CC BY
10
2017.03.011. ФЮРЕДИ Ф. МОРАЛЬНАЯ ПАНИКА И ЧТЕНИЕ: ПРЕЖДЕВРЕМЕННАЯ ТРЕВОГА ЭЛИТ ОТНОСИТЕЛЬНО МЕ-ДИАВОЗДЕЙСТВИЯ.
FUREDI F. Moral panic and reading: Early elite anxieties about the media effect // Cultural sociology. - L., 2016. - Vol. 10, N 4. - P. 523-537.
Ключевые слова: моральная паника; медиа; литература; газеты; элиты; медиавоздействие; чтение; романы; мораль; моральный порядок.
В статье социолога Фрэнка Фюреди (Университет графства Кент, г. Кентербери, Великобритания) представлен исторический обзор, посвященный моральной панике, возникающей с появлением новых носителей информации и медиа. Термином «медиа» Фю-реди называет все виды письменных и печатных носителей и средств коммуникации вне зависимости от их распространенности. Появление новых медиа, отмечает автор, воспринимается как угроза моральному порядку. В обзоре он фокусирует внимание на моральной панике, связанной прежде всего с письменностью и чтением.
Ключевая идея Ф. Фюреди заключается в том, что появление и распространение любого нового носителя информации связано с возникновением моральной паники у представителей элиты общества, выражающейся в тревожном ожидании негативного влияния на мораль. Автор считает, что такого рода настроения наиболее ярко проявились в XVIII-XIX вв. в Англии, поэтому именно к этому периоду он обращается в своей работе. Фюреди обобщает и систематизирует выводы значительного массива исследований медиа, а также использует анализ документов. Так, представленная в работе хронология исторических отсылок основывается на данных, полученных благодаря Google Ngram Viewer по термину «моральная паника».
По мнению автора, несмотря на то что один из основоположников профессиональной социологии Эмиль Дюркгейм представлял ее в качестве «науки о морали» (la science de la morale), в последние десятилетия в академическом сообществе эта «заповедь» классика не вспоминалась, а социологи предпочитали дистанцироваться от исследования морали и моральной природы социальных явлений. В современной социологии аргументация, основанная на морали, как правило, отвергается как наивная и ненаучная или вос-
принимается как риторический прием. Применительно к исследуемому понятию автор солидаризируется с позицией Д. Роу, который полагает, что из-за специфических коннотаций вокруг понятия морального сочетание прилагательного «моральная» с существительным «паника» обусловливает «уничижительное коннотативное измерение»1. Несмотря на это, Фюреди считает, что тема моральной паники и влияния, оказываемого медиа, требует изучения, а сам термин «моральная паника» - важная исследовательская категория. Моральная паника часто определяется как чрезмерная реакция на определенное происшествие или событие, однако, основываясь на работе английских социологов А. Макробби и С. Торнтон2, автор отмечает, что при изучении данного явления важно отслеживать, как именно в тот или иной момент конституируется моральная паника, а это в свою очередь непосредственно связано с существующими в конкретном обществе моральными конфликтами.
Говоря о моральном порядке, Фюреди определяет его как «глубинную структуру моральной жизни, посредством которой люди и сообщества понимают происходящее» [с. 524]. Кроме того, моральный порядок указывает на «латентные и, как правило, не проговоренные рамки авторитета, телеологии, антропологии и нар-ратива, которые имеют тенденцию определять значимый порядок и преемственность в культуре»3. В связи с этим автор рассказывает об истории использования термина «моральная паника». Его первое употребление в англоязычных публикациях обнаружено в 1830 г., хотя и в другом значении - это понятие обозначало религиозную дезориентацию индивида, и в дальнейшем на протяжении более чем 150 лет в основном оно использовалось в религиозном контексте. В современном значении этот термин был впервые применен в 1895 г. в связи с выходом в Канаде новых законов, регулирующих продажу алкоголя. Тогда было заявлено, что «запреты вызывали волну моральной паники» [с. 526].
1 Rowe D. The concept of the moral panic: A historico-sociological positioning // Moral panics, the media and the law in early modern England / Ed. by D. Lemmings, C. Walker. - Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2009. - P. 22-40.
McRobbie A., Thornton S.L. Rethinking «moral panic» for multi-mediated social worlds // British j. of sociology. - L., 1995. - Vol. 46, N 4. - P. 559-574.
