CC BY
114
2016.02.004. ПОТАПОВА Н.Д. ЛИНГВИСТИЧЕСКИЙ ПОВОРОТ В ИСТОРИОГРАФИИ. - СПб.: Изд-во Европ. ун-та в Санкт-Петербурге, 2015. - 380 с.
Ключевые слова: историографический текст; новая нарративная история; «лингвистический поворот»; постструктурализм; постмодернизм; институционализация направлений; европейская интеллектуальная история; художественные техники; идеология.
Наталья Дмитриевна Потапова - канд. истор. наук, доц. факта истории Европ. ун-та в Санкт-Петербурге, спец. в области политической культуры, идеологической нарратологии и массмедиа-коммуникации.
Монография посвящена изучению влияния постмодернистских направлений, известных под зонтичным названием «лингвистический поворот», на создание и восприятие исторического текста. Лингвистический поворот понимается как англосаксонское течение, объединившее «разные исследовательские практики и разные направления, от нового историзма и истории культуры до критики дискурсов и критики идеологий, новой нарративной истории и обсуждения художественных форм реализации исследования» (с. 11-12).
Работа состоит из введения, четырех глав и заключительного раздела «Вместо эпилога».
Во введении» отмечается, что существенное влияние на появление новой историографии в Европе и США оказали: 1) наступление постмодернистов; 2) новации современной нарратологии; 3) взаимный интерес исторической науки и литературоведения в области создания и восприятия текста; 4) мода на традиции и опыт англосаксонской интеллектуальной традиции. Развитие направления в отечественной историографии связано с: 1) существованием раскола «историков традиционного (негативно настроенного по отношению к методологическим рефлексиям) мировоззрения и философски ориентированных новых интеллектуальных историков» (с. 26); 2) несформировавшимся отношением российских литераторов и историографов к данной исследовательской практике; 3) появлением второго поколения авторов, развивающих новации лингвистического поворота в современной нарратологии и предлагающих
отстранить, проблематизировать это понятие, его действенность и удовлетворительность.
В главе первой «Интеллектуальные практики модернизма: Аналитическая философия истории и приемы логического анализа языка» приводятся методологические предпосылки возникновения лингвистического поворота в Европе (Франция, Великобритания) и США. Создание термина linguistic turn приписывается Густаву Бергману, который он впервые использовал в 1953 году в эссе «Логический позитивизм, язык и реконструкция метафизики»1. Истоки данного направления обнаруживаются в лингвистических работах и в новой модернистской теории познания и философии интеллектуалов - авангардистов 20-30-х годов XX в.
В качестве лингвистических источников модернизма Н.Д. Потапова приводит работы Р.О. Якобсона, Э. Сепира, Л.В. Щербы, Б. Уорфа, в которых предпринимаются попытки изучения неопределенности, избыточности, неполноты языка. Апеллируя к данным категориям, автор иллюстрирует различное восприятие высказываний в исторических текстах (например, «правительство приступило к преобразованиям» и «правительство бесславно захлебнулось в бюрократическом процессе», «в России вспыхнула революция», «начались беспорядки» и «десятки россиян стали жертвами террористических атак»).
Среди ранних философских источников модернизма автор называет англосаксонскую феноменологию и экзистенционализм Э. Гуссерля и Л. Витгенштейна, которые ранее всего проникают во французскую аналитическую философию (работы М. Мерло-Понти). В качестве опорного тезиса приводится высказывание Э. Гуссерля: «Язык формирует образ того, о чем говорится. Вне формы нет содержания. Язык - это оптика, через которую мы видим мир» (с. 46)2. Особо отмечается, что модернизм возникает как критика логического позитивизма, который требовал «освободить мысль от нелепых одежд языка» (с. 56) в надежде обнаружить критерии истины познания. Представители модернизма признают, что мысли вне языка не существует: «нечего раздевать, можно только
1 Bergmann G. Logical positivism, language, and the reconstruction of metaphysics // The metaphysics of logical positivism. - N.Y., 1954. - P. 63.
2 Гуссерль Э. Идеи чистой феноменологии и феноменологической философии. - М., 1999. - Т. 1. - С. 29-30.
