CC BY
119
ниям: «Развитие краеведческой традиции; воспитание подрастающего поколения. Сохранение "своих островов" означает: поддержку традиционных народных ремесел и промыслов в глубинке; помощь в восстановлении жизни прихода, "обогревание" церквей (в том числе через концерты в храмах); обретение корней, родства; сглаживание "граней меж городом и селом", диссонанса в развитии мегаполисов и малых городов. Этот ряд может быть продолжен».
К.А. Жулькова
2016.02.025. ЧЕРНЯК М.А. АКТУАЛЬНАЯ СЛОВЕСНОСТЬ XXI в.: ПРИГЛАШЕНИЕ К ДИАЛОГУ: Учеб. пособие. - М.: ФЛИНТА: Наука, 2015. - 232 с.
Ключевые слова: классическая русская литература; тенденции современной русской литературы; ремейк; сиквел; интерпретация.
Доктор филологических наук М.А. Черняк (проф. РГПУ им. А.И. Герцена) проводит анализ формирующихся в современном литературном процессе разнообразных авторских стратегий, предпринимая попытку определить социокультурные причины их появления.
Пособие состоит из пяти разделов: «Портрет читателя XXI в. на фоне эпохи», «Тенденции современной прозы», «"Игра с классикой" в современной литературе», «"Культ-товары" XXI в.: Феномен массовой литературы», «"Детский угол": Тенденции современной прозы для детей и подростков», в которых рассматриваются такие вопросы, как глобализация в литературе, кризис гуманизма в эпоху постмодерна, поиск героя нового времени, репрезентация прошлого в отечественной беллетристике XXI в. и др.
Обосновывая тему: «"Игра с классикой" в современной литературе», М.А. Черняк пишет: «Жанровые поиски современной литературы оказались в значительной степени связанными с игровым использованием классического наследия. Литература обнаруживает склонность к созданию вторичных произведений: заимствуются названия, имитируется стиль, жанр, пишутся продолжения» (с. 105). Доказательством того, что классическая литература является неиссякаемым резервуаром для тем, сюжетов, мотивов, можно считать произведения последних лет, в которых диалог с классикой
начинается с заглавия: «Облом о£в> (2004) Михаила Угарова, «Башмачкин» (2003) Олега Богаева, «Смерть Фирса» (1998) Василия Леванова, «Чайка» (2007) Бориса Акунина, «На донышке» (1995) Игоря Шприца, «Вишневый садик» (1994) Алексея Слапов-ского, «Русское варенье» (2007) Людмилы Улицкой, «Возвращение из Мертвого дома» (2005) Натальи Громовой, «Господин Чичиков» (2005) Ярослава Верова, «Зовите Печориным» (1999) Нины Садур, «Дама пик» (1998) Анатолия Королёва и др.
На вопрос, до какой степени Пушкин актуален сегодня, исследовательница отвечает: «Очевидно, что Пушкин стал именем нарицательным, символом, мифологемой... присутствие пушкинских строк в "чужих текстах" - одна из ярких черт не только постмодернизма, ориентированного на интертекстуальность и пародию, но и других направлений современной литературы» (с. 107).
В лонг-лист литературной премии «Русский Букер-2007» вошел роман Дмитрия Стахова «Генеральская дочка»1, являющийся ремейком пушкинского «Дубровского». М.А. Черняк уточняет, что ремейк, как правило, не пародирует классическое произведение и не цитирует его, а наполняет новым содержанием, при этом обязательной остается оглядка на классический образец, повторяются его основные сюжетные ходы, практически неизменными остаются характеры, а иногда и имена героев. В романе Стахова пушкинский сюжет сканирует знакомую сегодняшнему читателю реальность: современный Троекуров - генерал Илья Петрович Кисловский -прошел Афганскую и Чеченскую войны, вышел в отставку очень состоятельным человеком, поселился с младшим сыном Никитой в барской усадьбе; его старшая дочь Маша, учившаяся за рубежом, вернулась домой; сосед и однополчанин Кисловского, его товарищ по Афганистану, честный, но бедный полковник Дударев, обидевшись на грубое замечание одного из охранников генерала, спровоцировал ссору; генерал в ответ с помощью нанятого продажного юриста отобрал у полковника дом. Иван Дударев, Дубровский XXI в., боевой офицер, хочет отомстить обидчику отца, влюбляется в Машу и ради нее отказывается от своей мести. Таким образом, история повторилась, однако новый век и его нравы внесли свои коррективы.
