CC BY
14
онах «плотной» локализации сети и в непосредственной близости от других участников.
Мезоуровень исследования, касающийся влияния участников сетей, их структуры на динамику технологического прогресса, показывает, что структура сети СТА, которая зависит от выбора самих участников, воздействует на уровень эффективности промышленного производства в соответствующей отрасли. Эта структура является существенным фактором, определяющим межотраслевые различия в темпах технологического прогресса. Когда фирмы активно пользуются знаниями, широко доступными им в рамках сети, такие сети становятся средоточием инноваций. Кроме того, позиция фирм в рамках сети может влиять не только на их экономические и инновационные результаты, но и на их склонность к вхождению в новые альянсы.
Таким образом, СТА можно рассматривать как инструментарий, обеспечивающий экономию ресурсов и хеджирование рисков участников. Фирмы таким путем стремятся решать проблемы в условиях турбулентной экономической среды и высокого уровня неопределенности. Другое направление исследования влияния альянсов на технологический прогресс связано с коллективным выбором его направлений в рамках отрасли. В отмеченных условиях фирмы нуждаются в экспериментировании по многим направлениям, и наличие различных группировок может играть в этом отношении важную роль. Стратегия фирм, направленная на рост и развитие, должна включать возможность участия в сетях и стимулировать такую перспективу.
В заключение авторы указывают на необходимость изучения двух аспектов, связанных с функционированием СТА и сетей. Во-первых, это их роль в управлении риском и неопределенностью, и, во-вторых, эволюция и динамика сетевых структур.
И.Г. Минервин
2016.04.040. МОКИР Дж., ВИКЕРС К., ЗИБАРТ Н.Л. ИСТОРИЯ ТЕХНОЛОГИЧЕСКОЙ БОЯЗНИ И БУДУЩЕЕ ЭКОНОМИЧЕСКОГО РОСТА: ЧТО ИЗМЕНИЛОСЬ?
MOKYR J., VICKERS C., ZIEBARTH N.L. The history of technological anxiety and the future of economic growth: Is this time different? //
J. of econ. perspectives. - 2015. - Vol. 29, N 3. - P. 31-50. - Mode of access: http://dx.doi.org/10.1257/jep.29.3.31
Ключевые слова: НТП; социально-экономические последствия; технологическая безработица; структура занятости; свободное время; промышленная революция.
Профессора Северо-Западного университета, Университета г. Оберн и Университета штата Айова (США) рассматривают феномен страха перед технологическим прогрессом, его историю и формы проявления, а также современные позиции по отношению к ТП, его социально-экономическим последствиям и роли в экономическом развитии.
Технологический прогресс (ТП) общепризнан как основной источник экономического развития. Вместе с тем он порождает «культурную боязнь» на протяжении всей своей истории. Технология часто изображается как нечто враждебное человеку, недоступное для понимания, угрожающее и неподдающееся контролю. Подобный страх перед ТП нередко возникал в периоды слабеющего экономического роста, например во время Великой депрессии. Опасения относительно прекращения экономического роста в условиях роста населения и истощения инновационного процесса содержались и в работе Дж.М. Кейнса «Экономические возможности наших внуков»1, в которой он рассматривал перспективы технологического развития и безработицы. Однако Кейнс высказался достаточно оптимистично, отметив трудности и болезненность перехода от одной экономической эпохи к другой. Возрастание технологической эффективности, по его мнению, происходило быстрее, чем можно было решить проблему абсорбции (вовлечения в экономику) рабочей силы (с. 32). И в настоящее время можно встретить опасения ведущих экономистов относительно вероятности длительной стагнации, связанной с воздействием ТП на долгосрочные тенденции занятости.
Озабоченность по поводу ТП может принимать различные формы. Среди них авторы выделяют три наиболее заметные. Первые две основаны на «оптимистичном взгляде», согласно которому
1 Keynes J.M. Economic possibilities for our grandchildren. 1930 // Essays in persuasion. - N.Y.: W.W. Norton, 1963. - P. 358-373.
