Научная статья на тему '2017. 04. 006. Олстон Р. Римская революция: смерть Республики и рождение Империи. Alston R. Rome’s revolution: death of the Republic and birth of the Empire. - Oxford: Oxford Univ.. Press, 2015. - 385 p. - bibliogr. : p. 373-378. - (ancient warfare and civilization)'

2017. 04. 006. Олстон Р. Римская революция: смерть Республики и рождение Империи. Alston R. Rome’s revolution: death of the Republic and birth of the Empire. - Oxford: Oxford Univ.. Press, 2015. - 385 p. - bibliogr. : p. 373-378. - (ancient warfare and civilization) Текст научной статьи по специальности «История и археология»

CC BY
215
44
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
РИМСКАЯ РЕСПУБЛИКА / РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ / РИМСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ / "АВГУСТОВ ПАРАДОКС"
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «2017. 04. 006. Олстон Р. Римская революция: смерть Республики и рождение Империи. Alston R. Rome’s revolution: death of the Republic and birth of the Empire. - Oxford: Oxford Univ.. Press, 2015. - 385 p. - bibliogr. : p. 373-378. - (ancient warfare and civilization)»

2017.04.006. ОЛСТОН Р. РИМСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ: СМЕРТЬ РЕСПУБЛИКИ И РОЖДЕНИЕ ИМПЕРИИ.

ALSTON R. Rome's revolution: Death of the Republic and birth of the Empire. - Oxford: Oxford univ. press, 2015. - 385 p. - Bibliogr.: p. 373-378. - (Ancient Warfare and Civilization).

Ключевые слова: Римская республика; Римская империя; римская революция; «Августов парадокс».

Монография Ричарда Олстона, профессора римской истории Лондонского университета, посвящена переломному периоду истории Древнего Рима - переходу от Республики к Империи, который вполне справедливо, с точки зрения автора, был назван в свое время Рональдом Саймом «римской революцией». В данной работе рассматриваются особенности данного феномена или то, что сам исследователь называет «парадоксами» римской революции, уделяя особое внимание одному из них - «Августову парадоксу». Книга состоит из 18 глав.

Сложность понимания римской революции, пишет Р. Олстон, отчасти объясняется тем, что современные историки склонны рассматривать политику в институциональных категориях. Соответственно, революции чаще всего трактуются как явления, связанные с трансформацией институциональных форм управления. Однако, как подчеркивает автор, римская революция не была институциональной революцией. С институциональной точки зрения к моменту смерти Августа в 14 г. н.э. в Риме императорском практически ничего не изменилось по сравнению с Римом республиканским. Не было и радикального изменения социальной структуры. И тем не менее Рим пережил революцию, суть которой, по мнению исследователя, состояла в трансформации политической культуры (с. 5). Но для того чтобы она произошла, потребовались длительные гражданские войны, террор и катастрофический политический провал традиционной элиты.

Центральными фигурами этой великой исторической трансформации являются Гай Юлий Цезарь и Октавиан Август. Попытка Цезаря установить режим, который мог в дальнейшем эволюционировать в монархию, закончилась неудачей, что, впрочем, не привело и к восстановлению Республики. Война, последовавшая за устранением диктатора, стала революционной войной, в ходе кото-

рой старый политический порядок был разрушен, а триумвират (союз трех вождей цезарианцев), опирающийся на армию, с точки зрения Р. Олстона, явился той формой, которую приняла римская революция (с. 13).

Начало кризиса Республики он связывает с подавлением руководимого братьями Гракхами движения за аграрную реформу. Распределение земли государством среди малоимущих граждан было традиционной чертой римской политической жизни. Обязанность граждан служить в армии соотносилась с правом на земельный надел, которое реализовывалось посредством постоянной военной экспансии и колонизации. Резкое сокращение колонизационной активности с середины II в. до н.э. нарушало эту взаимосвязь. Таким образом, Lex agraria Тиберия Гракха был призван всего лишь выполнить обязательства Римского государства перед своими гражданами. Убийство народных (плебейских) трибунов и многих их сторонников обозначило кризис политических традиций Рима и нарушение политического контракта между сенатом и римским народом (с. 33).

Разгром гракханского движения обнаружил склонность консервативного большинства римского сената использовать силу для подавления политических оппонентов. Но легитимизировав насилие в отношении собственных граждан в целях «защиты» Республики, они тем самым отождествили эту Республику с собственной политической гегемонией. И именно с таким подходом были вынуждены бороться Гай Марий, Юлий Цезарь и позднее Октавиан (с. 44).

