CC BY
23
формализме1 связали его с фрейдистским и марксистским дискурсом, чем способствовали развитию западной культурологии.
В заключение У.М. Тодд пишет, что в 1960-1980-х годах советская литературная теория изменилась, став более зрелой. Московско-тартуская семиотика, неоформализм, социология литературы, творчество таких ученых, как М.М. Бахтин и Л.Я. Гинзбург, не принадлежавших ни к одной из групп, но ассимилированных ими, создали систему понятий и взглядов, требовавших все более открытых обсуждений, появившихся начиная с 1991 г., когда российские и западные ученые стали совместно работать над сохранением, анализом и критикой этого наследия. Дебаты, сопровождаемые публикацией мемуаров, переписки, записных книжек «эпохи застоя», являются свидетельством жизненности «стимулирующих идей послесталинской эпохи» (с. 607).
Т.Г. Петрова
2014.02.004. БЕНТ М. «Я ВЕСЬ - ЛИТЕРАТУРА»: СТАТЬИ ПО ИСТОРИИ И ТЕОРИИ ЛИТЕРАТУРЫ. - СПб.: Изд-во Сергея Хо-дова: Крига, 2013. - 720 с.
Реферируемая книга составлена из статей известного российского германиста Марка Иосифовича Бента (1939-2011) и озаглавлена строчкой из дневника Франца Кафки «Я весь - литература». Статьи написаны в разные годы и касаются творчества писателей разных культур и эпох: от Гёте до М. Фриша, от Пушкина до Пастернака, от Д. Дидро до Ч. Диккенса и Марка Твена. Многие работы исследователя публикуются в этом издании впервые: «Сюжетная "калька" и тривиализация литературы», 1970-е годы; «"Тайный соглядатай": Авторские "маски" в романе М. Фриша "Назову себя Гантенбайн"», 1975 г.; «"Он родился с сердцем нежным и любящим": Духовные и творческие связи М.Ю. Лермонтова и П. Мери-ме», 1979 г.; «"Искусство - не призвание, а проклятие": Повесть Кристы Вольф "Встреча нигде"», 1980 г.; «Сигналы бедствия на Боденском озере: Повести Мартина Вальзера», 1985-1986 гг.; «Национальный поэт или подозрительный иностранец: Величайший
1 Медведев П.Н. Формальный метод в литературоведении (Критическое введение в социологическую поэтику). - Л.: Прибой, 1928.
лирик Германии Г. Гейне», 1997 г.; «"Подлинный и большой талант": Людвиг Тик (1773-1853)», 2000 г.; «"Поднимающий новь": Новалис (1772-1801)», 2000 г.; «"Единственный гениальный поэт романтики": Генрих фон Клейст», 2000 г.; «Тема публичного суда в комедии Генриха фон Клейста "Разбитый кувшин"», 2001 г.
В предисловии составители книги А.Г. Бент и М.М. Бент приводят краткое жизнеописание М.И. Бента; автор послесловия, проф. М. Соколянский, дает сжатый анализ его основных трудов. Книга содержит также указатели имен, упомянутых произведений, первых публикаций статей.
Будучи исключенным из Воронежского университета в 1957 г. (за принципиальный отказ участвовать в выборах, которые «прошли в обстановке могучего патриотического подъема», с. 6), М.И. Бент несколько лет работал электромонтером в Узбекистане и только через пять лет завершил университетское образование на заочном отделении университета Ростова-на-Дону. Написал две диссертации о творчестве Клейста. Но лишь вторая из них была одобрена в Елабужском пединституте, где в 1970-е годы работали многие ученые, заслужившие вскоре признание, среди них на всю жизнь оставшийся близким М.И. Бенту Натан Тамарченко. С конца 1970-х годов более 30 лет проработал в Челябинском университете, хотя неоднократно бывал приглашен и в Германию, и в Москву и С.-Петербург.
