ского сна в толстовской прозе. (Толстой описал много снов, но большинство их - фрейдистские, т.е. раскрывающие тайные мысли и желания персонажей.) Позднее, когда Толстого уже в старости спрашивали, станет ли Николенька декабристом, он отвечал: «Конечно».
Как и Герцен, который был старше него на 16 лет и чьи мемуары он внимательно читал, работая над «Войной и миром», Толстой эмоционально принадлежал к поколению, пострадавшему на Сенатской площади. Однако в отличие от Герцена, который решил свести счеты с историей, тщательно задокументировав зло, которое она ему причинила, Толстой предпочел заново проиграть историю (to replay history). Едва ли Николеньку Болконского можно считать автобиографическим героем. Будучи на 22 года старше автора романа, он принадлежит к иному поколению. И все же нельзя не увидеть в этом комически амбициозном мальчике-сироте своеобразную проекцию автора в первую четверть XIX в., что становится еще очевиднее, если учесть: Толстой, сам рано осиротевший, описал в жизненном укладе Болконских и Ростовых семейную жизнь своих предков. Князь Андрей дорого заплатил за свои амбиции, мечты его сына о всеобщей любви так же подготавливают его мученичество. Роман «останавливается», но его следующие книги и главы уже написаны историей.
Т.Н. Красавченко
2016.04.015. НАСЛЕДИЕ А.П. СКАФТЫМОВА И АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ ИЗУЧЕНИЯ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ДРАМАТУРГИИ И ПРОЗЫ: Материалы Вторых международных Скафтымовских чтений (Саратов, 7-9 октября 2014 г.): Коллективная монография / Редкол.: Гульченко В.В. (гл. ред.) и др. - М.: ГЦТМ им. А. А. Бахрушина, 2015. - 340 с.
Ключевые слова: А.П. Скафтымов; А.П. Чехов; культурология; драматургия.
Материалы Вторых международных Скафтымовских чтений распределяются по разделам: «Историко-литературное наследие Скафтымова», «Отечественная драматургия от Пушкина до Островского: Проблемы изучения», «Историческое развитие драмы»,
«Поэтика драматургии Чехова», «Поэтика прозы Чехова», «Литературные параллели», «Русская классика на театральной сцене».
В ряду исследований А.П. Скафтымова (1890-1968) - литературоведа, фольклориста, этнографа, доктора филологических наук, профессора, заслуженного деятеля науки РСФСР - особое место занимает анализ творчества А.П. Чехова. В предисловии главный редактор издания В.В. Гульченко - режиссер, театровед, критик театра и кино - концентрирует внимание на статьях, так или иначе связанных с чеховской драматургией, заключающей в себе «память различной временной глубины» (Ю.М. Лотман)1.
Реферируемое издание открывается статьей И.Ю. Иванюши-ной «О полиглотизме статей А.П. Скафтымова о Чехове». Ссылаясь на наблюдение Ю. Лотмана о двойном или множественном кодировании чеховских текстов, отличающихся высокой степенью разнородности, широким спектром оттенков, автор отмечает, что именно с учетом этой особенности построены статьи А.П. Скафтымова. Он вплотную подошел «к идеям, которые будут сформулированы в поздних культурологических работах Ю.М. Лотмана и осмыслены в категориях бинарных и тернарных структур, взрыва и постепенности» (с. 25). Статьи ученого несут в себе «свернутые программы новых языков, часть из которых актуализирована, а часть скрыта от сегодняшнего читателя, что обеспечивает их научную долговечность» (с. 27).
Дневники, воспоминания, личная переписка бывают глубже и интереснее самых популярных романов; подтверждением служит публикация писем А.П. Скафтымова к Ю.М. Лотману, подготовленная Б.Ф. Егоровым (с. 56-58).
Чудом уцелел и был опубликован дневник А.П. Скафтымо-2 " ва , читать который не просто - «комок к горлу...», - отмечает
В.В. Прозоров в статье «"А ты все-таки Ермолай": Комментарий к дневниковой записи А.П. Скафтымова». Автор статьи задается вопросом: какие важные жизненные ценности и приметы человеческого характера сближают А.П. Скафтымова и чеховского Ермолая
1 Лотман Ю.М. Текст и полиглотизм культуры // Лотман Ю.М. Избранные
статьи: В 3 т. - Таллин, 1992. - Т. 1. - С. 143.
