где методологической основой исследования является концепция П.Н. Анциферова.
Многообразные сведения о жизни поэта, о местах его проживания, о знаменательных встречах содержатся в статьях русских и иностранных авторов: Аушев В.П. «М. Ломоносов и Н. Рубцов. (Звездная дорога из Холмогор в Москву)»; Петрунин Ю.Я. «Будущий классик глазами однокурсника»; Ларин А.Л. «О работе над "Поэмой памяти Николая Рубцова" (для оркестра русских народных инструментов)»; Анашкина О.И., Полётова М.А. «... Родины светлый покой»; Мартюкова Г. А. «Тотемская земля в судьбе Николая Рубцова».
Статья О.И. Анашкиной «Московский музей Н.М. Рубцова как научно-просветительский и культурный центр» предваряет ряд материалов, связанных с деятельностью названного музея: Акира Асано (Япония) «Визит в музей Николая Рубцова»; Ву Тхе Хой (Вьетнам) «Николай Рубцов - поэт отзывчивой русской души»; Анджело де Дженти (Италия) «Мой византийский Рубцов»; Ревя-кина А.А. «Рубцовские чтения, 91-е; "Мой византийский Рубцов" Анджело де Дженти: Литературно-музыкальная композиция.»
Комментированный список «Основные даты и события жизни и творчества Николая Михайловича Рубцова» (составитель -
0.И. Анашкина) являет собой предельно сжатую, четко структурированную биографию поэта.
Заключают издание: указатель имен; сведения об авторах.
В.А. Славина
2016.03.028. ПОЭЗИЯ И.А. БРОДСКОГО: К ПРОБЛЕМЕ ИНТЕРТЕКСТУАЛЬНОСТИ. (Сводный реферат).
1. ФОКИНА С. А. Литературные и мифологические ипостаси поэтического двойника М.Б. в лирическом послании И. Бродского «Горение» // Уральский филологический вестник. Серия: Русская литература ХХ-ХХ1 вв.: Направления и течения. - Екатеринбург, 2015. - № 2. - С. 203-213.
2. КАПЕЦ О.В., КАПЕЦ В.П. Проблема метаморфоз в поэзии И. А. Бродского // Вестник Адыгейского государственного университета. - Майкоп, 2015. - Вып. 4 (168). - С. 98-103.
3. АВТУХОВИЧ Т.Е. Рождественская звезда Бориса Пастернака и Иосифа Бродского: Условный экфрасис как интерпретация еван-
гельского сюжета // Acta Universitatis Lodziensis Folia Literaria Rossica. - Лодзь, 2015. - N 8. - С. 99-110.
Ключевые слова: И.А. Бродский, лирика, интертекстуальность, образ, миф, евангельский сюжет, условный экфрасис.
Иосиф Александрович Бродский (1940-1996) - русский поэт, лауреат Нобелевской и других престижных премий - прошел непростой жизненный и творческий путь. Его эстетика строится на радикальной попытке синтеза классических, модернистских и постмодернистских тенденций.
В статье С.А. Фокиной (1) дан анализ контекстных, подтек-стовых и интертекстуальных уровней лирического послания И. Бродского «Горение» (1981), вдохновленного образом М. Басмановой1. Автор отмечает, что отзывы современников на «Горение» (с посвящением «М.Б.») были как восторженными, так и негативными. Однако неоднозначные оценки, повышающие читательский интерес, отнюдь не способствовали пристальному вниманию к тексту ведущих бродсковедов - В. Полухиной, Л. Лосева, А. Ранчина, Е. Петрушанской. А стратегии истолкования «Горения», представленные И. Шайтановым и И. Бобяковой, не касаются интертекстуальных отсылок и мифологических коннотаций, определяющих своеобразие поэтического двойника М. Басмановой.
«Показательна установка сознания Бродского подыскивать для своей возлюбленной ипостаси в культуре» (1, с. 204). Главная в стихотворении тема огня связана с неистовствующим женским началом: воспоминания, вызванные созерцанием огня, «усложняются включением смысловых пластов личной биографии автора, а также различными интертекстами и мифологемами, возникновение которых определяется символикой огня» (1, с. 205).
Так, проглядывающая в пламени «женская голова», растрепанная ветром («...Как женская голова ветреным ясным днем... / Не провести пробор, гребнем не разделить: может открыться взор, способный испепелить.») связывается с мифологическими и фольклорными представлениями. Гребень предстает волшебным предметом, с помощью которого осуществляется не только воз-
1 Марианна Павловна Басманова (20 июля 1938, С.-Петербург) - петербургский художник, книжный график, близкий друг поэта, адресат его лирики. -Прим. реф.
