CC BY
16
Харбас А. Аффективная поэтика: когнитивная основа эмоций в древнеанглийской поэзии.
4. Jorgensen A. Introduction // Anglo-saxon emotions. Reading the heart in Old English language, literature and culture / Ed. by Jorgensen A., Mccormack F., Wilcox J. -Farnham: Ashgate publishing limited, 2015. - P. 1-17.
Йоргенсен Э. Введение.
5. Lockett L. The limited role of the brain in mental and emotional activity according to Anglo-Saxon medical learning // Anglo-saxon emotions. Reading the heart in Old English language, literature and culture / Ed. by Jorgensen A., Mccormack F., Wilcox J. - Farnham: Ashgate publishing limited, 2015. - P. 35-51.
Локетт Л. Ограниченная роль мозга в ментальной и эмоциональной активности согласно англосаксонской медицинской теории.
6. McCormack F. Those bloody trees: the affectivity of Christ // Anglo-saxon emotions. Reading the heart in Old English language, literature and culture / Ed. by Jorgensen A., Mccormack F., Wilcox J. - Farnham: Ashgate publishing limited, 2015. - P. 143-161.
МакКормак Ф. Эти кровоточащие деревья: аффективность «Христа».
7. Reading A. Baptism, conversion, and selfhood in the Old English Andreas // Studies in philology. - Chapel Hill, 2015. - Vol. 112, N 1. -P. 1-23.
Ридинг Э. Крещение, обращение и индивидуальность в древнеанглийской поэме «Андрей».
8. Wilcox J. An embarrassment of clues: interpreting Anglo-Saxon blushes // Anglosaxon emotions. Reading the heart in Old English language, literature and culture / Ed. by Jorgensen A., Mccormack F., Wilcox J. - Farnham: Ashgate Publishing Limited, 2015. - P. 91-107.
Уилкокс Дж. Затруднение с ключами: Интерпретируя покраснение лица в англосаксонской культуре.
А.Е. Махов
2016.03.014. ВАН ДИЙК К.Дж. «НЕОБХОДИМОСТЬ НЕ ЗНАЕТ ЗАКОНА»: ЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ ГАУЭРА И ЛЕНГЛЕНДА.
VAN DIJK C.J. «Nede hath no law»: The state of exception in Gower and Langland // Accessus. - Kalamazoo: Western Michigan univ., 2015. -Vol. 2, N 2. - Mode of access: http://scholarworks.wmich.edu/cgi/view content.cgi?article=1010&context=accessus
Ключевые слова: необходимость не знает закона; чрезвычайное положение; Уильям Ленгленд; Джон Гауэр; Джорджо Агамбен.
Профессор Конрад ван Дийк (университет Конкордия, Эдмонтон, Канада) исследует, каким образом постмодернистская теоретическая база может пролить свет на трудноразрешимые вопро-
сы, связанные со средневековым правом и его отражением в литературе XIV в. Опираясь на тексты произведений английских писателей Джона Гауэра (1330-1408) и Уильяма Ленгленда (~1331), К. ван Дийк рассматривает точку зрения этих авторов на состояние крайней необходимости, вызванное нуждой или нищетой и порождающее исключительную ситуацию, не поддающуюся установлениям закона.
Исследователь ссылается на труд современного итальянского философа Джорджо Агамбена «Чрезвычайное положение» (State of Exception, 2005), где он комментирует максиму «необходимость не знает закона» (necessitas legem non habet) - изречение, предполагающее, что в чрезвычайных обстоятельствах действие права временно приостанавливается. Дж. Агамбен утверждает, что в Средние века эта максима использовалась с целью «оправдать лишь единичный, особый случай нарушения посредством исключения из правил».
Каково же было состояние чрезвычайной ситуации в Средние века? Считается ли исключение из закона политическим актом и, если так, то как это отражается на философии и религии того времени? Вот основные вопросы, на которые К. ван Дийк ищет ответы в своей статье.
Два средневековых автора, которые обращаются к изречению «необходимость не знает закона», это Уильям Ленгленд и Джон Гауэр - современники Джеффри Чосера. Оба писателя относят понятие необходимости к природе, в широком смысле - к естественному праву. Постмодернистская трактовка рассматривает исключение в первую очередь как политический феномен, а состояние природы - как культурный конструкт. Однако соотношение природы и закона в произведениях этих авторов, как считает критик, различно.
Понятие необходимости у Ленгленда возникает в заключительном пассаже поэмы «Видение о Петре Пахаре» (ок. 1362), где появляется действующее лицо - Нужда. Она утверждает, что кража предметов первой необходимости не является грехом, ведь «необходимость не знает закона». Однако подобный аргумент не является доказательством аморальности Нужды - он имеет под собой веские основания, берущие истоки в церковном праве. Фома Ак-винский отмечал, что слово «кража», применимое к подобной си-
туации, в корне неверно, «поскольку то, что бедняк берет для поддержания своей жизни, становится его собственностью по праву его нужды». Церковное право того времени рассматривало частную собственность как социальный институт, включающий в себя обязательства по отношению к другим. Собственность в одно и то же время считалась и частной, и общей: права и возможности распоряжаться ею принадлежали индивиду, но в минуту острой необходимости мирские блага должны были быть разделены с другими.
К. Ван Дийк особо отмечает, что необходимость имеет в себе черты как греха (нехватка вызывает зависть), так и светлого напоминания о «золотом веке», когда все было общим. Благодаря подобному дуализму и сформировалось церковное право. В трудах современного американского исследователя Роберта Франка автор статьи находит утверждение, на которое ссылается в своей аргументации: «Нужда ставит человека вне рамок законов собственности и морали, вне рамок подчинения сознанию и основным добродетелям. Она делает человека свободным от закона».
