CC BY
23
ИССЛЕДОВАНИЯ СОЦИАЛЬНОЙ СОЛИДАРНОСТИ И МОРАЛИ
2014.03.009. КАПЕЛЛЕР Я., ВОЛЬКЕНШТЕЙН Ф. ОСНОВАНИЯ СОЛИДАРНОСТИ: ОТ СВОБОДЫ К ЛОЯЛЬНОСТИ1. KAPELLER J., WOLKENSTEIN F. The grounds of solidarity: From liberty to loyalty // European j. of social theory. - L.; Thousand Oaks (CA), 2013. - Vol. 16, N 3. - P. 476-491.
Ключевые слова: социальная солидарность; свобода; Просвещение; разум; нравственность.
В фокусе внимания Якоба Капеллера (Университет Линца, Австрия) и Фабио Волькенштейна (Лондонская школа экономики и политической науки) находится проблематика различных интерпретаций феномена социальной солидарности и их взаимосвязь с идеями свободы. В современных исследованиях, замечают авторы, социальная солидарность анализируется в различных контекстах и является фундаментальной основой общественного благосостоя-ния2, публичного дискурса3, функционирования демократических институтов4, глобальной демократии5, успешной европейской инте-
1 Реферат подготовлен при поддержке Российского фонда фундаментальных исследований (проект 14-06-00381 а).
Houtepen R., Ter Meulen R. New types of solidarity in the European welfare state // Health care analysis. - Dordrecht, 2000. - Vol. 8, N 4. - P. 329-340.
Habermas J. Justice and solidarity // The moral domain: Essays in the ongoing discussion between philosophy and social science / Ed. by T.E. Wren. - Cambridge (MA): MIT press, 1990. - P. 224-251.
4 Putnam R. Making democracy work: Civic traditions in modern Italy. - Princeton (NJ): Princeton univ. press, 1994.
5 Brunkhorst H. Solidarität: Von der Bürgerfreundschaft zur globalen Rechtsgenossenschaft. - Frankfurt a. M.: Suhrkamp, 2002.
грации1 и т.д. Общее в различных трактовках солидарности состоит в том, что за социальными связями признается важная «цементирующая» функция и что обществу следует стремиться к их укреплению в качестве желаемого идеала. Кроме того, концепт солидарности все чаще рассматривается в практических целях, что связано преимущественно с ролью этого феномена в политической жизни XX в. [с. 477]. Однако прикладной характер интереса и использование термина в политических целях приводят к теоретической слабости некоторых важных положений. Чтобы солидарность не сводилась лишь к «сфере риторики», авторы предпринимают попытку обратиться к проблеме исторических и теоретических оснований понятия «социальной солидарности».
По мнению Я. Капеллера и Ф. Волькенштейна, прослеживается четкая дифференциация между пониманием солидарности в соотношении с идеями свободы эпохи Просвещения и метафизическими идеями лояльности. Под свободой в смысле идей Просвещения подразумевается отсутствие какого-либо несправедливого подчинения и следование велениям разума. Лояльность в противоположность этому предполагает преданность, следование долгу, повиновение определенному изначально данному нормативному порядку [с. 478]. На этом основании авторы выделяют две метакатегории: 1) просвещенческая солидарность (в основе - идея свободы) и 2) контрпросвещенческая солидарность (в основе - идея свободы, ограниченной необходимостью подчинения предписанному порядку).
В традиции Просвещения Я. Капеллер и Ф. Волькенштейн выделяют три способа осмысления свободы: негативная свобода, социальная свобода и рефлексивная свобода. Каждому типу свободы соответствует собственная трактовка социальной солидарности. Негативная свобода соотносится с эгоцентричной солидарностью (англосаксонская традиция). Рефлексивная свобода соответствует рефлексивной солидарности на основе чувств (англосаксонская традиция) и рефлексивной солидарности на основе разума (континентальная традиция). Социальная свобода влечет за собой формирование рекогнитивной солидарности (континентальная традиция).
