«автономий», так и одновременно того, что в реальности в культуре не существовало и не существует непроницаемых границ. Напротив, культура преодолевает все «преграды», и она мировая целостность, а составляющие ее «субъекты находятся в постоянном трансформационном процессе, во взаимодействии (назовите вы это транскультуризацией, "гибридизацией", синтетизацией)» (с. 149), - обобщает В.Б. Земсков.
В этом разделе опубликована статья «Принцип ряда как структурный архетип: Между литературой и музыкой» М. Катунян (Москва).
Т.М. Миллионщикова
2017.02.002. XII ПОСПЕЛОВСКИЕ ЧТЕНИЯ: Материалы конференции. (Сводный реферат).
1. КУРИЛОВ В.В. Литературоведческое терминоведение // Stephanos [Электронное издание]. - М.: МГУ, 2016. - № 1 (15). - С. 74-79. -Режим доступа: http://www.stephanos.ru/izd/2016/2016_15.pdf
2. СЕМЁНОВ В.Б. Формы и жанры средневековой европейской литературы: Проблемы тезауруса // Stephanos [Электронное издание]. -М.: МГУ, 2016. - № 3 (17). - C. 211-219. - Режим доступа: http://stephanos.ru/izd/2016/2016_17.pdf
3. ЧЕРНЕЦ Л.В. О типологическом изучении литературных персонажей // Stephanos [Электронное издание]. - М.: МГУ, 2016. - № 1 (15). - С. 80-90. - Режим доступа: http://www.stephanos.ru/izd/ 2016/2016_15.pdf
Ключевые слова: литературоведческие термины и понятия; литературоведческое терминоведение; словарь / тезаурус; средневековые литературы; стиховые формы; типический персонаж (образ); тип персонажа; творческая типизация / типология персонажей.
«XII Поспеловские чтения» состоялись на филологическом факультете МГУ им. М.В. Ломоносова 15-16 декабря 2015 г. Тема конференции: «Литературоведческий тезаурус: Обретения и потери». 18 статей, подготовленных на основе прочитанных докладов, опубликованы в течение 2016 г. в сетевом журнале факультета
«Stephanos»1. В предлагаемом сводном реферате представлены три статьи.
В основу публикации доктора филол. наук В.В. Курилова (проф. Южного федерального ун-та; Ростов-на-Дону) положен доклад, прочитанный на Пленарном заседании. Считая терминове-дение важнейшей металитературоведческой дисциплиной, В.В. Курилов, однако, констатирует ее запущенность, проявляющуюся в «хаотической смеси старых и новых, русских и иностранных терминов», в «свободе» оперирования терминами, в «терминологической синонимии, перевертывании терминов» и др. Вслед за В.Е. Хализевым2 он отмечает две терминологические крайности: стремление к строгой системности, точности при очевидной аполо-
1 «STEPHANOS»: Сетевое издание; Рецензируемый мультиязычный научный журнал; Электронный проект филологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова; Главный редактор - д-р филол. наук, проф. М.Л. Ремнёва, отв. секретарь - канд. филол. наук Е.И. Певак. Опубликованы также следующие статьи «XII Поспеловских чтений»: в № 1 (15): Теперик Т.Ф. Поэтика невербального поведения как предмет филологического исследования (на материале античных авторов) // Stephanos [Электронное издание]. - М.: МГУ, 2016. - № 1 (15). - С. 9199; в № 2 (16): Соловьёва Е.Е. «Музыкальный код» и «музыкальный экфрасис» // Там же. - № 2 (16). - С. 119-128; Суровцева Е.В. Модификации эпистолярного жанра: На материале «письма властителю» // Там же. - С. 129-137; Захаров К.М. К поэтике русской реалистической комедии // Там же. - С. 114-119; в № 3 (17): Исаев С.Г. Тезаурус на границах литературоведения («Записки и выписки» М.Л. Гаспарова) // Там же. - № 3 (17). - С. 192-198; Владимирова Н.Г. «Память термина» и его вариативность в английском филологическом романе // Там же. -С. 199-219; Богданова О. А. О происхождении литературоведческого понятия «полифония» // Там же. - С. 220-227; в № 4 (18): Беляева И. А. Русский классический роман как «образец созерцания универсума»: Нероманные истоки жанра // Там же. -№ 4 (18). - С. 161-171; Володина Н.В. «Телеология» как философско-эстетическая и историко-литературная категория // Там же. - С. 172-182; Федотова П. А. Пейзаж: Живопись и литература // Там же. - С. 183-192; в № 5 (19): Белая Е.И. Императив в системе категорий художественной концепции личности «эпохи рубежа» // Там же. - № 5 (19). - С. 140-147; Селитрина Т.Л. Пути развития английского реализма на рубеже XX-XXI вв. // Там же. - С. 147-158; в № 6 (20): Спивак Р.С. Философский метажанр: Понятие, термин, методология анализа (И.А. Бунин, «Роман горбуна») // Там же. - № 6 (20). - С. 159-167; Жучкова А.В. VAK-лиз как способ исследования психофизиологического компонента поэтической речи // Там же. -С. 168-176.
