CC BY
127
ванию рукописей захватили в равной мере и греческую, и латинскую интеллектуальную элиту королевства. С другой стороны, как замечает исследовательница, сохранившиеся от рассматриваемого периода многочисленные греческие рукописи сочинений византийских и античных авторов опровергают расхожий тезис о том, что киприоты забыли о греко-византийских истоках кипрской культуры. Кипрские рукописи и описи фондов частных библиотек доказывают, что развитие кипрской культуры шло в русле как итальянской, так и византийской культурных традиций. Греко-византийское наследие, замечает автор, кроме того, повышало интерес к Кипру на Западе и одновременно приближало его к европейским гуманистическим ценностям.
С.В. Близнюк пишет, что развитие культуры и образования во многом способствовало изменению состава кипрской знати, появлению в ней семей греческого и сирийского происхождения, что привело в итоге к созданию общности людей, осознававших и позиционирующих себя как «киприотов» независимо от своего этнического происхождения.
З.Ю. Метлицкая
ИСТОРИЯ РОССИИ, СССР И ГОСУДАРСТВ ПОСТСОВЕТСКОГО ПРОСТРАНСТВА
2017.03.010-013. РЕФОРМЫ В РОССИИ С ДРЕВНЕЙШИХ ВРЕМЕН ДО КОНЦА XX в.: В 4 Т. - М.: РОССПЭН, 2016. (Сводный реферат).
2017.03.010. Реформы в России с древнейших времен до конца XX в.: В 4 т. - М.: РОССПЭН, 2016. - Т. 1: 1Х-ХУ11 вв. / Отв. ред. Данилевский И.Н. - 374 с.
2017.03.011. Реформы в России с древнейших времен до конца XX в.: В 4 т. - М.: РОССПЭН, 2016. - Т. 2: XVIII - первая половина XIX в. / Отв. ред. Каменский А.Б. - 429 с.
2017.03.012. Реформы в России с древнейших времен до конца XX в.: В 4 т. - М.: РОССПЭН, 2016. - Т. 3: Вторая половина XIX -начало XX в. / Отв. ред. Шелохаев В.В. - 765 с.
2017.03.013. Реформы в России с древнейших времен до конца XX в.: В 4 т. -М.: РОССПЭН, 2016. - Т. 4: 1917-1991 гг. / Отв. ред. Журавлев В. В. - 671 с.
Ключевые слова: Россия, 1Х-ХХ вв.; реформы; разработка реформ; реформы и власть; реформы и общество.
Настоящее многотомное издание посвящено комплексному изучению реформ в России за весь исторический период развития страны. Руководителем проекта является д-р ист. наук, проф. В.В. Шелохаев. В создании этого труда приняли участие многие известные российские историки.
В предисловии к изданию В.В. Шелохаев подчеркивает: «Авторы данного проекта исходят из общей теоретической и методической посылки, что реформы представляют собой историческое явление, имеющее в своей основе совокупность объективных и субъективных условий для их возникновения и последующей эволюции» (010, с. 7).
Исторический опыт проведения реформ в общем и целом убедительно показал, что если изменения соответствуют мировому тренду общественного развития, то они рано или поздно пробивают себе дорогу, невзирая на последующие «зигзаги» и «откаты». Учитывая роль властных элит в инициировании реформ «сверху», авторы проекта в то же время большое внимание уделяют анализу реформаторских импульсов, исходящих «снизу», со стороны общества. Несмотря на то что реформаторские инициативы, исходящие от общества, в подавляющем случае блокировались властными элитами, тем не менее последние вынуждены были так или иначе учитывать и принимать их во внимание. Начиная с середины XIX в. они были вынуждены привлекать к разработке реформ представителей общества, а в начале XX в. даже согласиться с введением законодательных представительных учреждений. Включенность в законотворческую практику представителей общества способствовала росту качественного уровня разрабатываемых реформ, повышению роли и ответственности общественных институтов.
Это - убедительное свидетельство зрелости российского общества, что, как представляется авторам проекта, еще недостаточно оценено в отечественной историографии. С другой стороны, в проекте показаны сложности и противоречия, которые были обуслов-
лены множественностью и разновекторностью моделей общественного переустройства России. По сути, в начале XX в. в России сложилась ситуация, когда комплекс реформаторских инициатив, исходящих от правящей элиты и представителей консервативных и либеральных кругов, оказывается в противостоянии с инициативами и практическими действиями, с которыми выступила леворадикальная часть российской общественности. Объективно назревали иные способы разрешения острых общенациональных конфликтов. Наличие дихотомии - реформа или революция - обусловило, с одной стороны, противоречивое желание правящей элиты либо ускорить реформаторский процесс (например, столыпинские реформы), либо его несколько притормозить, а в конечном счете и свернуть. С другой стороны, возросла интенсивность разработки противостоящих друг другу моделей общественного переустройства страны эволюционного и революционного характера. В результате неспособности правящей элиты реализовать реформистский вариант общественного преобразования Россия была втянута в стадию коренной революционной ломки всей системы политических, экономических, социальных, культурных отношений.
Подразделяя реформы на системные и структурные, авторы проекта стремились не только в пределах определенных исторических периодов, но и хронологически показать их преемственность или отсутствие таковой. В историографии проблема преемственности реформ специально не разрабатывалась. А это, в свою очередь, не позволяло должным образом оценить, в какой мере использовался опыт реформаторских наработок предшественников, включая зарубежных. Не было ясности относительно инициаторов реформ и их разработчиков. Продолжает оставаться дискуссионным вопрос о соответствии реформ конкретным историческим реалиям и их влиянии на дальнейшее развитие тех или иных сфер жизнедеятельности.
Авторы проекта считали необходимым обратить внимание на вопросы кадрового и финансового обеспечения реформ. Хорошо известно, что отсутствие необходимых кадров и должного финансового обеспечения обусловливало локализацию преобразований (например, земская и судебная реформы середины XIX в.), снижение их темпов, а то и постепенное свертывание.