технология продолжит свое развитие и, возможно, с ускорением. Во-первых, наиболее распространенное беспокойство вызвано тем, что ТП ведет к масштабному замещению труда машинами, что в свою очередь может вызвать технологическую безработицу и дальнейшее углубление неравенства в краткосрочном аспекте, даже если его долгосрочные эффекты несут выгоды. Во-вторых, существует опасение по поводу моральных последствий ТП с точки зрения человеческого благосостояния в его широком понимании, например бытовавшее во время промышленной революции опасение дегуманизации рутинного фабричного труда. Третий вид озабоченности идет в противоположном направлении, подразумевая, что эпоха основных достижений ТП уже отошла в прошлое. В последние годы пессимисты, несмотря на очевидность гигантского прогресса информационных технологий (ИТ), утверждают, что главная опасность - грозящий в будущем слишком медленный рост экономики и производительности из-за недостаточности ТП. Эти тревоги не новы, подчеркивают авторы и пытаются выяснить, есть ли что-либо новое в этой области в современную эпоху.
Рассматривая эволюцию позиций экономистов с конца XVIII до середины ХХ в., авторы отмечают, что в период промышленной революции многие экономисты признавали вероятность негативного влияния применения машин на занятость в краткосрочном плане, одновременно указывая на различия в краткосрочных и долгосрочных последствиях. Например, Д. Рикардо отмечал, что в долгосрочной перспективе рост производительности труда будет способствовать росту сбережений и в конечном счете приведет к росту спроса на труд. Пострикардианцы (Дж.С. Милль), считая, что ТП может наносить вред людям труда, отмечали его временный и спорадический характер для рабочего класса в целом. К. Маркс с иных позиций также доказывал серьезность проблемы технологической безработицы в плане обнищания рабочего класса при капитализме, однако и для него ТП был элементом социально-политического процесса, ведущего в конечном счете к общему процветанию, разумеется, при условии свержения капиталистической системы.
Протестное рабочее движение первых десятилетий XIX в. в Великобритании объяснялось не только обвинениями в адрес технологической безработицы, но и жалобами на длительность рабо-
чего дня и удушающую атмосферу смога в быстро растущих промышленных городах. Проблема заключалась не в недостаточном количестве рабочих мест, предлагаемых фабричным производством, а в низком качестве условий труда. Тем не менее, отмечают авторы, нет сомнения в том, что промышленная революция, разрушив спрос на определенные виды труда, вызвала значительные бедствия, даже если в целом и не сократила общий спрос на рабочую силу. В британской экономике XIX в. наиболее пострадали от притока капитальных инвестиций работники, занятые в домашнем мелком производстве, которое традиционно характеризовалось очень малой капиталоемкостью и низкой производительностью. Рабочие, занятые в отраслях, подвергшихся индустриализации, выдвигали законные требования относительно зарплаты, уровня жизни, неравенства. Но вопрос о том, когда именно инновации промышленной революции воплотились в более высокий уровень жизни, включая нематериальные эффекты, был и остается предметом споров. Положение рабочих оставалось в лучшем случае неравномерным, даже приняв, что проблема технологической безработицы была в основном преувеличена.
Помимо вопросов, связанных с безработицей и оплатой труда, ТП вызывал также проблемы, затрагивающие характер труда и связанные с отчуждением труда. Об этом писал еще А. Смит, предупреждая, наряду с преимуществами, о моральных последствиях специализации. Вопрос об угрозе промышленного капитализма для человека как придатке машины был одним из центральных для Маркса и его последователей, но он никак не был чужд также и для других политиков левого направления.
В итоге опасения луддитов относительно обнищания рабочих в результате механизации не оправдались. Дело в том, что ТП мог заменить лишь ограниченное число видов человеческой деятельности, одновременно повысив спрос на другие виды труда, необходимые как дополнение к средствам производства, воплощенным в новых технологиях. Еще важнее то, что ТП принял форму продуктовых инноваций и тем самым создал совершенно новые отрасли экономики. Это явление выпало из внимания экономистов того времени, которые не могли предвидеть появления новых категорий рабочих мест.