2
См.: Скафтымов А.П. «И я пишу к тебе. Пусть хоть это останется». Дневник 1937 г. // Известия СГУ. Новая серия. Серия филология. Журналистика. - Саратов, 2005. - Т. 5. - С. 42-49.
Лопахина? В поисках ответа он обращается к скафтымовской статье «О единстве формы и содержания в "Вишневом саде" А.П. Чехова», анализирует воспоминания К.Е. Павловской1 и Л.П. Медведевой (с. 53). По его убеждению, в мире «Вишневого сада» Ермолай Алексеевич Лопахин - «человек дела и мечтатель - одновременно»; он «все пробует понять, любит бескорыстно и безответно, действует отчаянно и сгоряча. Но сделать ничего примиряющего, спасительного для всех (и для себя самого!) не может и оттого искренне, до боли страдает...» (с. 55).
Внутренняя взаимосвязанность прозы и драматургии, которую необходимо учитывать при понимании чеховской картины мира, становится очевидной после знакомства с черновиками скаф-тымовских работ. Таково мнение их публикатора и комментатора Н.В. Новиковой («Из рукописей А.П. Скафтымова: «"Чайка" среди повестей и рассказов А.П. Чехова»).
Взяв за образец статью А.П. Скафтымова «Пьеса Чехова "Иванов" в ранних редакциях», в которой ученый размышляет об «отброшенных фрагментах», Н.М. Пьянова анализирует драму Д. Стори (D. Storey) «Былые времена» («Early Days», 1980). Следуя логике ученого, она предполагает, что «отброшенные фрагменты» содержат в себе события, действия и поступки, которые были лишь названы в основном тексте и происходили вне сценической площадки, но повлияли на развитие сюжета. Они предопределяют «параллельные драматические линии», о которых писал русский исследователь и которые в английском театре называют «off-said». «По мнению западноевропейской, англоязычной критики, этот особый способ построения драмы и связанный с ним особый способ расстановки смысловых акцентов был подсказан в ХХ-ХХ1 в. драматургам Британии, в том числе, опытом работы с чеховскими пьесами» (с. 115).
Другим важным свойством английской драмы, появившейся «вслед за Чеховым», Н.М. Пьянова считает обращение к обыденным сторонам жизни. Герой пьесы «Былые времена» старик Кит-чен понимает, что умирает; в его памяти возникают «отброшенные фрагменты», казавшиеся когда-то второстепенными. Он вдруг об-
1 Павловская К.Е. Послесловие // Известия СГУ. Новая серия. Серия филология. Журналистика. - Саратов, 2005. - Т. 5. - С. 49-52.
наруживает, что пропустил в жизни самое главное - собственных детей. Н.М. Пьянова подчеркивает, что драма старика Китчена, как и у Чехова, по определению А.П. Скафтымова, «происходит в быту», является «принадлежностью обыкновенного будничного су-ществования»1. С точки зрения старика Китчена, под влиянием обыденности происходит «разобщенность, разрыв связей, в том числе родственных, что становится почти естественным, закономерным свойством жизни» (с. 119). Для иллюстрации этой мысли Д. Стори использует следующий сценографический прием: делит сцену пополам. Передний план занимает Китчен, который сидит в кресле, почти на авансцене. Все другие действующие лица находятся в глубине, в противоположном конце площадки, и ведя свои беседы, не удостаивают старика ни взглядом, ни словом. Похожее драматургически-композиционное расчленение пространства часто встречается в пьесах Чехова (например, в «Чайке»).
Н.К. Загребельная в статье «Дискурс о времени в драматургии А.П. Чехова» отмечает, что «сценическое время достаточно просто, действия идут последовательно», но «рассказываемое время значительно сложнее». Герои не только фиксируют или обсуждают настоящее, их впечатления и размышления обращены к прошлому и будущему, индивидуальному и универсальному, значимые моменты «возвращаются в воспоминаниях» (с. 128).