Пример Мария впервые со всей очевидностью продемонстрировал, что харизматический, блестящий военачальник с большой степенью вероятности сможет заручиться поддержкой народа, тогда как традиционная аристократия, nobilitas, доверием у него не пользуется. И хотя победа Суллы заново утвердила с помощью террора политическое господство консерваторов в Риме, ограниченный масштаб сулланского урегулирования не устранил процессы, разрушавшие римское общество (с. 54). Тем не менее, несмотря на его поляризацию, римская политика оставалась скорее персональной и иерархической, чем идеологической.

Отсутствие четко оформленных группировок («партий»), объединенных на основе общих политических и экономических

интересов, объясняется, с точки зрения автора, отсутствием таких политических и общественных институтов, которые на современном Западе образуют то, что принято называть «гражданским обществом». Вместо институтов римляне использовали неформальные сетевые структуры, включавшие как представителей элиты, объединявшихся вокруг влиятельного политика и нередко связанных дружескими и родственными отношениями, так и примыкавших к ним лиц более низкого социального статуса. Наличие таких сетевых структур позволяло политической элите сохранять контроль над обществом, оставаясь при этом крайне гомогенной, враждебной аутсайдерам. Однако, как считает Р. Олстон, именно гомогенность римского политического класса, приверженного идее «равенства равных», придавала гражданским войнам в Римской республике особую ожесточенность. Тот, кто преступал ограничения существующего политического порядка, рассматривался как угроза этому порядку, т.е. статусу лиц, его представлявших (с. 60-61).

В республиканский период сетевые сообщества, как правило, представляли собой относительно небольшие и неустойчивые по составу группы «друзей», которые не располагали существенными материальными ресурсами. Единственным исключением были армии эпохи Поздней республики, но они формировались для проведения конкретной военной кампании. После ее завершения армия распускалась, и полководец, если он успевал стать популярным среди солдат, в лучшем случае мог рассчитывать на поддержку своих бывших воинов при голосованиях в комициях или в уличных стычках.

К концу республиканского периода военные сообщества становятся все более могущественной политической силой. Контролируемую Цезарем сетевую структуру составляли 50 тыс. воинов, служивших под его командованием. Но к ним следует добавить членов их семей, предпринимателей, поставлявших для армии продовольствие, одежду и снаряжение, а также торговцев, занимавшихся продажами в военных лагерях, перекупщиков рабов и, наконец, «офицеров», карьеры которых зависели от Цезаря. Такая структура, пишет автор, в перспективе могла стать патримониальной и установить почти монопольный контроль над государством и его ресурсами, маргинализировав оппозиционные группировки.

Однако если римские военные сетевые структуры потенциально могли стать основой политического доминирования, до II триумвирата ни одна из них не достигла степени устойчивости, достаточной для того, чтобы превратить кратковременный политический контроль в новую форму государственной власти. Без регулярного потока материальных ресурсов, проходящих через такую структуру, она быстро разлагалась, поскольку исчезала заинтересованность в ее сохранении. Но все это изменилось со смертью Цезаря.

Убийство диктатора в марте 44 г. до н.э. стало, как подчеркивает Р. Олстон, тем ключевым событием, которое привело римскую революцию в движение и внесло весьма важный пункт в список ее парадоксов: римская монархия оказалась прямым результатом наиболее знаменитой в римской истории попытки восстановить консервативный республиканский политический порядок. Очевидно, пишет автор, что Цезарь не был революционером и его действия не были направлены на то, чтобы установить «новый порядок». Предпринимаемые диктатором меры скорее имели целью примирение и, по-видимому, создание такой системы, посредством которой он мог продолжать пользоваться властью в рамках республиканских политических традиций, включая ту же libertas. Убийство, таким образом, явилось крайне экстремистской реакцией сенаторской элиты на политическое доминирование Цезаря, нисколько не оправданной его конкретными шагами. Предводитель «освободителей» Республики от власти «тирана», Марк Юний Брут, действовал, скорее сознательно имитируя поступок своего мифического предка, положившего конец правлению царей в Риме, чем руководствуясь реалиями современной ему политической жизни. Мысля традиционными категориями, сенаторы не замечали происходившего на их глазах изменения баланса сил, полагая, что способны контролировать солдатскую массу. Однако убийство харизматического вождя создало пропасть между сенатом и легионерами Цезаря. Фактически по инициативе солдат и в их интересах был оформлен союз трех лидеров цезарианцев. Легионы Октавиана, Марка Антония и Марка Лепида взяли под контроль Римское государство и в течение десятилетия роль воинов стала ведущей в революционных переменах (с. 122-124). Время II триумвирата, пишет британский исследователь, представляет собой продолжительный период насилия и перераспределения богатства в римской Италии в ре-