1 Стахов Д. Генеральская дочка. - Самара, 2007.
Поскольку ремейк нацелен на «перевод» классического текста и его упрощение, Стахов активно использует маркеры массовой литературы, гиперболизируя мелодраматические мотивы, добавляя элементы детектива и триллера.
Название повести Нины Силинской «Княгиня Верейская»1 свидетельствует о том, что это продолжение того же классического произведения. Сиквел - произведение, продолжающее сюжетные линии какой-либо популярной книги - как правило, создается не автором первоначального текста. Силинская не отступает от намеченной Пушкиным фабулы (Марья Кирилловна становится женой нелюбимого князя Верейского, а Дубровский, распустив свою шайку, отправляется за границу). Характерной особенностью романа является постоянное, зачастую наивное обращение к читателю. Автор начала ХХ! в. стилизует свой текст под прозу 30-х годов ХГХ в., реализует основные формулы мелодрамы: тоскливое замужество Маши, петербургская светская жизнь, не приносящая никакой радости, неожиданная встреча с Дубровским в Карлсбаде, вспыхнувшая вновь страсть, новое расставание. Роман представляет собой текст, лишенный каких-либо проекций на современность (иронических отсылок, ассоциативных параллелей, смысловых перекличек), свойственных стилизации, что, по мнению М.А. Черняк, не только обедняет его, но и включает в парадигму «низовой» словесности.
Обращаясь к роману «Код Онегина»2, исследовательница отмечает, что множество «закодированных» книг как в зарубежной, так и в отечественной литературе появилось благодаря успеху «Кода да Винчи» (2003) Дэна Брауна. В этом ряду могут быть названы: В. Феллоуз «Код Шекспира» (2008), Д. Прайс «Код Иисуса» (2006), Дж. Кеннер «Код ^уеиоИу» (2006), В. Бабанин «Код Ветхого Завета» (2006), Ю. Захаров «Код Шамбалы. Путешествие по запретным мирам» (2006), В. Горлов «Код Маннергейма» (2006), Д. Корецкий «Код возвращения» (2005), В. Доронин «Код Наполеона» (2006), М. Баганова «Код фараонов» (2007).
Мистификация ощущается в самом псевдониме некоего Брэйна Дауна, автора романа «Код Онегина». Спустя некоторое
1 Силинская Н.В. Княгиня Верейская. - СПб., 2004.
2
Брэйн Даун. Код Онегина. - СПб., 2006.
время после выхода произведения оказалось, что под этим явно пародийным псевдонимом скрывается известный писатель и журналист Д.Л. Быков. Одной из многочисленных сюжетных линий романа становятся взаимоотношения Большого и Мелкого писателей: Мелкий писатель - настоящий тип литературного негра - задачу издателя понимает далеко не сразу; написав значительную часть книги, он поясняет Большому писателю необходимость в герое-коте, думая, что они пишут роман «Кот Онегина».
В романе представлены разнообразные грани пушкинского мифа, о поэте думают и говорят все герои, распутывая по ходу сюжета биографические и текстологические мифы от происхождения «Натали» до завершения «Дубровского».
Роман «Код Онегина» представляет собой сплав из пародии, ремейка, сиквела, псевдолитературных статей, детектива, «романа с ключом».
