CC BY
50
2016.03.002. ПОСЛЕ ГРОЗЫ: 1812 ГОД В ИСТОРИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ РОССИИ И ЕВРОПЫ: Сб. статей. - М.: Кучково поле, 2015. - 384 с.
Ключевые слова: наполеоновское нашествие; историческая память; Россия и Европа.
В сборнике публикуются материалы международной конференции, организованной в 2012 г. Германским историческим институтом (ГИИ) в Москве. В представленных статьях основное внимание уделено контекстуализации и сравнению политики и практики памяти о наполеоновском нашествии в России и странах Европы. Книга состоит из вступительной статьи и блоков публикаций - Россия, Империя, Европа. Как пишет во вступительной статье Д. А. Сдвижков (сотрудник ГИИ), «юбилей 1812 года показал, что история 1812 года, или точнее, "эпохи 1812 года" очевидным образом... превратилась в международное исследовательское поле» (с. 9).
Открывается сборник статьей Ш. Поллока (профессор Государственного университета Райта, США) «"Ты показал, как русскому должно умирать за Русь": Князь Петр Иванович Багратион и становление русского национального героя». Ш. Поллок рассмотрел, как шло формирование образа героя и памяти о нем. Элегия В.А. Жуковского «Певец во стане русских воинов» положила начало процессу создания «культа павших героев». В поэме П.И. Багратион изображен воплощением как военных, так и национальных русских качеств, пишет Ш. Поллок. В 1839 г. отмечалась очередная годовщина Бородинского сражения. Открытие монумента памяти павших воинов, торжественное перезахоронение останков П. И. Багратиона положили начало процессу национализации памяти о битве и о тех, кто пал в ней, пишет автор.
В 1920-1930-е годы, по идеологическим причинам, главный монумент и склеп Багратиона были осквернены и разрушены. В конце 1930-х годов, а потом в годы Великой Отечественной войны началась реабилитация П.И. Багратиона. В научных и художественных произведениях тех лет всячески подчеркивалась рус-скость Багратиона (грузина по происхождению. - Реф.), его преданность русскому государству. Багратион стал важной фигу-
рой мифа о «дружбе народов», пишет Ш. Поллок, и оставался таковым до конца советского периода.
М.С. Федотова (сотрудник Европейского университета, Санкт-Петербург) в статье «1854 как 1812: Конструирование образов двух войн в культурной памяти» рассматривает, как во время Крымской войны использовались образы и мифологемы войны с Наполеоном. Так оборона и поражение в Севастополе сравнивались с Бородинским сражением: «Возникла необходимость истолковывать события в победоносном ключе и представлять поражение сил неприятеля хотя бы моральным» (с. 48). В публицистике образ Наполеона III оценивался на фоне поступков и личности Наполеона I, «он представлялся прямым наследником своего дяди по уровню честолюбия, коварства и хитрости» (с. 53).
В статье Т.А. Сабуровой (профессор, ОГПИ) «От катастрофы к триумфу: Отечественная война 1812 года в исторической памяти поколений российского общества ХГХ-ХХ вв.» на примере русской мемуарной литературы разных поколений рассмотрено формирование и развитие образа войны, связанных с ней элементов идентичности и их закрепление в культурной памяти русского общества. Война 1812 г. стала одним из устойчивых компонентов «триумфального» исторического нарратива, получившего развитие в XX в. и существующего в современной России, заключает автор.
Ю.А. Жердева (доцент СГЭУ) в статье «Образы Отечественной войны 1812 года в визуальной культуре Первой мировой войны» отмечает, что темы, связанные с наполеоновским нашествием, были массовыми в изобразительной печатной продукции. Издавались серии открыток, лубочные картинки, иллюстрированные открытые письма, дорогие подарочные иллюстрированные книжные издания и т. п. Наиболее востребованными, по мнению автора, оказались не героические образы войны 1812 г., а сатирические изображения, в которых немецкой армии предрекалась судьба французских войск. Заимствуя изобразительный язык и образы начала XIX в., художники карикатурно изображали императора Вильгельма.
В годы Первой мировой войны появилась особая героическая символика: виньетки с изображением оружия, силуэтные картинки и т. п. Она была распространена в дорогих художественных изданиях, иллюстрированных альбомах, оформленных известными художниками. По аналогии с галереей героев Отечественной войны
планировалось создать «Галерею георгиевских кавалеров Великой войны». Для написания портретов на фронт был отправлен военно-художественный отряд. Некоторые портреты были показаны на выставке, некоторые отпечатаны на открытках.
