CC BY
25
имеют место дискуссии о границах западного влияния на национальную культуру» (1, с. 18). И в той и в другой стране находятся сторонники позиции, согласно которой необходимо ограничить влияние западных идей и возрождать традиционные национальные ценности. С другой стороны, националистические идеи нередко служат укреплению представления о превосходстве той или иной нации и служат основанием для колониальной экспансии. Истоки империализма кроются в национальном антагонизме представителей одной нации по отношению к представителям остальных наций. Основой подобной идеологии служит тезис о национальной исключительности. Подобный тезис нередко подкрепляется трансцендентными социальными категориями. Примечательно, что интеллектуалы как в России, так и в Японии вопреки их историческим, культурным и географическим различиям развивали сходные концепции относительно проблемы национальной идентичности. Это обстоятельство подтверждает факт взаимного влияния культур.
Список литературы
1. Buntilov G. Common narratives in discourses on national identity in Russia and Japan // Asian philosophy. - London, 2016. - Vol. 26, N. 1 - P. 1-19.
2. Dundovich E. New values for a new «Greate Russia» // The European neighborhood policy: Values and principles / Ed. S. Poli. - Abingdon; New York: Routledge, 2016. - P. 130-142.
3. Kalinichenko P. Shared values and interests in the conflictual relations between EU and Russia // The European neighborhood policy: Values and principles / Ed. S. Poli. - Abingdon; New York: Routledge, 2016. - P. 115-129.
2018.01.022. ВАХИТОВ Р.Р. НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС В СОСЛОВНОМ ОБЩЕСТВЕ: ЭТНОСОСЛОВИЯ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИИ: СБОРНИК СТАТЕЙ. - М.: Страна Оз, 2016. - 224 с.
Ключевые слова: нации; этносословия; С. Кордонский; этно-конструктивизм; Россия; национальный вопрос в России.
Книга уфимского философа и обществоведа Р.Р. Вахитова предлагает новый взгляд на национальный вопрос в России. Ее новаторство в том, что автор призывает отказаться от применения к проблеме межнациональных отношений в России стандартной «сетки понятий и парадигм, разработанных на Западе и отражаю-
щих реалии народов Запада» (с. 5), и предлагает концепцию этно-сословности или этносословий.
В то время как сторонники критикуемого им общепринятого западного подхода говорят о российских нациях, о национализме и даже о национальных государствах в составе России, спорят о федерализме или унитаризме Российского государства, автор книги исходит из того, что описываемых этими терминами явлений в России по сути нет. Элементы этого если есть, то носят большей частью зародышевый или имитационный характер. Ни русские, ни другие народы России не являются с точки зрения Р. Вахитова политическими нациями в западном смысле слова, как и республики в составе России не являются государствами, а федерализм и унитаризм существуют лишь в идеологической плоскости, прикрывающей настоящую, мало кем понимаемую реальность. Как он отмечает, национализм народов России на российских пространствах является преимущественно верхушечной идеологией, которую разделяют лишь интеллектуальные элиты и маргиналы.
Полноценным явлением феномен нации как продукт буржуазного эгалитарного проекта и результат капиталистического развития является лишь на Западе. В то время как народы - феномены мира традиционного, нации как принадлежность индустриального общества капиталистического типа предполагают наличие системы секулярного образования, всеобщую грамотность, а также крупные города, в которых остатки традиционных народов смешиваются и вывариваются в культурно однородную массу. Нации состоят из совокупности атомизированных индивидов, в то время как традиционные народы - из общин. Институты всеобщего образования, СМИ, национальной науки и литературы являются совокупностью своего рода «социальных машин», продуцирующих как современность, так и нации. Именно поэтому нынешнее российское общество мало изучено: ведь западные теории, при помощи которых пытаются его понять, созданы на основе совсем другой социальной реальности - классового, эгалитарного, модернистского гражданского общества Запада.
