CC BY
27
априори недостижимый, но не воспринимаемый ею в качестве такового сценарий.
В условиях, когда опыт противодействия структурному неравенству практически не репрезентируется в области современной поп-культуры, женщины оказываются склонны преувеличивать долю личной ответственности за недостаточно впечатляющие достижения на личном и карьерном фронтах. В конце своей монографии «Читая любовные романы», указывает автор, Дж. Рэдуэй обращается ко всем феминистским исследователям с вопросом: «Как научное сообщество может способствовать развитию стратегий такого протеста, который бы "развернулся в пространстве реальных социальных отношений, а не в идеальном мире воображения"»1? Настоящая статья, заключает Ш. Оргуд, представляет собой скромный вклад в решение этой задачи, которая и по прошествии более чем трех десятков лет с момента выхода в свет исследования Дж. Рэдуэй не утратила своей актуальности.
А.М. Понамарева
2017.04.014. ЧАТТЕРДЖИ Д. ГЕНДЕРНЫЙ ПРОФИЛЬ «ИСЛАМСКОГО ГОСУДАРСТВА»2 И ОПРЕДЕЛЕНИЕ РОЛИ ЖЕНЩИН. CHATTERJEE D. Gendering ISIS and mapping the role of women // Contemporary rev. of the Middle East. - New Delhi, 2016. - Vol. 3, N 2. - P. 201-218.
Ключевые слова: гендер; «Исламское государство»; феминизм; жертва; насилие; С. Раддик; агентность.
В настоящей статье Дебангана Чаттерджи (Университет им. Джавахарлала Неру, Нью-Дели, Индия) рассматривает организационную структуру «Исламского государства» (ИГ) сквозь призму гендерной социологии, пытаясь определить спектр ролей, который отводится женщинам в рамках этой террористической группировки. Ключевые вопросы своего исследования автор формулирует следующим образом: «Каковы особенности восприятия женщин в
1 Radway J. Reading the romance: Women, patriarchy and popular literature. -
Chapel Hill: Univ. of North Carolina press, 1984. - P. 220.
2
«Исламское государство» (ИГ) - террористическая организация, деятельность которой запрещена на территории большинства стран мира, в том числе на территории РФ с 2014 г. по решению Верховного Суда РФ. - Прим. реф.
ИГ?» и «Кем являются женщины "Исламского государства": активными действующими субъектами или жертвами, лишенными права голоса?» [с. 201-203].
В первой части статьи содержится описание ряда феминистских подходов к пониманию специфики женского поведения в условиях вооруженных конфликтов. Подчеркивается, что общим лейтмотивом работ теоретиков, стоящих на позициях культурного феминизма, является интерпретация войны как чего-то сугубо мужского и направленного на подавление антимилитаристского по своей сути женского начала. Данный тезис иллюстрируется цитатой из работы основателя и директора Образовательного центра по проблемам сохранения мира Бетти Риэрдон, которая отмечает, что «за последние несколько лет исследования того, как женщины познают мир, оценивают ситуацию и принимают решения, выявили, что, по крайней мере, в западных странах женский образ мышления отличается от мужского... Соответствующие феминные модусы анализа и устранения проблем могут быть освоены и применены как женщинами, так мужчинами; вследствие этого они... являются значимым фактором воспитания в духе сохранения мира»1.
Одно из характерных для культурного феминизма описаний фигуры «женщины мира» Д. Чаттерджи приводит, обращаясь к наследию известного американского философа Сары Раддик, автора научного бестселлера «Материнское мышление: К политике мира»2, полагавшей, что источником специфики «женской этики» является опыт женщины как матери - опыт беременности, рождения и воспитания детей. С. Раддик рисует фигуру «женщины мира» на войне как проявляющуюся в трех различных, но глубоко взаимо-
1 Reardon B.A. Women and peace. - Albany (NY): SUNY press, 1993. - P. 141.
В представлении сторонников Б. Риэрдон типично женскими качествами, противоположными маскулинным, являются взаимосоотнесенность, телесность (природность), сопереживание, доверие, отсутствие иерархии в отношениях (горизонтальные связи), стремление к радости, миру и жизни. - Прим. реф.
