CC BY
42
ВЛАСТЬ
2017.02.008. ЛИСТЕР Ч.Р. СИРИЙСКИЙ ДЖИХАД: АЛЬ-КАИДА, ИСЛАМСКОЕ ГОСУДАРСТВО И РАЗВИТИЕ ПОВСТАНЧЕСКОЙ АКТИВНОСТИ
LISTER Ch.R. The Syrian jihad: Al-Qaeda, the Islamic state and the evolution of an insurgency. - Oxford: Oxford univ. press, 2015. - 516 p.
Ключевые слова: Сирия; джихадизм; Аль-Каида; Исламское государство; Джабхат ан-нусра.
Автор (Институт Ближнего Востока, Вашингтон) показывает, как на фоне революционных событий в Сирии, порожденных динамикой «арабской весны», выкристаллизовывались и развивались две модели современного джихадизма.
Первая модель представлена Аль-Каидой, для которой характерен своеобразный «экуменизм», стремление объединить всех мусульман для борьбы с «неверными». Вторая и совершенно новая модель - это Исламское государство (ИГ), которое до ноября 2006 г. формально счталось «крылом» Аль-Каиды. ИГ не просто противопоставляет себя всему остальному миру, но опирается на динамику, свойственную сектам (отсюда - активное и сознательное использование им противоречий между суннитами и шиитами). Претензия ИГ на монопольное обладание истиной выразилась в заявлении о воссоздании Халифата, призванном подчеркнуть радикальный разрыв со всеми современными формами правления в мусульманском мире и возвращение к практике первых веков ислама.
Таким образом, мы имеем дело с конфликтом не просто неких группировок, но разных концепций. «Война представлений» (с. 79) - один из важнейших компонентов всех конфликтов в арабо-мусульманском мире в последнее время, поскольку «границы возможного» здесь носят весьма расплывчатый характер. Сирийский мятеж, в частности, замышлялся (в низах, по крайней мере) как прогрессивная, «народная революция», и джихадизм здесь вовсе не был желанным гостем. Однако незаметно, но неуклонно конфликт был монополизирован Аль-Каидой (в лице Джабхат ан-нусра) и ИГ. Неспособность этих игроков договориться между собой превратила сирийский конфликт в тотальный хаос - «войну всех против всех».
Соперничество между Джабхат ан-нусра и ИГ, впрочем, объясняется весьма прозаическими причинами (и концептуальное противостояние - лишь побочный результат). Дело в том, что противоборство между данными концепциями джихадизма лишь отчасти носит идеологический характер. Главное здесь (и это с очевидностью показали события в Сирии) - стремление привлечь рекрутов и финансы. Одним из основных козырей Аль-Каиды была ее поразительная успешность - способность безнаказанно совершать громкие преступления, блестящее исполнение которых зачаровывало весьма многие неокрепшие умы как в мусульманском мире, так и на Западе. «ИГ показало себя вполне достойным - если не потенциально превосходящим - конкурентом Аль-Каиды. Со времени провозглашения Халифата в середине 2014 г. оно продемонстрировало удивительную по своей эффективности способность к глобальной экспансии» (с. 387).
Конечно, джихадистам едва ли удалось бы добиться успехов, если бы существующие в арабо-мусульманском мире политические режимы не сделали буквально все возможное (сознательно и бессознательно), чтобы дело обстояло именно таким образом. Так, сирийские власти, осознавая растущее влияние исламистов, в 1990-х годах провозгласили политику открытости. В страну хлынули саудовские финансы, на которые были построены новые мечети и открыты коранические школы, на деле способствовавшие распространению ваххабизма. Более того, «руководители страны сознательно налаживали и эксплуатировали отношения с джихади-стами, надеясь экспортировать возможные угрозы, чтобы не иметь с ними дела на своей почве» (с. 31). Так, возникшее в то время джихадистское сообщество Гураба аш-Шам, по всей видимости, имело хорошо налаженные контакты со службами безопасности (мухабарат), особенно с военной разведкой. Благодаря этому обстоятельству джихадисты пользовались значительной свободой: «Открытые попытки суннитских исламистов оказывать влияние на сирийское общество стали весьма заметным явлением, демонстрировавшим устойчивую тенденцию к росту. Джихадистские сообщества пустили корни в Дераа на юге, а также в Идлибе и Алеппо на севере» (с. 32).