И Московское царство, и Российская империя были не русским национальным государством, а империей традиционного типа. Элита версталась из представителей разных народов, низовые слои идентифицировали себя не по национальности, а по месту
проживания, вероисповеданию, принадлежности к сословию и подданству царю. Русский национализм был явлением маргинальным и не поддерживался властями и народом, а, например, Октябрьская революция и Гражданская война были во многом столкновением зарождавшейся русской нации («белые») и русского народа (низовые слои «красных»), равно как и большинства других народов империи. Недонационализм народа сошелся с постнационализмом или интернационализмом большевиков, и их совместной силы хватило, чтоб поставить крест на попытках русской политической нации начала ХХ в. перейти в этатистскую плоскость, реализовать проект национального государства. Ведь большинство белых были вовсе не монархистами, как их изображала советская пропаганда, а скорее классическими национал-либералами.
Для понимания того, что происходило в прошлом и происходит сегодня в России в области межэтнических и, шире, социальных отношений, по мнению автора, нужна новая теория. Он считает таковой систему взглядов современного российского социолога С.Г. Кордонского. По разработанной им теории и Россия историческая, и Россия современная являются преимущественно не классовым, а сословным обществом. Отталкиваясь от этой теории, Р. Р. Вахитов стал разрабатывать свою концепцию этносословий. Она предлагает новый взгляд на национальные республики в составе России, на национализмы в их границах и российский федерализм.
В свете теории сословий С. Кордонского Россия и в имперские, и в советские, и в постсоветские времена была и остается служилым государством. Это означает, что все общество разделяется на особые служебные группы, которые создаются государством либо для реализации определенных целей (петровское дворянство, советская партийная номенклатура), либо в знак признания прошлых заслуг (пенсионеры, орденоносцы), либо для компенсации за причиненный государством ущерб (репрессированные) и т. п. Государство наделяет эти группы некоторыми правами и привилегиями (т.е. предоставляет им некий ресурс) посредством принятия специальных законов или подзаконных актов. Кордон-ский называет эти группы сословиями и противопоставляет их классам - социальным группам, образующимся в ходе операций на рынке и различающимся уровнем материальных доходов.
Разумеется, сословия в смысле Кордонского существуют не только в России, но и в любом, в том числе и западном, обществе (например, полицейские). Но в западном обществе сословия - лишь довесок классовой структуры. В России же наоборот - сословная структура доминировала и продолжает доминировать.
По мнению Вахитова, именно по сословному принципу Российское государство поступало по отношению к нерусским народам, чьи земли включались в состав России. Оно наделяло их определенными привилегиями, приравнивая их аристократию к русской, оставляя им начала самоуправления и отдельные привилегии. Но привилегии предполагали обязанности, главнейшей среди которых была лояльность к империи. Российское государство очень давно стало создавать на базе нерусских народов империи этносословия с определенным набором прав и обязанностей. Это было способом обеспечения лояльности, управления этими народами без высылки туда большого количества русских администраторов и возложения на эти народы определенных имперских обязанностей. Как говорит автор, этносословность была политической технологией, которая заставляла целые народы служить Российскому государству. Таким образом, до революции российское общество в национальном измерении было совокупностью этносо-словий, каждое из которых имело свое служение и свои привилегии. Над ними возвышалась полиэтничная элита, верставшаяся не по этническому, а по идеологическому признаку, хотя костяк ее составляли этнические русские, и языком элиты тоже был русский язык.
