвещения)» открывается анализом статьи «Свобода
мысли», помещенной в «Философском словаре» (1765) Вольтера. Построенная как диалог между португальским графом Медросо и милордом Болдминдом, эта статья приглашает не только к свободному и самостоятельному размышлению, но, что еще более важно, -к размышлению о проблемах воспитания. Движение Просвещения не было элитарным, оно стремилось к популяризации знаний, к просвещению общества в целом, и это стало толчком для рождения общественного мнения - нового социокультурного фактора. Значительную роль сыграло в становлении общественного мнения искусство беседы, разговора, способствующее развитию социабель-ности. В течение XVIII в. медленно, но настойчиво происходило перемещение интеллектуального обмена из аристократических салонов в более широкие и разнообразные слои общества.
При этом диалоги-беседы в текстах просветителей отличались не только важностью содержания, но и легкостью, изяществом формы, остроумием, демонстрировали подлинное искусство письма. Фонтенель, Монтескье и др. подчеркивали игровое начало своих текстов; ирония, недоговоренности, аллюзии становились факторами, пробуждающими активность читателей, осуществляющими обучение свободной мысли. Педагогика была не только предметом размышления философов, писателей, но и социальной практикой.
В четвертом разделе книги («Думать без помощи концептов (литература и философия вперемешку)») К. Мартен оценивает тесную связь философии и художественной литературы как наиболее удивительный феномен Просвещения. «Поле беллетристики было в ту пору полностью захвачено идеями» (с. 107). В сердцевине идейных битв эпохи был театр: у Вольтера и Дидро сцена превратилась в морально-философскую трибуну. Хотя Вольтер и соблюдал правила классической трагедии, он существенно обновил сюжеты и в его пьесах ставились и разрешались те же философские проблемы, которые затрагивались в его собственно философских сочинениях. Дидро же пропагандировал новый жанр драмы, желая полностью трансформировать театр. Именно театр стал точкой разрыва между Руссо и другими просветителями. Аналогичный процесс происходил и в жанре романа.
Просветительский роман постоянно стремился вывести философию из схоластической и доктринальной изоляции. Это про-
явилось в широком присутствии персонажей-философов в романах, они могли быть смешными, как вольтеровский Панглос, или серьезными, как либертины в романах маркиза де Сада, женщинами (как Мирзоза в «Нескромных сокровищах» Дидро) или мужчинами (как Кливленд в одноименном романе Прево) и т.п. Но все они много размышляли о философских вопросах, и эти размышления становились интегральной частью романных сюжетов.
Философичность художественных сочинений доставляла читателям того времени эстетическое удовольствие, не иссушала, а, напротив, оживляла повествование. Даже герои «Новой Элоизы» выражали себя в большей мере через идеи, чем через чувства. Важную роль играла и философия в театре: хотя часть пьес носила сатирический характер, смеялась над энциклопедистами (как, например, комедия Палиссо «Философы», 1760), однако у сторонников Просвещения эстафету философствования приняли на себя персонажи, не являющиеся философами по профессии, но умеющие мыслить глубоко и самостоятельно - таков Фигаро в драме Бомарше «Женитьба Фигаро» (1784).
Но еще более важным К. Мартен считает то, что присутствие философских размышлений в художественных произведениях просветителей - не главное достоинство этих текстов. Они являлись формой мыслительного эксперимента, когда не собственно философские пассажи из уст тех или иных героев, а само фикциональ-ное письмо оказывалось выражением интенсивной интеллектуальной и рефлективной деятельности автора. Таковы, в частности, «Персидские письма» Монтескье, «Монахиня» Дидро, «Новая Элоиза» Руссо, которую «нельзя свести к истории чувствительных сердец» (с. 132). «Философом на сцене» называет К. Мартен Мари-во, автора комедий «Колония», «Остров разума» и «Остров рабов».
В заключении автор антологии обращает внимание на то, что в ХХ столетии Просвещение стало объектом резкой критики, прежде всего - у Т. Адорно и М. Хоркхаймера в их труде «Диалектика разума» (1944), созданном в период тоталитаризма и нацизма. Взгляд на рационализм Просвещения как на позитивизм и техницизм, в конце концов обернувшиеся новой формой варварства, исторически объясним, но несправедлив. К. Мартен придерживается взгляда, близкого М. Фуко: Просвещение, наследниками которого мы являемся, предлагает современникам «философский этос, при-
глашающий к постоянному критическому анализу того, кем мы являемся и что есть наше историческое бытие» (с. 147).
Книгу завершают хронологическая таблица, библиография и подборка текстов произведений XVIII в.
Н.Т. Пахсарьян
ЛИТЕРАТУРА XIX в.
Русская литература
2018.02.017. ФЕДОРОВ А.В. АЛЕКСЕЙ КОНСТАНТИНОВИЧ ТОЛСТОЙ И РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА ЕГО ВРЕМЕНИ. - М.: Русское слово, 2017. - 752 с.
Ключевые слова: А.К. Толстой; исторический роман; историческая драма; баллада; лирика; нигилизм; романтизм; авторская позиция; антинигилистическая проблематика
Известная автохарактеристика А.К. Толстого - «Двух станов не боец, но только гость случайный...», определяющая «межевое» положение писателя в современной ему социокультурной ситуации, во многом соответствует распространенному представлению о нем в критике как об оторванном от насущных проблем своего времени. Переосмысление сложившейся традиции интерпретации творчества Толстого и его места в истории русской литературы середины XIX в. - одна из главных задач автора монографии, изданной к 200-летнему юбилею классика русской литературы, художественное наследие которого, отмеченное универсальностью жанровой палитры, включает лирические стихотворения и фантастические повести, баллады и поэмы, басни и пародии, исторические романы и драмы, бытовые рассказы и очерки.
Традиционное литературоведческое разделение поэтических тем на «злободневные» и «вечные» применительно к Толстому, как показывает А.В. Федоров, не выдерживает критики. Толстой, как и многие другие поэты «искусства для искусства», в своем поэтическом творчестве касался актуальной общественной проблематики (юбилей воссоединения Украины с Россией, польский мятеж, Крымская война, судебная реформа, покушение на императора и т.д.). Однако «одной из особенностей его творческого осмысле-