Как отмечает в послесловии М. Соколянский, несмотря на то что становление М.И. Бента как ученого происходило в пору господства в литературоведении узкой специализации, он постоянно внутренне противостоял этой общей тенденции, «год за годом намеренно расширяя диапазон своих профессиональных занятий» (с. 650), причем не только с точки зрения привлекаемого материала, но и выбирая разные жанры для своих собственных работ: «... с традиционными по форме статьями (проблемными, равно как и популярными) соседствуют объемные историко-литературные очерки, эссе, заметки, рецензии, словарные статьи» (с. 651). Среди областей литературоведческого знания, привлекавших внимание исследователя, М. Соколянский выделяет историю немецкой литературы, компаративистику, теорию литературы, отмечает интерес М. Бента к историко-функциональному изучению художественной литературы, сопряженный с проблемой современного звучания
классического наследия. Важна для него была и преподавательская работа: «М.И. Бент принадлежал к тому числу исследователей, для которых традиционное сочетание педагогической и научно-литературной работы было поистине жизненной необходимостью. Он проверял логичность и основательность научных построений в ходе лекций и бесед со своей университетской аудиторией, а лучшая часть его слушателей была благодарна своему лектору за то, что он делится с ними своими собственными мыслями и прислушивается к их реакции» (с. 657).
В своих работах М.И. Бент определяет занимавших его писателей прежде всего через их взаимоотношения с реальностью и «духом эпохи». В связи с этим по-другому предстает сама возможность компаративных сопоставлений. Так, в работе «А. С. Пушкин и Г. фон Клейст. Шесть фрагментов к сравнительной истории литературы» во «Фрагменте 4» и «Фрагменте 5», названных автором «Странные совпадения», рассматривается возможность сопоставления эпизода с медведем из повести Пушкина «Дубровский» (1833) и эпизода из сочинения Г. фон Клейста «О театре марионеток» (1810). В «Дубровском» учитель Дефорж, оказавшись в комнате наедине с разъяренным зверем, не теряет самообладания и убивает его. У Клейста отразивший нападение медведь представлен как свидетельство преимущества естественности («грации») над сознанием. Несмотря на очевидное сходство ситуаций, добросовестный исследователь подчеркивает, что знакомство Пушкина с текстом Клейста маловероятно. И однако продолжает развивать свою мысль.
В следующем «Фрагменте 6», озаглавленном «Трансформация фабульных архетипов», проясняется, что речь идет не о сходстве как таковом, а о трансформациях мотива в рамках как романтической и реалистической поэтик, так и творчества каждого автора. «Хотя история Дубровского, - пишет М.И. Бент, - как мстителя за нанесенную обиду содержит ряд показательных аналогий с повестью Клейста "Михаэль Кольхаас" (произвол крупного феодала, "неправда" в суде, смерть близкого человека по вине обидчиков, пожар в имении; прибавим эпизод с медведем в статье "О театре марионеток"), однако тут-то всего очевиднее и проявляется различие в подходе к сюжету у двух писателей. Клейст "идео-логичен". Несмотря на свой дар повествователя, он постоянно име-
ет в виду идейную "сверхзадачу"... Ничего подобного нет у Пушкина» (с. 99). Сходства эпизодов с медведями, полагает М.И. Бент, недостаточно для обоснованного компаративного сопоставления.
Пушкин начинал свой путь к реалистической поэтике с романтической. Клейст, которого М.И. Бент вслед за Ф. Мерингом называл «единственным гениальным поэтом романтизма» (с. 139), тоже созревал как писатель отнюдь не «вне общества» (хотя позицию последннего нередко определяли именно так), а в тесной связи «с духовной жизнью его эпохи» (с. 148). Именно интерес к «движущейся типологии» романтического сознания, к поэтикам в разных странах (с. 179) уводит исследователя от бывшего в те годы в широком употреблении противопоставления революционного и консервативного романтизма.