Dill J., Hunter J. Education and the culture wars // Handbook of the sociology of morality / Ed. by S. Hitlin, S. Vaisey. - N.Y.: Springer, 2010. - Р. 288.
Автор также прослеживает эволюцию употребления понятия моральной паники в качестве социологической категории. Он начинает данный раздел с рассмотрения первоначального определения, представленного С. Коэном: «состояние, ситуация, в котором человек или группы людей воспринимаются и определяются как угроза существующим в обществе ценностям»1. С этим понятием работал также Ч.Р. Миллс, который подчеркивал, что воспринимаемая угроза общественным ценностям бросает вызов главенствующей системе смыслов и тем самым дезориентирует членов общества, а то, чувствуют ли члены общества себя дезориентированными, напрямую связано с противоречиями в существующей системе смы-слов2. Таким образом, подчеркивает автор, социологическое понятие моральной паники напрямую связано с идеями Миллса, поэтому исследования моральной паники позволяют «распутать паутину значений, через которые люди придают смысл своему опыту» [с. 524].
Далее автор пишет, что его исследование указанного исторического периода показало глубокую предрасположенность людей к моральной панике в отношении любого нового носителя информации и соответствующего вида коммуникации. Так, например, он утверждает, что исторический опыт тревоги и паники по поводу новых письменных носителей коммуникации напрямую связан с беспокойством по поводу сохранения существующего морального порядка.
Автор обращает внимание на то, что большое количество исследований медиа3 показывает, какую значительную роль они играют в производстве и воспроизводстве моральной паники. Однако часто в этих исследованиях роль медиа рассматривается односторонне - они воспринимаются как алармистский инструмент усиления того или иного послания, а не как само собой разумеющееся фокусирование на моральных вопросах. Фюреди утверждает, что порождение и продвижение так называемых «иррациональных страхов» - это только часть динамики и воздействия медиа. Крайне
1 Cohen S. Folk devils and moral panics: The creation of the mods and rockers. -
N.Y.: Psychology press, 2002. - Р. 1.
2
Mills C.W. The sociological imagination. - N.Y.: Oxford univ. press, 1959.
3
См., например: Critcher C. Critical readings: Moral panics and the media. -Maidenhead: McGraw-Hill education, 2006.
важно для понимания природы моральной паники, что в качестве угрозы существующему моральному порядку воспринимается не содержание того или иного медиасообщения, а сами медиа и их предположительно «токсичный эффект», оказываемый на мораль отдельных людей и целых сообществ [с. 526].
Опираясь на исследование К. Литтау1, автор отмечает, что с момента изобретения письменности, буквально каждое новое средство коммуникации становилось объектом подозрения со стороны представителей элит. Это беспокойство приводило к тревогам по поводу потенциального воздействия на моральное поведение их аудитории, так как каждое новое средство передачи информации создает способ коммуникации, с помощью которого может передаваться альтернативное моральное знание, и увеличивает вероятность непредсказуемых последствий для морального порядка. Обобщая множество исторических примеров, Фюреди утверждает, что, хотя академический интерес к воздействию медиа на поведение людей появился только в XIX в., это влияние всегда находилось под пристальным вниманием культурной, религиозной и политической элит. Например, было время, когда католическая церковь отстаивала идею о том, что массовый доступ к книгам и распространение чтения крайне опасны для общества, поскольку доступ больших групп людей к печатному слову может стать непосредственной причиной зарождения и распространения ереси.
Многие из тех процессов, которые касались книг и чтения, тем же образом относятся и к электронным средствам коммуникации. В знаменитой работе М. Маклюэна «Понимание медиа: Внешние расширения человека»2, по мнению Фюреди, понятие моральной паники было впервые связано с развитием новых медиа. Маклюэн обращал внимание на распространение страхов вследствие того, что электронные медиа могут угрожать моральному порядку, основанному на печатном слове (print-based moral order), вскрывая тесную взаимосвязь проблем медиа и общественной тревожности и напряжения.
Автор также ссылается на К. Дротнер, которая использовала термин «медиапаника» (media panic) в значении «паника по поводу
1 Littau K. Theories of reading: Books, bodies and bibliomania. - Cambridge
(MA): Polity, 2006.
