CC BY
18
2013.01.002. КРАЙНЕН Х. ФИЛОСОФИЯ КАК СИСТЕМА. ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ ПРИНЦИПОВ СИСТЕМАТИЧЕСКОГО МЫШЛЕНИЯ У ГЕГЕЛЯ, В НЕОКАНТИАНСТВЕ И В СОВРЕМЕННОЙ ФИЛОСОФИИ.
KRIJNEN Ch. Philosophie als System. Prinzipientheoretische Untersuchungen zum Systemgedanken bei Hegel, im Neukantianismus und in der Gegenwartsphilosophie. - Würzburg: Königshausen & Neumann GmbH, 2008. - 438 S. - (Studien zum System der Philosophie; Beiheft 2).
Монография Христиана Крайнена, профессора философии Старого университета Амстердама, посвящена исследованию систематического мышления, формированию принципов такого мышления в истории философии и выяснению его возможных перспектив. Крайнен показывает, что «система» долгое время была программным понятием нововременной философии. В соответствии с этой установкой предмет философии может быть определен только понятийным целым, организованным на основании четко осмысленных принципов. Система Гегеля - наиболее яркий тому пример. Все изменилось по крайней мере с 1930-х годов, когда убежденность в необходимости систематического мышления утратила свою силу, а принципы содержательного осуществления философской системы перестали восприниматься всерьез. Однако с 1990-х годов картина философских исследований в этом отношении начинает испытывать существенные изменения, появляются аргументы не в поддержку критики систематической философии, а наоборот - выясняется, что лакуна, образовавшаяся в результате отказа от систематического мышления в философии, срочно требу -ет заполнения путем реанимации классического философского наследия. Крайнен замечает, что «критика системы и критика рациональности тесно связаны между собой: против тенденций радикальной критики рациональности начались протесты еще в начале ХХ в. (Гуссерль, неокантианцы); эти протестные настроения сохранились вольно или невольно и в современной философии, и в ее дебатах о "модерне и постмодерне"» (с. 37). В результате в философии ХХ в. можно заметить течение, в котором критика системы хотя и присутствует, но не носит экстремального характера: оно, скорее, переосмысливает понятие системы, каким оно предстает в немецком идеализме, и старается адекватно учитывать в своей редакции этого понятия и роль субъекта, и бесконечность
опыта. Среди репрезентирующих это течение учений Крайнен называет прежде всего неокантианство как наиболее влиятельное направление в первые два десятилетия ХХ в., а затем - концепции Ханса Вагнера и Вернера Флаха, сформировавшиеся после 1945 г.
Концепция, которая в начале ХХ1 в. обращается к проблеме системы, чтобы заполнить существующие в современной философии пробелы, не может не принять во внимание вопросы, которые справедливо возникли в ходе критики систем. И потому не может не обратиться к гегелевской модели системы как наиболее разработанной, с одной стороны, а с другой - по этой же причине - наиболее критикуемой концепции. «Гегелевская концепция системы считается... идеальным типом концепций философских систем. Этот идеальный тип обычно квалифицируется как тип закрытой системы» (с. 38). Кроме того, необходимо учитывать всю сложность и разработанность в рамках исторической системы философских проблем, поскольку никакая актуализация систематической философии, оказывающаяся по уровню разработки проблем ниже уровня, уже достигнутого этой философией в истории ее развития, не может удовлетворить не только ее противников, но и ее поклонников. Соответственно, и применительно к проблеме системы можно сказать, что философия, которая не знает своей истории, не имеет будущего.
