CC BY
21
2014.02.012. БЭНКС Дж. СНИМАЯ МАСКУ С ДЕВИАНТНОСТИ: ВИЗУАЛЬНОЕ КОНСТРУИРОВАНИЕ ОБРАЗА БЕЖЕНЦЕВ И ИММИГРАНТОВ.
BANKS J. Unmasking deviance: The visual construction of asylum seekers and refugees // Critical criminology: International j. -Dordrecht, 2012. - Vol. 20, N 3. - P. 293-310.
Джеймс Бэнкс (Университет Шеффилд Халлам, г. Шеффилд, Великобритания) изучает визуальные репрезентации беженцев и иммигрантов1. С помощью качественного визуального анализа фотографий, взятых из девяти основных национальных газет Великобритании, автор показывает, как транслируемые образы беженцев и иммигрантов, организованные в «визуальные сценарии», конструируют их как людей, способных на преступление. В таких сценариях создается социальный портрет иммигранта, в котором сплавлены воедино «инаковость» (otherness) чужака / чужестранца с «инаковостью» девианта. Сначала иммигрант предстает на газетных фотографиях обезличенным и затемненным, затем посредством снимков создается намек на его отклоняющееся поведение, формируется его «испорченная идентичность», и наконец маску снимают и иммигрантов идентифицируют, тем самым подтверждая их девиантность. Этот процесс повторяется и множится в новых новостных сообщениях, так что девиантное поведение все теснее ассоциируется с образом иммигрантов и беженцев. В настоящей статье Бэнкс демонстрирует, каким образом тиражирование специфических визуальных сценариев в британских газетах способствует конструированию «шумной паники» (noisy panic), порождая состояния публичной и политической тревоги в связи с феноменом мигрантов и созданием для них убежищ. Также автор намерен показать, что подобные визуальные образы являются ключевыми в позиционировании предоставления убежища как угрозы для безопасности граждан принимающей страны [с. 293].
1 Для обозначения мигрантов автор использует два выражения, которые часто смешивают друг с другом: asylum seeker - мигрант, который именует себя беженцем, но еще не признан таковым официально, и refugee - иммигрант, который признан в качестве беженца и человека, нуждающегося в убежище, официальными службами принимающей страны. Для удобства в данном реферате официально непризнанные беженцы обозначены нейтральным словом «иммигрант», а официально признанные - словом «беженец». - Прим. реф.
В начале XXI в. беженцы и иммигранты становятся одной из самых частых тем в публичных и политических дискуссиях в СМИ, причем не только в Великобритании, замечает Бэнкс. Несмотря на закрытие в декабре 2002 г. печально известного Сангатского лагеря для беженцев в Кале1, дискуссии в прессе на тему неудачного лагеря и проблемы иммигрантов не затихают. Газеты одновременно информируют разные читательские аудитории и формируют способы их обратной реакции на данную проблему. Газетные страницы выступают в этом случае как «уникальные дискурсивные поверхности», в рамках которых общественность может поделиться своими тревогами и страхами. Автор полагает, что визуальные образы являются основными в подаче материала, т.е. в процессе репрезентации, транслирования и создания смысла происходящего, поэтому фотографии, опубликованные в газете, в значительной степени формируют публичное понимание и интерпретацию событий, связанных с миграцией.
Далее Бэнкс переходит к конкретному описанию конструирования образов иммигрантов / беженцев в качестве опасных девиантов. Во-первых, регулярно появляются фотографии больших групп безличных беженцев-мужчин, бесцельно фланирующих по улицам либо стоящих в очередях. Двойственность таких образов не позволяет четко обозначить их как девиантные, но ее вполне достаточно для возникновения предчувствия опасности. Во-вторых, увеличенные фотографии одного или нескольких иммигрантов с затемненными или грязными лицами (или телами) размещаются в газетах очень часто, «красноречиво» намекая на возможность отклонений от социальной нормы. Так формируется стигма, которая пока не имеет подтверждений. В-третьих, крупные планы и фотопортреты иммигрантов, в которых уже сконцентрированы страхи и намеки на возможные уголовные преступления, «подтверждают»
1 Около железнодорожного туннеля под Ла-Маншем существовал лагерь для беженцев «Sangatte», который принадлежал Международному Красному Кресту и располагался рядом с вокзалом трансъевропейской линии. Люди, находившие прибежище в лагере, составляли основную массу нелегальных иммигрантов на рейсах под Ла-Маншем. В лагере, рассчитанном на 500 человек, как правило, находилось гораздо большее число людей, и каждую ночь часть из них пытались сесть в один из поездов, следовавших в Великобританию. Полиция обеих стран была вынуждена постоянно контролировать поток мигрантов. - Прим. реф.
