CC BY
11
ИСТОРИЯ ФИЛОСОФИИ
2017.03.039. ГРЕКО Л. САМОСТЬ КАК НАРРАЦИЯ У ЮМА. GRECO L. The self as narrative in Hume // Journal of the history of philosophy. - Baltimore, 2015. - Vol. 53, N 4. - P. 699-719.
Ключевые слова: Юм Д.; Макинтайр А.; самость; нарратив; наррация; лирический герой; персона; личность; душа; эго; гордость и стыд.
Преподаватель философии колледжа Мэнсфилд в Оксфорде Лоренцо Греко обращается к вопросу персональной идентификации Д. Юма в «Трактате о человеческой природе», в том числе к его самоопределению посредством авторского повествования. Используя выражение М. Скечтмэн (Schechtman) «конституирование самости», он показывает, что поставленный в первом томе трилогии вопрос «реидентификации» персональной идентичности, отличается от вопроса «характеристики», предлагающемся во втором и третьем томах. Автор начинает с рассмотрения юмовского понятия персональной идентичности, который Юм конструирует, используя философский эмпиризм, в первой книге и приложении, ставя вопрос определения личности как одной и той же в разные времена ее жизни. А затем выделяет наративный концепт самости, на котором основывается Юм, когда анализирует страсти и мораль как самосознание личностей, носителей черт, которыми они способны нравственно гордиться или которых могут стыдиться. И в конце концов завершает различением юмовского наратива самости от идеи «единства человеческой жизни».
По словам автора, в данном произведении, а также в «Моральных и политических очерках» и «Истории Англии» Д. Юм придерживается сентименталистской этики добродетелей, оценивая персоны скорее как доблестные и злонамеренные личности, чем хорошие и плохие в последствиях своих действий или хорошие
и плохие в принципах последних (с. 699). В первом томе трактата, по мнению Л. Греко, нельзя обнаружить сведений о личности самого Юма. Напротив, там опровергается существование целостной личности, разлагающейся на серию не связанных между собой восприятий и впечатлений. Как утверждает Греко, только рассуждая о человеческих чувствах и страстях, а также морали и политике, мыслитель знакомит читателя с собственным «эго» или лирическим героем, от лица которого ведется авторское повествование. Однако из этого нельзя сделать вывод, что шотландский философ противоречит сам себе. При подготовке первой книги он был еще не готов охарактеризовать себя в таком качестве - лирического героя авторского повествования. Только вторая и третья книги позволяют составить о нем представление как о человеке из плоти и крови и осуществить его моральную интерпретацию. В первом томе для характеристики особенностей личности в разные периоды жизни используется философский эмпиризм, а в последующих она, как фокус практических соображений, определяется с чувственной и этической точки зрения (с. 700). Авторское «эго» трактуется в качестве персоны, относящейся к сознательным людям, носителям нравственных качеств и поступков, которые являются предметами гордости или стыда. Данную концепцию затем дополнил и развил А. Макинтайр. Однако между ними существует целый ряд различий и несовпадений. Личности у Юма определяются как индивиды, персоны с предельно осознанными действиями и чувствами. Они состоят из разума и тела, являющихся источниками гордости и стыда. Философ заявляет о своем намерении определить «личность персоны» и «идею личности», соотносимую с собственным «эго» или другой персоной, а также «разум», «истинную идею человеческого разума» и «души». Он отвергает понимание личности как неизменяемой субстанции, способной обеспечить стабильную почву для существования, или «идеи субстанции», восприятие которой непостижимо для других. По Юму, так как восприятия (впечатления) разнятся между собой у отдельных людей и отличны от всех вещей вселенной, можно считать их существующими отдельно. Это субстанции. Самого себя мыслитель отождествляет с собственными впечатлениями, а остальных представителей человечества считает букетами или собраниями разнообразных впечатлений / восприятий, постоянно изменяющихся и сменяющих друг друга
(с. 701). Проблему отрицания персональной идентичности Юм решает, предлагая различать личности, с одной стороны, когда речь идет о мыслях или воображении, и о чувствах (страстях) или заботах (беспокойствах) - с другой. Это отражает двоякое понимание человеческой природы в его одноименном трактате.
