CC BY
39
ного впоследствии в книге. За время пребывания на Афоне Зайцев совершил два путешествия, во время которых обогнул на лодке большую часть полуострова, несколько раз пересекал его по суше. Побывал в шести монастырях, посетил четыре скита, несколько калив отшельников. Он общался с афонскими монахами, подвижниками, старцами. Кульминацией повествования о путешествии по монастырям стала беседа со старцем о судьбе России. В книге Б. Зайцев не упомянул имя старца, но оно названо в письмах - отец Феодосий. Известный старец-исихаст, иеросхимонах Феодосий Ка-рульский (Василий Матвеевич Харитонов, 1869-1937), жил на Афоне с 1901 г. В книге «Афон» писатель повествует о том, что в беседе со старцем он получил подтверждение своим раздумьям о страданиях России, о промыслительном значении русской катастрофы.
В Приложении публикуются две работы о книге «Афон» -первая в русском зарубежье рецензия Г. Федотова и первая в России статья Е. Воропаевой, отчасти полемичные по отношению друг к другу.
Т.Г. Петрова
2012.04.033. ЛАЛО А. ПРЕДШЕСТВЕННИКИ ЛОЛИТЫ: ПОДРОСТОК И ЕГО ВОЖДЕЛЕННОЕ ТЕЛО В РУССКОЙ ЭРОТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА И ЭМИГРАЦИИ.
LALO A. Precursors of Lolita: The adolescent and his/her sexualisized body in Russian erotic writing of the Silver age and in emigration // Toronto Slavic quarterly. - Pronto, 2011. - N 38. - P. 27-48. - Режим доступа: http://www.utoronto.ca/tsq/38/tsq38_lalo.pdf
В России, замечает кандидат филол. наук А.Е. Лало (Москва), 1917 год обозначил границу между относительной свободой нравов, существовавшей с 1890-х годов, и жестким неприятием советской идеологией всего сексуального и эротического, продолжавшимся вплоть до начала перестройки. Табуированная в России, проблематика подобного рода нашла выражение в творчестве русских писателей-эмигрантов, которые могли ориентироваться в этом смысле как на опыт западного модернизма - от Дж. Джойса и Ф. Кафки (В.В. Набоков) до Дж. Дос Пассоса и Г. Миллера (напри-
мер, Г.В. Иванов), так и на отечественную литературу Серебряного века, а также - на наследие Ф.М. Достоевского, Л.Н. Толстого и др.
Вектор русской традиции - в литературе и в философии -всегда был направлен на отказ от сексуальности и вытеснение ее своего рода утопией - духовными, бестелесными формами общения между мужчиной и женщиной. Вопиющим нарушением запретов был показ сексуальных отношений или даже просто взаимного влечения представителей противоположного пола, принадлежащих разным возрастным группам.
Если проследить развитие темы эротизма в русской литературе начиная с XIX в., то можно заметить существенный сдвиг в ее трактовке - от паталогического помрачения ума (как в случае «педофилов» Ф.М. Достоевского - Ставрогина и Свидригайлова) до сочувствия и сострадания (в романах «Волшебник» и «Лолита» В. В. Набокова).
В литературе Серебряного века к теме любовных отношений с подростком первым обратился Ф. Сологуб, изобразив в романе «Мелкий бес» (1902) отношения молодой особы Людмилочки с гимназистом Сашей Пыльниковым. Людмила Путилова, предстающая как антипод Передонова и его жены Варвары, испытывает естественные желания - хочет привлекательно одеться и сексуально выглядеть. Ее пылкую влюбленность в Сашу повествователь называет «любовью» (в русском контексте «любовь» - преимущественно близость, предопределенная духовным родством, но ни в коем случае не страстное чувство молодой женщины к подростку), однако Людмила признается Саше, что не верит в существование души, поскольку никогда ее не видела (достаточно крамольное утверждение для русского человека). Тяга Людмилы к Саше представляется чисто физической, но героиня явно не имеет педофили-ческих наклонностей. Из текста романа можно понять, что Людмиле нравится не только Саша, но и вообще мальчики его возраста - от 14 до 15. Характерно, что чувственное влечение к Саше ограничивается у Людмилы «невинными ласками». (В этом к Сологубу будет близок Набоков, герой которого - Гумберт Гумберт в начале своей страстной влюбленности в Лолиту вовсе не предполагает возможности физической близости с ней.)