сравнивать костюмы (роли) и пьесы (языковые игры) и быть ответственным за свое письмо» (с. 56).
В 50-60-е годы XX в. формируются логические модернистские концепции, в основе которых лежит изучение разных «форм рациональности» (с. 58): логик бреда, сновидения, игры, мифа, сказки, здравого смысла и подозрения. В качестве двух ключевых терминологических инноваций модернистской логики Н.Д. Потапова называет введение терминов: 1) «энтимема» - «силлогизм, в котором пропущена одна посылка или опущено заключение» (с. 59); 2) «абдукция» - «вывод с недостаточными основаниями» (с. 61) «для предсказания следствий» (с. 64) и как ее вариант «рет-родукция» - вывод той же природы, но «для объяснения случившегося» (с. 64)1. Автор анализирует прикладные направления логического модернизма в рамках социологических исследований, имеющих непосредственное отношение к проблемам историографии, в творчестве А. Шюца, Э. Нагеля, П. Рикера, У. Уолша, К. Гем-пеля. Объединяющей разные направления называется мысль об историческом тексте как о совокупности «свернутых суждений» (с. 69) или «скрытых оснований» (с. 70), которые могут быть восстановлены с опорой на знание «как» и знание «почему» (с. 69). Эта возможность, по мнению автора, предопределяет существование разных способов наименования, например, такого исторического события, как «война»: «пограничные конфликты», «столкновения», «террористические акции», «Третья мировая война», «миротворческие акции ООН». Данная мысль получает развитие в разработке разных моделей или «сценариев-рецептов» (с. 72), объясняющих опущенные логические связи в исторических текстах, в результате которых, например, «открытие второго фронта» превращается в «изменение соотношения сил». У. Дрей, М. Уайт, А. Данто предлагают системы критериев для восстановления этих связей с опорой на отношения между действиями и их результатом, типы сюжетостроения, функции элементов повествования. Автор отмечает, что в эти годы «внимание интеллектуалов, вовлеченных в дискуссию о скрытых, прямо не выраженных в текстах связях и импликациях, все определеннее смещается к теме нарратива и спо-
1 Авторство двух последних терминов Н.Д. Потапова прослеживает в работах Ч.С. Пирса. - Прим. реф.
собам его анализа» (с. 77), и исторический текст не является исключением.
В главе второй «От структурализма к поэтике истории Хей-дена Уайта: Нарратология и риторический анализ» приведены два основных структуралистских подхода к историческому тексту: в рамках позитивизма и формализма. Подход, развиваемый Х. Уайтом, рассматривается автором как вызов формализму и позитивизму.
Отличительными особенностями позитивистского подхода к текстовому анализу 50-60-х годов являются: 1) исследование литературы с точки зрения ее истории и критики; 2) обязательное наличие ссылок на литературу и источники; 3) отсутствие в тексте вымышленных персонажей и диалогов; 4) построение текста на основе фабулы (что рассказывается).
Зарождение формалистского подхода связано со смещением фокуса анализа с фабулы на сюжет (как рассказывается). Н. Д. Потапова систематизирует источники данного подхода (работы начала XX в. А.Н. Веселовского, В. Дибелиуса, В. Шкловского, З. Фрейда, К. Юнга, В. Проппа, др.) как анализирующие два типа отношений фабулы и сюжета: «сходство фабулы, но разные сюжеты» и «сходство сюжета, но разные фабулы» (с. 84). Показывается, что сюжет может быть представлен мотивами, а само сходство мотивов может объясняться «заимствованием или способностью зарождения мотивов в разных средах (за счет однородности условий и психологических процессов)» (с. 87). Сходство структуры сюжетов может быть констатировано при установлении одинаковой последовательности функций. Формализм 1950-х и 1960-х годов представлен работами К. Леви-Стросса и А. Греймаса, которые делают акцент не только на функциях как отдельных поступках или ходах героев, но на «пучках отношений» (с. 91) (качества; объекты; среда обитания героев), которые в тексте выражены предикатами. Такой подход позволяет выявить основание множества сюжетных форм и установить существование сюжетных архетипов.
