CC BY
59
фы об Октябрьской революции», Н.Я. Лактионовой «Демонизация Октября как технология разрушения страны».
В.М. Шевырин
2018.01.003. НАЗАРЕНКО КБ. БАЛТИЙСКИЙ ФЛОТ В РЕВОЛЮЦИИ. 1917-1918 гг. - М.: Эксмо: Яуза; СПб.: Якорь, 2017. -448 с.
Ключевые слова: Россия; революция, 1917-1918 гг.; Балтийский флот.
Монография профессора исторического факультета СПбГУ, д-ра ист. наук К.Б. Назаренко посвящена политической роли Балтийского флота в революционных событиях осени 1917 - весны 1918 г. Рассматриваются процессы зарождения политического влияния матросов и офицеров. Из числа представителей Балтийского флота выделяются две символические фигуры - матрос Павел Ефимович Дыбенко и капитан I ранга Алексей Михайлович Щастный, которые занимались политической пропагандой, исходя из собственных представлений о благе Отечества и долге моряка. Исследование написано на основе неопубликованных архивных материалов (РГА ВМФ), обнародованных нормативных актов, мемуарных источников, периодики.
Книга состоит из введения, семи глав («Матросские кадры Первой мировой войны», «Офицерские кадры Первой мировой войны», «Моряки после Октября», «Политический портрет», «От Февраля к Октябрю», «Расцвет флотской демократии», «Спад флотской демократии»), заключения, приложений, аннотированного списка персоналий, списка источников и литературы.
Автор отмечает, что до февраля 1917 г. в русском флоте существовал самый длительный срок в мире службы по призыву -семь лет до 1907 г., а затем - пять лет. Призыв происходил по достижении возраста 22 лет. Но во время Первой мировой войны проходили и досрочные призывы. Большинство матросов дореволюционного флота были выходцами из деревни, но необязательно крестьянами. По данным на осень 1913 г., уровень грамотности новобранцев был очень высок - 76%. Кроме того, во время Первой мировой войны русский флот значительно вырос: с 53,4 тыс. нижних чинов накануне войны до 137,2 тыс. к 1917 г. После Февраля
для матросов вводились выплаты за исполнение дополнительных обязанностей. Происходило выравнивание окладов матросов и высокооплачиваемых специалистов. Ответственность матросов за многие преступления смягчалась. Автор утверждает, что в результате Февральской и Октябрьской революций матросы «добились не только полного уравнения в правах с офицерами, но их положение стало даже в чем-то более привилегированным, чем у бывших господ» (с. 42).
Строевых офицеров флота России до Первой мировой войны готовил Морской кадетский корпус (МКК). По происхождению они были сыновьями флотских офицеров или потомственных дворян. После русско-японской войны в МКК начали принимать сыновей всех офицеров морского и военного ведомств, сыновей лиц с высшим образованием, священников и гражданских чиновников не ниже восьмого класса. Единственным ограничением было обязательное христианское вероисповедание абитуриентов. Жесткий сословно-профессиональный отбор действовал на протяжении многих лет. Лишь накануне Первой мировой войны на флоте стали появляться мичманы, принятые в корпус на более либеральных основаниях. В годы Первой мировой войны создавались учебные заведения военного времени, например, Курсы гардемарин флота, Школа прапорщиков флота, Школа прапорщиков по адмиралтейству и др. Материальное положение офицеров до революции было стабильным и обеспеченным. По мнению автора, жалобы на сложное материальное положение офицеров армии и флота в начале XX в. были связаны не с размером жалованья офицеров, а с тем, «что их стандарты потребления были весьма высокими» (с. 115).
15 декабря 1917 г. был подписан декрет «Об уравнении в правах всех военнослужащих», согласно которому были отменены военные звания (солдатские) и чины (офицерские), ордена и денщики. Однако, как отмечает К.Б. Назаренко, такое положение «не вызвало массового бегства офицеров с флота» (с. 134). Позднее была упразднена выдача денежных наград. Для всех категорий военнослужащих денежное довольствие начислялось теперь по единой схеме (оклад+прибавка, именовавшаяся «регулятором дороговизны»). От изменения размеров окладов «больше всего выиграли матросы», причем «чем ниже было служебное положение матроса, тем больше он выигрывал» (с. 138).
Политический портрет русского морского офицерства определялся принципом нахождения армии и флота «вне политики». На это, в частности, указывало лишение военнослужащих избирательных прав на выборах в Думу и земства. В 1905 г. вышел приказ, запретивший военным «принимать участие или присутствовать в скопищах, сходках или манифестациях...» (цит. по: с. 151). Морской корпус отличался монархически окрашенной аполитичностью. В то же время в Отдельных гардемаринских классах встречались представители революционно настроенной молодежи, а среди офицеров запаса были профессиональные революционеры, такие как С.А. Гарфилд (Гарин). Автор утверждает, что офицеры «не интересовались политикой в смысле участия в деятельности парламентских партий, тем более совсем молодые офицеры» (с. 152153). Они надеялись на то, что положение офицерского корпуса останется неизменным при любом государственном строе. В то же время высказывание военными своего мнения по политическим вопросам было формой давления на власть, поскольку она «не может не учитывать фактор вооруженной силы» (с. 164). К подобным случаям относится идея Морского штаба Верховного главнокомандующего провести в премьеры морского министра И. К. Григоровича, которую довели до Николая II.
