CC BY
18
Зарубежная литература
2015.02.030. РАУВ-ДЭЙВИС Р. ЦЕЛЬНАЯ, КАК ВОЛНА: ГУС-СЕРЛИАНСКАЯ МАТЕРИАЛЬНОСТЬ В ТВОРЧЕСТВЕ В. ВУЛФ. RAUVE-DAVIS R. Whole like a wave: Woolf’s Husserlian materiality // Virginia Woolf miscellany. - New Haven: Southern Connecticut state univ., 2014. - N 85. - P. 23-26.
Ключевые слова: Э. Гуссерль; Г. Бергсон; У. Джеймс; Б. Рассел; субъектно-объектные отношения; «поток сознания».
Вирджиния Вулф (1882-1941) - английская писательница, критик, литературовед, переводчик, одна из самых значительных фигур в истории западноевропейской литературы; первой в мировой литературе XX в. решилась привлечь внимание к своеобразию социального опыта женщин. Ее творческий стиль близок классическому «потоку сознания», модернистскому приему, претендующему на непосредственное воспроизведение душевной жизни и переживаний человека. В отличие от предшественников-«материалис-тов», Вулф в своей «текучей прозе» воссоздает реальность нового порядка, с помощью которой раскрывает читателю бесконечно меняющийся мир чувств и мыслей персонажей.
Именно к проблеме восприятия реальности в романах Вулф обращается в своей статье профессор Ребекка Раув-Дэйвис. На примере двух известных романов писательницы - «Миссис Дэл-лоуэй» (1925) и «На маяк» (1927) - Р. Раув-Дэйвис показывает, как концепция немецкого философа, основоположника феноменологии Эдмунда Гуссерля (1858-1938) может помочь в понимании того, каким образом устроен и изображен в творчестве Вулф материальный мир.
Статья строится на сопоставлении двух философских систем, в равной мере применимых к интерпретации анализируемых произведений Вулф. Основываясь на точке зрения американского литературоведа Энн Бэнфилд, Р. Раув-Дэйвис отталкивается от ее убеждения, что атомизированный, разделенный на элементы мир английского математика и философа XX в. Бертрана Рассела позволяет наилучшим образом осмыслить отношения Вулф с физической реальностью. Однако сама Р. Раув-Дэйвис считает, что расселовский атомизм не совсем согласуется с единством и потоком в
текучих, водоподобных мирах Вулф. Убежденность Рассела в том, что индивидуальная субъективность может быть сведена к геометрически определенному взгляду на события, не способна объяснить отдельные моменты поведения героев Вулф. Не отрицая значимости теории Рассела для исследования творчества британской писательницы, Р. Раув-Дэйвис все же полагает, что ключ к постижению необычного сочетания текучести и неподвижности в романах Вирджинии Вулф дает феноменология Гуссерля. Именно его объяснение внутренне присущих (имманентных) и недоступных опыту (трансцендентных) способов погружения внутрь содержания сознания помогает читателю легче трактовать ее удивительные описания материального мира.
Имманентность означает способность оставаться в пределах какой-либо сферы. Поскольку в теологии трансцендентный Бог находится вне материи, имманентность подразумевает Его присутствие в материальной реальности. В области философского дискурса трансцендентными являются те объекты, которые недоступны сознанию; понятие имманентности связывается с взаимопроникновением сознания и материи. Р. Раув-Дэйвис отмечает, что концепция, согласно которой сознание может заполнять материю, была широко распространена и достаточно популяризована (Г. Бергсон, У. Джеймс и др.) в Лондоне в то время, когда писала Вулф, причем она явно поддерживала и развивала эту идею в своих произведениях. Мысли, эмоции и внутренние импульсы ее персонажей представлены настолько осязаемо, что нередко их бывает сложно отличить от физически воспринимаемых объектов.