2
McLuhan M. Understanding media: The extensions of man. - Cambridge (MA): MIT press, 1994.
медиа»1, для того чтобы подчеркнуть тенденцию, согласно которой изменения и инновации в сфере медиа приводят к вспышкам тревоги и страха по поводу их последствий. Такие реакции были особенно характерны для периода распространения массового издания и чтения книг в XVIII в. в Англии. Сначала в течение большей части XVIII в. сравнительно гомогенное медиаполе позволяло господствующей элите относиться к прессе скорее положительно, т.е. как к институту, который может осуществлять моральное управление и способствовать просвещению. Тогда считалось, что печатное слово могло воздействовать на существующие предубеждения и проявления невежества. Автор называет это время консервативным периодом прессы, когда ее отношения с населением и потенциальное влияние на него еще не было значительным. Практически до конца XVIII в. большинство публикаций в прессе основывалось на обще-разделяемом нормативном фундаменте; затем начался следующий период, характеризовавшийся тем, что публикации стали более разнообразными, общество - более поляризованным. Далее беспокойство относительно потенциальных моральных эффектов от них стало стремительно нарастать.
Коммерциализация публикаций в прессе, приведшая к возрастанию конкуренции, наряду с увеличивающимся объемом читающей публики поднимала новые вопросы, касавшиеся потенциальных эффектов медиа. Так, к концу XVIII в. в высших слоях как религиозной, так и светской публики назревала тревожность относительно возможности прессы насаждать то, что считалось аморальным. Автор утверждает, что те же самые опасения касались и художественной литературы, в особенности жанра романа. Например, моральная паника в связи с воздействием романа Г. Гёте «Страдания юного Вертера» была связана с восприятием этой книги как имеющей потенциальную возможность увеличить количество самоубийств среди молодых людей. Это была одна из первых моральных паник, возникших по поводу литературного произведения. Кроме того, важной особенностью этого периода автор статьи считает настороженность и озабоченность политической и культурной элиты стремительно растущим процентом читающих лю-
1 Drotner K. Dangerous media? Panic discourses and dilemmas of modernity // Paedagogica historica. - Gent, 1999. - Vol. 35, N 3. - P. 593-619.
дей. Автор полагает, что потенциальная массовая грамотность представлялась угрозой существовавшему моральному порядку.
Опыт ХУШ-Х1Х вв. показывает, что беспокойство поводу потенциального негативного влияния прессы и художественной литературы возникало до того, как появлялись любые из предвидимых последствий. На основе исследования крайне заряженного поля обсуждений вокруг вопросов массовой грамотности и популярной культуры Фюреди приходит к выводу, что ключевой причиной моральных паник было то, что моральный порядок воспринимался как нечто, способное предопределять существующие установки и поведение. Язык этих опасений оставался языком морали и этики, т.е. вопрос о том, что хорошо или плохо, был по сути вопросом добра и зла. Таким образом, среди представителей элит бытовала моральная паника по поводу того, что медиапотребление способно повлечь принятие индивидами «аморальных» решений. По мнению автора, для XVIII и XIX вв. характерно восприятие медиа со стороны религиозной, культурной и политической элит как угрозы их моральному авторитету и моральным ценностям в целом.
В XX в., по мнению автора, тенденция изменилась, поскольку в этой сфере произошел значительный сдвиг от морального дискурса к научному и медицинскому. Таким образом, панические реакции на медиа в XX в. стали фокусироваться на потенциальных угрозах, которые медиа несут физическому и ментальному здоровью читателя, нежели его морали, хотя такие тенденции наблюдались уже в конце XIX в.
Подводя итог, Ф. Фюреди отмечает, что его исследование морального дискурса, через который прорабатывались реакции на художественные произведения и публикации в прессе, показало, что эти реакции были в основном обусловлены желанием элит укрепить притязания на моральный авторитет. Эти реакции, по мнению автора, лучше всего объясняются с помощью понятия моральной паники, особенно если говорить о периоде печати конца XIX в. По мнению Фюреди, не существует достоверного подтверждения или опровержения того, что моральная паника оказывала ощутимое воздействие на реальное поведение людей, а также на их медиа-потребление, хотя в этом направлении возможны дальнейшие исследования. Однако, несмотря на описанные в работе явления, связанные с моральной паникой, с течением времени спрос на