Война в Ираке (2003) привела к весьма неожиданному развитию событий. Вскоре после ее начала установились связи между
сирийской партией Баас, иракскими баасистами и Аль-Каидой, чему способствовало бегство иракских официальных лиц в Дамаск.
События «арабской весны» породили в Сирии собственную динамику протестов, главным лозунгом которых стали слова «Сирийский народ не потерпит унижения». Острота выступлений во многом была спровоцирована топорными действиями мухабарат. Так, в Дераа имел место взорвавший сирийское общество абсолютно неадекватный факт задержания подростков. Жестокое подавление протестов вызвало новую волну сопротивления, на этот раз с применением оружия против сотрудников мухабарат. 30-го мая 2011 г. Башар ал-Асад подписал так называемый Декрет № 61, даровавший амнистию всем находящимся в тюрьмах членам «Братьев-мусульман» и прочих политических движений: «Прежде чем начал клеймить революцию как "проявление экстремизма" и "вдохновляемый из-за рубежа заговор", Дамаск отпустил на волю сотни политических заключенных и исламистов» (с. 51). Тем самым власти надеялись смягчить негативный эффект, который произвело избыточное применение силы в Дераа. Однако вместо желанного успокоения это привело к усиленной организационной активности вышедших на свободу исламистов, одна часть которых была связана с Аль-Каидой, другая - с ИГ.
Так, Хасан Аббуд, умеренный салафит, бывший преподаватель английского языка из Хамы, основал в Идлибе Катаиб ахрар аш-Шам, превратившуюся к 2013-му году в наиболее мощную группировку повстанцев, к тому же располагавшую связями с Аль-Каидой. Захран Аллуш, сын обосновавшегося в Саудовской Аравии сирийского исламистского шейха, учредил салафитскую организацию Лива аш-Шам в дамасском пригороде Дума. Бывший член ИГ Мухаммад Аднан Зайтун (Абу Аднан аз-Забадани) стал предводителем повстанческой активности в Забадане (к северо-западу от Дамаска), позднее вылившейся в возникновение Катаиб Хамза ибн Абдалмутталаб. Кто-то удовольствовался более скромной ролью. Так, исламистский шейх из Хомса Рами ад-Дилати начал координировать активность оппозиционеров, как гражданскую, так и вооруженную.
«Хотя данные группировки в качестве основной политической цели для своей деятельности рассматривали преимущественно Сирию, многие из амнистированных помогали наращивать тот по-
тенциал, который позднее превратился в скрытый фронт ИГ в Сирии с внушительными международными связями и задачами» (с. 55).
В конце 2011 г. большая часть Сирии превратилась в поле партизанской борьбы джихадистов, а Хомс, оказавшийся в руках мятежников, подвергался артиллерийским обстрелам осаждавших его проправительственных войск. Упорные бои шли в ар-Растане и ал-Кусайре.
Хотя оппозиция режиму в своем большинстве не преследовала целей создания на территории Сирии исламского государства или же восстановления там прав суннитского большинства (в чем ее обвиняло правительство), с течением времени все большую роль стали играть те силы, которые добивались именно этого. Так, в начале 2012 г. открыто заявила о себе такая группировка, как Джаб-хат ан-нусра. Количество прибывающих в Сирию со всего мира джихадистов постоянно нарастало. Саудитами, например, была создана группировка Катаиб Абдулла Аззам, а ливийцами - Катаиб ал-мухаджирин.
В свою очередь, «консолидировалось и приобрело устойчивую динамику зарубежное финансирование сирийской революции» (с. 63). Помимо Саудовской Аравии и Катара в данном вопросе колоссальную роль стал играть Кувейт, а именно местная сирийская община, использовавшая частные финансовые сети. «Несмотря на то, что большая часть данных финансовых вливаний на ранней стадии конфликта шла к сравнительно умеренной и не связанной с джихадистами Свободной сирийской армии (ССА), опасный прецедент был создан, так как данная группировка попала в сети финансовой зависимости от вполне конкретных доноров, чьи политические и религиозные ожидания помешали ей стать интегральной частью некой единой организации повстанцев» (с. 70).