2 См.: Хализев В.Е. Теория литературы // Литературная энциклопедия терминов и понятий. - М., 2001. - Стлб. 1073.
гии «размытых» понятий. Последняя тенденция побудила А.В. Михайлова предпочесть разговор не о «терминах», но об «основных, или ключевых» словах в литературоведении1.
Безусловно, литературоведческие термины имеют существенные отличия и прежде всего потому, что «их содержание исторически подвижно»; вместе с тем часто один термин обозначает «различные варианты понятия» (с. 73) и др.
В.В. Курилов различает группы терминов по степени их точности. К терминам в точном смысле слова он относит поэтоло-гические, «в первую очередь - стиховедческие (стопа, строка, ямб, хорей, рифма и т.д.) и языковые (эпитет, метонимия, метафора, ассонанс, аллитерация, различные виды словесных повторов, монолог, диалог и т.д.)» (с. 75). Сюда же можно отнести «сюжето-логические термины» (завязка, кульминация), а также термины, обозначающие элементы «мира произведения»: персонаж, пейзаж, время, пространство и др. Близки к данной группе обозначения эстетических категорий (героическое, сатирическое и т.п.).
Этим терминам противостоит другая группа - понятия, «отмечающие существенные признаки литературы»; они отличаются лишь относительной точностью вследствие сложности и многогранности предмета обозначения: художественность, образ, содержание, миф.
Другой принцип разграничения терминов - обозначение понятий родовых (сюжет, род, жанр, эстетическая оценка и пр.) и видовых (так, к эпическому роду относятся: персонаж, сюжет, событие, повествование, повествователь, точка зрения и др.). (Автор предупреждает, что его классификация терминов носит предварительный, рабочий характер.)
Еще одно положение, выдвигаемое В.В. Куриловым, - зависимость терминологии от «целей, позиций, ценностей исследователя»; от его «индивидуального видения литературы». В качестве примера приводится терминология М.М. Бахтина в его книге о Рабле (1965), а также словосочетания «социальная характерность» и «идеологическое миросозерцание» - в трудах Г.Н. Поспелова.
1 См.: Михайлов А.В. Несколько тезисов о теории литературы // Михайлов А.В. Избранное. Историческая поэтика и герменевтика. - СПб., 2006. - С. 500.
В ряду терминологических затруднений, препятствующих научной коммуникации, отмечены употребление одного слова в двух значениях (так, роман обозначает и «родовую форму», и особый жанр); терминологическое переворачивание (сюжет / фабула в русской формальной школе). На последнем примере «затруднений» автор останавливается детально.
С помощью этих терминов обычно различают последовательный ход событий, развитие действия и способ, порядок и мотивировку рассказа о движении событий. Разграничение этих понятий и обозначающих их терминов произошло в нашей науке в 20-е годы прошлого столетия. И сразу же возникли две противоречащих друг другу нормы употребления терминов. Ученые, придерживающиеся академической традиции, например М.А. Петровский («Морфология новеллы», 1927), называли сюжетом последовательное развертывание событий, а фабулой - их художественную подачу. Литературоведы формальной школы, оппозиционно настроенные к академической науке, перевернули значение терминов, иллюстрируя ими значения своих исходных понятий - «материала» и «приема». Фабула стала материалом, историей, о которой рассказывается в произведении, а сюжет - способами повествования о ней с помощью приемов («остранение, торможение»).
