CC BY
49
чательного определения проблемы тоталитаризма. Они предоставляют сравнительно-исторический материал для ответа на вопрос, в какой степени тот или иной режим становится воинствующе антилиберальным. Такие сравнительные исследования не только стимулируют новые поиски, но и дают конкретно-исторический материал для ответа на вопрос, в какой степени внешне либеральные режимы в определенный момент своего развития находят возможным прибегать к антилиберальному утопическому авторитаризму.
В сборнике помещены также статьи Кр. Дугган «"Место под солнцем": Завоевание Эфиопии в 1935-1936 гг. в дневниках современников» (с. 123-137); Д. Барратьери «"Скорбное бесчувствие": Итальянская психиатрия при фашистском режиме» (с. 138-156); Д. Джиэри «Принуждение, согласие и приспособление в Третьем рейхе» (с. 157-171) и Дж. Фут «Память об Исходе: Истрия, Фиуме, Далмация, Триест, Италия 1943-2010» (с. 232-250).
Т.М. Фадеева
2015.02.009. БЕСПОМОЩНЫЕ ИМПЕРИАЛИСТЫ. УПАДОК ИМПЕРИЙ, СТРАХ И РАДИКАЛИЗАЦИЯ.
Helpless imperialists. Imperial failure, fear and radicalization / Rein-kowsky M., Thum G. (eds.). - Gottingen: Vandenhoek & Ruprecht, 2013. - 209 p.
Ключевые слова: империализм; современный империализм; формы имперского правления.
Книга опирается на материалы конференции «Беспомощные империалисты: Упадок империй, радикализация и насилие», которая состоялась в Институте продвинутых исследований г. Фрайбурга в январе 2010 г. В книге рассматриваются как морские, так и континентальные империи. Поскольку до настоящего времени в центре внимания исследователей были морские империи, в первую очередь проблемы европейского колониализма в Африке, теперь растет интерес к истории пограничного колониализма, проливающий новый свет на элементы сходства и различия между этими двумя формами империй. «Беспомощный империализм» - не просто фигура речи, метафора, отмечается во введении (с. 7-20). Как свидетельствует история, сколь бы ни были мощными империи, это не спасло их от упадка, как показывает развернувшийся во второй
половине XX в. процесс деколонизации. Однако государства - наследники империй по-прежнему господствовали над большими территориями, прибегая к иным формам и стратегиям для лигити-мизации своего влияния. К тому же новые сверхдержавы второй половины XX в. - США и СССР ввели новые формы имперского правления, несмотря на свой антиколониальный облик. Этот империализм выглядит как стабильная, эффективная и гибкая система управления.
Тем не менее «чувство беспомощности» составляло значительную часть имперского опыта. Впечатление слабости возникало в сравнении с амбициями, порой непомерными, подчеркивают авторы введения. Империи пытались контролировать обширные заморские территории, зачастую превосходившие по размерам и заселенности метрополии; они расширяли свои границы и устраивали пограничные пункты во враждебном окружении, и это сыграло важную роль в упадке империй.
Й. Леонард в статье «Имперские проекты и реальность. По-лиэтничные империи и опыт распада в XIX в.» (с. 21-46) изучает проблему полиэтничности в период подъема национализма и усиления международного соперничества в конце XIX - начале XX в. Критический взгляд на существующую действительность показывает, что борьба за моноэтничное национальное государство не устранила свойственной изначально ему неоднородности; в пользу этого утверждения свидетельствует пример таких стран, как Франция и Германия, которые носят «имперский характер». Тем не менее реальные различия между полиэтничными империями и национальными государствами существуют. Стратегия имперского управления, сложившаяся в метрополиях, испытала сильное влияние модели однородного национального государства XIX в. Однако вместо интеграции и сплочения контролируемых субъектов она имела прямо противоположный эффект, способствуя краху империй. Это относится как к морским, так и к континентальным империям.
С началом XX в. идея о том, что государства должны формировать этнически однородные нации, получила невероятно широкую поддержку и даже стала одной из многочисленных причин распада многонациональных империй, таких как Германская, Габсбургская, Российская и Османская. Вместе с тем события Первой
мировой войны привели к подрыву либерального фундамента -веры в гуманизм.