Появление многочисленных ремейков и сиквелов пушкинских произведений М.А. Черняк объясняет своеобразным «присвоением», т.е. особым, личностным характером любви к Пушкину: «Разные по своему уровню и качеству произведения свидетельствуют о предельной известности текста-оригинала, его максимальной распространенности, вписанности в общекультурный горизонт нации - пусть в виде самого общего представления о сюжете» (с. 114).
Автор полагает, что ставшая сакраментальной фраза «Все мы вышли из "Шинели"» по частоте использования может соперничать только с цитатой «Пушкин - наше все» из статьи Ап. Григорьева. Начиная со второй половины Х1Х в., русская литература сверяла свои художественно-эстетические открытия с гоголевской традицией, недаром ассоциирующейся именно с «Шинелью», хрестоматийной повестью о маленьком человеке Акакии Акакиевиче Башмачкине.
Одной из особенностей творчества Гоголя исследователи считают «зазеркальность» восприятия мира, проявляющуюся в инверсии (земное-небесное, божественное-дьявольское), в пристрастии ко всякого рода маскам, личинам, в любви к переодеваниям и т.п.: «Эта "зазеркальная" логика, хорошо просматриваемая на любом уровне текста, оказалась созвучной современному литературному процессу» (с. 116).
Гоголевская «Шинель» «закольцовывается, отражается во множестве зеркал, двоится и троится» (с. 118). Ремейк «Шинели» можно обнаружить в сборнике рассказов Дмитрия Горчева «Милицейское танго»1. Заслуживает внимания и сборник, составленный Павлом Крусановым «Новые петербургские повести»2, в который вошел рассказ писателя-митька Владимира Шинкарева «Квартира», также представляющий собой своеобразный ремейк гоголевской «Шинели».
Представитель «новой драмы» Олег Богаев в пьесе «Мертвые уши, или Новейшая история туалетной бумаги»3 обращается к теме исчезновения настоящего читателя, а в пьесе «Башмачкин. Чудо шинели в одном действии», сотканной «из жутковатой мистики, черного юмора, абсурда и затаенной грусти» (с. 124-125), делает героем не только маленького человека Акакия Акакиевича, но и саму похищенную шинель, которая пускается бродить вдоль по улицам.
В повести Михаила Кураева «Дружбы нежное волненье»4 рассказывается о старинной дружбе двух самовлюбленных интеллектуалов. Обращение к общеизвестному сюжету гоголевской «Повести о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Ники-форовичем» позволяет автору выявить ничтожество тех, кто привык мыслить о себе чрезвычайно высоко, а по сути своей неотличим от миргородских жителей. В «Старгороде» (1995) Петра Алешковского также отражается «Миргород» Гоголя.
Гоголевские герои угадываются в повести Марка Харитонова «Линии судьбы, или Сундучок Милашевича» (1994), цитатен и пронизан гоголевскими аллюзиями роман Леонида Гиршовича «"Вий", вокальный цикл Шуберта на слова Гоголя» (2005). Постмодернистский роман Анатолия Королева «Голова Гоголя» рассказывает о голове гениального человека-загадки, которая по воле автора путешествует по временам и странам.
1 Горчев Б. Милицейское танго. - СПб.: Амфора, 2007.
2
Новые петербургские повести: Антология. - СПб.: Амфора, 2006.
3
Богаев О. А. Мертвые уши, или Новейшая история туалетной бумаги // Русская народная почта: 13 комедий / Сост. Исхаков В.Э. - Екатеринбург: Журнал «Урал», 2012. - С. 85-144.
4 Кураев М. Дружбы нежное волненье // Питерская Атлантида. - СПб., 1999. - С. 543-608.
Роман Ярослава Верова «Господин Чичиков» (2005) представляет собой образец литературной мистификации. Чичиков становится героем пьесы Нины Садур «Брат Чичиков» (1999); это вторая после пьесы «Панночка» (1985) работа драматурга, связанная гоголевскими текстами.