Ruddick S. Maternal thinking: Toward a politics of peace. - Boston (MA): Beacon press, 1995.
связанных ипостасях: «матерь скорбящая» (mater dolorosa), сторонний наблюдатель и миротворец1.
В первом случае женщины, ущемленные в праве на спокойное материнство, становятся воплощением страданий. Однако, оплакивая сопутствующие любому крупному вооруженному конфликту потери, они продолжают жить дальше, несмотря на ощущение боли и депривацию. При этом, как только женщины выходят на улицу и начинают публично говорить о своих утратах, из символа страданий они превращаются в активных участников политического процесса. Примером трансформации такого рода служит возникшее в начале 1990-х годов на Шри-Ланке движение «Материнский фронт». Его активистками стали женщины, чьи сыновья, братья, мужья, отцы пропали без вести в ходе гражданской войны. В основу идеологии объединения был положен образ «скорбящей матери».
В качестве стороннего наблюдателя женщина предстает случайным человеком на «мужской» войне. Особую озабоченность при этом вызывает тот факт, что женщины постоянно становятся объектами «маскулинных порывов» в конфликтных ситуациях.
Роль миротворца интерпретируется как органичная для женщины, обусловленная спецификой ее повседневной жизни. Ключевым элементом общепринятых норм женственности и воспитания в духе мира является неприятие любого насилия. Как указывает С. Раддик: «Отказ демонизировать или расиализировать врага, в сочетании с отказом подчиниться его или ее условиям, является основным достижением миротворчества»2.
Д. Чаттерджи обращает внимание на то, что выкристаллизовавшееся в культурном феминизме представление о конфликте как о чем-то мужском (из которого логичным образом вытекает заключение, что мир в основе своей имеет женскую природу), противоречит основам классической психоаналитической теории и устоявшемуся пониманию, что любой новорожденный есть по сути tabula rasa (чистый лист). Это противоречие заставляет автора за-
1 Ruddick S. Women of peace: A feminist construction // The women and war reader / Ed. by L.A. Lorentzen, J.E. Turpin. - N.Y.: New York univ. press, 1998. -P. 213-226.
2 Ruddick S. Op. cit. - P. 220.
даться вопросом: допустимо ли априори считать женщин более миролюбивыми, чем мужчин?
Рассматривая этот вопрос, Д. Чаттерджи ссылается на работу канадско-американского психолога Стивена Пинкера «Чистый лист: Отрицание человеческой природы в наши дни»1, который доказывает, что новорожденный не является tabula rasa, и уже в эмбриональный период зародыш получает генетическую информацию, которая накапливалась и обрабатывалась в процессе эволюции и в дальнейшем предопределит его характер и поведение на всю жизнь. Пытаясь прийти к разумному синтезу в полемике о «врожденном и приобретенном» с гарвардским психологом развития Элизабет Шпельке, С. Пинкер заявляет, что разница между мужчинами и женщинами «объясняется некоторой комбинацией биологических различий в типах темперамента и талантах в сочетании с особенностями социализации и общественного давления»2.
В современной феминистской литературе, подчеркивает Д. Чаттерджи, набирает обороты движение противников эссенциа-лизации гендерной идентичности и, в частности, представления женщин в условиях вооруженного конфликта исключительно в роли жертв последнего или образчиков миролюбия. Еще Джин Бетке Эльштайн в книге «Женщины и война»3 развеяла этот миф, показав и женщин - участниц сражений, и мужчин-пацифистов. Двойственность роли женщин на войне вскрыла Сима Шехават в работе «Женщины-комбатанты в условиях конфликта и мира» указав, что: «Они [женщины] дерутся, как мужчины и, следовательно, становятся защитниками и убийцами. В то же время они продолжают быть сиделками, воспитателями и помощниками для других. Таким образом, женщины-комбатанты переживают стихийную эмансипацию параллельно виктимизации в ходе конфликта»4.