На поведение матросов во время революции оказала влияние господствовавшая в дореволюционном флоте дисциплинарная практика. Те формы, в которые облекалась дисциплина царского флота, были в значительной степени унаследованы от крепостнического времени и воспринимались матросами как унизительные. Ненормальность старых форм проявлялась, в частности, в разных наказаниях, которые налагались на офицеров и матросов за одинаковые преступления. Для нижних чинов существовали также сложные правила чинопочитания. Интересно, что резкая грань между офицерами и матросами не считалась последними унизительной до начала XX в. Все изменили русско-японская война и революция 1905 г. Контр-адмирал советского флота В. А. Белли полагал, что на парусно-паровых судах с устаревшей техникой «взаимоотношения офицеров-дворян и матросов-крестьян были сходны со взаимоотношениями помещиков с крестьянами.» (цит. по: с. 169). В начале XX в. у моряков росло чувство собственного достоинства. Дворянство стало терять ореол избранности в глазах выходцев из низших
сословий. Лидерами в кубриках были матросы из рабочих, которые под воздействием пропаганды на заводах и фабриках были революционно настроенными. Тем не менее большинство русских матросов во время Первой мировой войны не задумывалось о политике. Но существовало меньшинство, которое «рассуждало о путях развития страны и пыталось повлиять на них» (с. 179).
Февральская революция произвела особенно сильный эффект на Балтийском флоте, где прошли расправы над несколькими десятками офицеров. Число их жертв было сопоставимо с потерями офицерского корпуса за всю Первую мировую войну. Поводом для широко известной вспышки насилия в Гельсингфорсе и Кронштадте стала задержка командованием Балтийского флота информирования команд о происходящем в стране. Так, например, задержку публикации манифеста об отречении Николая II матросы восприняли «как признак закулисных интриг, которые ведет командование» (с. 184).
4 марта 1917 г. матросские делегаты, собранные командующим Балтийского флота, потребовали уважительного отношения офицеров к матросам, обращения к ним на «вы» и т.д. В тот же день были сформулированы политические требования моряков, в числе которых были: присоединение к мнению Совета рабочих депутатов, предоставление полных гражданских прав нижним чинам, ответственность перед законом в одинаковой степени как нижних чинов, так и офицеров и т.п.
После Февральской революции руководство русского флота отказывалось от любых выступлений против «врага внутреннего». Однако июльские требования Временного правительства прислать в Петроград четыре эсминца поколебали «политическую автономию» флота. Не выполнивший приказ командующий Балтийским флотом Д.Н. Вердеревский был снят со своего поста и отдан под суд. Когда власть полностью перешла к Временному правительству, оно попыталось установить собственные порядки в морском ведомстве. Многие адмиралы и генералы были отправлены в отставку, а командующий Балтийским флотом А.М. Нелепин был убит. К октябрю 1917 г. флотский генералитет обновился на четверть. Морским министром впервые за всю историю России стало гражданское лицо - октябрист А.И. Гучков, вскоре смененный А. Ф. Керенским. Новым явлением в организации морского ведом-
ства стали многочисленные представительные органы. Так, например, 28-30 апреля 1917 г. был создан Центральный комитет Балтийского флота (Центробалт) как высший выборный революционно-демократический орган флота (председатель - большевик П.Е. Дыбенко). Его первый съезд прошел 25 мая - 15 июня 1917 г. Но только на втором съезде (25 сентября - 5 октября 1917 г.) были выдвинуты политические требования передачи земли крестьянам, демократического мира, рабочего контроля над производством и созыва Всероссийского съезда Советов. Именно в сентябре-октябре «достигла апогея поддержка большевиков матросами Балтийского флота, возглавляемых Центробалтом» (с. 205). А в наказе Центро-балта делегатам 1-го флотского съезда от 19 октября 1917 г. содержалось требование уничтожить коалиционное правительство и «взять власть в свои руки.» (выделено в документе. - Реф.) (цит. по: с. 207).
В день победы Октябрьского вооруженного восстания в Петрограде (26 октября 1917 г.) был образован Военно-морской революционный комитет (ВМРК). Член ВМРК Н.А. Ховрин вспоминал, что инициатива создания комитета исходила снизу - от матросов (с. 209). Одновременно создавался Комитет по военным и морским делам, который в ноябре 1917 г. был переименован в Совет народных комиссаров по военным и морским делам. Однако симпатии революционных матросов не были устойчивыми: они то выражали полную поддержку Советскому правительству и партии большевиков, то высказывались за необходимость заключения соглашения между всеми социалистическими партиями.