В настоящее время, как омечает В.В. Курилов, обе традиции сосуществуют, что препятствует научной коммуникации и «требует специального обсуждения в рамках литературоведческой терминологии с детальным анализом оснований того и другого употребления терминов» (с. 78).
Теоретические соображения В.В. Курилова в связи с проблемами терминоведения дополняются в статье доцента филол. ф-та МГУ В.Б. Семёнова о литературоведческом тезаурусе, исследуемом на материале средневековой европейской литературы (2). Данная статья представляет словарь и тезаурус как противопоставленные полюса. «Указаны основные тенденции, препятствующие формированию тезауруса, отвечающего актуальным задачам исследования средневековых европейских литератур. Эти тенденции рассмотрены преимущественно на примерах жанровых обозначений, применяемых к образцам стихотворного эпоса. В частности, предложено обратить внимание на подвижность тех жанровых оп-
ределений, которые функционировали в самом Средневековье» (2, с. 211).
Внимание этого автора сосредоточено на раскрытии различий между функциями, осуществляемыми словарем и тезаурусом. «Словарь versus тезаурус» - так можно было бы определить соотношение родственных и в то же время различных по своей цели трудов: «... первому свойственна родо-видовая иерархическая вертикаль, которая принципиально отсутствует у второго» (там же). В литературоведческом словаре понятий и терминов, используемых в той или иной национальной литературе, статус родового понятия имеет один термин, подменяющий собой «все параллельные обозначения, каждое из которых принадлежит какой-либо иной национальной традиции. Ситуация тезауруса иная: понятия не входят в отношения вертикального подчинения одному из них, но на равных правах сосуществуют в горизонтальной плоскости "тематического гнезда", а каждое из них разъясняется с указанием на типологическое родство со всеми остальными» (там же).
Так, остросюжетная романская «новелла» в тезаурусе уравнивается в правах с русским «рассказом» и его англо-американским аналогом - «short story». Если для широкой публики нужен в первую очередь словарь, то тезаурус - «продукция специалистов прежде всего для специалистов» (2, с. 212).
Рассматривая терминологические вопросы медиевистики, В.Б. Семёнов подчеркивает обычай других наций, развившихся ранее, использовать понятия и термины национальной поэтики для описания аналогичных явлений периода «варварской» словесности. Сами романские народы применяли для описания своей поэзии термины античных поэтик (римских и - опосредованно - греческих), что подчеркивало древность их культуры. При этом аналогичные литературные явления соседей-«варваров» представали в зеркале их описаний как заимствованные. И в наши дни «проецирование жанров Античности на оригинальные жанровые системы "варварских", "поздних" европейских наций продолжается» (2, с. 212).
В статье приводятся многие примеры описания в античных терминах некоторых средневековых жанров поэзии «поздних» наций (Уэльса, Ирландии, Скандинавии и др.). По мнению В.Б. Семёнова, эта и другие тенденции препятствуют «разработке тезауру-
са, удовлетворяющего научные потребности средневековых литератур» (2, с. 218).
Вопросы типологического изучения литературных персонажей рассматриваются в статье доктора филол. наук Л.В. Чернец (проф. МГУ), подготовленной на основе доклада на Пленарном заседании «чтений» (3). Автор разграничивает смежные понятия: «типический персонаж» («типический образ») и «тип персонажа». Если под «типическим персонажем» понимается созданная в произведении индивидуальность, воплощающая общее с высокой степенью художественной убедительности, то «тип персонажа» -это категория лиц (скупец, «лишний человек»), в разряд которых может быть отнесен данный герой. «Разграничение этих разных, хотя и смежных аспектов: предмета и качества его изображения -очень важно в науке о литературе. Суть проблемы высвечивается при сопоставлении двух понятий: типизация и типология» (3, с. 80).