зультате репрессий, направленных против аристократии, и в ходе основания колоний ветеранов и наделения их землей за счет экспроприации прежних собственников. Концентрация в руках триумвиров гигантских материальных ресурсов принесла стабильность подчиненной им военной структуре. «Революционное правительство» сокрушило оппозицию, убив множество своих противников и возвысив собственных сторонников преимущественно из числа воинов. В 40 г. до н.э. у власти были уже не только другие люди, чем четыре года назад, но и политический базис власти был иным, чем у сенаторов, управлявших Римом все предшествующие столетия (с. 237).

К 32 г. до н.э. Октавиан стоял во главе обширной и мощной патримониальной сети, которая включала воинов, ветеранов легионов, расселенных в городах по всей Италии, и римский плебс. Сенаторы, которые прежде коллективно доминировали на римской политической сцене, теперь оказывались причастны к реальной власти, лишь являясь членами этой сети в индивидуальном порядке. Таким образом, новая патримониальная сетевая структура не была только военным сообществом; в конечном счете она расширилась, включив многие другие элементы римского общества, и эта способность инкорпорировать различные группы лежала в основе ее успеха. Политическим достижением триумвиров, а позднее -Августа, была трансформация этой структуры из инструмента революционного мятежа в постоянно действующий механизм римской политической жизни (с. 336).

После победы над Антонием, в результате урегулирования 27 г. до н.э. Октавиан, ставший Цезарем Августом, предпринял меры по дальнейшей институционализации своей сетевой структуры и усилению ее могущества, закрепив за собой ключевые государственные активы, прежде всего армию, финансы и провинции Империи. И хотя институты оставались прежними, как и названия магистратур, на смену Республике пришло патримониальное государство.

Монархия Августа, отмечает британский исследователь, была столь же парадоксальным явлением, как и римская революция. Новый режим провозглашал восстановление старых идей, ценностей, моральных норм и моделей поведения. Проводимые реформы имели целью реставрацию, а не инновацию. Августова монархия

присваивала республиканское прошлое, чтобы легитимизировать свое существование. Современники, по-видимому, замечали фальшивый консерватизм режима и осознавали, что мир Августа является радикально новым. При этом, пишет автор, есть все основания полагать, что Август пользовался искренней поддержкой народа; плебс и солдаты вряд ли могли сожалеть об утраченной Республике. После десятилетий насилия и жестокости имперский режим, обеспечивший длительный период процветания, был воплощением мира и порядка.

А.Е. Медовичев

СРЕДНИЕ ВЕКА И РАННЕЕ НОВОЕ ВРЕМЯ

2017.04.007. МЕРФИ Н. ПЛЕНЕНИЕ ИОАННА II, 1356-1360: ОБРАЗ КОРОЛЯ В ПОЗДНЕСРЕДНЕВЕКОВЫХ АНГЛИИ И ФРАНЦИИ.

MURPHY N. The сарйуйу of John II, 1356-60: The royal image in later medieval England and France. - N.Y.: Palgrave Macmillan, 2016. - 132 p.

Ключевые слова: Столетняя война; Иоанн II Добрый; королевский статус; королевский двор.

Монография Н. Мерфи, старшего преподавателя Нортум-брийского университета (Великобритания), издана в выпускаемой издательством «Палгрейв - Макмиллан» серии «Новое Средневековье», публикаторы которой ставят своей целью отойти от традиционного «политико-социального» нарратива в изложении истории Средневековья, и посмотреть на известные исторические события в иной - мультидисциплинарной - перспективе. В центре внимания автора реферируемой монографии находится «хрестоматийный» эпизод из истории Столетней войны - пленение французского короля Иоанна II Доброго англичанами во время битвы при Пуатье 19 сентября 1356 г., в результате чего Иоанн три года, с весны 1357 г. по июнь 1360 г., прожил в Англии. В октябре 1360 г., после заключения договора в Бретиньи Иоанн вернулся к своим подданным, но в январе 1364 г., после того как его сын Людовик Анжуйский, оставленный в качестве заложника, бежал, нарушив условия договора, Иоанн добровольно вернулся в Англию, где и умер в апреле то-

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.