Одним из проявлений «матросской силы» был разгон Учредительного собрания моряками во главе с А.Г. Железняковым и П.Е. Дыбенко в январе 1918 г., существование которого, по мнению автора, не входило «в планы руководства большевиков» (с. 265). Центробалт же начал претендовать на то, чтобы диктовать свое представление о государственном устройстве правительству. Самостоятельностью и энергичностью отличались действия в руководящих флотских органах П.Е. Дыбенко. Он превратился в неуправляемого политического лидера, что решило его судьбу: Дыбенко был арестован и подвергнут суду в Москве. Впоследствии он вел подпольную деятельность на Украине и в Крыму, участвовал в Гражданской войне в качестве командира дивизии. Аресту под-
вергся и командующий Балтийским флотом А.М. Щастный. Он выдвинулся на первые роли в условиях борьбы с Германией. Под его руководством было заключено Гангэудское соглашение с немцами от 5 апреля 1918 г., по которому оставалась надежда сохранить за Россией те корабли, которые не смогут уйти из Гельсингфорса к моменту занятия города немцами. А.М. Щастный возглавлял Балтийский флот во время Ледового перехода из Гельсингфорса в Кронштадт в марте-мае 1918 г. В результате было спасено 236 кораблей и судов. В Петрограде звучали призывы вручить власть в городе лично А.М. Щастному. Однако он сделался неугодным властям, пытаясь провести в жизнь свои идеи о «натуральной власти», о тактике насаждения дисциплины и порядке взаимоотношений командного состава с некомандным на флоте и т.п. 27 мая 1918 г. Щастный был арестован, предан суду и 22 июня расстрелян.
Автор приходит к выводу о том, что Балтийский флот в революционное время оказался важным политическим фактором. «Как матросы, так и офицеры флота пытались влиять на ситуацию в стране доступными для них способами», - пишет К.Б. Назаренко (с. 342). Матросы действовали стихийно, но в данный исторический момент их активное меньшинство приняло деятельное участие в революционных событиях. Офицеры же проявили меньшую политическую зрелость, чем матросы, и оказались «в хвосте» событий. Особенностью действий политически активного офицерства «было стремление подстроиться под стихийно-демократические настроения матросов и использовать их в собственных целях» (с. 347). Однако расстрел А.М. Щастного «означал крах надежд части офицерства на то, что им удастся сравнительно быстро повернуть революционный процесс в приемлемое для них русло» (с. 348). Что же касается судеб матросов революционного флота, то весной-летом 1918 г. бывшие матросы заняли командные должности в Красной армии или ушли в партийные органы власти.
Приложения к книге представляют собой публикации справочной информации о воинских званиях во флотах ведущих морских держав во время Первой мировой войны, окладах основного жалованья и морского довольствия нижних чинов и добавочном жалованьи нижних чинов флота Российской империи, основном обмундировании нижних чинов армии и флота того же периода,
денежном довольствии машинных кондукторов, жалованьи офицеров российского флота, окладах военнослужащих Красного флота (с февраля 1918 г.) и т.п.
О. В. Бабенко
ОБЩИЕ ВОПРОСЫ
2018.01.004. СВЕШНИКОВ А.В. ИВАН МИХАЙЛОВИЧ ГРЕВС И ПЕТЕРБУРГСКАЯ ШКОЛА МЕДИЕВИСТОВ НАЧАЛА XX в. СУДЬБА НАУЧНОГО СООБЩЕСТВА. - М.; СПб.: Центр гуманитарных инициатив, 2016. - 415 с. - (МЕВ1АЕУАЬ1А). - Библиогр.: с. 368-404.
Ключевые слова: российская историография; научная школа как социальное явление; петербургская школа медиевистов; И.М. Гревс (1860-1941).
Монография д-ра ист. наук, профессора А.В. Свешникова состоит из предисловия, введения, четырех глав, небольшого раздела «Вместо заключения», приложения.
А.В. Свешников использует разные источники: опубликованные и неопубликованные работы И.М. Гревса (1860-1941), его учеников и историков изучаемого времени; изданные и архивные письма, дневники, воспоминания; архивные, официальные и делопроизводственные материалы и т.п.
Во введении историк поясняет, что «школу И.М. Гревса» он изучает при помощи историко-антропологического подхода, рассматривая ее как научное и социальное явление, профессиональное сообщество ученых, объединенных общей структурой. Школе присуща своя идеология, а ее членам - коллективная идентичность. В рамках школы существует набор общественных ролей и норм, «ритуальные» (без сакральной составляющей) практики. Как научное явление школа должна быть признана профессиональным сообществом (с. 37-39).
В первой главе «Иван Михайлович Гревс - создатель петербургской школы медиевистов» представлена краткая биография историка, охарактеризованы его основные работы, уделено внимание чертам его характера как основателя школы, педагога и наставника.