Во втором блоке книги «Империя» публикуются материалы, посвященные политике памяти в бывших частях Российской империи - Финляндии, Белоруссии, Польше.
Й. Вассхольм (научный сотрудник Академического университета Або, Финляндия) в материале «1812 год в Финляндии и Швеции: Опыт современников, историография и празднование» отмечает, что в историографии этих стран интерпретации 1812 г. заметно отличаются от российских. В Швеции основное внимание исследователей привлекают события внешней политики, внезапное решение кронпринца Швеции Ж.-Б. Бернадота отказаться от притязаний на возврат Финляндии и последствия этого решения. В финской историографии 1812 год не играет заметной роли. Это объясняется национальной парадигмой, доминирующей в исторических исследованиях: историки выбирают те события и процессы, в которых финны принимали активное участие. Долгое время для национальной историографии более значимым был 1809 г. - год рождения финского государства. Современные финские историки постепенно отходят от этой позиции и рассматривают историю страны в контексте истории великих держав, изучают последствия наполеоновских войн.
Н.М. Филатова (Ин-т славяноведения РАН) в статье «Образ России в польской политической пропаганде 1812 года и его трансформация» пишет, что образование Княжества Варшавского под протекторатом Наполеона в 1807 г. ценилось поляками, так как возрождало утраченную государственность и давало надежды на возврат земель бывшей Речи Посполитой. В июне 1812 г. в «Оа/е1а Warszawska» была опубликована речь министра финансов Т. Ма-тушевича «Королевство Польское восстановлено», в которой Россия предстает силой, враждебной Европе, главным источником несчастий для поляков. Взятие Наполеоном Москвы вызвало ликование в польской прессе и обращение к историческим ассоциациям времен Смуты.
В феврале 1813 г., когда Варшава была занята русскими войсками под предводительством М.А. Милорадовича, тон публика-
ций коренным образом изменился. Стали регулярно публиковаться сообщения «Из России», выдержанные в пророссийском духе, а слово «неприятель» относилось уже к французам. Исторический опыт 1812 г. с антирусской риторикой отложился в исторической памяти поляков, пишет автор, и легко извлекается оттуда, когда надо создать отрицательный образ России.
«"Лошадьми, людьми и соломой": Деромантизация войны 1812 года в белорусском историческом нарративе» - статья М.С. Фабрикант (НИУ «ВШЭ», старший преподаватель БГУ, Минск), посвященная современной историографии. Поскольку в Белоруссии нет историков, специализирующихся по теме наполеоновских войн, и нет значимых публикаций, пишет автор, с целью показать, как изображается история этого периода, она отобрала два университетских учебника по истории Белоруссии и две книги по этой же теме. В учебниках войне посвящено 1-2 страницы в общем разделе о белорусских землях в начале XIX в. В книгах даны нейтральные названия разделов: «Поход Наполеона», «Война 1812 года». Общим для этих текстов является выбор основных акторов - Наполеон, белорусская шляхта, белорусский народ. Действия российской армии освещаются достаточно подробно, но деперсонализировано. Наполеон предстает как властолюбивый и беспринципный человек, использующий в своих целях шляхту. Белорусский народ представлен как коллективный актор, размыто и неопределенно. Интересно, отмечает М.С. Фабрикант, что авторы отбирают для повествования события, происходившие на территориях в границах современной Республики Беларусь. Таким образом создается впечатление, что территория Беларуси обладает повышенной исторической значимостью. Историки подчеркивают, какие значимые события войны 1812 г. произошли на территории их страны: решение Наполеона перезимовать в Витебске, затем отказ от этого решения; разгром армии при переправе через Березину; «тайный побег Наполеона возле Сморгони» (с. 192). К юбилею войны вышла коллективная монография, в которой доминирует тема белорусских земель, как источника людских и материальных ресурсов, пишет М.С. Фабрикант.
Завершает книгу блок статей «Европа», в котором представлены работы о политике коммеморации в Германии, Франции и Англии.