Людмилу завораживает обнаженное тело мальчика-подростка; у нее вызывает досаду, что маленькие мальчики не ходят без
одежды, будто стыдятся, что у них есть тело. Не будь этого гедонизма Людмилы, ее любви к мужскому (хоть и подростковому) телу и того, как практически без всякого гротеска изображает свою героиню Сологуб, роман был бы другим - анатомией жизни образованного сословия в провинциальном городе в духе Н.В. Гоголя, своего рода менипповой сатирой.
Образ Саши Пыльникова также необычен: никогда прежде в русской литературе никто не осмеливался изобразить подростка 14-15 лет как сексуальное существо: не жертву сексуального домогательства, но человека, имевшего опыт близкого общения с женщиной старшего возраста и получившего от этого наслаждение. Как и в образе Людмилы, в образе Саши нет и намека на карикатуру: его подростковая сексуальность - в центре авторского сочувственного внимания. Повествователь сохраняет неуверенность относительно плотских устремлений своего героя, акцентируя его невинность и застенчивость. Подчеркивая молодость Людмилы (она старше Саши всего на 6-7 лет), Сологуб показывает лишь поцелуи и нежности, что вряд ли было бы возможно в отношениях взрослого мужчины и девочки-подростка. Это нежелание автора изобразить взаимное влечение своих персонажей как патологическое также беспрецедентно в русской литературе.
«Мелкий бес» представляет собой первый роман русского модернизма, сочетающий черты классической реалистической традиции (уклончивость в показе плотского и эротического) с прорывом в сочувственное изображение любви между подростком и юной женщиной, которой едва за 20. После того как роман был опубликован, слова Передонов и передоновщина стали обозначением ханжества в вопросах секса.
Воздействие на русскую литературу романа Ф. Сологуба, а также рассказа «Суламифь» (1908) А.И. Куприна, показавшего (хотя и в экзотическом антураже) страстную любовь мужчины средних лет к 13-летней девочке, как и известного выступления В.В. Розанова, предлагавшего в «Опавших листьях» (1913-1915) во избежание мастурбации и проституции ввести в практику обязательное заключение брака между 16-летним юношей и девицей 14 с половиной лет, прослеживается, по мнению А. Лало, в двух направлениях: с одной стороны, в «Распаде атома» (1938) Г.В. Иванова, с другой - в «Волшебнике» (1939) В.В. Набокова.
Оба романа можно определить как эротические и в высшей степени экспериментальные произведения, перекликающиеся между собой как в плане поэтики, так и в плане обстоятельств их создания. Оба представляют собой антиутопии с точки зрения русской литературной традиции: человеческая сексуальность не высмеивается, но изображается с авторской симпатией.
Вместе с тем романы Г.В. Иванова и В.В. Набокова абсолютно разные как по замыслу, так и стилистически. «Распад атома» -собрание философских «стихотворений в прозе» - образец русского модернизма, выходящий далеко за пределы «эротической прозы»: это и автобиографическая исповедь, и лекция по истории русской литературы - от А.С. Пушкина и Н.В. Гоголя до Л.Н. Толстого, В.В. Розанова, А. Белого. Повествователь в романе явно одержим «девиантными» сексуальными предпочтениями: его эротические фантазии обращены к девушкам от 16 до 18 лет, однако большей частью основаны исключительно на мечтаниях. Он - русский интеллигент средних лет, которому эмигрантская жизнь в Париже приносит мучения и страдания. Он не может свести концы с концами, но его творческое воображение продолжает работать, в значительной степени благодаря происходящему в изгнании расширению культурных горизонтов. В романе, пересматривающем отечественную традицию замалчивания сексуального и эротического опыта, социально-политическое свободомыслие согласуется, как полагает исследователь, со свободомыслием эротическим и сексуальным. «Распадом атома» Г.В. Иванов отчасти ответил на вопрос, стоявший перед писателями его поколения: до каких пределов актуальна в новых исторических условиях русская литературная традиция?
В.В. Набоков и Г.В. Иванов, принадлежавшие к разным эмигрантским литературным кругам Берлина и Парижа, постоянно нападали друг на друга в своих выступлениях. Так, В.В. Набоков, не выносивший всего, что связано с физиологией экскреторных функций, негативно отозвался о романе Г.В. Иванова, назвав его «брошюркой» с «любительским исканием Бога и банальным описанием писсуаров». Роман В.В. Набокова «Волшебник» (прообраз написанного 15 лет спустя на другом языке и в ином культурном контексте романа «Лолита»), как уже было отмечено исследовате-
лями1, стал во многом ответом Г.В. Иванову, содержащим явные и скрытые переклички с его романом. Так, среди персонажей «Распада атома» есть некий министр, который влюбляется в юную девушку и в конечном итоге попадает в тюрьму по обвинению в коррупции, вызванной этим адюльтером. Повествователь сравнивает его с многоопытной и старой крысой, потерявшей бдительность и съевшей смертельный яд, но вовсе не порицает его. Более того, он стремится показать, как мощно воздействует на человека сфера сексуального.