1 Pinker S. The blank slate: The modern denial of human nature. - L.: Penguin books, 2002.
The science of gender and science: Pinker vs. Spelke: A debate. - 16.05.2005. -Mode of access: http://edge.org/event/the-science-of-gender-and-science-pinker-vs-spel ke-a-debate [Accessed 17.07.2017.]
Elshtain J.B. Women and war. - N.Y.: Basic books, 1987.
4 Shekhawat S. Women in conflict and peace-making: Introduction // Female combatants in conflict and peace: Challenging gender in violence and post-conflict reintegration / Ed. by S. Shekhawat. - N.Y.: Palgrave Macmillan, 2015. - P. 1.
Обрисовав существующий спектр феминистских исследований роли женщин в вооруженных конфликтах, автор приходит к выводу, что при обращении к данной теме необходимо учитывать влияние как естественных, так и социальных факторов, помня, что воздействие последних накладывается на уже существующий природный фундамент. На основании этого подхода она выделяет три типа феминной агентности, актуализируемых при попадании женщин в поле действия ИГ: жертвенность, сопротивление и насилие. Конкретные примеры по каждому из трех вышеназванных типов приводятся во второй части статьи.
Наиболее ярко в СМИ представлен образ женщины - жертвы ИГ. В статье упоминается материал журнала The Economist, в котором рассказывалось об адресованных боевикам ИГ советах идеологов движения забирать женщин вместе с награбленным, как добы-чу1. Сексуальное насилие в отношении представительниц езидов и других религиозных меньшинств на территории Ирака, Сирии и Ливии трактуется террористами как инструмент борьбы против «кафиров» (неверных). Грубейшие нарушения прав человека оправдываются пропагандистами ИГ необходимостью борьбы со «злом», которое, по их мнению, воплощается в западных ценностях.
Однако существует и другая категория женщин, которая стремится уйти от стереотипа «беспомощных» и берет в руки оружие, чтобы воевать против ИГ. Среди обособленных женских отрядов автор выделяет относительно молодое военизированное формирование «Силы женщин Эзидхана», образованное в 2015 г. с целью обороны общины езидов в Ираке, в частности в Синджаре. Основанием для появления данной группировки (первоначально в качестве спецоперации по борьбе с террористами ИГ в рамках женского подразделения «Сил самообороны Шангала») послужил факт многолетнего насилия со стороны исламистов в отношении местных женщин. Езидская фольклорная певица из Шангала Хате Шин-гали с разрешения властей Иракского Курдистана организовала езидский женский батальон, который находится в подчинении министерства Пешмерга и формируется из членов Демократической
1 To have and to hold: Jihadists boast of selling captive women as concubines // The Economist. - L., 2014. - Oct. 18. - Mode of access: https://www.economist.com/ news/middle-east-and-africa/21625870-jihadists-boast-selling-captive-women-concubi nes-have-and-hold [Accessed 17.07.2017.]
партии Курдистана (ДПК). Лозунг участниц батальона: «Они нас насилуют - мы их убиваем». Девушки поклялись уничтожать по меньшей мере десять боевиков в день, чтобы остановить геноцид ИГ [с. 208-209].
Последний, наиболее неоднозначный тип агентности женщины, «соприкоснувшейся» с ИГ, это роль террористки, преступницы, поддерживающей деятельность этой организации. По данным на 2015 г., к террористической группировке присоединились от 20 тыс. до 31 500 молодых мусульманок в возрасте 18-25 лет, причем 10% из них приехали из Европы, Северной Америки и Австралии1. В качестве причин, подталкивающих женщин к такому выбору, автор называет:
- притяжение революционных, утопических идей, транслируемых ИГ;
- кризис идентичности молодых мусульманок, вышедших из иммигрантской среды и столкнувшихся с противоречием между модернистскими ценностями западных обществ и традиционными устоями собственных семей;
- эксплуатация «романтики джихада», готовность одиноких и не слишком успешных девушек поверить в чистоту намерений «мужественных боевиков», предлагающих взять их в жены;
- активное использование социальных сетей, распространение информации на многих языках мира [с. 210].