В первой книге Юм исходит из вывода о том, что лишь последовательные впечатления составляют сознание: именно в нем представлены все картины - их отображения - или материалы, его составляющие. Он предлагает различать «идентичность или самость», остающуюся неизменной и непрерывной в потоке времени, и «многообразие» - идею о существовании последовательных объектов, связанных отношениями подобия, смежности / близости или причинности. Ошибочно считать, что объект и субъект остаются неизменными во времени. Из потока впечатлений возникают такие понятия, как душа, самость и субстанция (с. 702), а через них объясняется понятие ошибки как таковой. Персональная идентичность в мыслях и воображении состоит в сложно составленной природе объектов, части которых со временем меняются. Каждый раз воображение исходит либо из того, что изменение мягко или постепенно и почти не воспринимается, либо из того, что частичные изменения ведут к общей цели. Такие объекты, как достраивающаяся церковь или текущая река, обладают несовершенной идентичностью, хотя при изменении частей кажутся одними и теми же. Это справедливо и в отдельных случаях персональной идентичности: воспринимаемое как неизменная реальность - лишь последовательность отдельных впечатлений, образующихся благодаря тенденции воображения описывать идентичность на основании отношений подобия и причинности.
Хотя Юм использует множество названий для персональной самоидентификации, связанной с мыслями и воображением: «эго», персона, душа, сознание / разум, - именно к последнему привлекается особое внимание. Разум / сознание - это множество различных, простых и идентичных впечатлений, объединенных определенными взаимоотношениями. Каждое впечатление отлично от другого и может считаться существующим независимо. Душа движется от субстанционального понимания себя к относительному, при котором самость воспринимается не просто как нематериальная субстанция, а эмпирически постигаемый разум / сознание, час-
ти которого устанавливаются пониманием. Подобно Т. Гоббсу и Дж. Локку до него (с. 703), Юм пытается определить необходимые условия для дефиниции личности / персоны как прежней по прошествии некоторого времени и, таким образом, признать ее обновление через какой-то временной промежуток. По словам автора, мыслитель выступает как приверженец редукции, позиционируя разум бестелесным и существующим только в потоке впечатлений.
В следующей главе Проблема приложения (с. 704-707) отмечается, что в приложении к первой книге Юм признает опасность, таящуюся в отрицании разума как неизменяемого субстрата. Проблема уже не в определении объекта, на который реагирует разум, организованный как субстанции, а в объяснении самосознания, т.е. в восприятии себя как субъекта. Сам философ признается в своей неспособности объяснить принципы, объясняющие последовательность впечатлений в мыслях или сознании (с. 704). По словам автора, читающие Юма могут решить, что либо он отрицал разум как «активное эго», либо что его философию не постичь и не объяснить без именно этого понятия. Субъект, воспринимающий впечатления как изолированные субстанции, отрицает самость персоны. Признание активного разума требует существования простой, продолжительной и идентичной себе субстанции, а это мыслитель отрицает в первой книге (с. 705). Автор считает, что Юм по новому определяет самость во второй и третьей книге трактата. Там, по словам М. Скечтмен, он рассуждает не о том, что делает персону идентичной самой себе по прошествии времени, а о том, какие убеждения, ценности, желания и другие психологические особенности делают личность таковой (с. 706).
В главе «Самость гордости и стыда» (с. 707-710), самость Юма Л. Греко видит в сильных чувствах / страстях и переживаниях, являющихся источниками гордости и стыда. В рассуждениях философа о гордости вначале излагается их причина, затем соображение, что она доставляет удовольствие, далее - понимание связи между этим удовольствием и ощущением собственной личности и, наконец, ощущение гордости. Однако для Юма гордость и стыд не существуют вместе, а являются простыми и единообразными впечатлениями, и невозможно, даже используя множество слов, точно определить их. В силу их распространенности можно лишь сформировать идею о них без опасения ошибиться. Они ощущают-
ся немедленно даже тем, кто не обладает феноменологическим сознанием. Связь гордости, стыда и самость для философа (с. 707) -исходное свойство, качество или импульс, в постоянстве и стабильности которых в опыте невозможно усомниться. Некоторые исследователи утверждают, что гордость и стыд самости у Юма взаимосвязаны и логически невозможно осмысливать их по отдельности. Другие, разделяя эти понятия, видят их связь в исконной структуре человеческого разума. При этом философ не учитывает, что в разных культурах они - понятия эти - радикально разнятся, его описания - результат эмпирических наблюдений. Не бестелесный разум, как утверждается в первой книге, а самосознание генерируют гордость и стыд в отношении самих себя. Юм не ссылается на них как на «самость или последовательность взаимосвязанных идей и впечатлений», однако признает, что гордость и стыд влияют на воспоминания, как и на цели персоны, сохраняя сплоченное целое, ставшее бы в противном случае собранием разрозненных случаев.
