CC BY
20
и с позицией центра, защищающего ценность благородного рождения, и с позицией маргиналов, отстаивающих ценность денег, богатства. Однако такая попытка противостоять одновременно двум тенденциям - центральной и маргинальной - отмечена тем же утопизмом, который содержится в других образцах жанра пикарески.
Между доминирующей и нарождающейся идеологиями, между центром и «обочинами» общества, порядком и беспорядком, непрерывностью и прерывистостью существует постоянное напряжение, которое и обусловливает рождение нового плутовского жанра, делает вывод автор статьи. Испанские пикарески, написанные как прямое или косвенное выражение идеи разрыва с существующей этико-идеологической нормой, представляют собой своего рода «письмо-сейсмограф», улавливающий подспудные социальные изменения и предлагающий обществу возможные модели общественной трансформации.
Н.Т. Пахсарьян
2014.01.015. ШАРТЬЕ П. ЖИЗНИ ДИДРО: ПОРТРЕТ ФИЛОСОФА КАК МИСТИФИКАТОРА.
CHARTIER P. Vies de Diderot. Portrait du philosophe en mystificateur. -P.: Hermann éditeurs, 2012. - Vol. 1-3. - Vol. 1. - 620 p.; Vol. 2. -584 p.; Vol. 3. - 635 p.
Профессор Ун-та «Париж-Дидро», президент Общества Дидро Пьер Шартье выпустил трехтомную монографию к 300-летию писателя. Наследие французского просветителя, энциклопедиста чаще всего рассматривается с точки зрения его философского содержания, своеобразия идей мыслителя, поэтому автор монографии делает акцент на эстетико-художественных аспектах творчества Дидро, в частности на формах и функции разнообразных форм литературной мистификации.
В первом томе, «Школа зубоскальства (persiflage)», автор обращает внимание на то, что обычное представление о XVIII столетии как только о «веке философии», воплощающем сухую рациональность, является иллюзией. Во всяком случае, серьезность Просвещения выявилась не ранее 1770-1780-х годов, тогда как до этого важную роль играл появившийся в 1730-е годы неологизм «persiflage». Он выражал стремление новых мыслителей к ироническому осмыслению устоявшихся идей и привычек, к насмешке,
скандалу. Подобная позиция особенно ярко проявляется в эстетике и поэтике Дидро.
Уже в раннем романе «Нескромные сокровища» (1747) Дидро описывает компанию «зубоскалов» при дворе правителя Конго, используя названный неологизм. Зубоскальство персонажей романа - не грубое и циничное, но элегантное, построенное на вербальной двусмысленности. Философский роман Дидро не только насмехается, а совершает глубокий и существенный анализ явлений, хотя при этом обнаруживаются параллели с поэтикой иронических эротических романов Кребийона. Для текста «Нескромных сокровищ» характерно «философское зубоскальство» (т. 1, с. 75), которое распространилось в светских салонах XVIII в., где принимали и философов. После 1740-х годов Дидро отказывается от неологизма «persiflage» и его производных, однако, в отличие от Руссо, не принявшего карнавальности Просвещения, обращается к разным формам комического в своих произведениях.
Сопоставляя диалог о литературе между Мангогулом, Мир-зозой и Селимом в «Нескромных сокровищах» со статьей «Естественное право», написанной Дидро для Энциклопедии, П. Шартье находит в этих текстах множество пересечений, но и различие, касающееся большей открытости игрового начала в романе. Персонажи «Нескромных сокровищ» - Селим, Мирзоза, Рикарик, обращаясь к обсуждению важных проблем (в частности, к спору о «древних и новых»), противопоставляют тактичность светских людей рассудочности доктринеров. Дидро заставляет прислушаться к аргументам разных сторон и выявляет слабые стороны противоположных позиций, играя парадоксами, приобщаясь к эстетике мистификации.
Участвуя в реформе театра в 1750-е годы, Дидро осмысляет театральную сцену как амбивалентное пространство правды и обмана и одновременно - как пространство уникального художественного синтеза, своего рода «философский храм», ставящий иллюзию на службу воспитания добродетели (т. 1, с. 185). Подражание древним оказывается препятствием подражанию природе. Последнее означает для Дидро философское вопрошание о глубинах человеческой натуры. Тем самым, как ни парадоксально, театр для энциклопедиста оказывается местом, предназначенным для репрезентации естественного, природного. А философски трактуемое зубоскальство
становится средством разоблачения притворства - социального и эстетического. В период создания «Племянника Рамо» в художественной практике Дидро подобное «философское зубоскальство» переживает период расцвета. Позиция племянника Рамо как персонажа оказывается неуловима, парадоксальна, непрерывно саркастически смещается, Рамо представляет собой комедийного Протея.
Не следует думать, что такой герой для Дидро - исключение. Дидро никогда полностью не покидает комическую линию насмешки, не оставляет карнавального тона, множественной траве-стии, он во всех своих текстах играет масками в той или иной форме. Не только Племянник Рамо, но и сам Философ (в качестве персонажа философско-художественного диалога «Племянник Рамо») тоже в большой степени оказывается фигурой экстравертной, многообразной, игровой.