Выделив четыре основных исторических периода, авторы проекта сосредоточили свое внимание на анализе наиболее важных реформ, затрагивавших интересы основной массы населения страны, отрасли экономики и социальной сферы, образования, науки и культуры, обороноспособности. В соответствующих вводных статьях к каждому тому дан развернутый историографический анализ изучения проблемы в каждый исторический период, что позволяет определить новизну и результативность проделанной авторами исследовательской работы. Читатель при этом включается в процесс поэтапного усложнения самой проблемы преобразований, начинает лучше осознавать увеличение их масштабов, а также степень вовлеченности в реформаторский процесс широких общественных кругов. В историографии вся (или почти вся) ответственность за реформирование страны традиционно возлагалась на правящую элиту. Учитывая данный исторический факт, авторы проекта большое внимание уделили анализу моделей преобразования России, предложенных общественному мнению представителями различных направлений общественной мысли, включая и деятелей российской эмиграции.
Разрабатывая проблему реформ, авторы считали актуальным поставить вопрос об их «цене». Планируя реформы, не только монархическая власть, но и общественные силы далеко не всегда задумывались над «ценой» реформ, считая главным не повышение «качества жизни», а прежде всего упрочение собственного властного положения (самодержавие) или получение власти (общественные силы). В этих случаях «реформы приводили не к стабилизации в стране, а, наоборот, к росту социальной напряженности в обществе» (010, с. 12).
Первый том включает в себя предисловие, введение, восемь глав («Первые реформы Древнерусского государства»; «Реформы в русских землях и княжествах Х11-Х111 вв.»; «Реформы в ордынской Руси»; «Реформы второй половины XV - начала XVI в.»; «Реформы середины XVI в.»; «Русское государство и общество в годы Смуты: реставрация "старого порядка" и реформы»; «XVII столетие в контексте российских реформ»; «Век новшеств») и заключение.
В предисловии И.Н. Данилевский пишет, что к существенным признакам, позволяющим отличить реформы от деклараций, не получивших реального воплощения, можно отнести следующие:
1) такие трансформации должны были происходить по инициативе «сверху»;
2) они должны были затрагивать всю подвластную правителю территорию;
3) источники должны сохранить хотя бы косвенную информацию о том, что провозглашавшиеся изменения действительно проводились (010, с. 17).
По существу, вся история «реформ» допетровской Руси является лишь предысторией реформ «настоящих» - продуманной системы мер, которые могли бы изменить существующие государственные и финансовое структуры, повседневную жизнь в определенном направлении. До начала XVIII в. мы можем наблюдать лишь попытки трансформаций. Они были призваны вернуть государство к «истокам», возродить «старину». Медленный, зачастую противоречивый процесс кристаллизации и реформирования государственных институтов Древней Руси не был, да и не мог быть до конца осознан самими «реформаторами». Это были чаще всего спонтанные решения, не столько направленные в будущее, сколько призванные более или менее рационально ответить на вызовы времени, скорректировать ситуацию так, чтобы вернуть исконное положение дел. Это был путь проб и ошибок, интуитивных поисков, которые заставляли повторять пройденное, вступать в противоречие с только что принятыми решениями.
В то же время были заложены основы новых государственных структур, отработана система принятия решений и созданы механизмы, способные проводить их в жизнь, появились институты контроля над осуществлением на местах новаций, предложенных центром. Колоссальный «скачок», совершенный страной на рубеже XVII-XVIII вв., был бы невозможен без этих столетий поисков и находок, верных решений и ошибок. К началу правления Петра I Россия подошла готовой к тем изменениям, которые мы наблюдаем в XVIII в.
Социально-психологическая почва для преобразований была подготовлена: безусловная и непререкаемая власть государя позволяла ему принимать любые решения и добиваться их исполнения, не считаясь с той ценой, которую за это заплатит общество; и главное -эта цена беспрекословно принималась населением как должное.
Второй том охватывает период с конца XVII до середины XIX в. и включает в себя введение, пять глав («Реформы Петра Великого»; «Реформы и реформаторы "эпохи дворцовых переворотов"»; «Реформы второй половины XVIII - начала XIX в.»; «Реформы первой четверти XIX в.»; «Реформы второй четверти XIX в.») и заключение. Именно в этот период понятие «реформа» приобретает в России принципиально новое значение, становясь, с одной стороны, неотъемлемой частью политической и социальной жизни страны, а с другой - полем битвы различных политических сил (консерваторов и либералов, западников и славянофилов). Различия в отношении к реформам приобретают мировоззренческий характер, за которыми стоят разные представления о путях развития России, ее исторической судьбе и историческом предначертании. Отношение к проблеме реформ представителей власти, их решимость в проведении преобразований, способность рисковать и брать на себя ответственность в значительной мере определяли темпы развития страны.
В первой главе рассматриваются реформы Петра Великого -государственного управления, социальной сферы, юстиции, экономики, военная, церковная, преобразования в сфере бытовой и духовной культуры - и основные итоги Петровских реформ. Подчеркивается, что в результате реформ Россия превратилась в одну из ведущих мировых держав. Однако это имело и оборотную сторону: с того момента огромные средства тратились на поддержание этого статуса и на ведение активной внешней политики, что при достаточно скудных финансовых ресурсах негативным образом сказывалось на благосостоянии населения.
Вторым очевидным итогом Петровских реформ стала модернизация политической системы и жизни общества. Все это поменяло «сам уклад жизни, а следовательно, и мышление людей, их менталитет, систему ценностей» (011, с. 92).
Модернизация общества нашла отражение и в его новой социальной структуре. Она создавала предпосылки возникновения полноценных юридических сословий европейского типа, но реформатор сделал будущие сословия еще более зависимыми от государства. Отныне противостояние сословного и государственно-бюрократического начал стало одним из важнейших факторов социально-политического развития страны, что сказывалось на обще-
ственном и национальном сознании в целом. Фактически в России стал невозможным процесс формирования аналога европейского «третьего сословия». Зависимость от труда крепостных заставляла предпринимателей не столько противостоять дворянству, как в странах Запада, сколько добиваться повышения собственного социального статуса. В целом же фактор крепостничества привел к нарушению равномерности в процессе складывания русских сословий.