1 Stevenson N. European cosmopolitan solidarity: Questions of citizenship, difference and post-materialism // European j. of social theory. - L.; Thousand Oaks (CA), 2006. - Vol. 9, N 4. - P. 485-500; White J. Political allegiance after European integration. - Basingstoke: Palgrave Macmillan, 2011.
Что касается контрпросвещенческой солидарности, то она понимается как изначально заложенная преданность определенной этнической, политической, религиозной и др. группам. Вместо акцента на разум и свободу такая солидарность использует в качестве своей основы метафизическое обращение к «первородным» мифам о нации, государстве, религии и т.д. Выделив пять типов солидарности в контексте осмысления проблемы свободы, авторы дают каждому из них подробную характеристику.
Негативная свобода (термин Исайи Берлина1) подразумевает под собой свободу от вмешательства других, т.е. свободу от внешних ограничителей. Данная традиция понимания свободы берет свое начало в концепции общественного договора Т. Гоббса. Свобода личности, по Гоббсу, обеспечивается благодаря функционированию правовых институтов, которым каждый индивид как частица суверенного государства подчиняется под страхом применения к нему насилия.
В основе эгоцентричной солидарности, берущей начало в негативной свободе, лежат методологический индивидуализм и социальная интеграция посредством правовых институтов. Данный вид солидарности является непрочным, поскольку базируется на атомизированном понимании человеческой общности и прагматическом видении необходимости взаимодействия (сотрудничество возникает только при условии взаимной выгоды). Человек в данном случае предстает в качестве homo economicus; солидарность, построенная вне экономических интересов (альтруистические формы), невозможна. Подобное понимание солидарности, по мнению авторов, может применяться только в коммерческой сфере, а также в политике [с. 482].
Принцип рефлексивной свободы основан на свободном волеизъявлении, формирующемся под воздействием чувств и / или доводов разума. Корни подобных определений свободы авторы находят в древнегреческой философии. В эпоху Просвещения рефлексивное понимание свободы развивали такие мыслители, как Юм, Смит, Кант, Руссо.
Англосаксонская рефлексивная солидарность контрастирует с безличным характером эгоцентричной солидарности, поскольку в
1 Berlin I. Two concepts of liberty. - Oxford: Clarendon press, 1958.
отличие от нее она построена на взаимопонимании, симпатии и сочувствии. Специфические характеристики англосаксонского понимания солидарности заключаются в том, что хотя люди и разумны, их действия очень часто основаны на этических мотивах, т.е. чувствах и эмоциях, которые не обязательно являются эгоцентричными. При этом эгоцентричная и англосаксонская рефлексивная солидарность могут дополнять друг друга, что авторы показывают на примере размышлений Адама Смита. В либеральных идеях Смита социальное пространство может быть гармонично разделено на экономический мир, когда человек ориентируется исключительно на собственные интересы (эгоцентричная солидарность), и на другие случаи жизни, когда он может руководствоваться нравственностью (рефлексивная солидарность).
В континентальной традиции осмысления рефлексивной солидарности, как и в англосаксонских идеях, признается значимость сочувствия. Но здесь одних только эмоциональных импульсов недостаточно для обоснования нравственного действия, поэтому чувства и эмоции подчиняются универсальному началу - разуму. Необходимость нравственности и солидарности выводится благодаря категорическому императиву Канта.
Выделение понятия «социальная свобода» для авторов основано на критике негативной и рефлексивной свободы Гегелем1. Первое гегелевское замечание касается того, что негативная свобода игнорирует возможность независимого действия индивида, поскольку то, что он принимает за свои интересы, может ему навязываться силой. Второе замечание относительно рефлексивной свободы указывает на то, что хотя действия индивида могут быть свободными по своему содержанию, они при этом могут противоречить объективной реальности. В связи с этим Гегель стремится дополнить содержание социальной свободы, избавив его от недостатков «объективного» измерения, ограниченного правом и институтами (негативная свобода), и «субъективного» измерения, зависящего от автономной воли (рефлексивная свобода). Социальная свобода предполагает интерсубъектную перспективу, когда достижение целей индивида происходит благодаря позволению и при-
1 Hegel G.W.F. Grundlinien der Philosophie des Rechts. - Frankfurt a. M.: Suhrkamp, 1970. - S. 1-32.
знанию со стороны других, т.е. свобода невозможна без социального взаимодействия, построенного на взаимном одобрении [с. 480].