В третьей части статьи приводится описание норм поведения женщины, предлагаемых идеологами ИГ в качестве образцовых. Д. Чаттерджи обращается к переводу манифеста «Исламского государства» о роли женщины в «халифате», подготовленному Фондом Киллиама, одним из ведущих аналитических центров по противодействию исламскому экстремизму и радикализации. Этот документ был выпущен 23 января 2015 г. и загружен на джихади-стский форум представительницами женской Бригады Аль-Хансы. Манифест утверждает, что главная женская роль - это мать и хранительница домашнего очага. Западные ценности, раскрепощающие и отвлекающие женщин от их божественного предназначения, резко осуждаются. Женщины должны быть защищены, так как вы-
1 Данные приводятся по: Zakaria R. Women and Islamic militancy // Dissent. -Philadelphia (PA), 2015. - Vol. 62, N 1. - P. 118-125.
нашивают и воспитывают будущих джихадистов. Брак - это обязательный институт для любой представительницы женского пола; для сохранения невинности рекомендовано выходить замуж в возрасте от 9 до 17 лет. Также подчеркивается важность получения девушками религиозного образования. В документе указываются причины, по которым девушки имеют право покинуть пределы дома, а именно: ради изучения богословия; обучения или лечения других женщин; вступления в борьбу в качестве джихадисток в моменты «отчаяния уммы». Д. Чаттерджи отмечает, что в тексте не содержится прямого указания на допустимость зверств в отношении женщин - представительниц религиозных меньшинств. Описывается лишь идеал набожной мусульманки. Тем не менее, полагает автор, не вызывает сомнений, что в рамках идеологии ИГ женщины воспринимаются в качестве репродуктивных машин или средств поднятия боевого духа боевиков [с. 211-212].
В четвертой части статьи проводится сравнительный анализ положения женщин в ИГ и повстанческом движении «Тигры освобождения Тамил-Илама» (ТОТИ). Отмечается, что с середины 1980-х годов в деятельность ТОТИ стало вовлекаться все больше женщин. Изначально они были представлены в таких сферах, как агитация, вербовка, уход за больными, но вскоре перешли к непосредственному участию в боевых действиях. В случае с ТОТИ основной причиной превращения женщин в комбатантов стала нехватка бойцов. В условиях длительного вооруженного конфликта «тигры» постоянно теряли большое количество мужчин, что вынудило их жен, матерей и сестер взять оружие в свои руки. Эта история в некотором смысле пересекается с выраженной в манифесте ИГ идеей о возможности прямого вовлечения представительниц «слабого пола» в войну в периоды «отчаяния уммы». Однако, с точки зрения гендерного профиля организационной структуры, ИГ и ТОТИ принципиально отличаются тем, что в движении «тигров» женщинам все же иногда удавалось занять руководящие должности и с их мнением приходилось считаться. При этом обе организации репрезентированы в публичном пространстве как воплощающие идеалы радикальной маскулинности и патриархальности [с. 213214].
В заключение автор подчеркивает ситуативность ролевой репрезентации женщин, оказавшихся в зоне действия «Исламского
государства». Соответственно, изучение поведения женщин в условиях вооруженного конфликта окажется практически полезным лишь в том случае, если оно будет проводиться с учетом их семейной истории, принадлежности к определенной религиозной или этнической группе, т.е. будет включать в себя анализ как врожденных, так и обусловленных социальным контекстом свойств.
Е.И. Вулах