Далее Крайнен поясняет, какое отношение все эти соображения имеют к неокантианству. Во-первых, неокантианство - прежде всего баденское и марбургское - самое позднее на шкале исторического времени течение, в котором наиболее интенсивно было востребовано и отрефлектировано систематическое мышление. Во-вторых, именно неокантианство в свое время оказалось в ситуации, когда вынуждено было самоопределяться в полемике с такими современными ему тенденциями, как позитивизм, сциентизм, исто-рицизм и философия жизни. И в этих поисках самоидентификации оно обращалось не только к Канту, как это следовало из его названия, но и к послекантовскому идеализму, в котором Гегель со своей наиболее разработанной во всей истории философии системой занимал особое место и потому играл для неокантианцев ключевую роль. Не кто иной, как В. Виндельбанд, глава Баденской школы неокантианства, приветствовал в 1910 г. «возобновление гегельян-
ства»1. В-третьих, и Гегель, и поздние неокантианцы имели в некотором смысле общую «точку отсчета» в виде кантовской философии, которую, как они полагали, они восприняли единственно адекватным образом. Вот почему в своем исследовании Крайнен обращается к неокантианству и сопоставляет эти две версии систематического мышления - Гегеля и неокантианцев. В рамках же неокантианства автор монографии ограничивается, однако, только Баденской школой. К такому решению Крайнена подвигло прежде всего то, что в современных штудиях неокантианства Марбургской школе уделяется гораздо больше внимания, чем Баденской. Кроме того, он полагает, что «именно Баденская школа с самого начала была нацелена на создание всеобъемлющей философии культуры, и к тому же она решительнее, чем Марбургская, преследовала мысль о последнем критическом обосновании, что нашло отражение также в систематическом мышлении: у баденцев оно выразилось в гораздо более "законченной" форме, чем у марбуржцев» (с. 41-42).
Еще одна важная особенность данной монографии состоит в том, что в отличие от большинства исследований она рассматривает не отдельные персоналии и не только руководителей школы Риккерта и Виндельбанда, но концентрируется на внутришкольном развитии баденского неокантианства. Он показывает, что исследователями достаточно рано было диагностировано все более сильное сближение философии Баденской школы с гегелевской спекулятивной логикой2; что работы Бруно Бауха и Йонаса Кона последним поколением баденцев уже интерпретировались как «критическая диалектика»; что гетеротетически-конструктивный метод Риккерта постоянно сравнивался с гегелевским спекулятивным методом, а само учение Риккерта оценивалось как наиболее значительная попытка разработать «критически редуцированную диалектику», или «гетерологию» (с. 120).
Монография посвящена «теоретическому исследованию принципов». Это означает, что автор рассматривает не то, как каж-
1 См.: Windelband W. Erneuerung des Hegelianismus // Windelband W. Präludien. Aufsätze und Reden zur Philosophie und ihrer Geschichte. - Tübingen, 1915. -Bd. 1. - S. 273-289.
Levy H. Die Hegelrenaissance in der deutschen Philosophie mit besonderer Berücksichtigung des Neukantianismus. - Charlottenburg, 1927. - 94 S.
дый из релевантных теме исследования философов осуществляет систематический подход в рамках конкретного содержания. Край-нен обращается к основным положениям, или базовой структуре системы, разработанной тем или иным философом, т.е. к ее принципам. Такой исследовательский подход позволяет оценить эвристический потенциал этих основных положений и, возможно, в несколько модифицированной форме найти им применение в решении современных проблем, полагает голландский ученый. Поэтому основные темы монографии формируются в соответствии с теми принципиальными моментами любого систематического мышления, которые сами очерчивают проблему системы: проблемы начала мышления, проблема вычленения частей системы, проблема завершения системы.
В соответствии с очерченными выше проблемами и задачами монография подразделяется на шесть глав.
Первая глава «Абсолютная или критическая точка зрения? Методологическо-генетическая проблема начала философии у Гегеля и Риккерта» (с. 51-74), во-первых, ставит одну важную проблему, а во-вторых, - осуществляет вводную функцию в последующее исследование, поскольку в ней автор задается вопросом о методологическо-генетическом начале философии, и, опираясь на ответ, предложенный неокантианством, спрашивает о правомочии философствовать так, как это делал Гегель. Крайнен приходит к выводу, что Гегель и Риккерт сопоставимы между собой программно в том смысле, что для обоих в первую очередь речь идет о последнем обосновании всякого предметного, или объективного смысла. Кроме того, оба стремились так сформулировать мышление о принципах, чтобы принцип функционировал как принцип возможного конкретного определения. Различия между Гегелем и Риккертом начинаются лишь на уровне содержательной формулировки мышления о принципах. Решающими в этом отношении оказываются их представления о методе, с помощью которого следует проводить программу последнего обоснования. Различие в понимании философского метода сказывается уже на формулировке ме-тодологическо-генетического начала философии, полагает Край-нен. «Гегель развивает свою логику с позиции абсолютного знания; с методологическо-генетической точки зрения он оказывается потому под подозрением, что его аргументация постоянно ведется со
спекулятивной позиции без доказательства необходимости этой позиции в модусе научного познания. Критицизм, напротив, исходит в своей рефлексии методологическо-генетически из человеческого мира и продвигается от исторически данного к сверхисторическим отношениям» (с. 74).