Первая реинкарнация министра - неназванный протагонист «Волшебника», в некоторых ранних черновиках именуемый Артуром, изображенный, как и персонаж «Распада атома», с безусловным авторским сочувствием. Этот европеец-интеллектуал около 40 лет, увлеченный девочками 12 лет, но никогда не имевший с ними близости, встречает вдову с 12-летней дочерью и женится на ней; та вскоре умирает, и он, оставшись опекуном девочки, отправляется с ней путешествовать. Однажды, прикоснувшись к бедру спящего ребенка, он приходит в возбуждение, девочка внезапно просыпается и от ужаса подымает крик. Он выбегает на улицу и попадает под машину.
Гумберта Гумберта из «Лолиты», как и Артура, нельзя назвать маньяком-педофилом. Мечтающий, как и Артур, о жизни со своей нимфеткой, Гумберт далек от цинизма и изображен с симпатией. Когда почти освободившийся от своего наваждения, он вновь встречает Лолиту - уже замужнюю даму, то чувствует, что все еще отчаянно любит ее.
Однако если бессловесная (как большинство анонимных женских персонажей в романе Г. В. Иванова) и при этом вполне невинная девочка в «Волшебнике» играет роль второго плана, то Лолита - движущая сила романа. Становление ее как женщины показано столь же убедительно, как мужская природа Гумберта. В.В. Набоков делает в этом романе новый шаг в изображении человеческой сексуальности. После эксперимента в «Волшебнике» писатель создает образ рано созревшей девочки, чье тяготение к Гум-
1 См., например: Долинин А. Истинная жизнь писателя Сирина. Работы о Набокове. - СПб., 2004.
берту и к Куилти столь же важно, как и их интерес к ней. В этом смысле «Лолита» венчает собой путь русской литературы к обновленной трактовке сексуальности и эротизма.
Т.Г. Юрченко
Зарубежная литература
2012.04.034. КЕЙНС М. ТФ. ПОУИС - АНГЛИЙСКИЙ ТОЛСТОЙ?
CAINES M. T.F. Powys, an English Tolstoy? // Times literary supplement. - L., 2011. - 24 October. - Mode of access: http://www.the-tls.co.uk/tls/public/article806216.ece
Крупное лондонское издательство «Фейбер» в 1911 г. переиздало несколько томов прозы1 одного из самых загадочных и малоизученных английских писателей валлийского происхождения -Теодора Фрэнсиса Поуиса (1875-1953), брата известного писателя -Джона Каупера Поуиса (1872-1963), автора «Вульфа Солента», «Любви в Гластонбери» и других романов, содержащих элементы фантастического реализма. Всего в семье сельского священника Чарльза Фрэнсиса Поуиса было одиннадцать детей, из них пятеро стали писателями: кроме Теодора Фрэнсиса и Джона Каупера, писателем и эссеистом был также Ллевелин Поуис (1884-1939), поэтом и новеллисткой - Филиппа Поуис (1886-1963), Литтлтон Поуис (1874-1955) написал двухтомную автобиографию; а Гертруда Поуис известна как талантливая художница. По материнской линии их родословная восходила к Джону Донну.
Литературный критик, сотрудник литературного приложения к газете «Таймс» - «Таймс литерари сапплемент» Майкл Кейнс, откликаясь на переиздание прозы Т.Ф. Поуиса, приводит некоторые факты его биографии и творческого пути.
Писательству Т.Ф. Поуиса предшествовала попытка стать фермером в Суффолке (1895-1901), неудавшаяся, по его собственному признанию, вероятно, потому, что он слишком часто укры-
1 Powys T.F. Mark only. - L.: Faber, 2011. - 272 p.; Powys T.F. Mr. Tasker's Gods. - L.: Faber, 1911. - 320 p.; Powys T.F. Mockery gap. - L.: Faber, 1911. - 276 p.; Powys T.F. Innocent birds. - L.: Faber, 2011. - 282 p.; Powys T.F. Fables. - L.: Faber, 2011. - 358 p.; Powys T.F. God's eyes a-twinkle. - L.: Faber, 2011. - 470 p.