Цитируя скафтымовское высказывание о том, что «ощущение пестроты и непрерывности обычного хода жизни достигается наложением взаимно перекрещивающихся линий прошлого и на-стоящего»2, автор статьи замечает, что прошлое в пьесах Чехова предстает индивидуальным, субъективным (исключение - «Вишневый сад» с элементами социального анализа); настоящее тоже переживается индивидуально; наиболее сложно - будущее время, в представлении о котором фокусируются проблемы прошлого и настоящего. В отношении абстрактного будущего складывается следующая линия: в «Чайке» такое будущее максимально отдалено (тысячи лет) и отвлечено от современной жизни; в «Дяде Ване» видится с двух точек зрения Ардова и Сони, объединенных своеоб-
1 Скафтымов А.П. Статьи о русской литературе. - Саратов, 1958. - С. 350.
2
Скафтымов А.П. О единстве формы и содержания в «Вишневом саде» А.П. Чехова // Скафтымов А.П. Поэтика художественного произведения. - М., 2007. - С. 326.
разным оптимизмом, надеждой на то, что страдания людей будут искуплены; в «Вишневом саде» прекрасное будущее представлено в практических намерениях Лопахина и возвышенных речах Пети Трофимова. По замечанию А.П. Скафтымова, Петины слова, его призыв к построению «новой светлой жизни на основе всеобщего труда и гуманности... нигде и никем не снимаются»1.
Н.В. Щаренская в статье «"Вишневый сад". Раневская: Воспоминания» ссылается на глубокую убежденность А.П. Скафтымова в идеологической и стилистической определенности и целостности чеховских текстов. По мысли ученого, «сложная искусная постройка» чеховских пьес требует поиска единиц, заряженных смыслом, порожденным их особым местом в системе целого.
Предпринимая попытку анализа «Вишневого сада» в этом ключе, Н. В. Щаренская утверждает, что приезд Раневской домой должен предполагать выход из состояния беспамятства, возвращение от жизни-дороги к жизни дома, остановку движения. Обобщающее название всех сюжетных точек жизни Раневской - «движение», представленное глаголами: «вышла замуж», «полюбила другого, сошлась». Глагол «вышла» дважды повторяет Гаев, и последнюю точку в сердечных «движениях» Раневской фиксируют слова Ани: «ушла, ушла без оглядки». По приезде домой Раневская спрашивает Аню: «Ты рада, что ты дома? Я никак в себя не приду?» По мнению автора статьи, использованный фразеологизм («никак в себя не приду») показывает большую сложность для Раневской закончить свое движение. «Эта единица в паре со своим антонимом "выйти из себя" являет собой стертую метафору, совмещающую в себе два представления. о человеке и его внутреннем мире» (с. 195). Раневская не может «прийти в себя», не может себя вспомнить. Ее судьба предсказана Гаевым в образе ночного сада с его длинной аллеей, похожей на ремень. Н.В. Щаренская заключает: «Аллея - приговор к бездомности. Этимология слова "аллея", которая содержится в "Вишневом саде" ("Яша, allez!"), подчеркивает, что прямая аллея, которую так настойчиво Гаев предлагал вспомнить Раневской. давно указывает ей путь во Францию» (с. 198).
1 Скафтымов А.П. О единстве формы и содержания в «Вишневом саде» А.П. Чехова // Скафтымов А.П. Поэтика художественного произведения. - М., 2007. - С. 340-341.
А.Г. Головачёва в статье «Драма Е.П. Гославского "Расплата" и "Вишневый сад" А. П. Чехова в свете концепции чеховской драматургии А. П. Скафтымова» выявляет сюжетные параллели между пьесами (в частности, названа и старинная кленовая аллея). С этой точки зрения в системе персонажей Раневской соответствует старуха Заколова, а ее старшая дочь Юлия - чеховской Варе, младшая Зоя - чеховской Ане. По замечанию А.Г. Головачёвой, подобные параллели служат основанием для типологического сопоставления пьес. При этом оказывается, что «существенные драматургические особенности характеризуют "Расплату" как типичный образец нечеховской драматургии» (с. 250).