Модернизация хозяйственной сферы привела к частичной ликвидации технической отсталости России, в результате чего отрыв от передовых стран того времени стал не столь критичным. Но, выведя страну из кризиса, реформа не создала базу для благоприятного и конкурентоспособного по сравнению с Европой развития экономики в дальнейшем. Крепостническая основа экономики обрекала ее на крайне низкие темпы развития и новое отставание. Противоречивыми были последствия реформ в духовной сфере. С одной стороны, их результатом стала великая русская классическая литература, музыка, живопись, театр, с другой - культурный раскол русского общества. Проблема противостояния «Россия -Запад» стала центральной в русской общественной мысли, что также было результатом преобразований Петра Великого.
Вторая глава посвящена эпохе дворцовых переворотов, которая не знала стремительных и масштабных преобразований, подобных петровским. Однако она изменила сам облик власти. После смерти Петра стали возможными хоть сколько-нибудь гласное обсуждение назревших проблем и попытки их решения путем компромисса между различными течениями и группами «в верхах». При этом едва ли можно разделить участников этой дискуссии на сторонников и противников реформ - все прежние достижения (промышленность, коллегии, армия и флот, податная система) остались без принципиальных изменений. Фактически только с этого времени по-настоящему стали функционировать петровские социальные институты. Уже после смерти Петра заработала машина взимания подушной подати, а механизм податных «ревизий» превратился в систему при Елизавете Петровне. В это время открылась Академия наук, с появлением «шляхетских» корпусов, бессословного Московского университета, Академии художеств и первых гимназий произошел перелом в светском образовании. В это же время стала реальностью и новая конструкция политической эли-
ты, основанная на закрепленных в петровской Табели о рангах принципах индивидуальной службы. В это время бывшие «служилые люди по отечеству» превращаются из совокупности разноста-тусных «чинов» в единое «шляхетское» сословие.
Рост государственных расходов требовал корректировки курса, которую едва ли можно считать «контрреформами». Рост размера податей и повинностей делал неизбежными попытки, с одной стороны, облегчения налоговой системы, с другой - экономии расходов казны, которые привели к сокращению и упрощению дорогостоящего петровского аппарата управления (011, с. 162).
Восстановление «отеческого духа» при Елизавете Петровне дало импульс важным преобразованиям в налоговой сфере и мерам по развитию отечественного рынка. Процесс продолжавшихся преобразований оказался прерывистым: некоторые начатые (или продолженные) в ту пору реформы были прерваны войнами - Русско-турецкой 1736-1739 гг. и Семилетней 1756-1763 гг.
Освоение богатейших природных ресурсов восточных регионов стимулировало развитие российской промышленности. За время царствования Анны Иоанновны (1730-1740) в стране появились 22 новых металлургических завода, а при Елизавете Петровне (1741-1761) - 56. Активный торговый баланс и сбор пошлин обеспечивали золотом и серебром российскую денежную систему. Экономическая политика стала более гибкой, чем в петровские времена, хотя государство, как и прежде, оставалось главным контролером, покупателем и заказчиком промышленной продукции.
Главным в этот период были не дворцовые «бури», а процесс созидания «дворянской империи», и саму эпоху правильнее было бы назвать не эпохой дворцовых переворотов, а эпохой строительства «дворянской империи», отмечает автор.
В третьей главе рассматриваются реформы Екатерины Великой, а также реформы и контрреформы Павла I. Как и реформы Петра Великого, реформы Екатерины II осуществлялись на протяжении продолжительного времени, при этом по сравнению с началом века значительно возросла интенсивность законотворческой деятельности. «Полное собрание законов Российской империи» содержит 5798 законодательных актов, изданных за 34 года правления Екатерины, что составляет в среднем 12 актов в месяц. Пик ее активности приходится на первые годы царствования (1762-
1767) - в среднем 22 законодательных акта в месяц (011, с. 165). Между тем наиболее значительные преобразования были осуществлены после 1774 г. Причем если первоначально важнейшие законодательные акты готовились под контролем императрицы ее ближайшим окружением, то на следующем этапе она сама становится автором крупнейших законов. Но и на первом этапе роль Екатерины в определении политической линии была решающей. Целый ряд законодательных актов Петра Екатерина считала устаревшими и недостаточно гуманными. В то время как ее великий предшественник делал упор на наказание и правил скорее при помощи устрашения, она намеревалась реализовывать свою власть, основываясь на убеждении, просвещении и любви подданных (там же, с. 190).
Уложенная комиссия 1767-1768 гг., без сомнения, - один из наиболее ярких эпизодов истории России XVIII столетия. Наряду с самодержавием законы о сословиях должны были составить основу политического строя «законной монархии». Созывая Уложенную комиссию, Екатерина не собиралась как-либо ограничивать собственную власть. Функции депутатов были узкими и вполне определенными - создание законодательства (там же, с. 233). Причина роспуска комиссии была в том, что полуторагодичные заседания показали, что она не стала действенным механизмом для решения такой задачи.
Период 1769-1774 гг. - время, на которое пришлись Русско-турецкая война, Чумной бунт и восстание Пугачева, - не отмечен какими-либо значительными преобразованиями: Екатерина была слишком занята решением неотложных внешне- и внутриполитических проблем. В историографии, особенно в советской, закрепилось мнение, что губернская реформа 1775 г. была вызвана пугачевщиной. Но условия реализации реформаторских замыслов после 1775 г. были несравненно более благоприятными, чем раньше, ибо напуганное пугачевщиной дворянство «осознало свою зависимость от прочности самодержавной власти, и возможность оппозиции реформам с его стороны стала минимальной» (там же, с. 244).