В материале Д.А. Сдвижкова «1812 год и общая память Священного союза» на примере России и немецких земель, в частности Пруссии, рассматривается изменение образов коммеморации. По мнению автора, уже к концу 1812 г. сформировался основной нар-ратив - гибель Москвы как добровольная жертва за грехи России. Заграничные походы придали ему «всемирно-историческое измерение» - Россия предстала в роли «агнца Европы, распятого вне стен Града» (с. 220). Диалектика противостояния Европе и одновременно жертвы за нее становится важнейшим наследием в русской и советской коммеморации, пишет Д.А. Сдвижков. В немецких землях тоже была принята жертвенная коммеморация, но по отношению к национальным «борцам за свободу». «Места памяти» также стали постепенно национальными - ключевыми событиями признавались те, что происходили на территории страны. Поэтому, с точки зрения немцев, события в Лейпциге более значимы, чем взятие и пожар Москвы.
Материал Т. Штамм-Кульмана (профессор, Университет им. Эрнста Морица Арндта, Грейфсвальд) «Русско-немецкое братство по оружию: Политика памяти в Германской Демократической Республике» отчасти перекликается с предыдущим материалом. Автор напоминает, что после изгнания Великой армии со своей территории, Россия заключила договор с Королевством Пруссия. Но даже ранее, когда Пруссия была в союзе с Наполеоном, некоторые офицеры (К. фон Клаузевиц и др.) перешли на сторону русских. А это значит, что было время, когда русские и немецкие солдаты сообща сражались против общего врага на Западе. Т. Штамм-Кульман рассматривает, как в ГДР использовалась эта историческая аналогия для обоснования союза с бывшим недавним врагом (СССР) против нового общего врага - НАТО.
«Опыт и рассказ. Доктор Антон Вильгельм Нордхоф и его эго-документ о Москве 1812-1815 годов» - источниковедческая статья К. Шарфа (в 1965-2003 гг. - научный сотрудник Института Европейской истории, Майнц). К. Шарф анализирует неизвестный ранее источник - мемуары немецкого врача А.В. Нордхофа (17781825). С 1806 по 1819 г. и с 1822 г. до своей смерти он проживал в России, был врачом и учителем в русских аристократических семьях. А. Нордхоф описал московские события 1812 г., опираясь на свои впечатления и заметки, использовал разные устные свидетель-
ства и документы: бюллетени Наполеона, реляции Александра I и т. п.
В. Мерле (архивариус Земельного архива Баден-Вюртембер-га) в искусствоведческой статье «Живописная хроника военной катастрофы: Акварели и рисунки вюртембергского офицера артиллерии Христиана Вильгельма фон Фабер дю Фора» рассматривает художественную технику живописца и особенности визуальной репрезентации. Х.В. фон Фабер дю Фор (1780-1857), участник похода Наполеона в Россию, создал цикл из 99 изображений. Эта серия неоднократно перепечатывалась в Германии и других странах.
В статье И.-М. Роше (научный сотрудник Исторической службы Министерства обороны Франции) «Память 1812 года в трудах Военного депо» рассказывается о том, как собирались и обрабатывались материалы для архивов Военного депо - главного историко-архивного учреждения французской армии, хранящего свидетельства солдат и офицеров армии Наполеона о военных кампаниях с 1805 по 1815 г.
Завершает сборник статья Л. Петерса (научный референт Берлинского бюро Немецкого национального образовательного фонда) «"Сквозь русские снега": 1812 год в английских романах (1815-1945): Европейская перспектива». С 1815 по 1945 г. в Великобритании было издано более 500 романов о Французской революции и наполеоновских войнах. Русскому походу и сожженной Москве посвящен 21 роман, некоторые многократно переиздавались и переведены на другие языки.
Л. Петерс рассмотрел три романа, написанных в XIX в., и показал, как изменялись трактовки и изображения Русского похода: «Чем более далекими становились события, тем более отступали в тень ужасы войны» (с. 371). В романе анонимного автора «Бенсон Поулет, или Французы в Москве» действие разворачивается в Британии и России. «Война становится местом встречи русских и англичан, которые могут тут преодолеть взаимные предрассудки» (с. 358). В романах Ш. Янг «Кеннет, или Арьергард Великой армии» (1850) и Дж. Хенти «Сквозь русские снега» (1896) военные события отходят на второй план, а в центре внимания - русская «экзотика», на фоне которой показана консолидация британской нации, объединяющей англичан, валлийцев, шотландцев, ирландцев.
Ю.В. Дунаева