Алексей Иванов, автор вызвавшего много дискуссий романа «Блуда и МУДО»1, специально придумал слово «начичить», чтобы «всем совать сходство с Гоголем»2. Главный герой романа провинциальный художник плейбой Моржов, работающий в МУДО (муниципальное учреждение дополнительного образования), - это Чичиков ХХ1 в. Он собирает по школам сертификаты детей, чтобы представить комиссии видимость активной и насыщенной жизни лагеря.
Приводя слова В. Пьецуха: «Гоголь доказывал, что в XXI столетии русский человек станет совершенен духом, совсем как Александр Сергеевич Пушкин. А он почему-то стал невежа и обормот»3, -М.А. Черняк объясняет настойчивое стремление современных авторов вновь и вновь возвращаться не только к гоголевским текстам, но и к легендам и мифам.
Многоракурсной интерпретации и рецепции подвергается в современной литературе и творчество Ф.М. Достоевского. Одними из самых привлекательных для различных литературных игр романами Ф.М. Достоевского являются «Преступление и наказание» и «Бесы»; «именно эти романы становятся своеобразным кодом, неисчерпаемым и наиболее адекватным для современной культуры средством синтезирования цитат, аллюзий, реминисценций» (с. 139).
М. А. Черняк отмечает, что массовая литература активно и беззастенчиво заимствует у Достоевского сюжеты не только из его произведений, но и из его собственной жизни, в то время как для элитарной литературы Достоевский остается скорее стимулом, чем средством. Примером можно считать роман В. Пьецуха «Новая московская философия» (1989), в котором ключевые для сюжетной
1 Иванов А. Блуда и МУДО. - М., 2007.
2 Цит. по: с. 119.
3 Пьецух В. Плагиат. - М., 2006. - С. 4.
структуры «Преступления и наказания» эпизоды переносятся в действительность конца ХХ в.
Сюжет романа «Ф.М.»1 Б. Акунина связан с поиском главным героем Николасом Фандориным рукописи Ф.М. Достоевского «Теорийка. Петербургская повесть», до сих пор не известной литературоведческой науке и являющейся первой редакцией «Преступления и наказания». Анализируя роман Б. Акунина, исследовательница подчеркивает принципиальную разницу между массовой и элитарной литературой: «Если по Бердяеву "глубокое чтение Достоевского есть всегда событие в жизни, оно обжигает, и душа получает новое огненное крещение. Человек, приобщившийся к миру Достоевского, становится новым человеком, ему раскрываются иные измерения бытия", то "Ф.М." предлагает читателю лишь разнообразные варианты литературных игр» (с. 133).
С явной ориентацией на роман «Бесы» и одновременно полемически по отношению к нему структурирована система персонажей в романе Б. Акунина «Пелагия и белый бульдог» (2000).
На стереотипах восприятия Достоевского строит Андрей Левкин свой рассказ «Достоевский как русская народная сказка» (2004), представляющий собой центон из «Преступления и наказания» и «Униженных и оскорбленных».
Вышедшие в 2008 г. романы Татьяны Синцовой «Разоблачение Достоевского: Другая история», Ольги Тарасевич «Роковой роман Достоевского» и Дмитрия Вересова «Третья тетрадь», по мнению исследовательницы, не только рифмуются между собой, но и заставляют задуматься о явно обозначившейся тенденции в современной беллетристике. Остается надеяться, что подобное освоение классика массовой культурой «станет дорогой к Достоевскому, и тогда опыты современных писателей можно считать культуртрегерским проектом» (с. 149).
Однако самым привлекательным объектом литературных игр оказался Серебряный век, насыщенный социальными потрясениями, духовно-религиозными исканиями, яркими экспериментами, он до сих пор остается загадкой и мифом.
1 Акунин Б. Ф. М. - М., 2006.
