CC BY
37
ОБЩИЕ ВОПРОСЫ
2015.03.007. КОДИЧЕК Т. КАК ИЗМЕНИТЬ ИСТОРИЮ. KODITSCHEK Th. How to change history // History and theory. -Maiden, 2013. - Vol. 52, N 3. - P. 433-450.
Ключевые слова: мировая историография; марксизм; история рабочего класса; Э. Хобсбаум.
В статье профессора Принстонского университета (США) Теодора Кодичека, написанной в связи с выходом книги Эрика Хобсбаума (1917-2012) «Как изменить мир: Размышления о Марксе и марксизме»1, рассматривается творческий путь великого британского историка и оценивается его интеллектуальное наследие. Автор выделяет три периода в профессиональной карьере Э. Хобс-баума: ученичество и становление как историка рабочего класса в 1940-1950-е годы; апогей его творчества в 1960-1970-е; и, наконец, кризисный для марксизма период 1980-1990-х годов, когда, как это ни парадоксально, Э. Хобсбаумом и были выдвинуты идеи, оказавшие наибольшее влияние на мировую историографию (с. 434).
Огромную роль в профессиональном становлении Хобсбаума сыграло участие в работе Исторической группы Коммунистической партии Великобритании (1946-1956), где вскоре он занял лидирующие позиции. Деятельность группы, в которую входили, по словам автора, «самые талантливые историки этого поколения» -Эдвард и Дороти Томпсон, Кристофер Хилл, В. Г. Кирнан, Р. Хилтон и др., не ограничивалась организацией семинаров и конференций. Для привлечения сочувствующих из числа историков, не являвшихся марксистами, группа начала выпускать журнал «Past and present», который стал ведущим изданием по социальной истории и сохраняет свои позиции в мировой историографии до настоящего времени.
Интеллектуальная программа Исторической группы включала в себя творческое отношение к марксистской теории, которую следовало «вырвать из рук идеологов-догматиков» и свободно, не замыкаясь на нескольких канонических текстах, использовать при
1 Hobsbaum E. How to change the world: Reflections on Marx and marxism. -New Haven: Yale univ. press, 2011. - VIII, 470 p.
изучении сложных проблем. Только тогда марксизм сможет стать мощным инструментом исторического исследования, причем все привычные, стереотипные понятия должны пересматриваться в свете эмпирических данных. Кроме того, утверждалось, что марксистская теория не приложима ко всем без исключения областям исторических исследований, даже когда речь идет об изучении капитализма.
Выполнение этой программы, пишет Т. Кодичек, ставило Историческую группу в нелегкое положение. Как коммунисты, они видели свой долг в написании научной истории для масс, для чего была избрана область специализации, позволяющая конкурировать с идеологическими противниками - эмпирическая социальная история, основанная на фундаментальных архивных исследованиях. Э. Хобсбаум углубился в изучение истории рабочего класса Великобритании XIX в., собирая в архивах данные об уровне жизни, занимаясь статистикой и обработкой массовых источников. Уже в первых своих работах он продемонстрировал умение сочетать владение эмпирическим материалом со способностью к широким обобщениям, сделав ряд выводов относительно системы промышленного капитализма в целом (с. 437).
Тем не менее в конце 1950-х годов Хобсбаум, значительно расширивший свои профессиональные горизонты, занялся и другими темами. К этому времени, пишет Т. Кодичек, холодная война значительно «потеплела», возникал новый политический климат, и интеллектуалы-марксисты выходили из изоляции. Коммунистические взгляды Хобсбаума сделали его вхожим в круг ведущих французских историков, позволили подружиться с представителями итальянской интеллигенции и даже завязать контакты в Латинской Америке и США (с. 438).
Начиная с 1959 г. историк опубликовал несколько книг, большей частью посвященных революционерам и «несогласным», но они, по словам автора статьи, «меркнут рядом с самым амбициозным предприятием: трехтомной историей подъема и развития мирового капитализма, который нашел свое материальное воплощение в либеральной цивилизации долгого XIX в. (1789-1914)» (с. 439).