Оживление интереса к империям в недавние годы связано с рядом причин. С одной стороны, распад Советского Союза привел к появлению новых национальных государств в Центральной и Восточной Европе. С другой стороны, процессы европейской интеграции, а также экономическая и культурная глобализация поколебали идею национального государства. К тому же взрыв насилия на этнической почве в различных частях бывшего СССР и Югославии поставил проблему урегулирования этнического плюрализма. Наконец, окончание Первой мировой войны и возросшая роль США как последней оставшейся империи породили размышления о потенциале и пределах империи в прошлом и настоящем. Еще недавно исследователи исходили из предпосылки, согласно которой распад и упадок империй считался неизбежным. Теперь же исследователи скорее сосредоточиваются на вопросах о причинах того, почему многие империи сохранялись так долго, какие факторы объясняют их способность успешно функционировать и каким образом они способствовали относительной стабильности мирового порядка, преобладавшего с 1815 по 1914 г. При этом, разумеется, остается вопрос о пределах интеграционного потенциала империй. В целом очевиден сдвиг от формулы «подъем и упадок» к формуле «шансы и кризисы» (с. 23). Поставленные вопросы рассматриваются на историческом опыте Габсбургской монархии, царской России, Османской и Британской империй.
Процессы модернизации в империях показывают не столько противостояние, сколько сложное взаимодействие между полиэт-ничными империями и национальными государствами. Изменения в управлении империй, происходившие во второй половине XIX в., автор определяет как «радикализацию». «Сдвиг от имперской рутины, уравновешивающей этническое, религиозное, политическое и административное разнообразие, к новой концепции более однородного управления и более высокой степени имперской сплоченности был во многих смыслах радикальным, в особенности в сравнении с длительным периодом традиционного имперского правления, когда концепция "империи", как сложносоставного государства, была стабильной» (с. 43). Во всех четырех империях происходили изменения в идеологической сфере и в попытках навязать более
жесткий контроль над управляемыми территориями. «В целом этот род радикализации нашел свое выражение в идеологии национализирующей империи, примером чего являются стратегии русификации и тюркизации 1900-х годов» (с. 45). Однако сами эти стратегии ограничивали свободу политической деятельности имперских элит и вынуждали их следовать курсу, который встречал растущее сопротивление различных групп внутри империи. До 1914 г. это было особенно заметно в Османской империи. Здесь повышенные ожидания от реформистской политики, идеологические рамки турецкого национализма с имперским акцентом и идеалом этнической однородности, в сочетании с новым опытом военных поражений, территориальной эрозии и чувства уязвимости вели к радикализации средств управления. Отсюда история особых форм насилия, начавшаяся с Балканских войн вплоть до геноцида армян 1915 г.
Для других континентальных империй стимулом распада стала Первая мировая война и растущая неспособность империй исполнять традиционные функции - обеспечивать процветание, гарантировать безопасность от внешних угроз, поддерживать внутреннюю стабильность, уравновешивая различные этнические и религиозные группы. Поначалу это был переход к радикальным средствам управления в военное время. В случае Габсбургской монархии эти радикальные средства приняли форму действий против Сербии после августа 1914 г., в случае России кризис произошел после 1916 г., когда война и революция, а затем Гражданская война стерли грань между воюющими сторонами. Наконец, если рассматривать случай Ирландии как еще один пример сложных отношений между колонизаторами и колонизуемыми в контексте Британской империи, то крайние меры, предпринятые британскими вооруженными силами в 1916 г. для подавления Восточного мятежа и после 1918 г. - насилия военизированных групп в Ирландии, показали связь между крахом империи и радикализацией насилия в военное время (с. 46).