Субъекту и объекту в повествовании посвящена работа «Соотношение субъекта и объекта повествования в прозе Г. Гейне» (1985). Анализируя «Флорентинские ночи», М.И. Бент приходит к выводу о невозможности радикально разделить такие формы выражения авторского сознания, как эссеистика, романтический рассказ от первого лица и лирический комментарий. По его мысли, «многослойность сюжета "Флорентинских ночей" передает. эволюцию авторского сознания, точнее, является "конспектом" такой эволюции» (с. 255): отстраненные публицистические пассажи чередуются с максимальным сближением повествователя с личностью Гейне. В «романтических» эпизодах преобладают то «правда», то «поэзия».
Эти изменяющиеся соотношения - между жизнью, реальностью и стоящим за ними автором - определяют, по М.И. Бенту, главные векторы в движении литературы. Отношения «правды» и «поэзии» лежат для ученого в основе его подхода к литературе, определяют многое в картине художественной эволюции.
Целый ряд его работ - о литературе второй половины ХХ в., в том числе и об отношениях «правды» и «поэзии» в жанре антиутопии. Рассматриваются романы «Город за рекой» Германа Казака (1946), «Гелиополис» Эрнста Юнгера (1949), «Республика ученых» Арно Шмидта (1957). Раздел имеет общий заголовок «Три путешествия во времени»: в недавнее нацистское прошлое, хотя все три автора опираются на традицию утопии в европейской литературе.
В «Городе за рекой» (1942-1944) Германа Казака ученый-ориенталист Линдгоф попадает в «город за рекой» - место осуществления некоего промежуточного состояния между жизнью и смертью. От домов остались лишь полуразрушенные фасады. По улице тянется шествие мертвых детей. Жизнь сводится к бессмысленным повторениям: один завод размалывает кирпичи в пыль, другой формует из пыли кирпичи. Люди движутся как заводные куклы. Где тут материя жизни? Роман Казака, считает М.И. Бент, дает картину чудовищных гротескных превращений жизни в годы фашизма. «Город за рекой» Казака сопоставим с «Адом» Данте.
Раздел о творчестве Франца Кафки озаглавлен словами писателя из разговоров с Яноухом: «Сон снимает покров с действительности». «В этом, - полагал Кафка, - ужас жизни - и могущество искусства» (с. 445). Могущество, сдирающее покров с будто бы незыблемой реальности, всегда представляло основной интерес для исследователя.
В книгу включены работы о Роберте Музиле и Германе Бро-хе. Романы этих писателей - результат критических раздумий над современностью. Но и там, где как будто бы доминирует жизнь с ее изобильной предметностью, подчиняя и «человека духа» (роман Элиаса Канетти «Ослепление», 1935), отношения «духа» и «жизни» предстают взаимной борьбой.
Говоря о литературе ХХ в., М.И. Бент с тревогой отмечает в ней замену подлинной жизни ее «калькой». В этом причина и критического его отношения к тривиальной литературе, отражающей вместо богатства реальности стереотипы сознания и вкуса (с. 387). «Литература стала слишком "литературной", и художественное произведение вызывает представление зачастую не столько о жизни, сколько о литературном прообразе» (с. 389-390). Подобные мысли в прошлые годы уже высказывались П. Палиевским и Д. Урновым. Однако в их суждениях, по мнению ученого, присутствовала нетерпимость, а подлинность определялась произвольно. Необходимо, как считал М.И. Бент, серьезно и беспристрастно поставить вопрос о подлинности в литературе (с. 389-390). Так, Т. Манн не раз вступал в соревнование с первоисточником, например, в романе «Доктор Фаустус» (Бент пишет об этом в статье
«Томас Манн и Ф.М. Достоевский (К вопросу о преемственности одной романтической коллизии»).