В понимании процесса творческой типизации теоретики литературы (Г.Н. Поспелов, В.В. Кожинов, Н.Д. Тамарченко и др.) во многом опираются на Гегеля в его трактовке процесса «идеализации» в искусстве, т.е. «очищения» предмета от всего случайного, несущественного1. Типология персонажей представляет их группировку в типы, на основании сходных свойств характеров героев. Как показатель интереса читателей к тому или иному типу значимы не только образы, созданные классиками, но и герои беллетристики, массовой литературы. Важна сама частотность обращения к типу. «Движущаяся типология персонажей (одни становятся "героями времени", другие демонизируются, превращаются в стереотипы, в мишень для пародий, вообще исчезают или перерождаются) в той или иной мере отражает смену общественных идеалов, ценностных установок, разное историческое наполнение таких исторических категорий, как героизм, трагизм, комизм, романтика и пр.» (3, с. 82).
По сравнению с теорией художественной типизации вопросы типологии персонажей разработаны в литературоведении явно недостаточно, что проявляется уже на уровне самой терминологии, в частности в отсутствии в словниках терминологических словарей
1 См.: Гегель Г.В.Ф. Эстетика: В 4 т. - М., 1968. - Т. 1. - С. 162-163.
родового понятия-термина «тип персонажа» (хотя некоторые конкретные типы там представлены1). Между тем наследие классиков (писателей и критиков) золотого века русской литературы свидетельствует о последовательном использовании термина.
В этом аспекте один из критериев достоинства произведения -введение в литературу нового типа персонажа. «Есть ли хоть один новый характер, созданный, никогда не являющийся?» - с сомнением вопрошает Ф.М. Достоевский, касаясь романа А.Ф. Писемского «Тысяча душ» (в письме М.М. Достоевскому, 31 мая 1858 г.). Другой критерий - богатство и разнообразие вводимых типов. Так, Пушкин для А. А. Григорьева - «наше все», он - «заклинатель и властелин многообразных стихий»2, изобразитель национальных типов, из которых критик особенно оценил тип Белкина. Третий критерий выявляется в суждениях о типе не по одному какому-то персонажу, его представляющему, а по целому ряду персонажей, обнаруживая в них общие, типовые черты. Так, рассказчик у Пушкина в «Капитанской дочке» и «Повестях Белкина», Максим Мак-симыч в романе Лермонтова и некоторые герои произведений раннего Толстого для А.А. Григорьева суть примеры воспроизведения «белкинского» типа.
«Применяя структуралистскую терминологию, можно сказать, - считает Л. В. Чернец, - что тип персонажа - это инвариант, который в чистом виде нигде не представлен, но он воплощен в различных вариациях, каковыми являются конкретные персонажи (или рассказчики)» (3, с. 83). Сопоставление этих вариаций позволяет проследить эволюцию типа.
Формированию типа персонажа сопутствует обычно появление его устойчивой номинации, введенной автором или критиком. При этом тот или иной тип по мере своего закрепления в литературном процессе может обрастать несколькими номинациями, из которых главной становится какая-то одна.
1 В «Литературном энциклопедическом словаре» (под ред. Николаева П. А., 1987) публикуются статьи Ю.В. Манна «Маленький человек», «Лишний человек». Они вошли и в «Литературный словарь терминов и понятий» (отв. ред. Николю-кин А.Н., 2001), однако в обоих изданиях родовое понятие «тип персонажа» не представлено.
Григорьев А.А. Взгляд на русскую литературу со смерти Пушкина: Ст. первая // Григорьев А.А. Искусство и нравственность. - М., 1886. - С. 78, 84.
«Так, после появления повести И.С. Тургенева "Дневник лишнего человека" (1850) критики стали относить к лишним людям не только "героев" его последующих произведений (Рудин, Берсенев, братья Кирсановы, Нежданов и др.), но и предшественников (безымянный Василий Васильевич из рассказа "Гамлет Щиг-ровского уезда", заглавие которого тоже претендовало на название типа). Другую номинацию предложил П.В. Анненков в статье о повести "Ася" - "Литературный тип слабого человека" (1858). В 1860-е годы, особенно после проведенной Добролюбовым в статье "Что такое обломовщина?" (1859) эпатирующей параллели (Онегин - Печорин - Тентетников - Бельтов - Рудин - Обломов), всех названных героев в радикальной демократической критике стали называть "лишними людьми"» (3, с. 85). Это определение прочно приросло и к Онегину (которого Белинский назвал «страдающим эгоистом»), и к Печорину. Само «соперничество номинаций» (в их ряду есть и собственные имена) заслуживает специального изучения.