можный любовный приворот, но и символическое разъединение расстоянием. Вместе с тем колдовские чары струящихся женских волос обыгрывают ипостась Лилит, представленную в первой части «Фауста» И.В. Гёте во время шабаша в Вальпургиеву ночь.
В «Горении» воспоминания, вызванные созерцанием огня, усложняются. Появляются иные ипостаси пламени. Одна из них -Мария Магдалина, составляющая пару Христу. В тексте И. Бродского образ Марии Магдалины связывает стихотворение с циклом М. Цветаевой «Магдалина», где лирическая героиня представлена своего рода персонификацией страсти в своей любви-преклонении Христу. В эссе, посвященном осмыслению цветаевского цикла, Бродский отмечал, что «имя - Мария Магдалина - анаграмматически содержит в себе имя Марина»1. Обыграны в «Горении» Бродского и мотивы из поэмы Цветаевой «Переулочки», в которой пра-основой сюжета выступает былина «Добрыня и Маринка». Совпадение имени Марина адресата бродсковского лирического послания - «М.Б.» и автора цикла «Магдалина» М. Цветаевой актуализирует появление в подтексте «Горения» образа колдуньи Маринки.
Более подробно С.А. Фокина рассматривает включение мифа о Дидоне в семантическое поле текста Бродского. Тема огня и сгорания интертекстуально отсылает к мифологеме Дидоны, не пережившей разлуки с Энеем и сжегшей себя на костре. Не будучи названной, карфагенская царица предстает центральной ипостасью женского образа.
Подтверждением скрытого в тексте Бродского кода Дидоны (из «Энеиды» Вергилия) становится особая важность мифа в лирической системе поэта. В «энеиду» Бродского включены такие произведения, как «Дидона и Эней» (1969), «Декабрь во Флоренции» (1976), «Памяти Н.Н.» (1992), «Искья в октябре» (1993).
В «Горении» своеобразно преломляются три узловых момента взаимоотношений Энея и Дидоны, описанные у Вергилия: во-первых, Эней становится возлюбленным Дидоны; во-вторых, Ди-дона, не пережив предательства, восходит на костер; в-третьих, происходит встреча Энея и Дидоны в царстве теней.
1 Бродский И. А. Примечание к комментарию // Бродский И. А. Собр. соч.: В 7 т. - СПб., 2001. - Т. 7. - С. 187.
В контексте «Божественной комедии» (знакового текста для Бродского) пару Дидона - Эней в стихотворении «Горение» дополняет и оттеняет пара Данте - Беатриче. Как недостижим для Дидо-ны Эней, так же отдалена от Данте реальная и мифологизированная Беатриче, стремление к соединению с которой связывается с прохождением ада, чистилища и достижением рая.
По убеждению С.А. Фокиной, поэтическому сознанию И. Бродского важны «не только воплощения женского образа, возникающего в огне, в различных литературных и мифологических ипостасях», но и тот момент, что «эти ипостаси расширяют смысловой горизонт самого лирического героя». Так, в представление об адресате - «М. Б.» - «встраиваются» не только образы Лилит, Магдалины, колдуньи Маринки, менады, Дидоны, но и соотносимый с личностью поэта лирический герой «обретает в игровом ключе ипостаси Адама, Фауста, Христа, Энея, Данте.» (1, с. 212).
«Проблема метаморфоз в поэзии И.А. Бродского» названа одной из основополагающих в статье двух авторов - О.В. Капец и В.П. Капец (2). Объектом их исследования выступают поэтические произведения, в которых определяются три уровня: 1) сравнение лирического героя с мифологическими персонажами; 2) отождествление и перевоплощение лирического «я» поэта в литературный образец (античный, ветхозаветный, христианский), вследствие чего происходит слияние «я» лирического героя с мифологическим или литературным персонажем; 3) собственно превращение - метаморфозы как живой, так и неживой природы.
Первый уровень просматривается в стихах «Я, как Улисс» (1962), «По дороге на Скирос» (1967). Здесь лирический герой Бродского сопоставляется с древнегреческим персонажем при помощи развернутого сравнения: «Я покидаю город, как Тезей - / Свой Лабиринт, оставив Минотавра / Смердеть, а Ариадну - ворковать / В объятьях Вакха»1.