В начале ХХ в. к этой проблеме вернулся К. Виксель, считавший, в полном соответствии с неоклассической моделью, что ТП может как снижать, так и увеличивать объем предельного продукта труда и таким же образом воздействовать на зарплату, в зависимости от того, является ли технология фактором экономии или, напротив, привлечения дополнительного труда. Виксель четко различал краткосрочные, которые могут быть отрицательными, и долгосрочные эффекты. В эти же годы Дж.Б. Кларк сделал широко известное замечание, что благосостояние рабочих требует дальнейшего прогресса и невозможно без временного вытеснения работников низших квалификаций. Эти положения Викселя и Кларка в общих чертах подвели итог консенсусу среди экономистов начала ХХ в.
Время Великой депрессии и кризиса занятости не могло избежать возврата к гипотезе технологической безработицы, поддерживаемой рядом экономистов. Многие поторопились обратиться к ней также в период рецессии 2007-2009 гг. и в последующие годы, несмотря на наличие более обоснованного объяснения недостаточностью совокупного спроса. В конечном счете, замечают авторы, в предсказании воздействия ТП на занятость не следует отрицать выводы предшествующих поколений экономистов. Если прогнозы масштабной технологической безработицы оказывались в целом неверными, то не следует упрощать вопрос об издержках, понесенных многими из тех, кто был лишен работы. В долгосрочном аспекте заработная плата действительно возросла благодаря значительному росту производительности, но верно и то, что это весьма длительный процесс.
Вопрос о том, есть ли у непрерывного прогресса неизбежный «горизонт» (предел, диапазон возможностей), связанный с технологическими или другими причинами, имеет глубокие исторические корни. Античный мир, следуя Прометею, был оптимистичным. Для классических экономистов XVIII-XIX вв. идея о возможности и желательности прогресса была не нова, более того, вера в прогресс стала центральной концепцией дискурса об общественной динамике. Эпоха индустриализации породила скептиков и пессимистов. Дж.С. Милль говорил о возможности «стационарного состояния», полагая, что рост производства все еще важен лишь для отсталых стран, а для наиболее передовых основная эко-
номическая необходимость состоит в улучшении распределения, что близко взглядам социалистов середины XIX в.
Кейнс занимал сходную позицию по отношению к ТП, заметив далекий технологический горизонт, когда человек впервые столкнется с реальной проблемой - как использовать свое освобождение от обременительных экономических забот и чем занять свободное время. Во времена Кейнса такое восприятие будущего радикального сокращения рабочего времени могло быть естественным результатом простой экстраполяции существовавших тенденций. Предположения о «конце труда» основывались на модели «полного насыщения», когда экономический прогресс более не понадобится. Принималось, что необходимый для достижения такого состояния уровень ТП возможен. Сегодня некоторые технологические пессимисты близки к теории стационарного состояния, используя сравнение ТП с уже сорванным фруктом, другие видят пределы ТП в эпистемологии, в ограниченности возможности познания.
Переходя к сравнению исторических и современных концепций относительно роли ТП в экономическом развитии, авторы прежде всего отмечают отличие механических инноваций промышленной революции от сегодняшних достижений робототехники и искусственного интеллекта. Прогнозируя будущее, полезно различать два возможных последствия замещения капиталом труда, связанные, во-первых, с количественными изменениями рабочей силы и, во-вторых, с распределением труда. Согласно расчетам Э. Мэддисона1, за период с 1870 по 1998 г. годовой показатель рабочего времени на одного занятого в развитых индустриальных странах сократился на половину (с 2950 часов до 1500 часов на одного рабочего) (с. 43). Один из важнейших аспектов ТП в XXI в. -возросшая предельная полезность свободного времени за счет увеличения разнообразия его видов и снижения затрат на его техническое обеспечение. Современный досуг коренным образом отличается от доиндустриального прошлого, и сегодняшнее отличие состоит в широкой доступности, в том числе ценовой, высококаче-
1 Maddison A. The world economy: A millennial perspective. - P.: OECD,
2001.
