Научная статья на тему '2016.02.007. ВИДАЛЬ Б. "POST CATASTROPHAM OMNE ANIMAL TRISTE EST": ПОП-КУЛЬТУРА КАТАСТРОФЫ И ОБЫДЕННОЕ ВОСПРИЯТИЕ ЧРЕЗВЫЧАЙНЫХ СИТУАЦИЙ. VIDAL B. "POST CATASTROPHAM OMNE ANIMAL TRISTE EST": POP-CULTURES DU DéSASTRE ET CONSOMMATION ORDINAIRE DE L’EXTRAORDINAIRE éVéNEMENTIEL // SOCIéTéS. - P., 2014. - N 4. - P. 71-80'

2016.02.007. ВИДАЛЬ Б. "POST CATASTROPHAM OMNE ANIMAL TRISTE EST": ПОП-КУЛЬТУРА КАТАСТРОФЫ И ОБЫДЕННОЕ ВОСПРИЯТИЕ ЧРЕЗВЫЧАЙНЫХ СИТУАЦИЙ. VIDAL B. "POST CATASTROPHAM OMNE ANIMAL TRISTE EST": POP-CULTURES DU DéSASTRE ET CONSOMMATION ORDINAIRE DE L’EXTRAORDINAIRE éVéNEMENTIEL // SOCIéTéS. - P., 2014. - N 4. - P. 71-80 Текст научной статьи по специальности «СМИ (медиа) и массовые коммуникации»

CC BY
57
11
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
ИЗОБРАЖЕНИЕ / ВИЗУАЛЬНОЕ КОЛЛЕКТИВНОЕ БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ / ИНФОРМАЦИОННО-КОММУНИКАЦИОННЫЕ ТЕХНОЛОГИИ / КАТАСТРОФА / ДЕСТРУДО / СКУКА
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «2016.02.007. ВИДАЛЬ Б. "POST CATASTROPHAM OMNE ANIMAL TRISTE EST": ПОП-КУЛЬТУРА КАТАСТРОФЫ И ОБЫДЕННОЕ ВОСПРИЯТИЕ ЧРЕЗВЫЧАЙНЫХ СИТУАЦИЙ. VIDAL B. "POST CATASTROPHAM OMNE ANIMAL TRISTE EST": POP-CULTURES DU DéSASTRE ET CONSOMMATION ORDINAIRE DE L’EXTRAORDINAIRE éVéNEMENTIEL // SOCIéTéS. - P., 2014. - N 4. - P. 71-80»

2016.02.007. ВИДАЛЬ Б. «POST CATASTROPHAM OMNE ANIMAL TRISTE EST»1: ПОП-КУЛЬТУРА КАТАСТРОФЫ И ОБЫДЕННОЕ ВОСПРИЯТИЕ ЧРЕЗВЫЧАЙНЫХ СИТУАЦИЙ. VIDAL B. «Post catastropham omne animal triste est»: Pop-cultures du désastre et consommation ordinaire de l'extraordinaire événementiel // Sociétés. - P., 2014. - N 4. - P. 71-80.

Ключевые слова: изображение; визуальное коллективное бессознательное; информационно-коммуникационные технологии; катастрофа; деструдо; скука.

Сегодня новостные блоки средств массовой информации и интернет-порталов, а также социальные сети регулярно и в большом количестве обрушивают на своих пользователей потоки информации (прежде всего визуальной) о катастрофах природного, техногенного, антропогенного характера. В своей статье Бертран Видаль (д-р социологии Университета Монпелье III им. Поля Валери, г. Монпелье, Франция) анализирует, как воспринимаются в массовом обыденном сознании масштабные бедствия и сопровождающие их визуальные изображения.

Изображения, пишет автор, «способствуют формированию и динамике социального воображаемого и таким образом всё больше участвуют в повседневном понимании мира и ... в конструировании социальной реальности.» [с. 72]. Он напоминает, что в каждую эпоху изображение воспринимается в конкретном культурном контексте. Соответственно, чтобы понять, какие изменения произошли в восприятии людьми чрезвычайных ситуаций, необходимо осознать, что сегодня распространение видео- и печатных изображений с мест происшествий происходит с молниеносной скоростью. Подобные изображения, переставая быть просто информацией, становятся своеобразным посредником в восприятии мира, способом передать то, что Г. Зиммель называл «настроением» (Stimmung) эпохи.

Появившаяся благодаря современным информационно-коммуникационным технологиям возможность передавать данные мгновенно и повсюду позволяет современному человеку быть не

1 Post catastropham omne animal triste est (лат.). - Каждое животное после катастрофы печально. - Прим. реф.

только пользователем, но и актором визуального мира. Данный феномен отражен в введенном Э. Тоффлером понятии «просьюме-ризм», под которым понимается объединение в одном лице производителя и потребителя. Такая возможность, считает автор, накладывает сегодня на человека большую ответственность при формировании и распространении «образа» катастрофы и «конструировании события-катастрофы в визуальном коллективном бессознательном» [с. 73].