Появившаяся на закате структурализма в начале 1970-х годов работа историка Х. Уайта «Метаистория» представлена как поворотная в развитии историографии, что автор объясняет ее междис-циплинарностью. В основе концепции - осознание важности художественных практик и импликаций в работе историка. В качестве
формально-прагматических источников концепции Н.Д. Потапова приводит следующие работы.
1. К. Мангейм «Идеология и утопия»1 (впервые вышла в 1929 г.); посвящена разграничению типов мышления по двум признакам: отношению к скорости перемен и способу представления общества и связывающих его сил - рациональных и иррациональных.
2. С. Пеппер «Мировые гипотезы. Исследование доказательства»2 (впервые вышла в 1942 г.); посвящена анализу источников научных форм мышления. С. Пеппер приходит к выводу, что в основе базовых форм мышления лежат четыре основные метафоры -артефакт, ситуация, механизм и организм.
3. Н. Фрай «Анатомия критики»3 (впервые вышла в 1957 г.); посвящена обсуждению разных литературных жанровых форм «как технических инструментов, способных раскрыть смысл наррати-вов» (с. 108). На основе систематизации способов развития действий Н. Фрай выделяет четыре модели сюжетных форм: комедия, трагедия, роман, ирония / сатира; отмечается, что современная литература находится в ироничной стадии своего развития, чем объясняется популярность жанров детектива, мелодрамы и триллера.
Признав актуальность высказанных положений применительно к историографии, Х. Уайт «фактически легализовал поэтику и риторику как элемент историографии и ввел в практику связанный с ними анализ различных измерений исторического дискурса» (113). Тем самым он пытается уйти от структуралистского метода и предполагает существование открытого множества комбинаций разных текстовых модусов.
В главе третьей «Поворот к критике идеологий и анализу дискурса» Н.Д. Потапова сосредоточивается на постструктуралистских нарратологических концепциях, прослеживая их роль в трансформации методологии анализа идеологии. Становление нар-ратологии, делающей акцент на «коммуникации, на диалоге автора и читателя, на взаимодействии как организованном и подготовлен-
1 Mannheim K. Ideology and utopia: An introduction to the sociology of knowledge. - London, 1936. - 354 p.
2
Pepper S.C. World hypothesis: A study in evidence. - Berkeley, 1942. - 364 p.
Frye N. The Anatomy of criticism. - Princeton, 1957. - 383 p.
ном автором акте» (с. 118), прослеживается автором в рамках триады «структурализм - постструктурализм - нарратология». Формирование новой культуры отношений способствует «умножению идентичностей» (с. 120) автора и читателя, моделированию «имплицитного автора и читателя» (с. 120), усложнению стратегии повествования.
С опорой на выявленные П. Лабокком модусы повествования (драматизированный повествователь, панорамный обзор, чистая драма, драматизированное сознание) Н.Д. Потапова анализирует нарративные возможности исторических текстов Ф. Броделя, Ж.Ле Гоффа, К. Гинзбурга, и др., выявляя языковые средства, которые их реализуют. Так, модус чистой драмы, подразумевающий наблюдение за сценами и действиями в третьем лице, в исторических текстах выражен либо безличными глаголами («можно обнаружить», «важно», «стоит заметить»), либо конструкциями бессубъектного действия («история составляется», «факты могут познаваться», «факты узнаются»). Введение разных точек зрения (модусы драматизированного повествователя и драматизированного сознания) задает идеологию и демонстрирует оценку: например, точку зрения может создавать выбор названия исторического объекта (La Manche или English Channel; «Джеймс» или «Яков»; Bonapart, Buonaparte или Наполеон), формы социально окрашенной речи, средств дейксиса. Модус панорамного обзора анализируется с привлечением приемов кинематографии (монтаж; движущаяся точка зрения - камера).
На этом фоне становление исторической нарратологии показано как отражающее ступени развития идеологии и методологии ее анализа. Такая связь возводится к работам М. Фуко, который «отождествил действие власти и действие знания, и связал и то и другое с языком и практикой его использования» (с. 155). Наличие власти связывается М. Фуко со «знанием мира, произведенным в определенной политико-экономической и институциональной ситуации» (с. 156). Н.Д. Потапова выделяет основные направления идеологии: 1) идеологию как систему моральных оценок и норм); 2) идеологию как чисто рациональную науку, которая должна заменить религию; 3) идеологию как ложное сознание (с опорой на К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ульянова); 4) идеологию не как дог-
му, а как критические схемы; идеи на тему, как люди взаимодействуют.