В сегодняшней литературе наблюдается «тиражирование» явлений действительности. «Роман - давно уже не "зеркало, которое проносят по большой дороге"», и «автор - не бытописатель, а аналитик. Достижения его тем выше, проникновение в жизнь тем точнее, чем лучше он оснащен профессионально» (с. 393). Опасность возникает особенно явственно там, где литературный образец служит схемой, в которую подставляются конкретные жизненные наблюдения. Подобной опасности, писал М. И. Бент, не избежал даже Вольфганг Кёппен, опиравшийся на собственные наблюдения в годы войны (с. 391).
М.И. Бент размышлял о писателях разных времен и стран: о Бальзаке; о П. Мериме в его духовных и творческих связях с Лермонтовым; о Диккенсе, Марке Твене и Бернарде Шоу. В ранние годы он исследовал творчество также и писателей ГДР, руководствуясь, как заметили составители книги, в том числе и открывавшейся в таких случаях «провинциальному автору» возможностью публикации. В книгу включены разборы повести Кристы Вольф «Встреча нигде», прозы Стефана Хермлина и Гюнтера де Бройна. И во всех этих работах автора, в первую очередь, занимает все та же проблема - отношения литературы и правды реальности.
Важным предметом его научного интереса всегда оставался романтизм. Ведь именно в романтизме проблема «реальности» проявилась во всей остроте. В произведениях представителей этого направления, отличавшихся намеренной отвлеченностью, с наибольшей остротой предстали отношения «правды и поэзии».
В своих лекциях, также включенных в книгу, М.И. Бент говорил о великих философах-идеалистах: об «удвоении» действительности у И. Канта и И. Фихте, о философе-романтике Ф. Шеллинге. Представлены портреты трех великих романтиков -Новалиса, Л. Тика, Г. Клейста. Каждый из них достиг своих высот, ни один не похож на другого. На страницах реферируемой книги эти романтики представляют не только и не столько романтизм как направление - в романтизме они представляют себя. Всеобщее выявляется через сугубо индивидуальное. Значит, полагает М.И. Бент, необходимо видеть «не только непрерывность движения, но и относительную завершенность каждого этапа» (с. 182). И не только
последовательность в эволюции романтизма, но и ее обрывы, противоречия.
Самым «романтическим» был в его представлении Новалис. Роман «Генрих фон Офтердинген» (1802) содержит полемику с Гёте, его «Годами учения Вильгельма Мейстера»: познание мира дается не в опыте, а во внутреннем озарении, символом которого навсегда после Новалиса стал «голубой цветок».
Но подобная «романтичность» свойственна романтикам не в равной мере. Через несколько лет после романа Новалиса, герой которого следует неодолимому порыву к высшему, появляется клейстовский Михаэль Кольхаас (1810) - «один из самых справедливых, но и самых страшных людей того времени». Клейст видел в мире несходящиеся противоречия. Поступки людей и течение жизни в его текстах расходятся, развитие не несет в себе смысла.
Немецкий романтизм, заключает исследователь, многослоен и противоречив. Но романтизм в целом обнажает «подспудные смыслы бытия» (с. 157). В произведениях, создававшихся в эпоху революции и Наполеоновских войн, «происходит как бы "удвоение" действительности» (с. 107), открываются противоречащие друг другу возможности мира и человека.
Вышедшая посмертно книга Марка Бента была задумана составителями как «собранье пестрых глав». Она отражает не только важнейшие для автора мысли о литературе, но и живую многосторонность его интересов. В книгу включена также и одна из первых у нас статей о Марине Цветаевой, написанная в 1976 г. в ответ на просьбу читателей газеты «Новая Кама» рассказать о связях Цветаевой с Елабугой - последним приютом поэтессы. М.И. Бент живо откликнулся на запрос читателей. Не менее живым был его отклик на спектакли Челябинского театра драмы - в книге представлены подробный разбор постановки «Дяди Вани» Чехова и «Заметки с театрального фестиваля» в 2000 г.
Н.С. Павлова