Первый том «Век революции: 1789-1848» увидел свет в 1962 г. Написанный в стиле «высокой вульгаризации» («haute vulgarization»),
он был предназначен для широкой читательской аудитории и потому дебаты, разворачивавшиеся тогда вокруг марксистской теории, получили в нем лишь косвенное отражение. Так что заинтересованному читателю приходилось самому давать ответы на многие теоретические вопросы, пишет автор статьи. Каковы взаимоотношения между производительными силами и производственными отношениями на разных стадиях развития капитализма? Порождают ли новые технологии новые социальные отношения, или дело обстоит наоборот? И каковы взаимоотношения между «базисом» и «надстройкой»? Насколько автономны в своем развитии идеология, культура и политика? Хобсбаум, не ставя этих вопросов напрямую, отвечал на них всей логикой своего повествования, отдавая первенство материальным экономическим факторам (с. 439-440).
Второй том трилогии «Век капитала: 1848-1875» вышел 13 лет спустя и представлял собой, по выражению автора статьи, «первую истинно глобальную историю». Текст Хобсбаума иногда звучит как «хвалебная песнь буржуазии», в то время как находившийся тогда в стадии становления пролетариат прописан на этом историческом полотне гораздо менее отчетливо. Характеризуя особенности «века капитала», Хобсбаум подчеркивает значение науки, прежде всего роль эволюционной теории Дарвина, которая была поднята в этот период на уровень универсального принципа, при-ложимого и к обществу.
Т. Кодичек называет «Век капитала» вершиной карьеры Хоб-сбаума. Оба упомянутых тома трилогии были переведены на семь языков и завоевали читательскую аудиторию всего мира. Тем не менее труд был не лишен серьезных недостатков. Теоретическое осмысление системной логики и противоречий капиталистического развития были принесены в жертву занимательности повествования; не получили рассмотрения те элементы надстройки, которые нелегко было свести к капиталистическим отношениям - прежде всего политический режим и политические партии. Характерно, отмечает Кодичек, что в тот период, когда марксисты на Западе были увлечены идеями Альтюссера и Грамши, Хобсбаум почти не уделил им внимания. В своем широко известном эссе «От социальной истории к истории общества» он продемонстрировал, что упорно придерживается классических марксистских категорий, слегка модифицированных под влиянием некоторых идей Ленина и
Грамши, пишет автор статьи, указывая на своего рода «теоретический фундаментализм» британского историка (с. 443).
В то же время приблизительно с середины 1970-х годов в трудах Хобсбаума становится заметным угасание оптимизма относительно будущего не только истории и историографии, но и социализма. Он пишет о необходимости изменить политику социалистических партий в условиях неумолимого сокращения пролетариата, уделив большее внимание либеральному среднему классу. Многими это было расценено как «поворот вправо», однако автор статьи призывает не слишком его преувеличивать (с. 443-444).
В 1980-1990-е годы Хобсбаум обращается к теме национализма, которая нашла воплощение как в заключительном томе его трилогии «Век империи, 1875-1914», так и в цикле лекций «Нации и национализм после 1780 г.». Подчеркивая, как и Эрнест Геллнер и Бенедикт Андерсон, что национализм представляет собой феномен Нового времени, Хобсбаум указывает, что после 1875 г. политические элиты великих держав фабрикуют ряд «гражданских религий» для обеспечения лояльности и управляемости населения. По мнению Хобсбаума, этот официальный национализм, предназначавшийся для рабочего класса, получил поддержку главным образом в среде мелкой буржуазии и тех, кто находился на государственной службе. В то же время активно насаждавшиеся национальные символы и ритуалы обеспечивали легитимность политических и экономических элит в период, когда государство и капиталистическая система усиливали требования к своим гражданам и все сильнее вторгались в их частную жизнь (с. 445).
В 1990-е годы Хобсбаум активно разрабатывает тему «изобретенной традиции»1. По мнению Т. Кодичека, эта идея оказала наибольшее влияние на мировую историографию, возможно, потому, что ее можно было наиболее легко «оторвать» от марксизма. Но как раз тут и заключается ирония, пишет автор, поскольку, по всей вероятности, Хобсбаум вдохновился как раз пассажем Маркса из «18 брюмера Луи Бонапарта». Его исследования разоблачают власть традиций, «слишком часто изобретавшихся консервативными и реакционными элитами для управления населением». Он сосредо-
1 The invention of tradition / Ed. by Hobsbawm E., Ranger T. - Cambridge: Cambridge univ. press, 1983.
точивается на изучении того, каким образом изобретение традиции проводилось сверху для «воспламенения народной ненависти» и стимуляции страха перед «чуждыми другими», а также для того, чтобы придать иное направление «естественной» приверженности народных масс левым, социалистическим взглядам (с. 445-446).