Установленные кувейтцами каналы финансирования позднее стали использоваться для помощи радикалам, например Джабхат ан-нусра. «Неуклонное увеличение числа вооруженных группировок оппозиции, поступление финансов и вооружений из-за границы наряду с интернационализацией кризиса - все это создавало благоприятные условия для роста активности джихадистов» (с. 81).
Следует отметить, что некоторые группировки, благодаря динамике конфликта (например, тенденции к радикализации), ока-
зывались в более благоприятном положении и росли быстрее, несмотря на те варварские методы, к которым они прибегали. Сообщения о массовом уничтожении мирного населения мятежниками (около 40% погибших от рук Джабхат ан-нусра в это период были мирными гражданами) заставили Запад отказаться от идеи поддержать их, подобно тому, как это имело место в Ливии (с. 67). Однако именно это обстоятельство создавало данным группировкам своеобразный ореол «лихости» и развязывало им руки. «Если сравнивать такие групировки, как Джабхат ан-нусра, Джунуд аш-Шам и Катаиб ал-мухаджирин с подразделениями, входившими в состав ССА, следует отметить, что относительная свобода первых от специфической повестки дня, навязываемой иностранными правительствами, означала, что они могут действовать без оглядки на то, что о них будут думать за рубежом» (с. 81).
Особенно быстрыми темпами росло влияние Джабхат ан-нусра, которая не только активно участвовала в боевых операциях, но и развила внушительную деятельность в медиасфере. Группировка, поначалу подчеркивавшая свои глобальные претензии, стремилась накрепко привязать себя в сознании людей к сирийской почве и неспроста. За этим скрывалась мистическая и эсхатологическая подоплека. Так, ее медиа-крыло получило название Ал-манара ал-байда - «Белый минарет» (Мечеть Омейядов в Дамаске), в котором, согласно преданиям, должен появиться мусульманский мессия - Махди. Подобные верования получили широкое хождение в средствах массовой информации, контролируемых джихадистами по всему миру.
Хотя Джабхат ан-нусра неустанно подчеркивала собственную «сирийскость» (в частности, на раннем этапе иностранцы принимались в организацию лишь как потенциальные смертники), ее руководство было вполне интернациональным, и в нем присутствовали выходцы из Саудовской Аравии, Ирака и Иордании. «Таким образом, Джабхат ан-нусра стремилась предстать в образе строго локализованной джихадистской организации, которая намерена упорно претворять в жизнь долгосрочную стратегию внедрения в местную динамику, избегая, по возможности, вражды и приобретая союзников, а также воздерживаясь от слишком быстрого и чрезмерно строгого навязывания норм шариата. Интересно отметить,
что данная линия становилась все более популярной в высших эшелонах Аль-Каиды в 2012-2013 гг.» (с. 67).
Именно в это время произошло становление Джабхат ан-нусра как стратегически необходимого игрока на стороне оппозиции (в целом оказавшейся неспособной к самостоятельной вооруженной борьбе). Благодаря организованности и слаженности Джабхат ан-нусра становилась все более привлекательной для молодых сирийцев, не желавших иметь ничего общего с существующими властями.
«Война представлений», о которой говорилось выше, способствовала падению престижа светской оппозиции, как вследствие оперативных провалов, так и по причине связей с Западом, который все отчетливее воспринимался в качестве бенефициара конфликта. «Возможности ССА как унитарной организации с единым командованием стали подвергаться сомнению и внутри Сирии, и за рубежом. Циркулировало все больше слухов о пронизавшей ее коррупции и противоборстве между входящими в нее группировками» (с. 85).
Наметился раскол и среди тех, кто финансировал сопротивление Асаду в Сирии - нарастало весьма ожесточенное соперничество между Катаром и Саудовской Аравией как наиболее значимыми спонсорами вооруженных группировок. Данная динамика также не способствовала усилению относительно умеренной оппозиции. Все эти обстоятельства были на руку джихадистам, которые не преминули воспользоваться слабостью ССА, чтобы, объединившись, перетянуть на себя как можно больше потенциального финансирования и рекрутов.