Оценивая в целом екатерининскую реформу центрального управления, авторы утверждают, что в ее итоге созданная Петром Великим «коллегиальная система практически перестала существовать» (там же, с. 257). 21 апреля 1785 г. на свет появились два важнейших законодательных акта Екатерины II - жалованные грамоты
дворянству и городам, направленные на создание сословной организации общества. Достижением Екатерины II были не отдельные реформы или завоевания, а создание самой институциональной (и концептуальной) «имперской рамки», которая на многие десятилетия предопределила политическую логику ее преемников.
Петровские реформы создали систему, в которой были заложены два начала - военно-полицейское и сословное. Оба эти начала постоянно переплетались, но в течение трех четвертей века после смерти первого императора страна шла по большей части вторым путем, и в период царствования Екатерины II это стало осознанным выбором (011, с. 298).
Оценивая в целом мероприятия Павла I, которые так или иначе меняли существующую реальность, авторы заключают, что это была попытка контрреформы, направленная на возвращение страны к предшествующим стадиям ее развития.
В четвертой главе рассматриваются реформы Александра I. А.Б. Каменский считает, что история замыслов и проектов преобразований этой эпохи и попыток их реализации чрезвычайно важна с точки зрения адекватного понимания особенностей реформаторского процесса в России в целом, условий и факторов, определяющих его успехи и неудачи (там же, с. 301).
Причин, по которым Александр I так и не решился на конституционную реформу, много, в том числе и убеждение, что не все народы готовы к конституционному правлению (там же, с. 355). Для Александра отказ от либеральных реформ стал вынужденной мерой, во многом не связанной с проводимой им прежде политикой. Это стало для императора личной трагедией и заставило Александра Павловича искать выход из сложившегося положения то в мистике, то в религии. Для Николая же, реформы которого рассматриваются в пятой главе, охранительно-консервативная политика являлась единственно и принципиально верной, именно в ней он видел благо для страны, а значит, в ней заключался для него и смысл подлинной государственной деятельности. В 1825-1855 гг. задумывались и порой осуществлялись многие необходимые, подсказанные обстоятельствами, а потому правильные и своевременные действия. Однако зачастую некоторые из этих мероприятий не удавались, другие же извращались до полной противоположности. Петр Великий действительно являлся «работником на троне», а
Николая I можно считать разве что «верховным чиновником, генеральным контролером на престоле» (011, с. 423).
А.Б. Каменский пишет, что Петровские реформы определили вектор последующего развития страны, но при всей их радикальности и всеохватности не изменили сущности социального и политического устройства России, в частности, они не изменили характера взаимоотношений государства и общества. Более того, в ходе петровских преобразований произошло постепенное слияние понятий общее благо и государство, а служение общему благу слилось со служением государству.
В рассматриваемые полтора столетия в стране так и не сложились влиятельные общественные силы, на которые в своих реформаторских замыслах могло бы опереться правительство - «единственный европеец», по выражению А.С. Пушкина. При этом само мышление даже самых образованных представителей русской политической и культурной элиты было в значительной мере ориентировано на воспроизводство зачастую ложно понимаемых «традиционных ценностей» (там же, с. 429).
В третьем томе освещаются реформы второй половины XIX -начала XX в. Книга состоит из введения, семи частей («Великие реформы: истоки, контекст, результаты»; «На пути к революции»; «Реформы в 1905-1914 гг.»; «Реформы времен Первой мировой войны»; «Реформы Временного правительства»; «Общественные модели переустройства России»; «Проекты переустройства России Русского зарубежья») и заключения.
Во введении ответственный редактор тома проф. В.В. Шело-хаев пишет, что крупномасштабные реформы 1860-1870-х годов способствовали эволюционному переходу России в качественно иное состояние экономического, социального и культурного развития, которое всецело соответствовало общемировому тренду. Коллизия состояла в том, что, начав перестраивать многие важные сферы жизни, самодержавная власть, убежденная в незыблемости и благотворности для России авторитарного режима, оставила в неприкосновенности старую политическую систему.
В следующий период (вторая половина XIX - начало XX в.) властные структуры более активно использовали трансформационный опыт западноевропейских стран первой половины XIX в., к реформационному процессу были привлечены некоторые предста-
вители общественных кругов. Однако осуществляемые властью объективно назревшие преобразования демонстрировали слабые места реформ и явные просчеты их инициаторов.
Так, отмена крепостного права не сопровождалась установлением гражданского (не говоря уже о политическом) равноправия основной массы населения страны. Земская, городская, судебные реформы не были одновременно распространены на всю территорию страны, а их введение растянулось на несколько десятилетий. Ставка властных элит на дворянство, сохранение в неприкосновенности многих структур центрального и местного административного управления, института крестьянской общины и обычного права, сословных перегородок, национального и конфессионального неравноправия сужали социальную базу преобразований. Постепенно расчищая почву для «прорастания ростков» гражданского общества, проводимые правительством преобразования стимулировали возникновение альтернативных общественных реформаторских проектов, которые, однако же, стали фактором, провоцирующим конфликт между властью и обществом. Анализ правительственных реформаторских мероприятий в 1880-1890-х годах позволяет «снять» до сих пор бытующую в историографии дихотомию: реформы и контрреформы. Авторы считают более целесообразным использовать понятие «коррекция реформ».
Большое внимание в книге уделено анализу качественных изменений, происходивших при разработке идеологии, стратегии и тактики, методов реализации реформ начала XX в. Отказавшись от веками защищаемого принципа неограниченности самодержавной власти как одной из сущностей особого исторического пути развития России, Николай II согласился на введение представительных институтов законодательного характера, на предоставление гражданских и политических свобод, что в своей совокупности ускорило темпы формирования гражданского общества и заложило основы правового государства. Власть с полувековым опозданием вынуждена была пойти на реформирование политической системы.