групповую идентичность иммигрантов как потенциальных преступников. По мнению автора, именно снимки крупным планом подкрепляют социальные стереотипы, предрассудки и тревогу. Эти фотопортреты способствуют конструированию современного криминального тела / образа - репрезентации, которая насыщает индивида криминальными склонностями. В совокупности с газетными репортажами такие образы функционируют в качестве оправдания требований «исключить» эти группы как угрожающие спокойствию граждан Великобритании. Бэнкс уверен, что данный «медиа-шаблон» (media template)1 является ключевым в интерпретации предоставления убежища как проблемы национальной безопасности, а не гуманитарной помощи. Более того, он подчеркивает, что иммигранты не всегда должны на самом деле совершить преступление, чтобы попасть в разряд девиантов [с. 294].
Адекватным теоретическим основанием для анализа визуальных репрезентаций беженцев и иммигрантов в британских печатных СМИ автор статьи считает теорию моральной паники. Впервые понятие моральной паники использовал Дж. Янг2; С. Коэн, описывая конфликт между субкультурами «стиляг» и «рокеров» в известном эссе «Фольклорные демоны и моральная паника», расширяет значение термина. Он называет моральной паникой ситуацию, в которой условие, эпизод, личность или группа описываются как угрожающие ценностям и интересам, когда их природа представлена в стилизованной и стереотипической манере, свойственной СМИ, когда редакторы, священники, политики и прочие «правильно мыслящие» люди воздвигают моральные баррикады, а эксперты выносят решения и ставят диагнозы3. Чрезмерная реакция СМИ на такие ситуации усугубляет положение и усиливает социальную тревогу, что ведет к ужесточению мер безопасности и росту числа арестов, которые, в свою очередь, начинают «подтверждать» газетные репортажи. Подобный симбиоз новостных репортажей и социальной реакции рассматривается также в других исследованиях (например, в работе о «фальшивых врагах», когда уличные ограбления приписываются преимущественно молодым
1 Kitzinger J. Framing abuse: Media influence and public understanding of sexual violence against children. - L.: Pluto press, 2004.
2 Young J. The drugtakers: The social meaning of drug use. - L.: Paladin, 1971.
3
Cohen S. Folk devils and moral panics. - L.: Paladin, 1972. - P. 9.
чернокожим мужчинам1). Главная идея подобных исследований -тезис о том, что СМИ не только отражают реальность, но и активно конструируют ее.
С. Коэн проводит различие между «тихими» и «громкими» моральными паниками. Тихие случаются там, где главные игроки -бюрократы, профессионалы или эксперты, работающие в организациях, не избалованных вниманием СМИ. По контрасту громкие паники характеризуются значительным уровнем политического и публичного обсуждения с участием СМИ. Большинство исследований, использующих теорию моральной паники, фокусируются на громких паниках, которые конструируются посредством алармистского дискурса, транслируемого национальными газетами и политическими элитами. При этом данная теория нередко оспаривалась в социальных науках. Р. Спаркс предостерегал аналитиков от рассмотрения любых случаев социальной тревоги в качестве паники. С. Уотни сомневался в том, что теория моральной паники позволяет дифференцировать степень тревоги или объяснять, как осуществляется социальный контроль в сложно институционализированном обществе2. Некоторые аспекты этой теории были модернизированы А. Макроби и С. Торнтоном применительно к современному мультимедийному миру, когда паники становятся частыми, рефлексивными, противоречивыми и рассеянными. Дж. Янг тем не менее полагает, что, несмотря на природу современного мира, медиа по-прежнему фокусируются на феномене социальной эксклю-зии, которой как раз и подвержены иммигранты и беженцы3 [с. 295].
Публичная клевета и конструирование громких паник вокруг беженцев и иммигрантов со стороны британских СМИ получили документальное подтверждение в академических исследованиях,
1 Policing the crisis: Mugging, the state and law and order / Hall S., Critcher C., Jefferson T., Clarke J.N., Roberts B. - L.: Macmillan, 1978.