Вторая глава «Бытие и ничто в начале логики Гегеля: Замечания по поводу критики Риккерта» (с. 75-115) тематизирует способность к самообоснованию гегелевской логики. Анализ ведется с самого начала мышления и представляет различные функции бытия и ничто в процессе определения. Различения, которые проводит Риккерт между формами мышления и формами познания или между понятием, подлежащим определению, и определяющим понятием, имеют свое значение на логическом уровне предикации и суждения. Следовательно, они затрагивают не базовые отношения как таковые, т.е. не отношения первоначала определения, а скорее деривативные отношения. «Как предикативная логика Риккерта, так и самоопределение понятия у Гегеля больше обращены к проблеме определения, чем к проблеме первоначала. Предикативное толкование, как ни плодотворно оно бывает для прояснения смысла бытия и ничто, должно, конечно, проследить и проблему собственного обоснования первоначально определяющего понятия (понятия предиката) вплоть до первоначала определенности» (с. 113). Однако это оказывается весьма не просто: необходимо принять во внимание не только то, что начало - это начало дальнейшего хода, но и то, что эту начальность саму следует мыслить как синтез первоначала. В связи с этим оказывается, что указание Риккерта на параллельность гегелевского бытия и его, Риккертова, определения бытия как формы мышления неполно: гегелевское бытие восходит к сфере первоначала, т.е. к тому, что у Риккерта тематизируется в виде предмета вообще как логического минимума мыслимого.
В третьей главе «Диалектика или гетерология? О базовой структуре мышления у Гегеля и Риккерта» (с. 117-173) исследуется логическая функция диалектики быть первоначалом определенности, что имеет решающее значение, когда ставится вопрос о базовой структуре мышления. Крайнен пытается выяснить, правомерно ли и как далеко вышел Риккерт за пределы гегелевской диалектики, а также насколько обоснована Риккертова критика диалектики Гегеля. Здесь автором обнаруживается, что гетерология Риккерта по
сравнению с диалектикой Гегеля на уровне первоначала обладает важным теоретическим преимуществом с точки зрения принципов в том, что в риккетовском случае первоначало не «заражено» определенностью. «Диалектика [Гегеля] и ее собственная структура отрицания требуют гомогенного подхода и, соответственно, квалифицируют базовую структуру мышления как отношение отрицания. По сути же требуется гетерогенный подход, который отличается корреляцией логически одновременно первоначальных моментов: любая самостоятельность моментов здесь исключена» (с. 172).
В четвертой главе «Членение системы и завершение системы у Гегеля и Риккерта» (с. 175-266) ставятся вопросы двоякого рода: на какие сферы подразделяется система и как дается ее завершение? Прежде всего автором тематизируется проблема членения системы. Выяснятся, что систематический подход Гегеля в этом отношении имеет по сравнению с неокантианством значительные теоретические преимущества по части принципов, - преимущества, которые влекут за собой серьезные последствия для программы неокантианцев и их концепции членения системы. Недостаточно подразделять систему в соответствии с идеей самообразования, если только это не самопознание, как у Гегеля. При этом широко распространенная и влиятельная в неокантианстве тенденция куль-турализации оказывается более чем проблематичной. Что же касается завершения системы, то Крайнен устанавливает, что в этом отношении решения Гегеля и Риккерта совпадают. Несмотря на убеждающую риторику, система оказывается что у одного, что у другого ни «закрытой», ни «открытой»: и закрытость, и открытость в рамках системы уравновешиваются, так что философия как система предстает в обоих случаях как знание целого.