Примерно та же система возродилась и в СССР. Официально Советский Союз был федерацией национальных государств, имеющих свои собственные органы управления. Республики имели второстепенные признаки суверенитета - национальные языки, гимны, флаги, и т.д., но все они в то же время были лишены главных государствообразующих черт - армии, полиции, самостоятельных финансовых систем и т.д. Верховные Советы этих республик не имели реальной власти, которая принадлежала комитетам Коммунистической партии, причем управлялись эти комитеты из Москвы, из Политбюро ЦК КПСС. Также из центра управлялись армия и милиция. Поэтому Р. Вахитов считает, что республики СССР были не национальными государствами, каковыми себя дек-
ларировали, а провинциями унитарно управляемой сверхдержавы, на территории которых наличествовали титульные (и иные) этносо-словия. Эти этносословия обладали определенными привилегиями: право на квоты представительства в республиканских государственных органах и при получении образования, на государственную поддержку их национальных языков и культур и т.д. Однако условием получения привилегий были обязанности, первейшая из которых - политическая лояльность. Невыполнение этой обязанности влекло за собой наказания вплоть до депортации (что и случилось, например, с этносословием крымских татар). Управленческая элита этносословий была обязана проводить политику центрального федерального руководства, творческая элита - создавать и пропагандировать вариант национальной истории и культуры, не вызывающий межнациональной розни и устраивающий федеральный центр, и т.д. Автор считает, что система этносословий и ее механизм были созданы не столько большевиками, сколько предыдущей, имперской властью. Большевики лишь модифицировали этот механизм и закамуфлировали институтами национальных республик и федерализма. Поэтому компромисс между этим двумя силами предполагал хотя бы видимость национальных государств некогда «угнетенных» народов.
Как оговаривает автор, в Советском Союзе этносословия существовали негласно, хотя некоторые привилегии малых народов нашли и юридическое выражение. Так, например, чукчи освобождались от призыва в Советскую Армию по закону. Права и обязанности этносов (этносословий) оговаривались в подзаконных актах (непубличные распоряжения партийных комитетов о проценте представителей определенных народов при поступлении в вузы и т. д.) либо молчаливо признавались как устоявшееся положение вещей: например, должность первого секретаря обкома КПСС национальной республики в составе РСФСР доставалась представителю титульного этноса, должность второго секретаря - русскому. Были этносословия привилегированные (титульные этносы национальных республик и округов) и наказанные (чеченцы, ингуши, крымские татары), обреченные на легитимное ущемление прав.
Автор подчеркивает, что этносословность - это, как показал опыт, единственная возможность добиться межэтнического мира в такой сложной в этническом плане стране, как «Большая Россия»
(Российская империя и СССР). Альтернативой этносословности является создание мононациональных государств всех живущих в «Большой России» народов, что в условиях этнической чересполосицы равнозначно кровавым межэтническим столкновениям и чисткам. Выход из этого лишь в создании имперской государственности с идеократической многонациональной элитой, которая наделяет народы определенными правами и обязанностями, т.е. превращает их в этносословия.
Свою концепцию этносословий автор иллюстрирует на близком ему примере этносословия башкир в Башкирской автономной советской социалистической республике (БАССР) и в постсоветской Республике Башкортостан: Р.Р. Вахитов проживает и работает в Уфе.
Из тех ресурсов, которые башкиры получили от центральной власти, что и позволяет говорить о них как об этносословии, были следующие.
1. Право на пользование родной башкирской землей. В советское время она была через колхозы передана в пользование башкирам-сельчанам, поскольку башкиры в БАССР, в отличие от русских и татар, были заняты в основном в сельском и лесном хозяйстве.
2. Право на развитие родной культуры (национальный театр, школы, газеты и журналы, книгоиздательство, студенческий и аспирантский набор в центральные вузы и т.д.).
3. Государственная поддержка башкир на идеологическом уровне, создание положительного образа башкир в официальной пропаганде, осуждение оскорблений башкир и их культуры.
4. Право на создание национальных моноэтничных вооруженных формирований в случае большой оборонительной войны. Примером является создание башкирской кавалерийской дивизии в годы Великой Отечественной войны. Целевым использованием этого ресурса считалась борьба с врагом и защита всей Родины (а не только малой Родины башкир) и государства.