Приводятся позиции основных идеологических школ, к которым относятся: 1) Британская моральная философия (Дж.Э. Мур); 2) Франкфуртская школа идеологии (К. Мангейм); 3) Французская структуралистская школа (М. Бахтин, Р. Барт, А. Камю, Ю. Кри-стева); 4) Американская социологическая школа (Д. Белл, К. Гирц). Эти школы разрабатывают методологию анализа идеологии как коллективного мифа, дискурса, набора ожиданий, уверенности в том, что мир можно контролировать, системы эмоционально нагруженных символов культуры.
Среди современных направлений критики идеологии автор называет следующие: 1) историю политических понятий, в фокусе которой оказывается прагматика и риторика политического языка с опорой на концепцию речевых актов (Дж. Пококк, К. Скиннер); 2) критический дискурс-анализ, в основе которого лежит изучение социальных конфликтов и противоречий с выходом на разные уровни дискурсивных структур (Т. ванн Дейк, Р. Водак). Н.Д. Потапова заключает, что развитие современных направлений идеологии связано с междисциплинарностью исследований и, прежде всего, с включением в область критики идеологии нарратологического анализа дискурса.
В главе четвертой «Под общим 'зонтом' поворота к языку: Институционализация направлений в 1980-1990-е годы» исследуются направления современной историографии Великобритании и США как унаследовавшей результаты лингвистического поворота и выявляются основные историографические техники.
В Великобритании поворот к культуре начинается с работ Э. Томпсона, К. Гирца, Р. Хоггарта и С. Холла. Для Э. Томпсона социализация истории связана с исследованиями культуры рабочего класса, что проявляется в анализе ситуаций взаимодействия его представителей, паттернов их отношений, форм организации и моделей развития общества. Культура для Э. Томпсона существует как способ передачи коллективного опыта, связана с ценностными порицаниями, которые выражаются в языке. Изучение языка оценки может способствовать сопоставлению разных культур и выявлению моделей их столкновения. К. Гирц приравнивает культуру к идеологии, опорой для него становятся выполненные им переводы
работ Р. Барта, Ф. де Соссюра, У. Эко. К. Гирц становится основателем Центра современных культуральных исследований. Его последователи Р. Хоггарт и С. Холл рассматривали идеологию как «ментальные фреймы, которые используют разные классы и социальные группы» (с. 205) в целях придания смысла действиям общества. Ими вводятся термины: культура и «контркультура», «гибридная идентичность», «конвергенция культур», «мерцающие идентичности».
В США на фоне менее радикальных либеральных движений возникают социальные направления изучения культуры, аккумулирующие идеи культурной антропологии (У. Сьюэлл, Л. Хант) и постструктуралистские идеи теории литературы (Дж. Скотт, Р. Дарнтон). В фокусе исследований находятся отношения человека, власти и государства, которые конструируются на фоне воображаемого социального мира. Власть показана как участвующая «в дискурсивном производстве значения, управляя человеком через внушаемые ему верования, сценарии, рецепты, запросы и запреты, действия и права» (с. 222). Власть не идентична государству, она представляет собой интериоризованную культуру, знание, идеологию. Отсюда возникают изучения отдельных политических культур. Так, Р. Зельник сосредоточивается на исследовании ценностей культур, которые определяют поведение человека: М. Стейнберг -на вопросах славянской историографии; Р. Бернацки и Дж. Нью-бергер - на типах идентичностей в разные исторические эпохи (прежде всего, рабочих на рубеже революции в России, беспризорников, студентов, крестьян).
Поворот к культуре способствует появлению «нового историзма» как направления исторической критической практики.
В США данное направление развивается в Университете Калифорнии в Беркли, в публикациях журнала «Representations» и в отдельных работах Стивена Гринблатта, знаменующих «новую ин-терпретативную практику, которая должна связать текст и контекст с помощью отсылки к культуре не как к миру, а социальным ценностям и контексту, которые тексты успешно адсорбируют» (с. 245)1. Осознается необходимость реконструкции самой ситуа-
1 Цитата по: Greenblatt S. Culture // Critical terms for literary study / Ed. by Lentricchia F., McLaughlin T. - Chicago, 1995. - P. 227.
