CC BY
15щая моральные и социальные нормы, человеческие суждения, дают огромные возможности людям и институтам, которые их разрабатывают и применяют. Они создаются людьми со своими идеологическими предпочтениями и институциональными целями и задачами. Это можно назвать «алгоритмическим регулированием» или «внедренным управлением». Эти системы стали вездесущими: они действуют быстрее, больше видят и меньше прощают, чем человеческие бюрократии.
По мнению автора, «если алгоритмы представляют собой новое неуправляемое пространство, то они посягают на нашу систему управления. И это требует определенной прозрачности и подотчетности для их функционирования. Публичное пространство, которое существует вне этих ограничений, является угрозой для самого понятия коллективного управления» (с. 201).
Говоря об Интернете и попытках им управлять, автор отмечает, что общая свобода исследовать, изучать, строить породила многие выгоды этой Сети. Эта всеобщность объясняет, почему движения в защиту Интернета делают упор на доступ, приватность, безопасность и сопротивляются государственному цензорству и корпоративному контролю.
Автор считает, что задача государств в настоящее время состоит в том, чтобы обуздать разрушительный потенциал цифровых систем и способствовать восстановлению международной системы, защищать ее. Государства здесь выступают и как продюсеры, и как потребители и как заказчики технологий.
В завершение книги автор резюмирует: цифровые технологии не нейтральные инструменты. Они наделяют большими возможностями тех, кто их создает и понимает, как можно их использовать. У традиционных институтов появляется возможность перестроиться, используя потенциал новых технологий, поставив их себе на службу.
К.Ф. Загоруйко
2017.03.003. КСИФАРАС М. ГЛОБАЛЬНЫЙ ПОВОРОТ В ПРАВОВОЙ ТЕОРИИ.
XIFARAS M. The global tum in legal theory // Canadian journal of law and jurisprudence. - Сambridge, 2016. - Vol. 29, N 1. - P. 215-243.
Ключевые слова: правовая теория; правовые системы; глобальное право; всемирный правовой Метрополис.
Правовые теории как эпистемологически, так и политически рассматриваются как государствоцентричные; они призваны рационализировать вне- и внутригосударственные правовые системы. М. Ксифарас, профессор Школы права Института политических исследований (Sciences Po, Paris), считает, что если Вестфальский подход будет отвергнут, то его заменит глобальное право, а госу-дарствоцентричный способ теоретизирования отойдет в прошлое. Когда такая перемена случится, можно будет говорить о глобальном повороте в правовой теории.
Описание этого поворота и является целью статьи. Автор пишет об истории и географии глобального права, а также о правовой теории в этом новом контексте. Глобальное право часто ассоциируют с продвижением универсального человеческого достоинства, собственности и свободы договора. Связывают его также с униформизацией мира посредством распространения общего права, стандартизации правовых практик большими транснациональными компаниями, с обращением к частному правосудию (арбитражу, примирению, посредничеству) в международных коммерческих отношениях и с разработкой правовых норм самими частными акторами (с. 218). В то же время глобальное право должно возвещать о триумфе коммерческих интересов и (или) управленческого видения мира, правовой структуры глобализированного капитализма и (или) либерализма и (или) империи. Некоторых радует перспектива прихода глобального права с его открытыми рынками, обеспечивающими развитие и процветание. Коммерция цивилизует манеры, предлагая каждому защиту прав и представительную демократию. Другие встревожены этим явлением, ассоциируя глобальное право со взрывом неравенства, систематическим разграблением природных ресурсов, экологической катастрофой, разрушением государства, его социальной политики и демократических институтов, с агрессивной и жестокой экспансией западной цивилизации, стандартизацией культуры и бесконечными войнами.
Несомненно, что глобальное право причастно к большей части перечисленных негативных явлений, но его господствующие направления связаны с транснациональным бизнесом. Гегемонист-ские проекты, поддержанные глобальным правом, являются импе-
риалистскими по природе. Идеологии, которые его насыщают, конечно же, не чужды экономическому либерализму и менеджеризму.
И все же глобальное право - это определенные системы, процедуры, правовые аргументы, которые по большей части управляются своей собственной логикой. Глобальное право изобретает океан практик и правовых форм, которые сложно рассматривать как консолидированный блок, он весьма противоречив, полон тончайших оттенков, открыт множественности гетерогенных интересов, проектов, ценностей, идеологий. Понятие глобальное право также означает возможную конвергенцию в мировом масштабе категорий и административных практик, укрепляющих государство. Межцивилизационный подход к правам человека является радикальной критикой евроцентристского уклона и менеджерского подхода к глобальному праву прав человека.
Глобальное право часто связывают с потерей влияния государством, поскольку оно приобретает над или транс измерения не только в том смысле, что развивается на мировом уровне, но и в том, что оно занимает свое место независимо и помимо государства (с. 220). Некоторые справедливо говорят о «негосударственном праве». Хотя редко можно наблюдать правовой феномен, который был бы независим от национальных правопорядков. Обычно приводимые примеры не имеют своего происхождения в государстве, но государство никуда не исчезло. Имеющиеся практики говорят не о «смерти государства», а об его «интеграции в глубокий и радикально измененный правовой контекст, который ... предлагает ему новые механизмы действия» (с. 220).