5. Одним из главных ресурсов, дарованным Советским государством башкирам, был административный ресурс. Пропаганда представляла это как осуществление права башкирского народа на самоопределение, которого башкиры были лишены в дореволюционный период. В данном случае речь идет о праве башкир занимать
определенные должности в партийном и советском аппарате (как правило, башкир был первым секретарем комитета, а русский или татарин - вторым). Это было очень важным стимулом для любого башкира, поскольку он знал, что он благодаря этому может рассчитывать на определенный карьерный рост. Однако это накладывало и обязанность - повышенной лояльности по отношению к Советскому государству и публичное, подчеркнутое осуждение «башкирского национализма».
Особое внимание в книге уделено вопросу, были ли в Советском Союзе нации. На положительном ответе на этот вопрос особенно настаивают сторонники этноконструктивизма. Однако на примере анализа теории Бенедикта Андерсона Р. Вахитов показывает, насколько ошибочно была интерпретирована данная концепция сторонниками конструктивизма в России. Согласно Б. Андерсону, возникновению (воображению) наций в Новое время препятствовали три обстоятельства:
1) наличие сакрального языка, связывающего представителей интеллектуальной элиты, имеющих разное этническое происхождение;
2) представление о том, что власть естественным образом принадлежит не народу, большинству, а одному лицу или группе лиц, причем все это имеет обоснование;
3) представления о времени как сплаве истории и космологии, где события - проявления священных первособытий.
По поводу первого обстоятельства Р. Вахитов отмечает, что в СССР таким квазисакральным языком был русский, который во многом воспринимался как язык коммунистической идеологии. Он был официальным языком партии, и функционеры партии в союзных и национальных республиках обязаны были говорить по-русски, а незнание русского языка фактически закрывало карьерный рост. Кроме того, Вахитов весьма тонко отмечает то обстоятельство, что, хотя советская власть заботилась о развитии и даже создании литератур нерусских народов СССР, но философии на национальных языках не было. Все философы Советского Союза, независимо от того, кем они были по этническому происхождению и где жили, писали свои работы и общались на встречах, конференциях и «круглых столах» на русском языке. «Русский язык для
советских философов выполнял ту же роль, что и латынь для философов-схоластов средневековой Европы» (с. 24).
Автор отмечает, что советские механизмы модернистской этносословности, конечно, не были идеальными. Ведь националистические тенденции, подточившие их, начали проявлять себя еще задолго до 1991 г. В контексте уже начавшейся новой сборке евразийского пространства речь не должна идти о прямом воссоздании этих механизмов. Однако сейчас уже можно констатировать, что попытки существования врозь в виде своеобразных национальных государств провалились (особенно ярко это видно на примере Украины, где политика в духе «Украина для украинцев» привела к гражданской войне и частичному распаду государства). Провалились также попытки провести модернизацию постсоветских государств по либерально-капиталистической модели. Р. Вахитов считает, что в скором будущем всему евразийскому пространству (видимо, за исключением центральной и западной частей Украины, а также стран Балтии) предстоит в той или иной форме объединиться перед лицом внешних и внутренних угроз в некую конфедерацию и выработать новые механизмы ненационалистической и некапиталистической модернизации. В этом случае советская этническая политика может явиться важным и ценным опытом, который можно и нужно изучать.
Р. Вахитов также специально разбирает неприменимость и неприемлемость в российских условиях идеологии как этнического национализма (государство создается как выражающее волю и в интересах одного, определенного этноса), так и национализма гражданского. При этом он отмечает, что альтернатива «этнический или гражданский национализм» является на самом деле ложной. Политическая история, например Европы, убедительно демонстрирует, что это две стадии развития одного и того же феномена. И дело не только в том, что этнический национализм предшествует по времени гражданскому, что, прежде чем стать гражданскими, нации Запада были сначала этническими. Дело в том, что гражданский национализм является модификацией этнического национализма, а гражданская нация - модификацией нации этнической.