Уделяя большое внимание рассмотрению Столыпинских реформ, которые оцениваются как системные, авторы подробно анализируют их идеологию и методологию, стратегию и тактику, механизмы реализации, позитивные результаты и негативные просчеты. В своей совокупности правительственные проекты, ставшие зако-
нами, способствовали продвижению России по пути общеевропейского развития. Столыпинские реформы сыграли стимулирующую роль в процессе формирования гражданского общества и правового государства. Вместе с тем они получили далеко не однозначную оценку со стороны общества, которое после опубликования Манифеста 17 октября 1905 г. и Основных законов в апреле 1906 г. разделилось на многочисленные партии и группировки, выдвинувшие собственные модели преобразования России.
В томе дан подробный анализ партийных моделей общественного переустройства (консервативных, либеральных, социалистических), ставших важными факторами идеологического и политического воздействия на общественное сознание (012, с. 11).
Сравнительный анализ правительственных и общественных альтернатив преобразования России убедительно показывает, что власть и общество оказались неспособными найти объединяющую национальную идею, которая могла быть положена в основу единого плана преобразования страны в логике ее мирного и эволюционного развития. Запаздывание власти с политическими преобразованиями должно было привести к общенациональному кризису, который уже не мог быть разрешен мирным реформистским путем, - потребовался новый виток революционного движения, которое в феврале 1917 г. привело к уничтожению монархии. Программа реформирования страны, намечаемая Временным правительством, не смогла снять проблемы резкого противостояния внутри российского общества. Февральская революция так и не привела к его консолидации, к выработке единой программы преобразований.
И.А. Христофоров подчеркивает что нужно понять истоки той грандиозной трансформации, которая началась в России задолго до 1861 г. и не закончилась в 1917 г. Реформы Александра II были хотя и важным, но лишь одним из этапов этой трансформации, и оценивать их необходимо в неразрывной связи с предыдущими и последующими событиями (там же, с. 14). Реформы 1860-1870-х годов привели не к радикальному разрыву, а к осторожной и ограниченной модернизации страны при сохранении многих прежних особенностей ее развития: авторитарной власти, слабости публичных институтов, жесткого контроля государства над экономикой, патримониального строя в деревне, культурного и экономического разрыва между элитой и массами.
Самые важные реформы, полностью изменившие страну, были разработаны и осуществлены в первое десятилетие царствования Александра II. Император принимал важнейшие решения своей волей, и очень часто - вопреки сильнейшему давлению противников перемен (012, с. 63). Характеристику крестьянской реформы (и реформ вообще) как «побочного продукта революционной классовой борьбы» нельзя не признать односторонней, поскольку она не учитывает множество других факторов вызревания реформ, никак не связанных с выступлениями низов. Кроме того, такой подход не учитывает и возможности обратного влияния на рост протестных настроений действий самого правительства, которые могут стать для них «спусковым крючком» (там же, с. 68). Роль такого «спускового крючка» сыграло, как традиционно считается в историографии, поражение в Крымской войне. «Совпадение же военного фиаско со сменой царствования создало простор для развертывания реформаторских тенденций» (там же, с. 71). Воздействие экономики на реформы было скорее косвенным, осуществлялось оно через политико-идеологическую сферу (господствовавшее представление о неэффективности подневольного труда и другие компоненты либеральной экономической доктрины, субъективное ощущение элитой отсталости страны и т.п.) (там же, с. 74). Как и программа рубежа 1850-1860-х годов, новая реформаторская программа либеральной бюрократии в 1880-1881 гг. в лице Лорис-Меликова и его единомышленников в «верхах» скорее отразила представление об общем направлении необходимых реформ, чем стала планом реализации конкретных мер (там же, с. 182). К началу XX в. с аграрными реформами Россия явно запоздала.
Русское общество начала XX в., пишет К.А. Соловьев, ждало не реформы, а Реформу. Оно рассчитывало на глобальное изменение политической системы, на Конституцию. Мечта о ней становилась движущей силой революционного процесса, охватывая разные сферы, включая и самые высшие (там же, с. 244). События Кровавого воскресенья поставили вопрос о неэффективности системы управления. Подготовка политической реформы началась после рескрипта Николая II на имя министра внутренних дел А.Г. Булы-гина 18 февраля 1905 г. В то же самое время уже шла работа по пересмотру действовавших цензурных установлений. Целый ряд ограничительных мер отменили в январе 1905 г.
В 1905 г. в силу обстоятельств сам собой складывался новый порядок, который правительству оставалось лишь констатировать. Стремительный распад прежнего порядка заставлял задуматься о создании нового, на принципиально иных основаниях (012, с. 265).
Революция 1905 г. призвала к власти новые силы, дав шанс на проведение системных преобразований. Можно выделить следующие основные направления преобразовательной политики правительства: права и свободы граждан; формирование основ правового государства и разграничение ответственности ветвей власти; реформирование судопроизводства; реформа местного управления и самоуправления; земельная реформа; экономика, финансы и инфраструктура; социальная политика; образование, наука и культура; военная реформа; противодействие терроризму.
После 1907 г. в Российской империи почти все реформы проводились через Государственную думу и Государственный совет. С началом Первой мировой войны порядок издания законов фактически изменился из-за редких созывов Государственной думы и Государственного совета. В основном правовое регулирование, в том числе проведение реформ, осуществлялось в соответствии со ст. 87 Основных законов (там же, с. 341).
В военное время радикальных реформ не проводилось, имели место лишь частные преобразования, которые, как правило, разрабатывались и утверждались бюрократическим путем. Результаты таких реформ были противоречивыми. С одной стороны, они в общем позволили подчинить экономику страны потребностям государственной обороны и обеспечить армию пополнением и необходимым снабжением. С другой - целый ряд преобразований не был вызван действительными потребностями страны и имел скорее отрицательные последствия (например, «сухой закон»). В итоге «ослабить недовольство правящей элиты и народных масс путем реформ императорскому правительству в годы Первой мировой войны не удалось» (там же, с. 361).