ственного досуга для всех, а не только для праздных классов, как в прошлом.
Проблема заключается в том, что в распределении рабочего и свободного времени, так же как и в распределении доходов и богатства, имеет место неравенство. Но здесь наименьший выигрыш свободного времени оказывается в среде наиболее образованных и высокооплачиваемых работников. В результате «так называемый праздный класс никогда не был так перегружен». Это неоднозначное явление в области экономического неравенства имеет свои последствия с точки зрения благосостояния, поскольку, по крайней мере отчасти, связано не только с повышением нагрузки на высококвалифицированных работников, но и с прямым ее сокращением для низкоквалифицированных. Таким образом, наблюдается воздействие технологий, экономящих труд, на предложение низкоквалифицированной рабочей силы. Вместе с тем, отмечают авторы, прогнозы влияния ТП на спрос на рабочую силу зачастую ограничиваются существующими видами рабочих мест и не учитывают появления еще не существующих профессий в будущем.
Но даже если развитие ТП не означает «конец труда», оно меняет определенные характеристики будущих рабочих мест, сближая их с прошлыми чертами, существовавшими еще до фабричного производства. Эти изменения, вызываемые ТП, состоят в придании большей гибкости относительно места и времени трудовой деятельности, в том числе в форме прекращения отделения работы от дома. Согласно данным GlobalWorkplaceAnalytics.com, доля работников, занятых преимущественно дистанционным трудом дома, почти удвоилась с 1980 по 2010 г. (с 2,3 до 4,3%) (с. 46). Последствия этого явления неоднозначны. С одной стороны, это преодоление разрыва, нахождение баланса между работой и семейной жизнью, движение к тендерному равенству в оплате труда. С другой - скрытая возможность для работодателей повышать интенсивность труда занятых, пользоваться их постоянной доступностью, увеличивать неопределенность нагрузки и дифференциацию в оплате.
В заключение авторы выражают сомнение в возможности приближения в близком будущем к «горизонту» как для ТП, так и для потребительского спроса. Не предвидится избавления человечества от насущных технологических проблем, которые во многих
случаях являются следствием предшествующих технологических достижений. Это прежде всего решение задач производства экологически чистой энергии и ликвидации парниковых газов, развитие генетики, обеспечение потребности в новых лекарственных средствах, технологические инновации как средство конкуренции между фирмами, странами и торговыми блоками, наконец, беспрецедентный рост инструментария научных исследований и разработок, обработки и передачи информации, глобальных сетей и т.д.
Сегодня серьезные формы опасений относительно долгосрочной и неискоренимой технологической безработицы весьма маловероятны. Как и в течение двух предшествующих столетий, ТП будет по-прежнему способствовать повышению уровня жизни по многим кардинальным и непредвиденным направлениям. Однако будут действовать и фундаментальные экономические принципы, и труд сохранит полезные функции, несмотря на значительный прогресс робототехники и автоматизации. Переход к этой экономике будущего может оказаться болезненным и разрушительным для некоторых работников и отраслей и потребовать государственной политики смягчения наиболее суровых последствий. В частности, могут потребоваться некоторые меры по перераспределению доходов, обеспечению определенными первичными благами (продовольствие, жилище, образование, здравоохранение).
В этом новом мире, где материальные блага будут относительно дешевыми, связь между стандартными показателями выпуска продукции и человеческим благосостоянием станет еще менее значительной, неравенство в плане доходов и богатства может возрасти, но неравенство в форме доступа к первичным ресурсам будет в значительной мере уменьшено. Долгосрочная тенденция увеличения свободного времени продолжится, и можно представить экономику, достигшую такой стадии, когда работать будут только те, кто этого хотят.
И.Г. Минервин
2016.04.041. ОТОР Д.Х. ИСТОРИЯ И БУДУЩЕЕ АВТОМАТИЗАЦИИ РАБОЧИХ МЕСТ.
AUTOR D.H. Why are there still so many jobs? The history and future of workplace automation // J. of econ. perspectives. - Princeton, 2015. -