М. Рейнковски продолжает тему в статье «Незадачливые империалисты и обидчивые националисты: Траектории радикализации в поздней Османской империи» (с. 47-67). Новое поколение младотурок узурпировало власть и взяло курс на создание национального турецкого государства в Анатолии. Младотурецкое движение, в 1908 г. вынудившее султана Абдулхамида II (1878-1909)
ввести конституционное правление, в 1913 г. превратилось в тираническую олигархию. В период 1912-1922 гг. произошли две Балканские войны, Первая мировая война и последовавшая за ней борьба за утверждение турецкого национального государства. Это был период поворотных исторических событий, отмеченных насилием, достигшим беспрецедентного уровня. Речь идет об этнических чистках, истреблении и выселении греков и армян в 19141915 гг. Поздняя Османская империя сама стала объектом экспансионистских устремлений европейских держав. Стремление настаивать на имперском статусе, при этом находясь в положении полуколониальной державы, стало тяжким бременем для османской элиты. Это усилило чувства разочарования и фрустрации и способствовало, в свою очередь, процессу радикализации управления.
Дж. Чеммашери в статье «Безотчетный ужас: Страх и сверхъестественное в колониальной литературе Р. Киплинга и С. Моэма» (с. 68-91) обращается к литературным свидетельствам «беспомощности колониализма». Обоих авторов принято рассматривать как «империалистических» писателей, защитников мощи и превосходства Британской империи. Однако многие герои их рассказов производят другое впечатление. Оба автора скорее подчеркивают слабость положения белых представителей Британской империи, их одиночество, склонность к безумию, насилию или самоубийству. «Безотчетный ужас» выступает как форма изображения неспособности колонизатора понять колониальный мир. Автор статьи подчеркивает, что противоречивость колониального дискурса в политической сфере усиливается в колониальной литературе. И Киплинг, и Моэм выявляют элемент нестабильности в колониальном опыте, власть колонизатора не абсолютна, она может быть подорвана туземной магией (с. 90). Литературное изображение «беспомощных колонизаторов в состоянии кризиса» бросает вызов западной идее превосходства европейских ценностей и знания. Неспособность империалистов понять туземное пространство, их психологическая глухота опрокидывают самое основание, на котором зиждется имперская власть; описываемая в литературе ситуация в чем-то близка шпенглеровской концепции «упадка западной цивилизации».
С. Масс продолжает тему в статье «Добро пожаловать в джунгли: Люди империи, "внутренняя Африка" и смятение ума в
колониальном дискурсе» (с. 92-116). Европейские претензии на мировое господство неизбежно означали выход за пределы своего континента, собирание знаний о дальних землях. Европейское проникновение было системой правления, основанной на стабильной гегемонии, но колониальный опыт и колониальный дискурс привели к осознанию ограниченности власти белого человека и грозящим ей умственным и физическим испытаниям. Автор статьи ставит своей целью показать, что «граница между Европой и колонией проходит внутри самого белого человека. Его утрата самообладания может быть прочтена как путешествие в глубину самого себя, в подсознательное» (с. 93). Колониальные испытания можно рассматривать как визуализацию «внутренней Африки», остающейся вне человеческого контроля. Такая семантика и структурные аналогии могут быть распространены на описание опыта таких групп, как исследователи, психиатры, врачи и, позднее, эксперты по развитию. У нас нет прямого доступа к подсознательному / бессознательному, мы можем только наблюдать его с помощью образов и метафоры, напоминает автор.
Э. Бишоф в статье «Тропическая лихорадка: Мужской самоконтроль и потеря колониального управления» (с. 117-136) рассматривает феномен «тропической лихорадки» - невротического состояния в условиях тропиков, которому сопутствовали утрата самоконтроля и избыточные насилие и жестокость. Медицинские эксперты считали, что влияние тропического климата в сочетании с физиологическим и психологическим стрессом, вызванным жизнью в тропиках, повреждали нервную систему белого человека (с. 118). Это стало темой обширных дебатов, рассмотрению которых посвящена большая часть исследования. Может ли колониальное насилие рассматриваться как реакция «беспомощного, перегруженного проблемами и нервного колониста»? Автор высказывает критическое отношение к такому подходу, отодвигающему на второй план реальные проблемы.