Временное правительство за короткое время своего существования подвергло реформированию практически все сферы общественно-государственной жизни: политическую, национальную, конфессиональную, социально-экономическую и внешнеполитическую. Проводя реформирование страны, Временное правительство стремилось держаться курса на создание демократического госу-
дарства, ценности которого были озвучены уже в первой его Декларации от 3 марта 1917 г., носившей характер конституционного акта, и находили свое подтверждение и в последующих программных заявлениях.
Все составы Временного правительства выступали с программными документами. Практически каждая декларация Временного правительства содержала программу реформ, соответствующую тому или иному политическому моменту. Ряд обещаний, заявленных в программных документах, так и не был выполнен. В частности, не были изданы законы об отмене сословных ограничений, свободе стачек, восьмичасовом рабочем дне, всеобщем страховании лиц наемного труда и некоторые другие. Предполагалось, что часть вопросов должно было решить Учредительное собрание.
Процесс реформирования шел в условиях продолжения Первой мировой войны и роста революционного движения, что не могло не сказываться на его результативности. Провал наступления на Юго-Западном фронте, рост революционной агитации, июльский политический кризис вынуждали Временное правительство проводить репрессии и ограничивать свободу слова, печати, союзов и собраний. Преобразования центрального аппарата привели к «чиновничьей чехарде», к падению профессионализма среди министерского персонала. Система местного управления и самоуправления уже осенью 1917 г. оказалась не способной поддерживать порядок и законность на местах.
В других областях - национальной и конфессиональной -проведенные реформы не смогли полностью снять существовавшие противоречия, так как Временное правительство, во-первых, хотело сохранить приоритет высшей власти в решении конфессиональных вопросов; во-вторых, являлось сторонником унитарного государства. Реформы социально-экономического блока проходили под влиянием борьбы (согласований) двух основных частей правительственного кабинета - либерального и социалистического. Но те реформы, которые проводили министры-социалисты по согласованию с либеральной частью Временного правительства в интересах трудящихся, отставали от их растущих день ото дня требований. К октябрю 1917 г. Временное правительство утратило поддержку
как со стороны буржуазии, так и со стороны рабочих и крестьян (012, с. 413).
В томе рассматриваются различные модели построения российского общества - консервативная, либеральная, неонародническая, социалистическая, анархо-коммунистическая. Комплексный анализ проблемы реформирования России с середины XIX в. до большевистского переворота в октябре 1917 г. позволяет авторам сделать ряд заключений и выводов общего характера.
Во-первых, в отличие от двух предшествующих периодов, в это время значительно возрос объем обусловленных логикой общественного развития проблем. В этот исторический период ни власти, ни обществу так и не удалось выработать единый доминирующий проект преобразования России, который мог бы выполнить консолидирующую задачу. Более того, собственного доминирующего преобразовательного проекта не оказалось ни у власти, ни у общества.
Во-вторых, самодержавная власть не спешила вносить изменения в утвержденный ею же порядок, рассчитывая на то, что рано или поздно возникающие проблемы решатся сами собой. Самодержавие категорически отказывалось реформировать политическую систему, без чего нельзя было достичь каких-либо крупномасштабных позитивных преобразований. В других же жизненных сферах оно охотно шло на реформаторские эксперименты. Подобного рода «разрывы» между реформированием политической системы и других сфер жизни приводили к утрате контроля над ходом намеченных реформ, сбоям в механизмах их практической реализации.
В-третьих, в области реформаторского преобразования России более активно, чем в предшествующий период, стала проявлять себя конкурентная среда - наряду с правительственными возникло множество альтернативных общественных проектов. Разумеется, доминирующую роль играли правительственные законопроекты, тем не менее в них нередко вносились определенные коррективы. Можно утверждать, что и в начале XX в. власть продолжала играть доминирующую роль в законотворческом процессе и, следовательно, нести полную политическую ответственность за принятые ею реформаторские решения.
В-четвертых, в условиях усилившейся конкурентной борьбы за выбор оптимального пути общественного развития правящая
элита так и не сумела преодолеть страх перед реальной возможностью утраты политической власти. Усиление консервативных начал в правительственном политическом курсе, которые нередко инициировались самим Николаем II, было напрвлено на то, чтобы в значительной мере провести «ревизию» системных столыпинских реформ, сделать ставку на осуществление структурных преобразований. После убийства Столыпина в сентябре 1911 г. эта тенденция перехода от системного к структурному реформированию стала набирать силу.
В-пятых, отказ от системной модернизации России с закономерной неизбежностью привел к очередному витку конфронтации между властью и обществом, которая завершилась Февральской революцией 1917 г. Мировоззренческое, идеологическое и политическое противостояние в России было столь глубоким и непримиримым, что не позволило выработать единый общенациональный проект модернизации. Та же проблема раскола постигнет и русскую эмиграцию, не сумевшую преодолеть внутренних разногласий.
Четвертый том состоит из введения, восьми глав («Огосударствление частной собственности в России в 1917-1920 гг.: политика и практика»; «Новая экономическая политика»; «"Великий перелом". Конец 1920-х - 1930-е годы»; «Денежная реформа 1947 г. -ключ к послевоенному возрождению страны»; «Реформаторские инициативы периода оттепели»; «Реформа А.Н. Косыгина: замысел, результаты, следствия»; «Конституция СССР 1977 г. - итог эволюции советской общественно-политической системы»; «"Перестройка" как системная реформа: конфликт замыслов и результатов»), заключения и очерка.
В первой главе отмечено, что провозглашенный советской властью гигантский эксперимент по ликвидации института частной собственности, создававшегося веками разнонаправленными усилиями российского социума, и замене его государственной собственностью определил судьбу страны на десятилетия вперед. Все остальные преобразования, происходившие в СССР до 1991 г., базировались на этом эксперименте (013, с. 61).
Во второй главе показано, что переход к нэпу продемонстрировал значительную утрату не только экономического, но и политического потенциала правящей партии. Выделяются и подробно характеризуются три периода: 1921-1923, 1924-1926 и 1927-1929 гг.