Так, в романе «Миссис Дэллоуэй» печаль Питера «поднимается, словно луна» в гостиной Клариссы и зависает над ними во время их разговора1. Привязанности между людьми подобны «тонким нитям, которые растягиваются и растягиваются», по мере того как герои отдаляются друг от друга, или они подобны «нитям паутины», сводящим их вместе (с. 114). В романе «На маяк», хотя Лили размышляет над тем, что люди ей кажутся «запечатанными», словно пчелиные улья, она также представляет, что улья выпускают из себя «недоступные осязанию или вкусу сладость или остро-
1 Woolf V. Mrs. Dalloway. - San Diego: Harcourt, 1981. - P. 42.
178
ту», выходящие за пределы их куполообразных границ1. Подобным образом персонажи выходят за границы своих физических тел посредством неосязаемых, но тем не менее доступных восприятию энергий и импульсов. Джеймс, например, отмечает «резкий звенящий звук и дрожание эмоции своего отца, вибрирующей в воздухе вокруг них», затем подобный фонтану «дождь энергии», который посылает в ответ его мать (с. 37). Мысль также имеет конкретное присутствие в тексте. Не обременяя себя размышлениями о кухонном столе во время прогулки, Лили в действительности видит стол «расположенный в разветвлении грушевого дерева четырьмя ножками вверх» (с. 23). Мистер Рамзи может долго раздумывать над тем, как объекты способны продолжать существовать в отсутствие воспринимающего сознания, в то время как опыт Лили заключается в том, что простая мысль может создать непосредственное, живое ее присутствие.
По мнению Р. Раув-Дэйвис, дилемма мистера Рамзи в самом деле представляла собой в ту эпоху один из главных вопросов: как можно подтвердить подлинность какого-либо объективного факта, если все, что мы знаем о мире, приходит к нам при помощи субъективного, вечно меняющегося чувственного восприятия? Здесь автор статьи возвращается к предположениям Энн Бэнфилд и теории Б. Рассела, который ответил на данный вопрос, проведя четкую границу между восприятием и чувственными данными, заявив, что чувственные данные (он назвал их сенсибилиями) могут существовать вне зависимости от чьего-то разума. По словам Э. Бэнфилд, в данном случае можно говорить о «бессубъектной субъективности»2. Объекты, вероятно, продолжают существовать в отсутствие субъекта, а сам человеческий субъект «становится необязательным благодаря своему теоретически возможному отсутствию» (с. 75). Субъекты становятся углами зрения, из которых рассматриваются вещи.
Точке зрения Б. Рассела американская исследовательница противопоставляет взгляд на ту же проблему Гуссерля, который предположил, что всё наблюдаемое нами находится в пределах на-
1 Woolf V. To the lighthouse. - San Diego: Harcourt, 1981. - P. 51.
2
Banfield A. The phantom table: Woolf, Fry, Russell and the epistemology of modernism. - Cambridge: Cambridge univ. press, 2000. - P. 70.
шего собственного сознания. Когда мы воздерживаемся от наивной веры во внешний мир, мы не остаемся ни с чем, поскольку «это воздержание существует, как и весь поток моего опыта, жизни, которая всегда здесь и сейчас для меня»1. Р. Раув-Дэйвис считает, что уже этого положения достаточно для того, чтобы понять, насколько модель Гуссерля отлична от расселовской. Чувственные данные не внементальны и атомистичны, а едины и текучи; субъект незаменим и обеспечивает реальность местом действия.
Гуссерль предлагает различать объективное существование -трансцендентное восприятие - и наше первичное состояние субъективности - имманентное восприятие. Субъектно-объектные отношения не существуют, поскольку любое содержание наших ментальных процессов есть неотъемлемая часть их общего потока. Напротив, содержание, являющееся трансцендентным, - как, например, бесспорно присутствующий стол мистера Рамзи, - представлено «односторонне», «через видимости», для постижения которых необходимо отойти от непосредственного потока имманентного восприятия. Для Гуссерля, подводит итог Р. Раув-Дэйвис, трансцендентные объекты - абстракции, первичная реальность - единое течение имманентного содержания.
Автор статьи утверждает, что гуссерлианская модель более последовательна, чем расселовская, в том, что касается изображений материального в романах Вулф. Ее герои воспринимают мир целостным и непрерывно движущимся, они часто принимают участие в жизни окружающих их объектов и людей. Р. Раув-Дэйвис иллюстрирует данный тезис примерами из романов: так, миссис Рамзи чувствует, как становится «деревьями, ручьями, цветами», она с ними «в определенном смысле одно»; Септимус в «Миссис Дэллоуэй» ощущает, что листья на дереве в парке «связаны миллионами волокон с его собственным телом». По пути за цветами для приема Кларисса Дэллоуэй чувствует, что она и Питер «живут друг в друге», что она «часть деревьев в их доме; самого дома; часть людей, которых она никогда не видела». Питер вспоминает, как молодая Кларисса однажды заявила, что она ощущает себя вез-
1 Husserl E. Cartesian meditations / Transl. by Caims D. - The Hague: Martinus Nijhoff, 1960. - P. 19.
180
де; не «здесь, здесь, здесь... а везде» - растворенной, подобно дымке, надо всем земным.