Sparks R. Television and the drama of crime: Moral tales and the place of crime in public life. - Buckingham: Open univ. press, 1992; Watney S. Policing desire: Pornography, aids and the media. - L.: Cassell, 1997.
McRobbie A., Thornton S. Rethinking «moral panic» for multi-mediated social worlds // British j. of sociology. - L., 1995. - Vol. 46, N 4. - P. 559-574; Young J. The vertigo of late modernity. - L.: SAGE, 2007.
продолжает Бэнкс1. Повышенный интерес газет и журналистов к убежищам и приютам очевиден, поскольку газетные публикации по несколько раз в месяц упоминают беженцев в связи с общественными конфликтами и социальными беспорядками. К. Моллард сделал вывод, что подобная паника создается посредством повторения серии мифов о беженцах и убежищах, которые организованы вокруг четырех тем: шкала проблемы, вопросы соответствия требованиям, правомочность, цена поддержки иммигрантов и ее «социальные издержки». Репортажи журналистов наполнены негативными образами мигрантов и враждебностью в их адрес2. Мигранты демонизируются прессой, описываются как «липовые беженцы», «жулики», «аферисты», «правонарушители». Тем не менее, считает автор, при анализе этих процессов не учитывается ключевая роль визуальных репрезентаций. Публичные образы фольклорных демонов неизменно связаны с некоторым набором визуальных сценариев: образы придают «громкость» панике.
Фотографии в газетах не только сообщают происходящему точность и правдоподобие, но также гарантируют его объективность. Они фактически становятся основанием для резонансных заявлений журналистов, создавая впечатление, что читатель «видит» то, что увидел фотограф3. Часто исследователи СМИ рассматривают снимки как второстепенную иллюстрацию текстового сообщения. Однако, по мысли Р. Барта, картинки более императивны, чем текст, они передают значение или смысл сразу и без анализа. Власть фотографических образов заключается в их способности функционировать на двух уровнях одновременно. Денотативное значение относится к реальной изображаемой вещи; коннотативное сообщение является идеологическим, оно связано с тем, как общество судит об изображаемом предмете (социальные стереотипы)4. Фотография приобретает значение в соответствии с культурно-
1 Asylum seekers in Scotland / Barclay A., Bowes A., Ferguson I., Sim D.,
Valenti M. - Edinburgh: Scottish executive, 2003.
2
Mollard C. Asylum: The truth behind the headlines: UK poverty programme of Oxfam GB. - Oxford: Oxfam, 2001.
3
Zelizer B. Words against images: Positioning newswork in the age of photography // Newsworkers: Towards a history of the rank and file / Ed. by H. Hardt, B. Brenne. - Minneapolis: Univ. of Minnesota press, 1995.
4 Barthes R. Mythologies. - N.Y.: Hill & Wang, 1972.
экспрессивными символами, которые дешифрует читатель как представитель культуры. Прочтенный в рамках доминирующей идеологии, визуальный образ становится репрезентацией «искалеченной версии» культурного кода1. Именно поэтому, с точки зрения Бэнкса, образ является ключевым: он может не только акцентировать идею, придать драматизм или сенсационность заурядном новостному сообщению, установить идентичность ключевых игроков в определенном сценарии, но и передать мощное идеологическое сообщение, касающееся данной ситуации, набора социальных условий или серии событий2. Кажущаяся самоочевидность фотографии способствует сокрытию актуального идеологического значения. Подобно истории или сообщению, фотография является критерием достоверности новости. Образ выбирается, составляется, конструируется и трактуется в соответствии с профессиональными эстетическими или идеологическими нормами. Таким образом, визуальная селекция почти всегда связана с тем, как история интерпретируется и подается, т.е. идеологически кодируется. Здесь важно то, что мы исследуем роль фотографии в генерировании чувства вины из невинности, подчеркивает автор [с. 296].