Рассматривая соотношение терминов «тип персонажа» и «характер», Л.В. Чернец полемизирует с теми, кто предлагает понимать «тип» как «характер стандартизованный», не являющийся или переставший быть формой «самодеятельности человека и выражением его способности к выбору» (наподобие гоголевского Башмач-кина1). Такая трактовка понятия «тип» резко расходится с традицией русской критики и словоупотреблением самих писателей.
Соотношение между типом персонажа и его индивидуальным характером не одинаково на разных стадиях исторического развития литературы и в разных жанрах. «Конечно, персонажи старинных сатирических "зерцал" (наподобие "Корабля дураков" С. Бранта) или римской паллиаты, с ее четкой семиотикой масок, -воплощение совсем иной концепции личности, чем в "романизированных", по выражению М. М. Бахтина, жанрах литературы Нового времени», когда произошло смешение стилей внутри одного текста («окончательно сломалось "колесо Вергилия"») (3, с. 86). «Зазор» между индивидуальным характером и типом, к которому можно отнести персонажа, в литературе XIX в. огромен. Но тем важнее
1 См.: Тамарченко Н.Д. Тип // Поэтика: Словарь актуальных понятий и терминов / Гл. науч. ред. Тамарченко Н.Д. - М., 2008. - С. 263.
выявить в индивидуальных характерах ту доминанту, которая приводит к закреплению в литературном процессе определенной номинации типа.
Как примеры вариаций одного «типа персонажа» в статье сопоставляются Беликов из рассказа «Человек в футляре» и Кулыгин из пьесы «Три сестры» А.П. Чехова. «Мысль, скованная догматами, и навязывание своей модели поведения другим людям (у Кулыгина -в мягкой форме, у Беликова - в устрашающей) - это сочетание составляет суть "футлярного" типа, сближающую персонажей, разных по характеру и темпераменту. Правда, профессия у них одна, что, конечно, не случайно: трудно найти для педагога, поместившего себя в "футляр", более подходящий предмет, чем мертвые языки».
«Тип персонажа» относится к «генерализирующим понятиям», позволяющим и в литературе Нового времени увидеть «общую картину движения художественной антропологии» (3, с. 87).
А.А. Ревякина
2017.02.003. БОГДАНОВА О.А. О ПРОИСХОЖДЕНИИ ЛИТЕРАТУРОВЕДЧЕСКОГО ПОНЯТИЯ «ПОЛИФОНИЯ» // Stephanos [Электронное издание]. - М.: МГУ, 2016. - № 3 (17). - C. 220-226. -Режим доступа: http://stephanos.ru/izd/2016/2016_17.pdf
Ключевые слова: полифония; полифонический роман; Ф.М. Достоевский; М.М. Бахтин; В.Л. Комарович; В.И. Иванов; Б. Христиансен; телеология; доминанта; автор.
В статье доктора филол. наук О.А. Богдановой (ИМЛИ) показано, что музыкальный термин «полифония» впервые введен в литературоведческий дискурс в связи с анализом романной поэтики Ф.М. Достоевского не М.М. Бахтиным в книге «Проблемы творчества Достоевского»1 (1929), а В.Л. Комаровичем в статье «Роман Достоевского "Подросток" как художественное единство»2 (1924). Прослежены общие источники их открытия: работы русско-
1 Бахтин М.М. Проблемы творчества Достоевского. - Л.: Прибой, 1929. -
244 с.
2
Комарович В.Л. Роман Достоевского «Подросток» как художественное единство // Ф.М. Достоевский. Статьи и материалы / Под ред. Долинина А.С. - Л.; М.: Мысль, 1924. - Сб. 2. - С. 31-68.