В российских условиях русский этнонационализм (на элементарном уровне его выражает лозунг «Россия для русских») по достаточно очевидным причинам грозит межэтническими столкно-
вениями и войнами, а также распадом России. В нашей стране проживают более сотни народов, и для кавказских, татарских, якутских и иных националистов установление русского национального государства послужит сигналом для активной борьбы за отделение и независимость. В то же время, как пишет Р. Вахитов, «очевидно, что проповедь гражданского российского национализма встретит и встречает у представителей нерусских этнических групп в России такой же отпор, как и проповедь этнического русского национализма. С точки зрения интересов нерусских народов России принципиальной разницы между проектом русского этнона-ционализма и российского гражданского национализма нет, второй есть лишь смягченный вариант первого.
Другое важнейшее обстоятельство, которое препятствует принципам гражданского национализма в России, то, что «в рамках нации в принципе невозможны национально-территориальные образования вроде автономных республик, областей и округов. В таком государстве гражданской нации, как США, нет Ирокезской автономной республики и Делаварского автономного округа, равно как и во Франции нет Бретонской республики и Гасконского национального округа» (с. 114). Таким образом, как считает автор, движение России к любой форме национального государства чревато внутренним расколом и гражданским противостоянием, возможно, даже вооруженным. Как говорит Р. Вахитов, «эскалация национализмов - это движение к балканизации евразийского пространства» (с. 72).
Настоящей альтернативой проектам как этнического, так и гражданского национализма Вахитов считает имперский проект. Он оговаривает, что слово «империя» с советских времен вызывает у многих негативные ассоциации, так как официальная советская идеология осуждала империи и империализм как форму эксплуатации великими «историческими» нациями малых, «неисторических» народов и противопоставляла империи идеал свободного содружества народов и наций в виде Советского Союза. Однако такой свободный союз, конечно же, представляет собой не что иное, как красивую утопию, и сам СССР был тоже своеобразной империей, правда, принципиально отличной от капиталистических империй Запада. Эксплуатация одними народами других - специфическая черта не империй вообще, а колониальных западных империй Но-
вого времени. Однако в мировой истории имелось множество империй, в которых все обстояло иначе - политическая элита представляла собой наднациональное образование, куда могли инкорпорироваться представители самых разных народов. У таких империй источником высшей власти является не сообщество унифицированных граждан, а суверен, который является носителем и воплощением имперской идеи, а народы, входящие в империю, обладают определенной самостоятельностью, могут жить по своим законам и обычаям и пользоваться благами самоуправления, если это не противоречит достаточно гибкому имперскому закону. Правда, имперская власть наделяет народы не только правами, но и обязанностями (гласными и/или негласными), и, таким образом, империя представляет собой нечто вроде организма, в котором каждый народ имеет свою функцию. Поэтому империя не предполагает ассимиляции входящих в нее народов (иначе она превратилась бы в культурно гомогенную нацию).
Вспомнив известную поговорку «империя - это мир», Вахи-тов говорит, что Россия сотни лет жила как государство, где сосуществовали более сотни разных народов именно потому, что она была империей. И сейчас нужно империю восстанавливать, поскольку в нынешнем виде она больна, лишена своего стержня -имперской идеи, деформирована западническими институтами и стереотипами. По мнению автора, только сообща русский народ и другие народы нашего государства могут выйти из этого кризиса, а единство их возможно только в рамках империи. Любой же националистический проект, этнический или гражданский, приведет к разрыву между народами и их медленному умиранию поодиночке.
Ю.В. Пущаев
2018.01.023. ЕВСЕЕВА Я.В. СОЦИОЛОГИЯ ЛЮБВИ. (Обзор).
Ключевые слова: любовь; социология; сексуальность; брак; поздний модерн; Э. Гидденс.
Социология любви - новое исследовательское направление, и еще трудно говорить о вполне оформившейся дисциплинарной области с таким названием; скорее можно говорить о разнообразных социологических исследованиях феномена любви, но количество таких исследований неуклонно растет.