Следствием подобного развития событий стало возникновение двух салафитских коалиций. Первая из них - Сирийский исламский фронт освобождения (СИФО). В него, в частности, вошли Сукур аш-Шам, Лива ат-таухид, Лива аш-Шам и другие группировки. СИФО контролировал около 30 000 бойцов (т.е., примерно треть от всех участников вооруженной борьбы). Вторая - Сирийский исламский фронт (СИФ), созданный Катаиб ахрар аш-Шам в сотрудничестве с Харакат ал-Фаджр ал-Исламийя и Катаиб Хамза ибн Абдалмутталаб. Джабхат ан-нусра, внешне оставаясь в стороне, на деле активно использовала данные процессы.
Пытаясь заручиться общественной поддержкой, СИФ (при поддержке турецких и катарских благотворительных организаций) начал усиленно пропагандировать собственную гуманитарную деятельность. «Как часть единого процесса, образование в конце 2012 г. СИФО и СИФ представляло собой хорошую возможность для Джабхат ан-нусра продолжить интегрироваться в совместные действия группировок, нацеленных на свержение режима. Рост сирийского салафизма, таким образом, был джихадистам лишь на руку» (с. 100).
Внутри данной - вполне головоломной - паутины мятежа и многогранного гражданского конфликта джихадисты наращивали свои силы быстрее, чем кто бы то ни было. «Джабхат ан-нусра предпочла начать работу по налаживанию негласных и строго локализованных союзов с другими повстанческими организациями, в том числе и с ССА. Хотя джихадистские организации склонны воздерживаться от подобных пактов с националистами, Джабхат ан-нусра идет на них, так как играет вдолгую» (с. 97). Так, в Алеппо группировка поставила под свой контроль продажу продуктов (на чем прежде наживались члены ССА), существенно укрепив собственную репутацию «крепкой» и не подверженной коррупции организации.
Сирийские суннитские племена также в свое время оказались в поле зрения Джабхат ан-нусра. «В восточной Сирии суннитские племена являются той ключевой структурой, которая определяет все властные отношения, так что многие из них вполне эффективно решают проблемы собственной безопасности, сотрудничая с вооруженными группировками» (с. 121). Племя ал-Укайда, например, и особенно клан Шухайл, наладило в Дейр эз-Зоре сотрудничество с Джабхат ан-нусра в сфере добычи и продажи нефти. Все это сказалось на росте популярности ан-нусра. К началу 2013 г. она опиралась (примерно) на 2000 бойцов в Алеппо, 3000 - в Идлибе, 2000 -в Дейр эз-Зоре, 1000 - в Дераа и 1000 - в Дамаске (с. 103).
Число группировок между тем не переставало множиться. Так, к лету 2013 г. появились Харакат аш-Шам, идеологически близкая к Аль-Каиде и Джабхат ан-нусра; Ал-Катиба ал-хадра, основанная выходцами из Саудовской Аравии и проводившая более независимую линию; Джунд ал-акса (в Идлибе и Хаме), секретно основанная при участии Джабхат ан-нусра и задуманная как «стра-
тегическое продвижение этой группировки вглубь социума» (с. 170) в экспансионистских целях. В Хомсе появилась группировка Сарайа аш-шам, в Алеппо - Джайш Мухаммад, а также преимущественно «узбекская» Катибат ал-имам ал-Бухари и «ливийская» Катибат ал-Биттар ал-Либи - ответвление тамошних сторонников ИГ. «Среда мятежников становилась все более хаотичной, а воротилами в ней оказывались сторонники крайностей. Численно ССА все еще была самым значительным компонентом мятежа, однако ее сравнительная неорганизованность наряду с огромным количеством входивших в нее мелких группировок означала, что по своим возможностям, как на поле сражений, так и в общей динамике конфликта, она едва ли могла соперничать с тем, что предлагали сала-фитские и джихадистские организации, более свободные в выборе образа действий» (с. 171).