В пятой главе «Систематическое мышление в развитии ба-денского неокантианства» (с. 267-359) исследуются философские концепции Й. Кона и Б. Бауха. Крайнен показывает, как развивалось систематическое мышление у более молодого поколения ба-денцев, как далеко и в каком направлении шло это развитие по сравнению с уровнем, достигнутым в исследовании этой проблемы Риккертом, и по каким именно пунктам шло сближение с Гегелем. Выясняется, что Кон и Баух во многом следовали риккертовской гетерологии. В отношнении членения системы Йонас Кон предложил генетическую концепцию духа, в центре которой находилось
самопознание как структурный принцип, и тем самым еще ближе, чем Риккерт, приблизился к позиции Гегеля. Однако он тем не менее не покидает неокантианского контекста, поскольку полностью согласен с Риккертом в осмыслении системы ценностей как «смыслового целого» (81п^а^е8). Кон различает, как реконструирует его концепцию Крайнен, семь ступеней в развитии личности, в числе которых как до- так и сверхличностные формы: 1. Самая нижняя ступень - это живое существо: будучи «бессознательным», оно представляет собой ценностный центр только «в себе» и поэтому является только «предварительным этапом», однако в сознательном ценностном центре, как и на всех последующих ступенях, оно сохраняется как несущее основание. 2. «Сознательный ценностный центр» - это прежде всего (отдельное, наличное) переживание. 3. Связанность этих переживаний проявляется в «самосознании», для которого ценностный центр самость существует как носитель ценности; в самости осознается единство жизни.
4. Самость еще не личность, так как первая еще не отделяется от себя и не связывает с другими; личность же - такая самость, которая обособляется и самоотвергается (еп18е1Ь81е1). Ступени 1-3, следовательно, «доличностные». «Сверхличностные» же следующие:
5. Общность, в которой личность сплачивается с другими личностями. 6. Дух, который превосходит социальное целое общности и социального значения ее ценностей и представляет собой идеальный, сверхличностный ценностный центр, инстанцию чистого значения. 7. Идеальная система ценностей выходит за свои пределы, т.е. за пределы науки о ценностях, в религию» (с. 282). Касательно же открытости / закрытости системы Кон предложил концепцию, которая в тенденции выходит за рамки учения Гегеля и Риккерта, но фактически уступает им по уровню разработанности отдельных вопросов.
Хотя Бруно Баух не создал ни «системы», ни «основоположения» системы и не вышел за пределы учений Гегеля и Риккерта, он предложил тем не менее такое понятие идеи, которое благодаря своей двуаспектности конститутивного и регулятивного не только возобновляет важное требование, выдвинутое Гегелем, но и одновременно придает ясность проблеме открытости и закрытости системы. Идея выступает у Бауха как «система понятий»: «Идея - это объективная связь значений, которая как целое условий предметов
конституирует действительность так же, как и их познание. Мир -ничто без идеи, идея - ничто без мира. Идея - это система, или связность обусловливающих понятий, мир - это система или связность обусловленных вещей» (с. 319). Баух скрупулезно разрабатывает фундирующий характер идеи, называет ее даже логосом и самой истиной, но при этом высший синтез в системе образует у него не философия, а нечто иное - религия, тогда как обещание самопознания философии остается не выполненным. Кроме того, гегелевский концепт абсолютного духа не находит продуктивного использования ни у Риккерта, ни у Кона с Баухом.
Шестая глава «Система философии сегодня» (с. 361-412) вопрошает прежде всего о том, сохраняют ли важнейшие результаты полемики по вопросам систематического мышления у Гегеля и в неокантианстве свое значение в современном проблемно-историческом контексте, и приходит к выводу, что современной систематической философии не удалось превзойти уровень разработанности проблем, достигнутый Гегелем и неокантианцами. Современные -как систематические, так и несистематические - философские концепции постоянно ведут речь о так называемой открытой системе, но при этом испытывают острую нужду в адекватном понятии «конститутивной» функции «идеи» или «целого». Крайнен рассматривает здесь прежде всего две систематические концепции -Х. Вагнера и В. Флаха. Автор монографии показывает, что философия у Вагнера хотя и образует некое завершение системы, но «находится не в горизонтальном конце хода философской рефлексии (не в конце хода рефлексии сквозь соответствующие сферы значений как таковые). Она образует скорее внутри этих сфер значений вертикальное завершение. Вследствие этого философия -или самообразование как самопознание - дает не принцип развития системы, а принцип хода философской рефлексии... "Ход рефлексии" должен быть так структурирован, чтобы "субъект истины", или "мышление как принцип", обнаружился в конце конкретно как принцип, как завершение архитектоники ("синтетики", "прогрессии") принципов, причем "ход рефлексии" - это одновременно ход философии: в конце философия должна доказать также значимость ее познания: философия - место подлинного самопознания - в конечном счете "конкретное", подлежащее реконструированию в системе. Это может произойти только в том случае, если философия по-
кажет, что все, что она познала в ходе рефлексии, - необходимый момент ("условие возможности") значения ее собственной познавательной претензии» (с. 371).