На втором уровне осмысление темы метаморфоз происходит иначе - как отождествление и перевоплощение лирического героя в античный образец, например, в стихотворении «А. Фролов» (1966), цикл «Из школьной антологии». Здесь дано описание встречи
1 Бродский И. Холмы: Стихотворения. - СПб.: Азбука-классика, 2007. -
С. 86.
бывших одноклассников в Сочи: «"Как ты здесь оказался в несезон?" / Сухая кожа, сморщенная в виде коры. / Зрачки - как белки из дупла. / "А сам ты как?" "Я, видишь ли, Язон. / Язон, застрявший на зиму в Колхиде. / Моя экзема требует тепла.. .'V Далее следует поправка, согласно которой лирический герой Бродского отождествляется уже не с Язоном, а с персонажем библейской легенды Иовом.
Подобные отождествления-перевоплощения осуществляются в поэзии И. А. Бродского не только в отношении литературных и мифологических персонажей. Например, в стихотворении «Ты -ветер, дружок. Я - твой.» (1962-1963) поэт создает образную цепочку метаморфоз: «лирический герой - лес - поэт».
В таких стихотворениях, как «Дидона и Эней» (1969), «Одиссей Телемаку» (1972), «Итака» (1993), перевоплощение отсутствует; подразумевается, что оно уже произошло.
В стихотворении «Одиссей Телемаку» центральный образ сливается с образом самого автора, оказавшегося вдали от родных мест, а в стихотворении «Барбизон террас» (1974) он превращается в некоего «человека в коричневом», в человека «Никто».
Таким образом, образ Одиссея представлен в поэзии Бродского в следующих вариациях: сравнение с ним лирического героя («Я, как Улисс»); перевоплощение лирического героя в Одиссея («Одиссей Телемаку», «Итака»); превращение Одиссея в человека «Никто», «Человека в коричневом» («Барбизон террас»).
Лирический герой Бродского «подвижен» и подвержен трансформациям, которые не ограничиваются сравнением, отождествлением с мифологическими и литературными персонажами. Диапазон вариаций шире. Лирический герой приобретает особый философский смысл в «Стихах о зимней кампании 1980-го года», где поэт говорит о превращении людей в моллюсков, низших существ.
В поэтических сочинениях «1972 год», «Декабрь во Флоренции» (1976), «Вертумн» (1990), «Меня упрекали во всем, окромя погоды.» (1994) нашла отражение тема превращения живого в неживое. В последнем из названных стихотворений говорится о
1 Бродский И. Холмы: Стихотворения. - СПб.: Азбука-классика, 2007. -
С. 122.
недолговечности жизненного пути, в конце которого человек теряет все свои заслуги и становится «просто одной звездой»1.
В статье Т.Е. Автухович (3) рассматриваются интерпретации евангельского сюжета Рождества и поклонения волхвов у Б. Л. Пастернака и И. А. Бродского. По мнению автора статьи, поэты, подчеркивая философский потенциал сюжета, выявили в нем разный личностный смысл, что было обусловлено движением времени, изменением исторических контекстов. Автор анализирует два стихотворения с одинаковым названием («Рождественская звезда»), написанных с разницей в 40 лет и принадлежащих перу Б. Пастернака (1947) и его младшего современника И. Бродского (1987).
Т. Е. Автухович сопоставляет две цитаты: «с порога на Деву / Как гостья, смотрела звезда Рождества» (Пастернак) и «на лежащего в яслях ребенка издалека, / из глубины Вселенной, с другого ее конца, / звезда смотрела в пещеру. И это был взгляд Отца» (Бродский), предполагая наличие если не полемики, то, по крайней мере, диалога поэтов.
Смысловая емкость евангельского сюжета определяла выбор поэтики. По мнению исследовательницы, для того и другого поэта характерен «живописный код»: «зрительный подход к миру», предметность, вещность поэзии, интерес к соотношению и взаимопроникновению пространства и времени, оригинальная «поэтика взгляда» - точка зрения «странствующего наблюдателя» (Максима Дрозда) у Пастернака и стереоскопическое видение мира у Бродского (3, с. 102).
Автор статьи ставит вопрос об «экфрастическом»2 «измерении» текстов, которые, не являясь примерами жанра в прямом значении слова, тем не менее могут быть рассмотрены как случаи так называемого «условного экфрасиса».
Сближает поэтов и сходное отношение к христианству как к явлению мировой культуры. Оба ценили «в христианстве культ
1 Бродский И. Осенний крик ястреба: Стихотворения. - СПб.: Азбука-
классика, 2008. - С. 519.