Далее Бэнкс очерчивает политический контекст своего исследования, которое является частью более широкого проекта изучения проблемы убежищ для иммигрантов во время предвыборной кампании 2005 г. По свидетельству автора, опросы показывают, что вопрос иммиграции - один из самых важных для респондентов; он имеет приоритетное значение не только для СМИ, но и для правительства, для политиков в ходе их предвыборных кампаний, а также для публичных дискуссий. Вместе с тем подача позиций разных действующих игроков далеко не объективна, она формируется в зависимости от обстоятельств. Обсуждавшиеся выше социологические исследования демонстрируют, что тема иммигрантов и беженцев занимает главные позиции в новостных сообщениях, а ее освещение имеет по преимуществу негативную окраску (при этом автор полагает, что хотя журналисты ссылаются на официальные источники, в конечном счете за создание образа отвечают все-таки
1 Hall S. The determinations of news photographs // The manufacture of news:
A reader / Ed. by S. Cohen, J. Young. - Beverly Hills (CA): SAGE, 1973. - P. 227.
2
Greer C. Sex crime and the media: Sex offending and the press in a divided society. - Cullompton: Willan, 2003. - P. 79.
СМИ, а не отдельные политические силы или публичные фигуры) [с. 297-298].
В исследовании Бэнкса был применен количественный контент-анализ вкупе с качественным визуальным анализом фотографических снимков из девяти основных британских газет1 (на основе выборки различных публикаций и новостных сообщений, которые были однородны в политическом, интеллектуальном, стилевом отношениях, включая качество аудитории). Анализу также подлежали статьи из воскресных приложений к этим газетам, а электронная база публикаций данных изданий использовалась для выделения единиц анализа. Выборка затронула период с января по май 2005 г.; предварительный поиск статей позволил идентифицировать 588 публикаций, содержащих слова «беженец» (в заголовке, в двух первых абзацах, на протяжении всего текста) и сопровождавшихся фотографиями. Были выделены единицы анализа и созданы категории для описания содержания найденных публикаций. Новостные фотографии были закодированы в соответствии с их содержанием, для каждой категории было подсчитано общее количество фото; выделенные категории были закодированы в соответствии с исследовательскими вопросами и параметрами. Общей целью контент-анализа являлась идентификация элементов новостных публикаций, которые демонстрировали типические черты сообщений об иммигрантах и беженцах. Автор осуществил «картографирование» характеристик, которые выделялись и замалчивались в новостном материале. Это позволило осуществить более детализированное описание и интерпретацию визуальных образов.
Визуальный анализ, предпринятый автором настоящей статьи, базировался на трех основаниях, выделенных П. Джонсом и К. Уордл, предположившими, что значение образа в дискурсе газеты конструируется посредством: 1) содержания, цвета, качества и композиции; 2) связи образа с другими образами; 3) отношения образа к тексту2. Потенциальная полисемия образов ограничена рядом факторов. В частности, заголовок и подпись под картинкой взаимодействуют напрямую с самой фотографией и являются важ-
1 «The Daily Telegraph», «The Guardian», «The Independent», «The Times»,
«Daily Express», «Daily Mail», «Daily Mirror», «Daily Star», «The Sun».
2
Jones P.J., Wardle C. No emotion, no sympathy: The visual construction of Maxine Carr // Crime, media, culture. - L., 2008. - Vol. 4, N 1. - P. 53-71.
ными для определения контекста и формирования суждений читателей. Как отмечает Бэнкс, люди часто принимают фотографии за реальность, тогда как образы отражают сложные символические и к тому же невидимые связи и отношения, которые могут означать нечто глубоко отличное от того, что представляют себе читатели. Кроме того, и читатели, и создатели газет могут обладать общим навыком или многолетней привычкой специфического толкования тех или иных образов. Другими словами, газеты оценивают, фрей-мируют и репрезентируют фотографии весьма однообразными способами (в частности, изображают беженцев и иммигрантов как де-виантных индивидов), заключает автор [с. 299].