Сегодня литературные мистификации Дидро хорошо известны - в частности история создания романа «Монахиня» (1760). Но мистификация содержится и в повести «Два друга из Бурбон-ны», и в романе-диалоге «Жак-фаталист» и других произведениях. Дидро и его друзья органично погружены в жизнь модных салонов 1760-х годов, где приняты разного рода игры в сочинение эпиграмм, сатирических портретов, соревнования в остроумии и т.п. Эти игры - не просто упражнения ума, основанные на чистом вымысле, они связаны с социальной реальностью, скрывают под собой идеологическую активность светского общества эпохи Просвещения. Игровые мистификации Дидро побуждают читателей к размышлению над серьезными вопросами - политическими, философскими, литературными. Поэтому П. Шартье подчеркивает, что если литературная мистификация и не является изобретением Дидро, то философ существенно обновил ее формы и содержание. Так, в «Монахине» «мистификация достигает пика и сублимируется в свою собственную мифологию» (т. 1, с. 295). Поражает контраст между содержанием романа, весьма далеким от пародии и иронии, патетичностью текста и очевидным «телесным беспорядком», который в нем царит, смешением молитвы, тревоги, мольбы о помощи и экстаза, наслаждения, вуайеризма, кокетства.
Разнообразные формы зубоскальства и мистификации П. Шартье обнаруживает и в истории взаимоотношений между Дидро и Руссо. Во втором томе монографии («Престиж репрезен-
тации») ученый исследует формы игры и мистификации в собственно философских сочинениях Дидро - в «Письме о слепых в назидании зрячим», «Мыслях о природе», «Сне Даламбера», «Салонах», «Рассуждении о драматургии» и т.д., находя переклички с философскими повестями писателя и его театром.
Третий том монографии («Сорванная мистификация») также посвящен изучению театральных сочинений Дидро - не только пьес, но и эссеистики, однако главное внимание в нем П. Шартье отдает подробному анализу последнего романа писателя - «Жак-фаталист и его хозяин» (1773), долгое время ходившего в рукописи. Дидро был весьма впечатлен, прочтя в 1762 г. роман Л. Стерна «Жизнь и мнения Тристрама Шенди, джентльмена». Это сформировало в нем желание написать оригинальное подражание английскому сочинителю. В «Жаке-фаталисте» обнаруживается сходная с «Племянником Рамо» форма «комического философствования».
В то же время данный текст - не повторение, а развитие своего собственного и стерновского художественного опыта, «свободное переложение» (т. 3, с. 236) предшествующего произведения. Хозяин у Дидро - не только эквивалент стерновского «короля», не только вариант сервантесовского Дон-Кихота, это ироническое изображение «неба», знания и власти. Лейтмотив «Жака-фаталиста» заключается в попытке ответить на вопрос, предначертано ли что-то «там, наверху». Неологизм «фаталист», появившийся во французском языке в 1724 г., был предназначен «для бичевания деистов и атеистов». В период написания «Жака-фаталиста» существовали концепции, позволяющие дифференцировать защитников детерминизма в строгом смысле слова (Клод Бернар, Лаплас), сторонников метафизической доктрины необходимости (посткартезианская философия) и тех людей, кто, не будучи ни учеными, ни философами, стремились объяснить события своей жизни фатальностью - профанной или религиозной: таков герой Дидро Жак.
Ощущающий полисемию слова «фатализм», Жак множество раз винит себя за то, что он не абсолютно пассивен (не абсолютно мудр), что в нем живут желания, порывы, что он страдает, смеется, плачет, вмешивается в те или иные события, жаждет изменить ход вещей. Дидро вместе со своим героем констатирует эти противоречия человеческой натуры и философски смеется над ними.
Следует заметить, что Тристрам Шенди не настолько «философ», насколько им оказывается Жак. В английском романе силен элемент эмпиризма, фантазийные отступления в тексте романа Стерна не выявляют столько интереса автора к философии и теологии, сколько его выказывает прихотливое повествование в романе-диалоге Дидро, полагает П. Шартье. Основные черты текста-предшественника «Жака» смещаются, переоцениваются, переигры-ваются. Контраст между позицией персонажа-«философа» (дядюшка Тоби) у Стерна и «народного философа» Жака наполняется двусмысленностью. Роман Дидро завершается ироническим хэппи-эндом, выдвигая на первый план вопрос о человеческой свободе.
При этом текст романа фиксирует также размышления Дидро над тем, что такое повествование, рассказ, роман, даже шире - вымысел как таковой, проявляется ли он в театральной, философской или романической форме. Стерн, полагает П. Шартье, меньше озабочен такого рода проблемами. Дидро не случайно заполняет текст «Жака-фаталиста» вопросами, обращенными к читателю, о том, как может или не может развиваться далее история его героев, заявляет о разных нарративных возможностях, играет ими и т.п.
Подводя итог исследования, автор монографии в разделе «Эпилог» вновь подчеркивает, что Дидро-художник и мыслитель выступает в качестве насмешника, мистификатора, иллюзиониста в каждом своем сочинении.
Н.Т. Пахсарьян
ЛИТЕРАТУРА XIX в.
Русская литература
2014.01.016. ФЕСЕНКО Э.Я. РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА XIX в. В ПОИСКАХ ГЕРОЯ. - М.: Академический Проект, 2013. - 653 с. -(Gaudeamus).
Духовные, интеллектуальные и художественные открытия русской классической литературы в сфере «герой - автор» являются центральной проблемой книги профессора Э.Я. Фесенко (Северодвинск; Гуманит. ин-т филиала ФГАОУ ВПО «С (А) ФУ им. М. В. Ломоносова»).