Современное состояние мира автор представляет как смесь правовых порядков, институтов, юрисдикций, прерогатив, полномочий, иммунитетов, норм, ярлыков, ранжирований, стандартов, привилегий, доктрин, концепций и т.д. Это всегда джунгли, всегда хаотичные, но урбанистические джунгли. А глобальное право выступает как всемирный правовой Метрополис (Metropolis). «Таким образом, глобальное право есть постгосударство, не потому что исчезли государства или перестали быть полезными . а потому что это правовая среда, внутри которой теперь государства действуют. Государственный суверенитет больше не является необузданной свободой природного состояния, а становится все более относительным и сдерживаемым ее видом. Государства сегодня должны
взаимодействовать с другими организациями в этом клубке сложных правовых отношений» (с. 221).
В своем первом значении глобальными могут считаться все правовые теории, даже государствоцентричные, которые охватывают общемировые правовые феномены. Однако термин «глобальный» может обозначать не только масштаб. Возможно, что изменение масштаба влечет за собой перемены и в самом объекте. Если мы согласимся, что глобальное право является не отдельным, универсальным правом, не зависящим от различных субглобальных уровней и пересекающихся потоков, а их взаимодействием, тогда изменение в масштабе приведет нас к мысли, что эти правовые пространства существуют в ансамбле, так же как и средства их выражения. Это не означает, что выражение правовых режимов на различных уровнях является чем-то неизвестным для внутренних правовых порядков, но здесь решение возникающих проблем гарантируется государством, которое отсутствует в общемировом Метрополисе. Изменение в масштабе является приглашением к изменению объекта. А изменение объекта может потребовать изменения теоретической перспективы и создания новой парадигмы.
Однако признать «глобальную перспективу» глобального права не означает только изменения масштаба или объекта исследований. Это влечет за собой принятие эпистемологической перспективы глобального права. Теории, относящиеся к общемировому правовому феномену, которые приняли эту точку зрения, можно назвать глобальными теориями глобального права.
Число ученых-юристов, воспринявших такой глобальный поворот, сейчас велико. Поэтому неудивительно, что возникновение супра- и транснациональных организаций связано с научными сообществами, которые сами являются супра- и транснациональными и которые воспринимают себя не как представителей своих национальных сообществ ученых, а как принадлежащих к возникающему сообществу юристов, поверивших в «глобальную перспективу». Вслед за «глобальными юристами», практикующими в глобальном масштабе, появятся и «глобальные профессора», чья работа в образовательной, академической сферах будет осуществляться после поворота.
Принять глобальный поворот означает воспринять эпистемологическую точку зрения на глобальные правовые объекты в гло-
бальном масштабе (с. 223). Эта эпистемологическая перспектива порождает правовые теории. Первые академические сообщества и сети глобальных юристов возникли в национальных академических сообществах еще до времен, обозначаемых пост. Научная транс- и супранациональная сеть, которая была детерриториальна, росла. Университеты, журналы, исследовательские институты, образовательные программы сейчас определяют себя исключительно в терминах «глобального». Возникающие новые научные сообщества стремятся к Метрополису.
Глобальные научные сообщества рекрутируют своих членов из национальных. Это международники и компаративисты, теоретики, специалисты в областях, которые глобализированы, - арбитраж, экономическое право, права человека, право и развитие, экологическое право. Национальные научные сообщества, не совершившие глобального поворота, теперь являются «импортерами» глобальных теорий.
В результате общемировой Метрополис составляется из центров (конференции центров), периферий и полупериферий (национальные сообщества в итоге делятся на центральные и периферийные фракции, с точки зрения общемирового Метрополиса.) Этот новый набор течений в мире правовой мысли имеет мало общего с вестфальской системой. Прежде блистательные институты и научные сообщества в Японии и Франции, с точки зрения общемирового Метрополиса, сейчас являются устаревшими и периферийными. А Национальный университет Сингапура и другие детерритори-альные исследовательские институты, которые еще вчера были неизвестны, сегодня находятся в центре Метрополиса.
Таким образом, какое бы место не занимали национальные научные сообщества в иерархии, организованной общемировым Метрополисом, даже наиболее «периферийные» из них ощущают себя затронутыми глобализацией права и правовой мысли. Ученые-юристы теперь стоят перед необходимостью «брать в расчет возникновение глобального права. Они все сталкиваются с глобальными теориями глобального права, вынуждены что-то думать о нем, осознавая возможность ... самим принять глобальный поворот» (с. 225) и определиться со своим выбором.
Однако автор отмечает, что глобальная правовая мысль не является гомогенным правовым пространством, не зависимым от традиций, культур и национальных контекстов.
Ориентированные на глобальные исследования журналы, университеты и институты укоренены в национальных и региональных правовых культурах, которые и определяют перспективы глобального права. Глобальные юристы получают свое образование и делают карьеры в научных сообществах, которые все еще остаются национальными. Поэтому интеллектуальное пространство, создаваемое указанными теориями, глубоко фрагментировано, в нем доминируют «исторические миры», существовавшие издревле. «Возможно, эти миры оставляют свою печать на институтах, правилах, правовых концепциях, идущих от западного легализма, т.е. так издалека, что создают изнутри общемирового Метрополиса бренд новых гибридных правовых культур» (с. 226).
«Глобальный поворот сейчас является теоретической возможностью, которая предлагает себя каждому. Мы ее можем принять или нет, более или менее твердо, с большим или меньшим успехом, но что реально является новым и что меняет все, так это то, что мы больше не можем серьезно отрицать возможности ее принятия» (с. 228), заключает автор.
К.Ф. Загоруйко