В общем объеме новостных статей, вошедших в выборку, 37% (220 единиц) содержали один и более образов от общего числа 332 выбранных фотографий. Беженцы находились в фокусе значительной части фотографий, сопровождавших анализируемые публикации (38% всех газетных фотографий). На них часто фигурировали политики и государственные чиновники. Образы полицейских, пограничников, военных, а также центров временного пребывания были не менее существенны для формирования репрезентации убежищ для иммигрантов как связанных с темой безопасности граждан, а не как гуманитарной проблемы. Образ беженца был представлен следующими типами: 1) фотографии больших групп беженцев-мужчин, стоящих в очередях или праздно шатающихся; 2) фото одного или нескольких беженцев с затемненными или неопределенными лицами и фигурами; 3) крупные планы беженцев, представленных в качестве субъектов уголовных преступлений. Подобные фото конструируют отчетливый и легко идентифицируемый образ беженца и / или иммигранта. В совокупности с газетными историями о терроризме, преступности и болезнях эти визуальные репрезентации усиливают представление о беженцах как о несущих угрозу аутсайдерах - странных чужаках, исключенных из жизни и ожесточенных вследствие этого социального остракизма [с. 300-301].
В качестве примера автор приводит один из репортажей в газете «Дейли мэйл» под заголовком «Здесь открыты двери в Великобританию». Данный репортаж сопровождался тремя образами, которые акцентировали: 1) слабый пограничный контроль; 2) огромное количество беженцев; 3) тот факт, что многие иммигранты
не заслуживают статуса беженца. Первый образ демонстрировал офицеров французской пограничной службы, равнодушно созерцающих очередь иммигрантов. Он противоречил официальным заявлениям о том, что ситуация под контролем, демонстрируя неадекватность британской политики в отношении иммигрантов. Другая фотография запечатлела мужчин-мигрантов в очереди за едой. Заголовок к ней сообщал о добровольной помощи беженцам, но подспудно содержал мысль об эксплуатации национального великодушия и незащищенности граждан страны. Газеты часто публикуют фото, которые дают основание считать, что Великобритания подвергается «вторжению» бедных иммигрантов, которые хотят воспользоваться благами, «отнимая» их у полноправных граждан. Эти дегуманизирующие образы беженцев уже стали рутинными, подчеркивает автор. При этом сами беженцы в таких фоторепортажах не индивидуализированы, они представлены не как друзья и враги, но как чужаки.
Г. Зиммель в свое время отмечал, что чужак - это человек, который одновременно маркируется как близкий физически, но далекий социально (читай: иммигрант). Иначе говоря, чужак - это не бродяга, который сегодня пришел и завтра ушел, но тот, кто пришел сегодня и останется завтра1. Бэнкс считает, что иммигрант или беженец является прототипическим воплощением зиммелев-ского чужака: в нем воплощаются близость и удаленность в моральном и физическом пространстве. В связи с этим он приводит слова З. Баумана о том, что нет ничего более аномального, чем чужак, который стоит между порядком и хаосом, внутри и вовне, который олицетворяет вероломство друзей, коварство врага, ошибочность порядка и внутреннюю уязвимость2. Действительно, многие газетные образы демонстрируют именно эти черты чужака, который не может быть ни врагом, ни другом, он кто-то, кого встречают, дают пристанище и помощь, а также тот, кому не доверяют и кого подозревают [с. 301-303].
Эта неизвестность иммигранта, транслируемая фотографиями, позволяет легко и убедительно конструировать декорацию
1 Simmel G. The stranger // On individuality and social forms / Ed. by D.N. Levine. - Chicago (IL): Univ. of Chicago press, 1972. - P. 143-150.
2
Bauman Z. Modernity and ambivalence. - Cambridge: Polity, 1991. - P. 61.
«страшных субъектов». Недавнее и наиболее страшное воплощение чужака - это террорист. Именно проблема терроризма сопровождалась риторикой, которая фокусировалась на иностранцах, подчеркивая необходимость их исключения, усиления пограничного контроля и ограничения передвижений. Британские СМИ «сплавляют» беженцев, экономических мигрантов и нелегальных иммигрантов с потенциальными террористами, что приводит к серьезным социальным последствиям - например к усилению контроля и репрессивных мер, констатирует Бэнкс.