В атмосферу Серебряного века погружает читателя роман Надежды Муравьевой «Майя»1, в котором очень точно реконструируется московский интеллектуальный быт. В основе книги лежит одна из самых ярких литературных мистификаций Серебряного века - образ Черубины де Габриак, как известно, созданный поэтессой Елизаветой Дмитриевой и Максимилианом Волошиным. Угадывается и еще одна любовная история эпохи модерна - драматические взаимоотношения поэта-символиста Валерия Брюсова и Нины Петровской, легшие в основу знаменитого брюсовского романа «Огненный ангел» (1907). В канву произведения введены писатели Серебряного века - Волошин, Бунин, Белый, Бальмонт.
Название романа Елены Колиной «Мальчики да девочки»2 -строчка из стихотворения А. Блока «Вербочки» («Мальчики да девочки / Свечечки да вербочки / Понесли домой...»); на обложке -строчка из хрестоматийного стихотворения «Девушка пела в церковном хоре»: «И всем казалось, что радость будет». В романе угадывается один, но точный источник сюжета: в образе главной героини, маленькой княжны Лили, попавшей в вихрь революционных событий и вынужденной прибиться к чужим людям и стать Рахилью Каплан, угадывается судьба прозаика и поэта Ирины Одоевцевой. По количеству прямых совпадений романа Е. Колиной с историями, рассказанными И. Одоевцевой в книге «На берегах Невы», мемуары можно, со всей очевидностью, считать текстом - источником романа «Мальчики да девочки».
Героями романа Евгении Грановской «Вечная загадка Лили Брик»3 становятся Лиля и Осип Брики, Маяковский и Родченко в период создания поэмы «Про это» (1922). Е. Грановская беллетри-зирует историю, известную по мемуарам4, «зачастую игнорируя разницу между литературной условностью и жизнью, осуществляя своеобразную ревизию эстетики Серебряного века» (с. 158).
Подведение итогов, апокалиптические настроения, спор с классической традицией, дискуссии о новом герое, поиски адек-
1 Муравьева Н. Майя. - М., 2005.
2
Колина Е. Мальчики да девочки. - М.: АСТ, 2008.
3
Грановская Е. Вечная загадка Лили Брик. - М.: Эксмо, 2007.
4 Ваксберг А. Загадка и магия Лили Брик. - М.: АСТ, 2006; Катанян В. Прикосновение к идолам. - М.: Вагриус, 1997; Лиля Брик - Эльза Триоле: Неизданная переписка, (1921-1970). - М.: Эллис Лак, 2000.
ватного наступающему веку языка - черты литературы рубежа веков, роднящие литературу Серебряного века с литературой века нового.
«Возможность думать вместе не только с классиками русской литературы, но и с писателями XXI в.» (с. 167) дает «альтернативный» двухтомный «учебник» «Литературная матрица»1. Необычность и уникальность этого литературного проекта заключается в том, что в нем о каждом русском классике, включенном в школьную программу по литературе, рассказывает современный писатель.
В явной субъективности точек зрения на классические имена есть особая привлекательность: писатели, каждый из которых сам по себе яркая творческая личность, неожиданным и нестандартным прочтением зачастую провоцируют читателя, заставляя его по-новому воспринять классический текст: Пушкин глазами Л. Петрушевской, Лермонтов - А. Битова, Горький - Д. Быкова -это «яркий пример диалога веков, культур, эстетических систем, взглядов на прошлое и настоящее России, на вечные вопросы быта и бытия», Н. Гоголь глазами петербургского философа Александра Секацкого, Л. Толстой, прочитанный Валерием Поповым, И. Бунин в интерпретации Александра Кабакова или И.А. Гончаров, представленный Михаилом Шишкиным, - это «все многочисленные и зачастую противоречивые ракурсы этого нестандартного пособия» (с. 160).
Таким образом, «классика, являясь центральным компонентом культуры, задает общую систему координат, играет роль своеобразного горизонта, к которому устремлены взгляды современных писателей; она оказывается всеобщим коммуникационным кодом в литературе, универсальным языком, внятным для людей разных эпох» (с. 161).
К.А. Жулькова
1 Литературная матрица: Учебник, написанный писателями: В 2 т. - М.; СПб., 2010.