Данные противоречия выразились в появлении «нового игрока, с которым необходимо было считаться» (с. 175). В ноябре 2013 г. 12 из 19 группировок, выступавших против переговорного процесса по Сирии в Женеве, создали Исламский фронт (ИФ). Основными действующими лицами в нем были группировки Ахрар аш-Шам, Джайш ал-ислам, Сукур аш-Шам, Лива ат-таухид, Лива ал-хакк и Катаиб ахрар аш-Шам, контролировавшие в общей сложности около 55 тыс. повстанцев и осуществлявшие операции в 12 сирийских провинциях (с. 175).
Создание ИФ, кроме того, означало, что входившие в него силы наконец-то осознали наличие еще одного противника, помимо правящего режима, а именно, ИГ. В то же время данные группировки не были полностью свободны от собственных экспансионистских устремлений, которые отнюдь не были связаны с сирийской почвой. Так, Ахрар аш-Шам, финансируемая Катаром и другими странами Залива, «представляла собой довольно причудливую организацию, которая шла буквально по лезвию бритвы, так как, с одной стороны, продолжала утверждать, что является сирийской салафитской группировкой повстанцев, а с другой - отказывалась отмежеваться от идеалов глобального джихада» (с. 146).
Следует отметить, что именно разрозненность оппозиции, как светской, так и салафитско-исламистской, и склонность каждой мало-мальски заметной группировки к подчеркиванию собственной значимости привели к тому, что поначалу никто не заметил
появления на сирийской сцене нового важного участника конфликта - ИГ. Создание ИФ было довольно запоздалой и мало эффективной реакцией.
Уже летом 2011 г. ИГ отправило одного из высших командиров в Сирию для создания там еще одного «крыла» организации. Первые атаки смертников, подготовленные ИГ, были осуществлены осенью того же года, однако официально о появлении ИГ в Сирии данная организация заявила лишь в январе 2012 г.
С самого начала своей деятельности в Сирии ИГ превратилась в мощный силовой центр. «Конечно, и прочие джихадистские группировки привлекали к себе внимание потенциальных зарубежных рекрутов, однако именно ИГ с его впечатляющей воинской выучкой, «богатой» историей и внушительным присутствием в средствах массовой информации стало наиболее привлекательным для них формированием, тем более что оно захватывало сирийские города и поселки неподалеку от границы с Турцией» (с. 175). Такое развитие событий стало возможным не в последнюю очередь благодаря некоему весьма разветвленному и хорошо фундированному кадровому агентству, осуществлявшему свою деятельность из различных пунктов по обе стороны границы начиная с середины 2012 г. То, что ИГ, стяжавшее мрачную репутацию из-за склонности к зверствам и экстремизму, начнет влиять на развитие событий в Сирии, шокировало и ужаснуло сирийскую оппозицию.
В апреле 2013 г. ИГ, которому удалось оправиться от нанесенных ему в Ираке поражений, объявило о создании Исламского государства Ирака и Леванта (ИГИЛ), однако сразу же столкнулось с новым вызовом - его сирийская ветвь начала претендовать на независимость. В то время как руководитель ИГ Багдади видел в Джабхат ан-нусра основу сирийского «крыла», глава последней, Джулани, «не только стал заявлять, что руководит независимой структурой, но и выразил решимость присягнуть на верность не Багдади в Ираке, а Завахири в Пакистане» (с. 124).
Ничем не обогатив ИГ, заявление о создании ИГИЛ сильно ударило по престижу Джабхат ан-нусра. То обстоятельство, что подобные связи Джабхат ан-нусра буквально в одночасье обнаружили себя, не могло не шокировать оппозицию, которая тем не менее уже не была в состоянии продолжать борьбу самостоятельно и по сути дела оказалась втянутой в глобальный джихад. «Несмотря
на то что все заявляли о полном неприятии иностранного влияния и иностранной повестки дня, ни одна из группировок явным образом не отмежевалась от Джабхат ан-нусра» (с. 127).
Невзирая на все усилия по дезавуированию ИГ, Джабхат ан-нусра преуспела в этом предприятии не очень сильно. «В конечном итоге оказалось, что ИГ превратился в еще одного джихадистского игрока внутри сирийского конфликта, при этом потенциально чрезвычайно могущественного. Джабхат ан-нусра пришлось столкнуться с тем фактом, что теперь ей придется бороться за сохранение статуса наиболее влиятельной группировки» (с. 135).