2
Экфрасис (др.-греч. екфраат^ от екфра^ю - высказываю, выражаю) - описание произведения изобразительного искусства или архитектуры в литературном тексте.
рождения, т. е. преклонения перед чудом жизни в ее индивидуальном появлении на свет»1.
В интерпретации сюжета Рождества для Пастернака важен акцент на человеческой сущности родившегося Младенца. Эпический нарратив в стихотворении глубоко эмоционален. Насыщенная деталями картина выразительна, подчинена главной мысли о значительности самого факта рождения человека. Будучи «условным экфрасисом», который представляет собой описание воображаемой автором картины», стихотворение тем не менее типологически сходно с множеством ренессансных полотен, посвященных сюжету поклонения волхвов, в частности, с «Шествием волхвов» Сассетты и гигантской фреской Беноццо Гоццоли в капелле Волхвов (3, с. 105).
Итак, эпической повествовательности пастернаковского текста Бродский противопоставляет лаконичность; его универсальному (русско-голландско-библейскому) пейзажу - точное описание именно восточного, хотя и не менее универсального в силу абстрагирующего символического характера пространства. Многолюдному, густозаселенному полотну Пастернака (весь мир славит рождение Христа) противостоит пустынность у Бродского. С «теплом и дружелюбием пространства по отношению к Младенцу в стихотворении Пастернака» контрастируют «холод и одиночество космического пространства» у Бродского (3, с. 106).
Важно и то, что Рождественская звезда выступает у Бродского не как у Пастернака - свидетельство чудесной сущности свершившегося для людей события, а напротив, она устанавливает безмолвный контакт только между двумя участниками события -младенцем и Отцом.
Т. Е. Автухович полагает, что символика образа звезды в стихотворении Бродского подчеркнуто полемична по отношению к пастернаковской: «Звезда у Пастернака - добрая гостья, свидетельствующая о Чуде, презентует мистическую в своей основе религиозность поэта. Звезда в стихотворении Бродского представительствует о бесконечности вселенной и потерянности человека-"точки" в ней» (3, с. 107). Таким образом, мировоззрение Бродского - это
1 Полухина В. Интервью с Игорем Павловичем Смирновым, июнь 2009 // Иосиф Бродский глазами современников. - СПб., 2010. - С. 73.
мировоззрение не только человека fin de siècle и конца христианской эпохи, поставившего под сомнение все ее ценности, но и человека, который в полной мере осознал «онтологическую неуютность» богооставленного мира (3, с. 108).
К.А. Жулькова
Русское зарубежье
2016.03.029. АДАМОВИЧ Г.В. СОБРАНИЕ СОЧИНЕНИЙ. [Т. 1; Т. 2].
1. АДАМОВИЧ Г.В. Собр. соч.: В 18 т. - М.: Изд-во «Дмитрий Се-чин», 2015. - Т. 1: Стихи, проза, переводы / Вступ. ст., сост., под-гот. текста и примеч. Коростелёва О. А. - М.: Изд-во «Дмитрий Се-чин», 2015. - 640 с.
2. АДАМОВИЧ Г.В. Собр. соч.: В 18 т. - М.: Изд-во «Дмитрий Се-чин», 2015. - Т. 2: Литературные беседы («Звено», 1923-1928) / Вступ. ст., сост., подгот. текста и примеч. Коростелёва О.А. - М.: Изд-во «Дмитрий Сечин», 2015. - 784 с.
Ключевые слова: русская эмиграция; Г.В. Адамович; поэзия; проза; перевод; литературная критика; «Литературные беседы».
В первый том Собрания сочинений Г.В. Адамовича (18921972) вошли все известные на сегодняшний день его стихотворения и немногочисленные опыты в жанре прозы, а также большинство выполненных им переводов. Это наиболее полное собрание его сочинений. Перевод Г. Адамовича повести А. Камю «Незнакомец» переиздается впервые.
Во вступительной статье «Без красок и почти без слов.» (поэзия Георгия Адамовича)» кандидат филол. наук О.А. Коросте-лёв (ИМЛИ РАН) прослеживает творческий путь поэта, анализирует отзывы дореволюционной, пореволюционной и эмигрантской литературной критики. После 1925 г. в течение 60 лет случайные упоминания имени Адамовича в советской печати были столь редкими, что «о каких-либо критических оценках его поэзии в России в этот период говорить не приходится» (1, с. 14). В Париж поэт приехал с репутацией «тишайшего поэта», строгого мастера с негромким голосом, и даже наиболее ярые противники его литературной позиции не подвергали сомнению его положение мэтра,