Отмечается, что первые преобразования отражали не только потенциал положительной динамики восстановления экономики, но и обострение системных противоречий народного хозяйства России. Последовавшие затем разработка стратегий хозяйственного роста с нетривиальными подходами и решениями, поиск концепции социалистического строительства сопровождались на практике устойчивой динамикой экономического роста при относительном равновесии темпов, инвестиций, цен, денежного обращения. 19271929 гг. характеризовались пресечением плодотворной разработки общей концепции нэпа и остракизмом в отношении ученых, корректировкой экономической политики, постепенным отказом от принципов нэпа; обострением структурных противоречий, кризисом сельскохозяйственного производства, депрессией предпринимательского кластера, кризисом формирующейся рыночной институциональной структуры.
Третья глава посвящена курсу на индустриализацию как «концентрированное выражение экономики», который определил основное содержание межвоенного периода. Этот лозунг и одновременно программа действий стал образом мышления советского общества, объединившим политику партийной элиты, экономику разрушенной войной страны, культуру центра и провинциальный уклад. Неудачи коммунистических выступлений в Западной Европе (прежде всего в Германии) и затянувшийся период «непризнания» СССР привели к трансформации прежних большевистских лозунгов мировой революции в идеи обеспечения собственной национальной безопасности через модернизацию всей хозяйственной системы, через индустриализацию.
Индустриализация, по мысли партийного руководства, решала и другую важнейшую задачу - строительство государства диктатуры пролетариата. Развитие тяжелой индустрии должно было способствовать росту и качественному возрождению рабочего класса в аграрной стране, воспитанию «нового человека». Однако путь пролег через тяжелые ухабы коллективизации, разлом деревни, борьбу с «врагами народа». Цель - индустриализация - временами превращалась в средство, из экономической плоскости перемещаясь в политическую (013, с. 165).
Вопреки устоявшейся «классической» схеме процесса индустриализации, занимавшего десятилетия, опыт СССР продемонст-
рировал возможности иного подхода. И Великая Отечественная война показала, что решение было верным (013, с. 244).
Сплошная коллективизация вырастала стихийно: из хлебозаготовительного кризиса, тупиков нэпа, форсирования индустриализации, утверждения личной власти И.В. Сталина. Перебирая возможные варианты выхода из критической ситуации, власти пришли к выводу о необходимости массового насаждения колхозов. А это было невозможно без нового стимулирования классовой борьбы и поисков врагов социалистического строительства в деревне (там же, с. 245).
Особое место в преобразованиях советского времени принадлежит реформам в сфере культуры. Есть основания подходить к «культурной революции» как к одной из самых сложных и глубоких реформ в контексте всей отечественной истории (там же, с. 309).
Важнейшей составляющей плана культурных реформ была для большевиков задача доказать не только советским гражданам, но и зарубежью, особенно русским эмигрантам, жизнеспособность отечественной культуры. В основу культурных преобразований была положена борьба с безграмотностью. Приоритетность этой задачи подчеркивается тем, говорится в книге, что ради освобождения средств для ее решения предпринималась попытка закрытия ряда театров, в том числе Большого и Мариинского (там же, с. 328). Делу развития просвещения и воспитания в духе господствующей идеологии служила также периодическая печать. Постепенно в повседневный быт населения входил еще один источник информации и официальной пропаганды - радио.
Борьба большевиков с церковью и с религией в целом являлась не столько элементом культурной политики, сколько продолжением классовой борьбы. Одним из отрицательных итогов «культурной революции» в творческой сфере стали репрессии против деятелей литературы и искусства. Но и с учетом репрессий очевидно, что в своем сложившемся в 1930-е годы виде советские наука, литература, искусство получили международное признание.
В послевоенный период по мере приближения к относительно сытой и спокойной жизни «подуставшее от мессианской практики общество постепенно подготовлялось к тихой сдаче того самого социализма, за торжество которого было отдано так много» (там же, с. 364-365).
В четвертой главе анализируется опыт проведенной в СССР в 1947 г. денежной реформы. В пятой главе рассматриваются реформаторские инициативы периода оттепели.
В послесталинское время происходили изменения во внутренней и внешней политике, которые позволили существенно смягчить тоталитарный режим, превратив его в авторитарный, придать новые импульсы развитию экономики и в значительной степени повернуть ее к нуждам человека. К числу этих изменений следует отнести перемены в функционировании госаппарата, особенно его верхней части («коллективное руководство» вместо личной диктатуры), замена отраслевого принципа оперативного управления промышленностью и строительством принципом региональным (совнархозы), многочисленные, но мало успешные попытки с разных сторон подойти к решению аграрной проблемы, кардинальное улучшение жизни городского населения. Наконец, осуждение культа личности Сталина; и хотя связанные с этим идеологические кампании трудно отнести к реформам в узком смысле этого слова, публичное осуждение многих совершенных им преступлений внесло настолько кардинальные перемены в деятельность правящей партии и жизнь общества, что стало возможным говорить о наступлении новой эпохи в развитии СССР (013, с. 400). Разоблачение сталинских преступлений заложило основу для раскола как в аппарате, так и в обществе, что получило свое дальнейшее развитие уже в постсоветскую эпоху.
Что же касается разворота социально-экономической политики к нуждам человека, то был разработан курс на интенсивное развитие сельского хозяйства, правда, вскоре подмененный экстенсивным курсом подъема целинных и залежных земель. Точно так же сугубо бюрократические заботы о расширении посевов кукурузы и увеличении пахоты за счет паров не позволяли центру дать простор для проявления инициативы на местах, а административные перетряски только осложняли все дело. В сугубо управленческую реорганизацию вылилась ликвидация отраслевых промышленных и строительных министерств. Передача оперативного руководства заводами и фабриками на места вскоре привела к замене одного зла - ведомственной бюрократии - не меньшим - местной.
Тем не менее в социальной сфере были совершены три заметных прорыва: началось массовое жилищное строительство,
проведена кардинальная пенсионная реформа и заметно сокращено рабочее время. Но вот парадокс: вместе с начавшимся тогда же процессом выделения земли под садово-огородные товарищества эти изменения в перспективе вели к укреплению чувства собственности у значительной части людей, т.е. имели антисоциалистическую потенцию. Так в социальной сфере складывались условия для будущей реставрации капитализма (013, с. 464).