В июне 2013 г. глава Джабхат ан-нусра Джулани обратился с посланием к руководителю «Аль-Каиды» Завахири, прося того выступить в качестве посредника. В своем секретном ответе Завахири объявлял проект «Исламского государства Ирака и Леванта» более не существующим. «ИГ должно было оставаться в Ираке, тогда как Джабхат ан-нусра получала в свое распоряжение Сирию» (с. 139).
Конечно, ИГ уходить из Сирии вовсе не намеревалось. Руководство ИГ все чаще стало обвинять «Аль-Каиду» в ренегатстве, по сути превратившем данную организацию в «топор для уничтожения ИГ» (с. 216). «Аль-Каида», якобы, начала играть по тем правилам, которые навязал ей Запад. Изменив методы, она, по сути дела, отказалась от джихада в пользу «революций, повстанчества, массовых движений и пропаганды» (с. 216). Таким образом, руководство ИГ не просто подвергло сомнению легитимность «Аль-Каиды» как главной силы глобального джихада, но «начало заявлять о себе как о законном ее преемнике» (с. 216).
Соперничество джихадистов свидетельствовало о довольно серьезных изменениях во внутрисирийском балансе сил. Существующие между ними противоречия не замедлили сказаться на росте влияния ССА, особенно в условиях «растущей благодаря посредничеству оперативных центров в Иордании и Турции поддержке, оказываемой ССА США, Саудовской Аравией и Катаром. Это привело к внушительным подвижкам, особенно на юге Сирии, а также на севере страны, в Идлибе, где помощь, поступавшая через границу в Баб ал-Хава, существенно увеличила возможности группировок, пестуемых ЦРУ, а именно, Лива фурсан ал-хакк, Харакат хазм, "13-й дивизии" и др.» (с. 216). Таким образом, в очередной раз дала о себе знать кардинальная неспособность сил, противостоящих
правящему режиму, координировать свои действия хотя бы в минимальной степени.
Сирия и Ирак дали жизнь своеобразному соревнованию глобального масштаба между двумя основными (и контрастирующими) моделями джихадизма. Одна модель, «когда повстанцев пытаются на долгосрочной основе "встроить" в локализованные конфликты, с тем чтобы они вписались в местную - племенную либо общинную - динамику», представлена «Аль-Каидой» (с. 387). Данный образ действий позволяет обеспечить членам организации некоторое устойчивое положение в неустойчивых социумах. Закрепившись на таких «островках безопасности» (по выражению главы «Аль-Каиды» аз-Завахири), члены группировки могут приступать к разработке более широкой проблематики - планированию и исполнению атак против Запада. Однако, исходя из тактических соображений, «Аль-Каида» намерена временно отказаться от такого рода деятельности. Это делается для того, чтобы обеспечить Джабхат ан-нусра наилучшие условия по внедрению в сирийские социальные структуры, по большей части не приемлющие глобальный террор. Перед Джабхат ан-нусра ставится задача заключения союзов с другими группировками и создания себе среди сирийцев благоприятной репутации, как посредством превосходной выучки бойцов - «защитников» мирного населения от «варваров»-алавитов, так и посредством гуманитарных акций.
Укрепление связей на организационном и личностном уровнях должно, по замыслу руководителей, способствовать постепенному восприятию населением той идеологической основы Джабхат ан-нусра, от которой в настоящее время она, якобы, отказалась. Стремление сохранить в тайне как свои цели, так и организационные возможности (что проявляется в создании группировок «зонтичного типа») продиктовано соображениями безопасности, а именно, усилением соперничества с ИГ, с легкостью идущего на крайние меры против всех, кто стоит у него на пути. Таким образом, Джабхат ан-нусра (и «Аль-Каида» в целом) склонна рядиться в одежды чуть ли не миротворца, чтобы доказать как сирийцам, так и всему миру, что она является «умеренной оппозицией».