Самосознание состоит в признании себя носителем благородных или низменных качеств, источников гордости или стыда и нравственной оценки окружающих, которые исходят из принципа симпатии. В этом смысле люди осознают себя как целостные индивиды (с. 708). Причинами доблести и порока становятся не только ментальные качества - мудрость, здравомыслие, ученость, храбрость, справедливость, целостность, но и связанные с телом - красота, сила, ловкость. Доблесть - это способность порождать любовь или гордость, порок - унижение или ненависть. Ментальные качества, перечисляемые Юмом, связаны с телесностью, так как предполагают восприятие людей в конкретных обстоятельствах. Здесь он фокусируется не на статусе личности, как разумной, а на «неметафизической личности», воспринимаемой как человеческий агент, сосредоточенный на практических соображениях - целях (с. 709). По мнению автора, когда речь идет о человеческой природе, именно чувственные и нравственные агенты обладают первостепенной важностью, проявляясь в поведении в обществе, делах и источниках удовольствия. Люди представляются не только как разумные, но и как общественные и активные создания. «Будь философом... но оставайся человеком», - призывает Юм. В этом отношении он, по мнению автора, придерживается максимы Гёте,
впоследствии принятой Бернардом Уильямсом: «Вначале было дело» (с. 710).
В главе Самость как нарратив у Юма (с. 711-714) автор полагает, что в соответствии с юмовским объяснением самости можно проследить связь событий прошлого и настоящего и защититься в будущем посредством представления себя как индивида со специфическими чертами, вызывающими гордость или стыд. Прошлый опыт отражается в человеческих историях, поскольку важен для осознания особенностей личности в настоящем и позволяет предвидеть последствия собственных побуждений в будущем.
Можно возразить: память способна сама по себе обеспечить необходимую преемственность индивидуального опыта и таким образом формирует личность. Однако одной ее недостаточно. В приложении Юм, рассматривая «принцип преемственности», объединяющей убеждения, не ссылается на память. Лишь глубоко личная память обеспечивает целостность и непрерывность существования единого агента. Для самосознания и выделения решающих моментов формирования личности только памяти, как способности философского осмысления, недостаточно. Требуется чувственный элемент. Гордость и стыд осуществляют чувственную корреляцию определенных моментов прошлого с личностью в настоящем, заставляя позитивно или негативно оценивать себя в прошлом и создавая определенное представление о себе как специфических индивидах в настоящем. Будучи приятными или болезненными сильными чувствами, они создают косвенную мотивацию при стремлении к целям, обеспечивая, по выражению Д. Деннетта, «центр нарративного притяжения» и позволяя видеть себя целостными самостями (с. 711).
Подобная ссылка на гордость и стыд заряжает концепцию Юма нормативной валентностью. Гордясь или стыдясь определенных моментов прошлого, человек отвергает или одобряет их, признавая своими интегральными частями в текущий момент. Цели и планы индивида на будущее зависят от того, каким он намерен стать. Эмоциональное признание прошлого - причина становления нас такими, какими мы являемся в настоящем. Чувственная оценка будущих целей - причина формирования личности в будущем. Гордость и стыд как оценочные моменты направляют жизнь в ту или иную сторону, присутствуя в качестве нормативных аспектов.
Данная модель интерпретации подобна моделям, используемым историками, биографами и беллетристами. По Юму, люди, руководствуясь целями и намерениями, ищут удовлетворение в чем-то, придающем ценность - значение - их существованию как агентов. Так, у писателя должны наличествовать сюжет или герой и связанность событий повествования, формирующие своего рода единство, сводящее их к единому плану или точке зрения и представляющее первоначальную цель автора. Существование ярких индивидуальностей, как и эпических трудов по истории и литературе, требует единства действия. Поступки людей от колыбели до могилы (с. 712) - единая цепь, из которой нельзя удалить ни единого звена, не влияя на остальные. Подобные повествования о людях в ситуациях, дающих возможность наблюдать себя со стороны как индивидов, осуществляются, так как люди являются объектами рассмотрения окружающих. По словам Юма, разумы людей - зеркала друг друга. Раз люди способны изложить о себе связную историю, их существование проявляется в форме нарративной идентичности, возможной благодаря отражению во множестве мнений, их касающихся. Одобрение или неодобрение окружающими формируют почву для принятия или отвержения представления о идее, которую мы имеем о себе. Благодаря взаимопониманию и симпатии мнения других людей включаются в мнение о самом себе, и можно оценить, нравится ли нет получившаяся в результате персона. Таким образом, появляется верное отображение собственного характера, а впоследствии и беспристрастное повествование о себе. Усваивая мнение тех, кого уважает или кем восхищается, когда суждение формируется из «общего и стабильного» или «распространенного» взгляда на нравственность, человек развивает доблестные качества и собственную личность. Симпатия распространяется не только от окружающих к нам самим, но и от нас самих к самим себе. Забота о будущем может трактоваться как симпатия к персоне, которох станет в результате человек, и к людям, на которых распространяются его цели. Именно благодаря симпатии он представляет себя в будущем (с. 713), еще не воплощенном, но интуитивно предчувствуемом. Таким образом, признаются мотивы, представляемые как долгосрочные цели, способные построить самость, т.е. нарративную идентичность, касающуюся того, чем персона гордится или чего стыдится.