В шестой главе показано, что хозяйственная модель, которая смогла обеспечить стремительную индустриализацию страны, а затем восстановление народного хозяйства после победы в Великой Отечественной войне, перестала соответствовать вызовам времени. Формирование постиндустриального общества выдвигало новые требования. Борьба «либералов» и «консерваторов» в советском руководстве и в научном сообществе не дала реализовать намеченную в докладе А.Н. Косыгина на сентябрьском (1965) Пленуме ЦК КПСС программу преобразований (там же, с. 548).
Социалистический путь развития народного хозяйства постепенно исчерпывал свои возможности. С усилением гонки вооружения, объявлением экономической войны США затратность хозяйственного механизма вела к увеличению разрыва между уровнем жизни в СССР и в развитых странах Запада. К тому же холодная война выступила фактором, еще больше деформирующим структуру народного хозяйства. Снижение динамики роста экономических показателей не позволяло больше поддерживать высокий уровень накопления и потребления. В результате снижались темпы жилищного строительства, тормозилось решение социальных проблем, не хватало средств на наращивание темпов развития отраслей группы «Б», развитие сферы услуг. Особенно опасны были эти тенденции в сочетании с ростом денежной массы, не имевшей товарного покрытия.
Начался интенсивный рост теневого сектора экономики. Советское руководство, приступив к реформированию, не было готово следовать за логикой экономических преобразований. «Косы-гинская» реформа была свернута, и «именно это привело к негативным последствиям» (там же, с. 550).
В седьмой главе отмечается, что Конституция 1977 г. подвела итоги общественно-политической эволюции советского общества. Анализ материалов, посвященных обсуждению Конституции, сви-
детельствует, что «в советском обществе 1970-х годов сформировался запрос на глубокие преобразования во всех сферах жизни» (013, с. 603).
В восьмой главе перестройка рассматривается как конфликт замыслов и результатов. В российско-советской истории 1985 год стал тем рубежом, за которым последовали события, круто изменившие вектор всего предыдущего общественного развития. Приход к власти М.С. Горбачева (март 1985 г.) положил начало бурному реформаторскому процессу, названному его инициаторами «перестройкой».
Перестройка началась в обстановке всеобщей эйфории, ожидания быстрых позитивных перемен во всех сферах бытия. Положение и в сфере народного хозяйства, и в иных сферах требовало самых решительных действий. Экономика, все нагляднее демонстрируя свою неэффективность, явно вступала в стадию стагнации. К началу 1980-х годов фактически прекратился рост национального дохода, усиливались негативные процессы в социальной области, обостренно воспринимались многие проблемы экологии, все более тревожной становилась ситуация в духовно-нравственной сфере. Горбачев и его единомышленники сделали вывод о необходимости ускорения социально-экономического развития страны, поставили задачу достижения качественно нового состояния общества. Обновления жаждали все слои и социальные группы общества (там же, с. 610).
Но попытка реформирования государства закончилась его гибелью. Сказались общий кризис советской системы, истощение ее жизненных ресурсов. Роковую роль сыграл кризис идеологии и политической системы, слабая, как оказалось, устойчивость национально-государственного устройства. Предпосылки дезинтеграции такого сложного государственного и общественного образования, каким был СССР, имелись и вызревали с момента его возникновения, но объективно механизм кризиса был приведен в действие политикой перестройки. С первых шагов перестройки не выдержали испытания новыми условиями несущие конструкции государства: партия и ее аппарат, армия, КГБ, МВД. Все эти институты, на которых держалось унитарное, идеократическое государство, в ходе вызванной гласностью тотальной критики были парализованы, а затем и исчезли вместе с государством, которое призваны были
защищать. И все же решающую роль в гибели Союза «сыграли неспособность советской элиты решить задачу реформирования существующей социально-экономической и политической системы, отсутствие единства взглядов идеологов перестройки на содержание и цели предпринятого реформирования» (013, с. 653).
В.М. Шевырин
2017.03.014. КИРИЛЛОВ В.Л. РЕВОЛЮЦИОННЫЙ ТЕРРОРИЗМ, КОТОРОГО НЕ БЫЛО: ТАЙНОЕ ОБЩЕСТВО «СМОРГОНСКАЯ АКАДЕМИЯ» В РУССКОМ РЕВОЛЮЦИОННОМ ДВИЖЕНИИ 1860-х годов. - М: АИРО-XXI, 2016. - 240 с.
Ключевые слова: революционное движение; народничество; «Сморгонская академия».
Монография В.Л. Кириллова (исторический фак-т МГУ) посвящена деятельности петербургского тайного общества «Сморгонская академия», существовавшего в 1868 - начале 1869 г. Обращение к этой теме автор объясняет тем, что «за спинами» таких фигур, как А. И. Герцен, Н.Г. Чернышевский, М.А. Бакунин, теряются участники малоизвестных обществ и кружков и «достойного места в исторической памяти для них не найдется» (с. 7). Характеристики известных личностей и организаций «невольно переносились на их современников», что, по мнению автора, значительно обедняет представления современников о русском революционном движении в России XIX в. Проблема усугубляется недостатками источниковой базы, которая включает в себя в основном взгляд со стороны властей: судебные дела, полицейские отчеты, донесения агентов. Воспоминания рядовых участников революционного движения обрывочны и, как правило, недостаточны для воссоздания общей картины событий.
Автор отмечает, что идейные и организационные особенности революционных кружков изучены недостаточно. Внимание обращается в первую очередь на крупные организации, которые, как считалось в советской историографии, «задавали тон» в революционном движении, определяли идейно-политическую основу, цели и задачи небольших, «ведомых» объединений. Это приводило и приводит к «неоправданным обобщениям», когда «кружки» и «коммуны», о которых мало что известно, априори становятся на страни-