Если предыдущие типы солидарности сфокусированы на индивидуальной личности, ее интересах, разуме, чувствах, то основанная на социальной свободе рекогнитивная солидарность предполагает наличие социальных признания и включения, т.е. переход от индивидуальности к социальности (интерсубъектности). В данном случае Я понимается только через Мы, поэтому очень важным для индивида является фактор принятия и одобрения со стороны других. Для человека без общественного признания нет самости и идентичности, а значит, нет свободы и солидарности. В целом данная модель основана на целостно-универсалистском подходе к обществу.
Теории солидарности, не признающие свободу высшей ценностью, авторы причисляют к традиции контрпросвещения. В этой традиции абсолютизируются метафизические и нерациональные «этические субстанции», которые «сакрализируют» коллективное действие во имя специфических особенностей происхождения и принадлежности [с. 486]. Свободная воля здесь уходит на второй план или вовсе исключается. Доминирующее значение имеет категория преданности представителям своей группы. Члены другой группы являются антагонистами, на которых не распространяются практики солидарности и взаимопомощи. Самый распространенный вариант контрпросвещенческой солидарности, по мнению авторов, реализуется в идеологии национализма. Я. Капеллер и Ф. Волькенштейн отмечают, что такое понимание солидарности приводит к парадоксу: с одной стороны, солидарность считается средством социальной интеграции, с другой стороны, она становится источником ограничительных практик, основанных на углублении социальных разрывов и конфликтов [с. 487].
Сравнивая англосаксонскую, континентальную (гегелевскую) и контрпросвещенческую традиции, авторы приходят к выводу о том, что первая является более индивидуалистической (общество рассматривается как сумма составляющих его индивидов), а в двух последних представлена более сплоченная модель общества. В связи с этим, полагают исследователи, континентальная и контрпросвещенческая традиции имеют предпосылки для зарождения тоталитаризма.
Интерпретация представленных идеальных типов социальной солидарности, по мнению Я. Капеллера и Ф. Волькенштейна, дает возможность комплексного анализа современной политической динамики. Многомерный подход к пониманию солидарности позволяет увидеть взаимосвязь этого феномена с ключевыми социально-политическими проблемами и их отражением в официальном дискурсе и политической аргументации.
А.Ю. Долгов
2014.03.010. ХИТЛИН C., ВЭЙЗИ C. НОВАЯ СОЦИОЛОГИЯ МОРАЛИ.
HITLIN S., VAISEY S. The new sociology of morality // Annual rev. of sociology. - Palo Alto (CA), 2013. - Vol. 39, N 1. - P. 51-68.
Ключевые слова: социология морали; определение морали; моральный порядок; моральное поведение; ценности; моральные нормы; моральная идентичность.
Стивен Хитлин (Университет Айовы, США) и Стивен Вэйзи (Университет Дюка, США) отмечают, что после полувекового спада внимания общественных наук к исследованию морали наблюдается возрождение интереса к морали в социологии. В отличие от других наук, социология прежде всего рассматривает определяющую роль социальных факторов, разнообразие культурного содержания морали и ее социальные функции. В социальных науках ученые долго искали ключ к пониманию природы моральных систем. Авторы упоминают идеи А. Смита о связи экономических обменов и моральных чувств, концепцию морали Э. Дюркгейма, которая в его понимании отражает организацию общества, марксистское понимание морали как исторически случайной социальной системы, связанной с классовым господством, и трактовку морали М. Ве-бером как мира ценностно-рациональных действий. Однако в ХХ в. социологи стали значительно меньше полагаться на такие термины, как «нравственность», «нравы» и «мораль». Авторы проследили использование этих понятий в двух журналах - «American journal of sociology» и «American sociological review» с начала их выпуска (1895-й и 1937 г. соответственно) до конца 2011 г. С начала и до середины XX в. эти термины использовались в соотношении примерно один термин на тысячу слов; пик использования пришелся