ции, в которой исторические тексты были произведены. Признается важность анализа социальных условий, которые определяют самосознание автора, а также читателя при восприятии данного текста. В этом случае история представляет собой совокупность дискурсов, каждый из которых несет некоторую идеологию. С. Гринблатт исследует тексты У. Шекспира как «воплощение культурных кодов поведения персонажей, вовлеченных в негоциации о границах их культуры» (с. 253). Культура выступает как «сеть негоциаций для обмена материальными благами и идеями через институции типа плена, усыновления и брака» (с. 253), поэтому необходимо выявить те культурные коды, которые обладают способностью управлять людьми. Анализ исторического текста должен проводиться с учетом личности создателя (о котором меньше всего известно в тексте) и личности читателя (который создает новый текст при каждом новом прочтении). В фокусе анализа должны быть нарративные формы власти и форм сопротивления этой власти.
В Европе «новый историзм» развивается как продолжение работ Х. Уайта в области лингвистического поворота и культу-ральных исследований. В качестве продолжателей идей Х. Уайта в книге Н. Д. Потаповой называются: 1) Г. Шпигель - анализ богословских текстов на предмет влияния социального и политического контекста на трактовку и понимание философских идей о благе и справедливости; 2) Н. Патнер - изучение аспектов политизирования на материале монастырских хроник XII века; 3) Л. Орр и Ф. Каррара - толкование вопросов коммуникации автора и читателя на примере французской историографии (на материале книг Ж. Санд, Ж. Мишле, А. де Токвиль) и др.
«Новый историзм» приводит к появлению «новой нарративной истории» на основе движения мультикультурализма. Н.Д. Потапова исследует различные авторские техники данного направления на основе анализа исторических работ отдельно 1980-1990-х годов и работ начала XXI в.
К основным техникам «новой нарративной истории» 19801990-х годов Н.Д. Потапова относит: 1) введение образа автора, его диалога от первого лица с читателем, создаваемое удвоение точки обзора (Дж. Спенс); 2) использование приемов объемной репрезентации пространства (Р. Розенстоун); 3) введение вымышленных
персонажей, уплотнение описания за счет введения дополнительной документальной информации (Л. Ульрич); 4) введение персонажей «дна» жизни (Дж. Волкович); 5) выступление против общепринятой морали, использование жанра исторического детектива (Р. Холмс); 6) сплетение публичного и приватного в нарративе вплоть до нарушения дискурсивных конвенций истории (С. Шама); и т. д.
Начало XXI в. ознаменовалось появлением новых техник историографии, связанных с появлением форматов кинодокументалистики, телевизионных фильмов, визуальных презентаций (например, в музее), использованием музыки, монтажа и т.д.
В заключительном разделе «Вместо эпилога» Н.Д. Потапова отмечает, что в современную эпоху «история превратилась в большой бизнес» (с. 343), для которого характерно существование множества стандартов представления исторических фактов, что является одновременно наследием реальности и результатом свершившегося лингвистического поворота в историографии.
М.И. Киосе
2016.02.005. ПРИНЦИП ОЦЕНОЧНОЙ АКТУАЛИЗАЦИИ В СОВРЕМЕННОМ АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ / Чекулай И.В., Прохорова О.Н., Багана Ж., Куприева И.А. - М.: ИНФРА, 2014. - 160 с.
Ключевые слова: речевая и языковая оценка; языковое кодирование; субъект речи; оценочная категоризация.
Монография посвящена проблеме лингвосемантической интерпретации категории оценки и выявлению принципов оценочной актуализации в современном английском языке.
Целью исследования является поиск и описание ментальных оснований формирования структур ценностного опыта человека и основных форм их языкового кодирования с целью прагматического использования в определенной ситуации для достижения цели, поставленной перед собой субъектом речи.
В основу исследования положен функционально-деятель-ностный подход к изучению явлений языка, являющийся творческим переложением деятельностного подхода к изучению особенностей мышления, поведения и психики человека в современной философии и психологии.