Г. Тум в статье «Империалисты в панике: Напоминание об империи на восточной границе Германии в 1900-х годах» (с. 137162) обращается к попыткам «мягкого воздействия» на сознание колонизуемых. Летом 1910 г. в Позене (Познани), провинциальной столице Восточной Пруссии, состоялось освящение необычного королевского дворца. Заказанный прусским королем и германским
императором Вильгельмом II огромный дворец-крепость в неороманском стиле преобразил городской пейзаж, создав своего рода «имперский форум». Однако в момент завершения постройки большинство населения города Позен и окрестностей являлось этническими поляками. Преобразование городского центра была связано с усилиями правительства по германизации восточных окраин Пруссии. «Архитектурный облик дворца прославлял средневековые традиции Германской империи, завоевания Тевтонского ордена, избегая малейших намеков на польское прошлое региона. "Имперский форум" Позена выглядел как объявление войны польскому национальному движению в Пруссии» (с. 140). Однако судьба его была печальна, даже в качестве королевской резиденции дворец практически не использовался. Ассимилировать польское пограни-чье в германское национальное государство не удалось. После 1918 г. германские провинции, сам Позен и Западная Пруссия, Австрийская Галиция, часть русских провинций отошли Польше. Более полумиллиона немцев оставили Польскую республику в первые же послевоенные годы. Лишь нацистский режим впоследствии развернул не удавшуюся ранее политику германизации восточных земель в полном объеме, используя жесткие, радикальные методы.
М. Шипвей в статье «Век тревоги: Имперская беспомощность и воображаемое будущее позднего колониального государства в Юго-Восточной Азии после 1945 года» (с. 187-209) ставит вопрос, как следует понимать фигуру речи «беспомощные империалисты» в применении к европейским колониальным империям в период деколонизации. В статье рассматриваются два способа понимания термина после 1945 г.
1. В ходе Второй мировой войны впервые возникла угроза самому существованию колониальных империй благодаря принципу национального самоопределения, включенного в Атлантическую хартию. Это означало неизбежный конец европейского колониального правления.
2. Второй аспект «беспомощности», более полно отраженный в литературе по деколонизации, заключается в неудаче попыток найти адекватный ответ на вызовы, связанные с процессом модернизации после 1945 г. Автор рассматривает три колониальные территории - Гонконг, Индокитай (британский контроль) - и Малайзия (французский контроль) и попытки создания там так
называемого «позднего колониального государства». Во французском Индокитае в 1945 г. произошла революция, а затем развернулась национально-освободительная война. В Гонконге и Малайзии вернувшаяся после окончания Второй мировой войны колониальная власть относительно эффективно восстановила систему управления и попыталась проводить реформы с целью создания «позднего национального государства». Однако, заключает автор статьи, «колониальные державы, вынужденные ответить на вызовы меняющегося мирового порядка, на процессы глобализации, в конечном счете потерпели неудачу» (с. 208).
Завершает сборник статья Б. Касимбекова и К. Тайхман «Бремя красного человека: Советские европейские чиновники в Средней Азии в 1920-е и 1930-е годы» (с. 163-186).
Т.М. Фадеева
2015.02.010. СИДОРОВА ТА. ФРЕДЕРИК УИЛЬЯМ МЕЙТЛЕНД И АНГЛИЙСКАЯ ИСТОРИОГРАФИЯ КРИТИЧЕСКОГО НАПРАВЛЕНИЯ: КОНЕЦ XIX - ПЕРВАЯ ПОЛОВИНА XX в. - СПб.: Алетейя, 2014. - 696 с. - Библиогр.: с. 529-591.
Ключевые слова: британская историография, конец XIX -первая половинаXXв.; критическое направление; Ф.У. Мейтленд.
В книге докт. ист. наук, профессора РГСУ (филиал в г. Сочи) Т. А. Сидоровой представлена биография Фредерика Уильяма Мейтленда (1850-1906) - родоначальника критического направления в британской историографии. Т. А. Сидорова рассматривает возникновение и развитие этого направления, его особенности. Книга состоит из введения, пяти глав, заключения, списка источников и литературы, приложений (история клана Мейтлендов, фамильный герб, тартан и клановый знак, переписка Ф. Мейтленда с П. Г. Виноградовым).
Критическое направление в британской историографии возникло на исходе Викторианской эпохи и до середины XX в. занимало заметное место в англоязычной историографии, пишет Т.А. Сидорова. Основные представители критической историографии - Ф.У. Мейтленд, Дж. Адамс, Дж.У. Балдуин и др.
Т.А. Сидорова описывает критическое направление как «ревизионистское, альтернативное, переходное, резюмирующее», да-