В главе Макинтайр и целостность человеческой жизни (с. 714-717) автор утверждает, что Юм выдвигает нормативную концепцию персоны как нарративного «эго», под которым понимается повествовательная самость героя авторского повествования, а ее стержень - предметы гордости или стыда за свои характерные особенности, черты. Автор статьи сравнивает ее с подобной концепцией в коммунитаризме, в частности, у такого влиятельного автора, как А. Макинтайр, описывающего самость в терминах нар-рации. Однако, по мнению Греко, мнение о сходстве данных философов поверхностно. Первый - Макинтайр - утверждает невозможность основания собственной идентичности на психологическом континуитете, психологической преемственности, или ее нарушении. Для личности она заключается в единстве черт характера, так как человек в своих действиях, практиках и вымыслах - эссенци-ально «животное, рассказывающее истории», которые вдохновляются истиной. По его представлениям, характер не зависит от конкретного периода времени. Поиск целостности человеческой жизни заключается в поиске единства повествования о ней, нарративного единства (с. 714).
В эссе «Жизнь как повествование» Бернард Уильямс, критикуя точку зрения Макинтайра, замечает, что идея об обретении единства и значения человеческой жизни посредством ее пересказа заключает неверную мысль о изначальном обладании ею нарративной последовательности, хотя пересказанные истории и важны для понимания индивидуальной биографии. Для Макинтайра история жизни индивида встроена в жизнь общества, из которого тот извлекает свою идентичность, являясь носителем его традиций. У Юма, хотя личность, складывающаяся из нравственности и страстей, обладает прошлой историей, мотивами и целями, ее самоосознание всегда проявляется в конкретный текущий момент. Лишь настоящее обеспечивает твердую почву для реконструкции собственной временной последовательности. События распределяются благодаря ритму, приходящему из прошлого в настоящее и в будущее, определяя чувственное самосознание. У Макинтайра унификация самости определяется внешними условиями общества и традиций, а у Юма идет изнутри, от нравственности или через акты, вызывающие гордость и стыд. Повествование о себе (с. 715) постоянно открыто и может быть переписано в текущий момент. Автор считает
более реалистичной позицию Юма, признающую изложение истории жизни не обязательно единым и линейным, а скорее произвольным, состоящим из разрозненных эпизодов. Благодаря этой концепции можно разработать нравственную шкалу, определяющую людей как моральных агентов. Личность обретает единство в этической сфере через акты, предметы гордости и результаты симпатий, складывающихся между людьми в их жизнях. По Макин-тайру, «хорошее», «положительное», определяется традициями общества. Двигаясь от рассказа о собственной личности, этот философ парадоксально приходит к такому моменту, где она рискует исчезнуть. Рассказ же о себе, по Юму, не подразумевает заранее определенного плана жизни. Самость, идентичность, раскрывается через прошлое, обретающее значение в свете настоящего, а из него развивается будущее (с. 716). Таким образом, личность предстает во всей своей силе и могуществе, демонстрируя собственные нравственные качества.
В заключении (с. 717) Л. Греко констатирует, что Юм предлагает чувственную концепцию личности, обрамленную авторским повествованием о ней. Юмовский нарратив о себе подразумевает практическое понимание собственной личности и нравственного стержня, состоящих из добродетелей.
И.М. Цибизова
2017.03.040. ГЛАЗКОВ А.П. ЭСХАТОЛОГИЧЕСКАЯ ИСТОРИОСОФИЯ В РУССКОЙ РЕЛИГИОЗНОЙ ФИЛОСОФИИ: ОТ СЛАВЯНОФИЛОВ К «НЕОПАТРИСТИЧЕСКОМУ СИНТЕЗУ»: Монография. - М.: Кнорус; Астрахань: Астраханский университет, 2016. - 200 с.
Ключевые слова: эсхатологическая историософия; неопат-ристический синтез; индивидуальная аскетика; утопия; теократия.
Монография доктора философских наук Александра Петровича Глазкова посвящена рассмотрению процесса концептуализации основных идей эсхатологической историософии в русской философской мысли Х1Х-ХХ вв. и определению причины типологических различий между ее направлениями. Термином «эсхатологическая историософия» автор обозначает тип философии истории, который,