«Инаковость» вообще существует в континууме между «стигматизированными другими» и «абсолютными другими», что означает разные уровни толерантности и озабоченности со стороны общества. Исключительность беженца состоит в том, что он одновременно позиционируется как «чужак» в любой или во всех точках континуума. Он может быть жуликом, иждивенцем, «стигматизированным другим», который подлежит порицанию и может быть представлен в роли детоубийцы, сексуального преследователя или террориста, т.е. как «абсолютный другой»1. В данном случае не существует позиции, которая могла бы освободить чужака от опасных репрезентаций, даже если они бездоказательны. Посредством стигматизации чужакам присваиваются опасные качества и, таким образом, признается и акцентируется их инаковость. Многие образы, используемые СМИ, демонстрируют «красноречивую очевидность» девиантности беженцев. Автор приводит в качестве примера некоторые газетные фотографии, изображающие иммигрантов как городских жителей разных национальностей, главным образом чернокожих или азиатов, которые выглядят как молодые люди сомнительных занятий; они носят одежду молодежных брендов, стилизованную под «гламурную» преступность. Вопрос в том, замечает Бэнкс, как фотограф получил эти образы. Здесь смешиваются представления о девиантной молодежи, уличной преступности и иммигрантах, активируется страх, связанный со стереотипным мнением, что люди «другой расы» чаще совершают преступления, чем «свои» европейцы. Тем самым в восприятии читателей темы
1 Greer C., Jewkes Y. Extremes of otherness: Media images of social exclusion // Social justice. - San Francisco (CA), 2005. - Vol. 32, N 1. - P. 20-31.
беженцев, расы, преступности и молодежи оказываются идеологически сопряженными.
Другие образы показывают, что беженцы стараются спрятать свое Я, остаться безличными и таким образом скрыть свою «испорченную идентичность». Например, в статье «Как побороть систему», опубликованной в «Дэйли экспресс», фото иллюстрирует попытки беженцев скрыть свои лица и тем самым утаить девиант-ность. На фотографии изображены шестеро беженцев, пять из которых предпочли закрыть лицо капюшоном и спрятаться от читателя. Бэнкс определяет это намерение как попытку избежать символов стигмы, которые указывают на отклонение, что подкрепляет уверенность зрителя и читателя в том, что «такие люди опасны». Подобные образы поддерживают амбивалентность ситуации и содержат откровенный намек на девиантность, демонстрируют стигму, пусть и не получившую подтверждения [с. 304-305].
Согласно З. Бауману, опасность, олицетворенная в чужаках, является классическим примером самосбывающегося пророчества: то, что вначале было только подозрением, регулярно оказывается «истиной» и в конце становится самоочевидным1. Разоблачение беженца, признание его девиантности и демонстрация лица, имени, возраста и страны происхождения часто осуществляются с помощью снимков крупным планом. Фотопортреты арестованных или заключенных имеют свою долгую историю. Фото крупным планом, впервые использованное в XIX в. для регистрации преступников в полиции, стало иконическим образом в современной визуальной культуре. Сегодня крупные планы арестованных и преступников часто появляются в СМИ, визуальная репрезентация виновного является фокусом газетного репортажа, представляя собой мифический знак - лицо всех плохих людей в истории, портрет любого как преступника в розыске. Виновный редко улыбается, он пристально смотрит на читателя, подтверждая и оправдывая его предрассудки и тревоги. Это происходит даже в тех случаях, когда вина еще не доказана, но крупный план эмоционально убедителен. Беженцев, как и преступников, принято фотографировать крупным планом, для таких фото характерны пристальный взгляд и отсутствие улыбки.
1 Bauman Z. Liquid modernity. - Cambridge: Polity, 2000. - Р. 106.
Таким образом, визуальные образы играют существенную роль в разделении людей на своих и чужих, в определении символических границ социальных сообществ, пишет в заключение Бэнкс. В газетном дискурсе для решения проблемы иммиграции и соблюдения социальной справедливости актуализируются следующие бинарные оппозиции: невинный / виновный, нормальный / девиантный, истинный / ошибочный, реальный / воображаемый [с. 307-308]. Автор подчеркивает, что прочтение ситуации, получившее отражение в настоящей статье, «наполнено» его личностной идентичностью и опытом гражданина Великобритании, человека белой расы, криминолога, озабоченного тем, что политика иммиграции в Англии является карательной (punitive). Образы, фабрикуемые и тиражируемые национальными СМИ, служат мощным идеологическим посланием, которое способствует восприятию и интерпретации беженцев как криминальных, девиантных и опасных социальных элементов, нагнетая атмосферу моральной паники. Газетные фотографии говорят сами за себя, давая читателям «объективные» визуальные ответы на проблему иммиграции, которая в первую очередь связывается в их представлении с угрозой для собственной жизни [с. 309].
О.А. Симонова