В. Флах, с одной стороны, многим обязан концепции Вагнера, а с другой - пытается от нее дистанцироваться. Флах полагает, согласно Крайнену, что у хода рефлексии, т.е. у системы философии, нет горизонтального завершения в себе самой. Развитие - это не развитие самознания идеи. Систему с точки зрения ее членения он трактует как суммарное целое частей. Крайнен критикует такой подход и указывает на то, что целое должно мыслиться как идея единства, а не простой суммы. Этой идее «помимо ее регулятивной функции для субъекта следует приписать также конститутивную функцию для объекта» (с. 376). Это «приписывание» требует сущностного упорядочивания «ценностей», или системных частей. Если же мы более не подчиняем, подобно Флаху, рефлексивный ход философии «внутреннему закону принципиально-теоретической рефлексии», как у Вагнера, то ставим его под угрозу позитивизма ценностей / идей / интересов. Та концепция единства субъекта, которую предлагает Флах, неспособна именно по принципиальным основаниям достаточно объяснить взаимопринадлежность частей системы: «Единство в различии вырождается в единство субъекта, из-за чего объективная связь остается настолько внешней, что для философии задача последнего обоснования оказывается методологически неразрешимой» (с. 376). Эта задача и для Флаха будет разрешима только тогда, когда отношение между принципами будет понято как системно-конститутивное. Требуется объективная систематика разума, которая одновременно способна удовлетворять требованию бесконечного исторического развития.
В заключение Крайнен приходит к выводу, что, во-первых, «системная философия - это не какое-то сброшенное со счета, чуждое миру фантазирование игроков в бисер, а понимающее мышление всего того, что так или иначе существует, как того, что оно есть. Сюда же относится определение всеобъемлющего единства, которое логически предваряет все части и тем самым делает их возможными» (с. 403-404). Это определение лишь в том случае выдерживает проверку разумом, если ему соответствует форма некоего понимающего самоопределения целого. Во-вторых, необходимо дать ответ на ключевой вопрос о возможности позитивного
отношения между систематической философией и несистематической. Для этого приходится иметь дело с двумя «абстрактно противостоящими друг другу утверждениями: 1. Философия возможна только как систематическая философия. 2. Философия возможна иначе как систематическая» (с. 405). Безусловно, для Канта, Фихте, Гегеля или неокантианцев философия возможна только как система. А как обстоит дело с современными философскими направлениями? И первый «подвопрос», которым задается здесь Крайнен, состоит в том, чтобы выяснить, растет ли плюральность способов философствования внутри или вне системной философии. Крайнен отвечает, что в ходе исследования стало совершенно ясно, что любой единичный анализ предполагает понятие целого, так что систематическое мышление необходимо. В таком случае, однако, возникает второй «подвопрос»: как прорастает плюральность за пределы систематической философии? Чем детерминировано это многообразие? Структурный анализ гегелевской и неокантианских систем приводит к мысли о необходимости «различать условия действенности идеи и условия ее осуществления, причем внутри идеи» (с. 407). Другие формы философии будут в соответствии с этим рассматриваться как условия возможности, или условия реализации систематической философии, и потому иметь полное право на существование: «...с одной стороны, несистематическая философия получает свою легитимацию как момент, или условие осуществления систематической философии; с другой - систематическая философия существует сама действительно лишь благодаря этим условиям реализации: без несистематической философии нет систематической» (с. 408).
Н.А. Дмитриева