Р. Раув-Дэйвис соглашается с Э. Бэнфилд в том, что водную образность в творчестве Вулф можно представить в виде серий волн или концентрических кругов, расходящихся из разных точек. Однако лишь отчасти: это не основной эффект в романах английской писательницы, в которых на самом деле доминируют образы наводнений и потоков. Трансцендентные объекты встречаются у Вулф, но они зачастую попадают под все сносящую общую водную струю: в «Миссис Дэллоуэй» Питер, наблюдая за тем как лондонцы собираются на вечерний прием, рисует их в своем воображении залезающими в лодки, для него все вокруг будто «отчаливает на карнавал». Даже в образах, относящихся к морю, акцентируются не отдельные волны, а все объединяющее и заполняющее водное пространство. Лили из романа «На маяк» особенно восхищают моменты, в которых «жизнь из наполненной отдельными мелкими событиями, прожитыми кем-то один за другим, становится закрученной и цельной, как волна» (с. 47).
Р. Раув-Дэйвис приводит еще два аргумента в пользу того, что творческое видение Вулф согласуется с гуссерлианской имманентностью, иллюстрируя их отсылками к конкретным эпизодам. Первое из них заключается в том, что в романах Вулф персонажи, живущие лишь миром трансцендентных объектов - миром исчисляемых последовательностей и измеряемых пропорций, - изображены сухими, лишенными жизненной энергии, обезвоженными. Такими показаны озабоченные правильностью и порядком мистер Рамзи из романа «На маяк» и сэр Брэдшоу из «Миссис Дэллоуэй», разрушающие жизни своих близких. Им противопоставлены соответственно миссис Рамзи и миссис Дэллоуэй, которым хорошо известны как имманентный, так и трансцендентный личностные уровни, и которые намного ближе к пониманию реальности, чем изображенные в произведениях Вулф мужчины.
Второй тезис непосредственно связан с первым: как не вызывают читательской симпатии обеспокоенные только трансцендентными объектами персонажи, так и ситуации, переживаемые в трансцендентном режиме, представлены ограниченными, скучными, безжизненными. Р. Раув-Дэйвис выделяет две ключевые сцены, иллюстрирующие, как сухая и однобокая ситуация может уступить
место текучему, живому опыту - прием у Клариссы и ужин у миссис Рамзи. В обоих эпизодах гостиные будто затапливаются водой и необыкновенно оживляются, когда гости начинают взаимодействовать друг с другом, активно обмениваться энергиями.
Ни Гуссерль, ни Вулф никоим образом не стремились обесценить или изъять из общей модели мира реальность трансцендентных объектов: для обоих величайшей и интереснейшей загадкой мироздания являлось то, как в потоке имманентности объекты продолжают существовать в отдельности друг от друга и сохраняются идентифицирующие признаки. Только исходя из видения и принятия обоих уровней - трансцендентного и имманентного -можно обладать полнотой знания о реальности: именно это демонстрируют своим поведением и отношением к жизни героини романов Вирджинии Вулф.
Д. О. Дьяченко
2015.02.031. ДЭВИСОН К. ПЕРЕВОД КАК СОТРУДНИЧЕСТВО: ВИРДЖИНИЯ ВУЛФ, КЭТРИН МЭНСФИЛД И С.С. КОТЕЛЯН-СКИЙ.
DAVISON C. Translation as collaboration: Virginia Woolf, Katherine Mansfield and S.S. Koteliansky. - Edinburgh: Edinburgh univ. press, 2014. - IX, 194 p.
Ключевые слова: поэтика литературного перевода; модернизм; русская и английская литература; русская эмиграция.
Британская исследовательница Клэр Дэвисон анализирует переводы на английский произведений русских писателей, сделанные эмигрантом из России Самуилом Котелянским (28.2.1880 -21.1.1955) в сотрудничестве с Вирджинией Вулф и Кэтрин Мэнсфилд, и проясняет роль, которую «Кот» (так его называли английские друзья) сыграл как посредник между двумя культурами, русской и английской, в истории английского модернизма.
Самуил Соломонович Котелянский родился в городке Ост-рополь на Украине в Волынской губернии Российской империи в еврейской семье, где его первым языком был идиш. Получил юридическое образование в России. В 1911 г. переехал в Лондон, где, зная английский язык, работал в основном как переводчик в юри-