По мнению Б. Видаля, принципиальное отличие в восприятии катастроф современными людьми по сравнению с восприятием подобных событий в прошлом состоит прежде всего в «механизмах коммуникации и технологиях управления воображением, поставленных на службу передаче информации» [с. 74]. Так, если после Лиссабонского землетрясения 1755 г. первые его описания и изображения (гравюры) появились почти через год, то в настоящее время, когда происходит катастрофа, информация о ней немедленно облетает всю планету. Это событие становится «тотальным медийным фактом» [с. 74], оно снимается в режиме реального времени на современные технические устройства и рассылается по социальным сетям; «картинки» с места катастроф, получая «лайки», распространяются с колоссальной скоростью. Например, так произошло с аварией на АЭС «Фукусима-1» в Японии в 2011 г. В течение полутора часов между землетрясением и последовавшим цунами предупрежденные телезрители и пользователи информационно-коммуникационных технологий ожидали подхода гигантских волн к берегам Японии, что подтверждается статистикой поисков в Google. Запросы «цунами + Япония» (в основном изображений и видео) достигли своего пика до того, как волны обрушились на берег. Создается впечатление, пишет автор, что зрителям было невыносимо ожидание, связанное со скоростью распространения волн, слишком медленной по сравнению с их ритмом жизни и той скоростью, с которой СМИ создают реальность.

Примечательно, что если современники Лиссабонского землетрясения однозначно испытывали отвращение к произошедшей катастрофе, то японское цунами и подобные ему бедствия (атака на башни-близнецы в 2001 г., цунами 2004 г. в Юго-Восточной Азии, взрывы на Бостонском марафоне) зачастую сопровождались «коллективным желанием катастрофы и Апокалипсиса» [с. 75]. О по-

следнем свидетельствует повышенный интерес общественности к фото- и видеоизображениям трагических событий.

Новые технологии в определенном смысле расширяют возможности наших органов чувств, «продлевая» таким образом человеческое тело. Как правило, пишет Видаль, после трагического происшествия пользователи информационно-коммуникационных технологий как будто получают удовольствие от интенсивных поисков в Сети последних новостей, связанных с этим событием. Автор статьи задается вопросом, почему так происходит и что заставляет современных людей впадать в «массмедийный транс» [с. 76] при появлении информации о произошедшей где-либо трагедии. Идет ли речь о «демоне извращенности» в трактовке Э.А. По, присущем, по мнению Б. Сандрара1, западному человеку, или дело в противопоставлении человека творящего (homo faber) и человека разрушающего (homo destruens)? А, может быть, причиной всему описанная Ф. Ницше радость при виде чужого горя (Schadenfreude) или разрушительная сила энергии деструдо? В пользу последней версии свидетельствуют данные компьютерных аналитических программ, отслеживающих посещаемость интернет-сайтов. Во время катастроф, как правило, фиксируется снижение посещаемости порносайтов при повышении интереса пользователей к работающим в режиме реального времени информационным сайтам и видеоканалам, т.е. деструдо в данном случае «побеждает» либидо.

Автор статьи полагает, что за безудержным потреблением и распространением изображений катастрофы стоит сочетание нескольких феноменов. Во-первых, это могут быть своего рода искупительные ритуалы, описанные Э. Дюркгеймом, иными словами, «современное выражение искупительного и заклинательного не-оритуализма в эпоху цифровых сетей» [с. 78]. Во-вторых, подобное поведение может объясняться «монархическим видением», под которым французский социолог Ж. Дюран2 предлагает понимать взгляд на какое-либо событие свысока, отстраненно, своего рода позицию «над схваткой». В-третьих, речь может идти об известной двойственности человеческой природы, которую не могут сгладить

1 Cendrars B. La main coupée. - P. : Denoël, 1974. - (Folio).

2

Durand G. Les structures antropologiques de l'imaginaire: Introduction à l'archétypologie générale. - 10-e éd. - P.: Dunod, 1990. - P. 209.

даже усилия системы государственного и общественного контроля (homo sapiens и homo demens / homo oeconomicus и homo ludens / homo faber и homo destruens). Кроме того, за этим может стоять необходимая «прививка зла в гомеопатических дозах» или «выражение социального витализма». Автор видит также возможность трактовать сверхпотребление образов катастроф как связь, существующую между развлечением и разрушением. Современный человек существует в слишком благополучной, доброжелательной, безопасной и, как ни парадоксально это звучит, скучной цивилизации. Отсюда - подсознательное отвращение к «рутинной» повседневности, которую общество модерна непрерывно «оздоравлива-ет» (Н. Элиас), «одомашнивает» (М. Вебер), «пастеризует» (Ф. Ницше), за которой «надзирает» (М. Фуко) и которую «приводит к единообразию, запирает, нормализует, дезинфицирует, делает рациональной» [с. 79]. В обществе, где властвует, по словам Д.Г. Балларда, «тирания счастья»1, событие-катастрофа может восприниматься как своего рода развлечение, дарящее ощущение свободы.

Таким образом, подытоживает автор статьи, в современном благополучном обществе, по сути отвергающем смерть, как с помощью науки, так и символически, притягательность катастроф и стремление к борьбе с неизведанным выглядят естественно.

Е.Л. Ушкова

2016.02.008. БЕЛЬЯН М. ИСТОРИЯ СПИДА КАК ИСТОРИЯ ЧУВСТВ.

BELJAN M. Aids-Geschichte als Gefühlsgeschichte // APuZ: Aus Politik und Zeigeschichte. - Bonn, 2015. - Jg. 65, H. 46. - S. 25-31.

Ключевые слова: СПИД; ВИЧ; страх; стигматизация; 1980-е годы; Германия.

Выпуск № 46 за 2015 г. журнала социальной и политической истории «Aus Politik und Zeigeschichte» посвящен одному десятилетию в жизни Германии, а именно 1980-м годам. Автор реферируемой статьи, Магдалена Бельян (Институт им. Макса Планка, Берлин), прослеживает, какое воздействие оказало на повседневную

1 Ballard J.G. La foire aux atrocités / Trad. par F. Rivière. - P. : Tristram, 2003.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.