По мнению автора статьи, такая линия анализа выглядела особенно угнетающе в годы, когда «победный марш социализма» к будущему повернул вспять. В постиндустриальном мире конца ХХ в. на первый план выдвинулись новые группы занимавших подчиненное положение - женщины, профессионалы среднего класса и фабричные рабочие в развивающихся странах. Им не был присущ «спонтанный импульс к коллективной организации, столь характерный для старого европейского и американского пролетариата в пору его расцвета». Эти группы были особенно уязвимы перед лицом так называемой «политики идентичности», так же как и перед «демагогическими псевдо-традициями», особенно если последние «оформлялись в соответствии с требованиями изощренной пропаганды и основывались на исследованиях потребительского рынка» (с. 447). Наиболее резкой критике Хобсбаум подверг политику идентичности в своем труде «Век крайностей: короткий ХХ век, 1914-1991»1. Он обвинял феминистов, националистов и религиозных фундаменталистов в том, что те смотрят на историю через черные очки виктимизации, и потому не могут претендовать на место главных двигателей освобождения человечества в целом. Главной его мишенью стала фальсификация (fabrication) истории и памяти некоторыми левыми постмодернистами, выражавшими скептицизм в отношении рационалистического проекта европейского Просвещения. Хобсбаум яростно выступал за «истинно прогрессивную историю», которая стремится к научной объективности, основанной на верховенстве исторического факта (с. 447).
Именно в этом Хобсбаум и видел преимущества марксизма, который в чем-то и являлся фикцией, вымыслом, но этот вымысел можно проверить практикой - с той небольшой оговоркой, что подобная верификация осуществима лишь при определенных материальных условиях. Эта тема является сквозной для последней книги
1 Hobsbawm E.J. The Age of Extremes: The Short Twentieth Century, 19141991. - L.: M. Joseph, 1994. - 640 p.
Хобсбаума, которая состоит главным образом из уже опубликованных в разное время работ, посвященных истории марксизма. В ней подчеркивается первенство объективных условий, позволивших либо не позволивших тем или иным марксистским мыслителям достигнуть определенных творческих вершин. Роковую роль в судьбе марксизма сыграл, по мнению Э. Хобсбаума, советский коммунизм, и хотя к 1956 г. большинство западных интеллектуалов-марксистов освободились от «советских оков», было уже слишком поздно. Изменились объективные условия, и теоретики марксизма оказались заточены в башне из слоновой кости (с. 448).
О.В. Большакова
2015.03.008. НОВИКОВ М.В. СОВЕТСКАЯ И РОССИЙСКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ В ИСПАНИИ 1936-1939 гг. - Ярославль: Изд-во ЯГПУ, 2014. - 133 с. - Библи-огр. С 67-131.
Ключевые слова: гражданская война в Испании 1936-1939 гг.; советская историография; российская историография.
Книга докт. ист. наук, профессора М.В. Новикова состоит из двух частей. В первой части автор описывает и характеризует документы, архивные источники и материалы, научные исследования, прослеживая становление, развитие и изменение отечественной историографии гражданской войны в Испании. Вторая часть книги - Библиографический список русскоязычных источников и литературы.
Во введении М. Новиков отмечает, что о войне в Испании испанскими, французскими, британскими, германскими и русскими авторами создано более 20 тыс. работ. «Зарубежная историография, так же, как и советская, закладывалась очевидцами и участниками испанских событий. С самого начала в зарубежной историографии были представлены разные точки зрения: от крайне правой, профашистской, до крайне левой, троцкистской и анархистской» (с. 3). Почти все работы советских историков, по мнению автора, политизированы и чрезмерно идеологизированы, выдержаны в духе официальной концепции. Работы иностранных очевидцев и исследователей переводились на русский язык выборочно, только те, что соответствовали советской идеологической доктрине. Работы,