Другую модель реализует ИГ, демонстрирующее, что оно склонно к стратегическим играм совершенно иного рода - а именно, сфокусированным на достижении быстрых и убедительных ре-
зультатов. «Если отвлечься от той чудовищной репутации, которую ИГ стяжало себе массовыми убийствами и изнасилованиями, можно заметить, что оно продемонстрировало впечатляющую способность осуществлять хорошо спланированные и долгосрочные кампании, целью которых является строго локализованная дестабилизация, устрашение населения и целевые нападения на ключевые узлы местной власти. После решения данных задач ИГ прибегает к полномасштабной атаке, осуществляемой силами легкой пехоты, чтобы обеспечить полный контроль над интересующей его территорией. Способность ИГ действовать и путем одновременного привлечения всех членов, и как сеть террористических ячеек, а также применять тактику легкой пехоты, обеспечило данной организации неоценимое преимущество над традиционными воинскими формированиями в Сирии и Ираке» (с. 387).
Сирийский конфликт еще раз продемонстрировал особенности политического «ландшафта» в арабо-мусульманском мире. Так, почти полное отсутствие способности договариваться во многом обусловило течение конфликта в Сирии. Основные спонсоры конфликта (прежде всего, Катар и Саудовская Аравия) действовали исключительно в собственных сиюминутных интересах. «На деле, именно систематическая неспособность внешних сил, заинтересованных в поддержке сирийской революции, к объединению усилий служит объяснением не только стремительного увеличения числа независимых формирований мятежников, но и неспособности оппозиции создать подлинную угрозу для режима Башара аль-Асада» (с. 2).
Стремление заявить о себе, являющееся характерной чертой арабо-мусульманской политической культуры, ведет к увеличению числа игроков и лишает их возможности объединить усилия. «Любая группировка, которая стремится, чтобы в Сирии ее воспринимали серьезно, пытается как можно громче заявить о себе, что само по себе запускает в действие логику, свойственную самовыдвиженцам, а это препятствует созданию образа объединенной оппозиции» (с. 4). Так, к началу 2015 г. на стороне повстанцев сражались около 150 тыс. бойцов, представлявших более 1500 формирований (с. 2). Последние стремительно становились все более радикальными. Если в 2011 г. ССА, как наиболее умеренная и «разумная» сила, представлялась оптимальным решением, то «вскоре она пала жерт-
вой того простого факта, что ее руководство находилось за рубежом, а именно, в лагерях для беженцев на территории Турции» (с. 2).
Интересно отметить, что ИГ сознательно использует особенности арабо-мусульманского политического «ландшафта». «Если смотреть на вещи шире и отвлечься от военного аспекта проблемы, то можно заметить, что ИГ всячески пытается использовать ту динамику, которая складывается в данном конкретном месте. Если выгодно втихомолку сотрудничать с прочими повстанческими организациями, ИГ не преминет сделать это, однако лишь в той мере, в которой это отвечает его собственным интересам. В тех конфликтах, где ИГ не склонно доверять мотивации потенциальных союзников, оно будет агрессивно действовать в одиночку. Разница в тактике для Ирака и для Сирии с очевидностью продемонстрировала подобную политическую расчетливость ИГ. В первом случае была сделана ставка на прагматические действия в координации с более умеренными группировками и даже с националистически настроенными баасистами. В Сирии, однако, ИГ с самого начала действовало почти исключительно в одиночку» (с. 277). Подобная «эволюция» джихадизма, превратившая некогда представлявшуюся «non plus ultra» Аль-Каиду в бледную тень ИГ, не может не настораживать.
К. Б. Демидов
ИСТОРИЯ
2017.02.009. ВИК ван Дж.-А. ЯДЕРНЫЙ ТЕРРОРИЗМ В АФРИКЕ: АКТИВИЗАЦИЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ АНК И АТАКА НА АЭС КО-БЕРГ В ЮАР.
WYK van J.-A. Nuclear terrorism in Africa: the ANC's operation mac and the attack on the Koeberg nuclear power station in South Africa // Historia. - Durban, 2015. - Vol. 60, № 2. - P. 51-67.
Ключевые слова: ЮАР; АНК; ядерный терроризм; АЭС Ко-
берг.
Автор (Университет Южной Африки, ЮАР) исследует диверсию, организованную Африканским национальным конгрессом (АНК) в декабре 1982 г. на АЭС Коберг, а также последствия этой