Однако, согласно Ленгленду, нужда вовсе не так далека от законов человеческого общества, как может показаться: она является порождением гордыни и зависти, которые в нем царят. Таким образом Ленгленд обращается и к закону (нужда не знает закона), и к природе (которая не знает нужды). Необходимость для Ленгленда становится теологической концепцией, воззванием к смирению и независимости, напоминанием о грехе.
К. ван Дийк считает, что Джон Гауэр, юрист по образованию, в отношении к необходимости также опирается на аргументы естественного права. Как и Ленгленд, он полагает, что законы природы тесно связаны с понятием необходимости, но сущность этого понятия он связывает с исследованием человеческой сексуальности, тогда как Ленгленда больше интересуют связанные с нуждой экономические вопросы. Гауэр почти уравнивает в правах необходимость и закон: так, в восьмой книге поэмы «Исповедь возлюбленного» (Соп£е88Ю Ашапй8, ок. 1393) максима «необходимость не знает закона» применяется для оправдания инцеста. По мнению исследователя, инцест в случае необходимости является исключением из правил, соединяющих естественный и высший законы, которые велят людям плодиться и размножаться, но при этом избегать кровосмешения.
Но что же происходит, когда максима «необходимость не знает закона» используется не в отношении инцеста, но как оправдание fin amour? В четвертой книге «Confessio Amantis» Влюбленный исповедуется и жалуется, что он всецело во власти дамы; угождая ей, он позабыл свою праздность. Однако нужда, о которой он говорит, - просто естественный зов любви, который нельзя назвать исключением из правил, ведь, как полагает К. ван Дийк, единственный закон любви - это осознание, что у любви нет закона.
Тираническое правление Купидона отражается и в диалоге о ростовщичестве в пятой книге «Confessio Amantis»: Влюбленный старается доказать, что его дама повинна в ростовщичестве, поскольку она владеет всем его сердцем и не дает ничего взамен. Но его собеседник справедливо возражает, что экономика как таковая не относится к сфере любви: один взгляд дамы стоит больше, чем все сердце Влюбленного.
У Гауэра исключительная необходимость, которая не знает закона, уходит своими корнями в естественное право. Например, Курт Олссон в статье о Гауэре и естественном праве предполагает, что в «Confessio Amantis» пять видов использования понятия «естественное право»: закон животной природы, инстинкт, ведущий к милосердию, примитивное состояние природы, космический порядок и естественный разум. В своей поэме Гауэр гармонично сочетает эти различные концепции, создавая свое собственное видение того, как могут быть связаны право и необходимость. Гауэр делает исключительное положение не только встречающимся повсеместно, но и ставит его в центр своего понимания естественного права, в отличие от Ленгленда, который редко прибегает к оправданию нужды правом.
Примечательно то, что Гауэр воспринимает нужду как обязательное свойство любви: вполне естественно, отмечает он, когда утихает нужда, с ней утихает и любовь. Необходимость становится законом природы: поэтому нужда Влюбленного в «Confessio Amantis» - нужда вдвойне, ведь угасают не только его плотские желания, но и он сам вскоре встретит свой конец. Перспектива нашей смертности, как полагает К. ван Дийк, позволяет нам преодолеть слепоту любви и вернуться к разуму. Таким образом, Гауэр соглашается с Ленглендом в том, что необходимость близка к Богу.
Одновременно с этим Гауэр рассматривает закон как ярмо: он трансформирует необходимость как исключение из правил в
необходимость подчиняться правилам. Это находит отражение в «Истории о Константине и Сильвестре», где Константин отказывается от избиения младенцев, основываясь на моральных правилах, и в «Истории о трех вопросах», где находчивая девушка ловит короля на слове, заставляя его подчиниться необходимости сдерживать свои обещания.
Человек не имеет возможности избегать законы природы, как полагает автор статьи, - подобную несвободу Жак Деррида идентифицирует как первую апорию, первое логическое затруднение в отношениях между законом и правосудием. Считая правосудие поддающимся измерению, человечество создает законы, направленные на возможное достижение идеала. Согласно Деррида, истина заключается в том, что закон находится в одеждах правосудия и правит с помощью силы, но само правосудие (как божественная материя) для нас недоступно.
В то время как для Деррида эти апории отражают невозможность правосудия, Гауэр находит решение во всеведении и доброте Бога. В подобных случаях (как в «Истории о Константине и Сильвестре») исключительное состояние полностью игнорируется Гау-эром - остается лишь закон, так как он наиболее приближен к божественному промыслу. К. ван Дийк считает, что исключение должно было быть частью правила, и совершенно естественно то, что закон стремится распространить свою власть на повседневную жизнь.
Таким образом, К. ван Дийк склоняется к выводу, что английская средневековая литература отражает несколько различных точек зрения на чрезвычайное положение, распространенных в XIV в.: опираясь на одну из них, можно утверждать, что исключение считается частью правила, согласно другой, эти понятия противопоставляются друг другу. Основной задачей Ленгленда, по мнению автора статьи, было сохранение существующего правопорядка, тогда как целью Гауэра было перестроить саму систему правил и исключений, чтобы сделать необходимость частью закона. Осознание того, что закон поглощает исключение, может помочь современным исследователям по-новому прочесть средневековые тексты. К. ван Дийк приходит к убеждению, что исключительное состояние было всеобъемлющей реальностью задолго до кризиса современности.
К. Р. Ибрагимова