В разработанной А.П. Скафтымовым системе сопоставления дочеховской и чеховской драматургии автор реферируемой статьи выделяет следующие критерии: отношение к действительности, характер драматизма, источник конфликта и вытекающий из него морализаторский смысл. Анализ пьес в соответствии с названными критериями приводит к выводу о том, «как круто повернул Чехов в драматургическую сторону в сравнении с его ближайшим предшественником, притом что оба драматурга разрабатывали близкую тематику» (с. 252).
А.А. Гапоненков в статье «Вл. Соловьёв и А. Чехов: "Три разговора" и "Вишневый сад"» выделяет не только повышение интереса к комическим формам в литературе и жизни, сходное восприятие всех «новых форм» в искусстве, но и усиление эсхатологических мотивов. «Три разговора» (1899-1900) - произведение о конце мира. Щемящий мотив уходящего времени прослеживается и в пьесе «Вишневый сад». Чехов-художник облек эсхатологические ожидания своего времени в символическую форму, перевел сокровенные смыслы в подтекст.
Напоминая скафтымовскую мысль из чеховского цикла о жизни, которая «идет, сорится изо дня в день бесплодно и безрадо-стно»1, А.А. Гапоненков утверждает: «И в "Трех разговорах" Вл. Соловьёва, и в "Вишневом саде" А. Чехова разными философско-художественными, изобразительными средствами воплощена одна тема - конца всего, обессиленного грешного мира перед наступлением последнего времени» (с. 262).
1 Скафтымов А.П. Собр. соч.: В 3 т. - Самара, 2008. - Т. 3. - С. 391.
Н.Д. Богатырёв в статье «Чеховская традиция в драмах Леонида Андреева: Экзистенциальные параллели» пишет: «Для андреевских панпсихических драм характерна чеховская "бессобытийность". Жизнь, изображенная драматургами, оставляет чувство тягостного недоумения, она постоянно "обманывает" ожидания, каждодневно и незаметно "сорится" (Скафтымов), обнаруживая все признаки "неподлинного существования"» (с. 269). Воплощение экзистенциального трагизма бытия автор статьи считает исходным началом при определении основных содержательных параллелей между драмами Андреева и Чехова.
В сборнике также представлены статьи: О.А. Хвостовой «А.П. Скафтымов о трагическом в произведениях Пушкина ("Цы-ганы", "Борис Годунов")», Е.В. Киреевой «Поздний Островский и Пушкин», Л.В. Чернец «Типы "самодура" и "делового человека" в пьесах А.Н. Островского», Ю.В. Доманского «"Пучина" А.Н. Островского: Специфика паратекстуальной организации», Ю.В. Пят-киной «Гимническая традиция в драме А.Н. Островского "Гроза"», Л.Г. Тютеловой «Чеховская драма и проблема развития новой драматической формы в истории русской литературы XIX в.», Л.В. Дербенёвой «Сценическая иллюзия как основа зрительского восприятия пьес Чехова», Л.В. Карасёва «"...едва узнаем друг друга" (быстрое старение у Чехова)», В.В. Гульченко «"Каменный" гость, или Анти-призрак (Фильм А. Сокурова "Камень" и чеховский хронотоп)», Л.Г. Петраковой «Мотив холода в пьесах Чехова», А.Н. Ивановой «Синергийное со-бытие персонажей в драматургии А.П. Чехова (на материале пьесы "Безотцовщина")», Л. Димитрова «"Предложение": (без)опасный сосед, или драма на охоте. на женщину», О.В. Спачиль «Православный ритуал венчания в драме А.П. Чехова "Татьяна Репина"», А.В. Кубасова «Знаковая природа интонации в драматическом этюде А.П. Чехова "Лебединая песня (Калхас)"», В.В. Прозорова «Яшино удовольствие: Молодой лакей в комедии А.П. Чехова "Вишневый сад"», Н.Ф. Ивановой «Под какую музыку продается вишневый сад?», Е.Н. Петуховой «Ирония в рассказах А.П. Чехова 1886 г.», А. К. Жолковского «Как сделан мем Чехова?», Е.А. Лахно «Театр правды и "панпсихологизма" Леонида Андреева», А.Н. Безрукова «Иерархия комического и трагического в драме ("Вальпургиева ночь, или Шаги командора" Вен. Ерофеева)» и др.
К.А. Жулькова