CC BY
142
АРХЕОЛОГИЯ
2012.04.032. ХУННУ: АРХЕОЛОГИЯ, ПРОИСХОЖДЕНИЕ КУЛЬТУРЫ, ЭТНИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ / Ин-т монголоведения, буддо-логии и тибетологии СО РАН; Отв. ред: Коновалов П.Б. - Улан-Удэ, 2011. - 220 с. - (История и культура Центр. Азии). - Библиогр. в конце ст.
Ключевые слова: хунну; археология; этническая история; происхождение культуры.
Реферируемый сборник посвящен археологии древнего цен-тральноазиатского народа хунну (сюнну) или гуннов, как их принято называть в европейской историографии. История хунну, известная по письменным источникам древнекитайских исторических сочинений, существенно дополняется археологическими материалами, которые позволяют изучить материальную и духовную культуру, хозяйственно-экономическую основу, социально-демографическую структуру общества, территориальное распространение, влияние и роль хунну в историко-культурном процессе в Центральной Азии и Южной Сибири на рубеже древности и раннего Средневековья.
Открывает сборник статья А. И. Бураева (Ин-т монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН, Улан-Удэ) «Географический фактор в формировании военно-политического объединения хунну». Как отмечает автор, непосредственными побудительными факторами возникновения кочевой империи и смешанного этноса послужили экспансионистская политика Китая (империя Цинь) и в условиях противостояния ему - появление талантливого харизма-тичного лидера - шаньюя Модэ. Однако, полагает он, за достаточно быстрым соединением в одно военно-политическое образование разнородных суверенных племен лежали и более фундаментальные причины, общие для всего населения, вошедшего в состав хунну. «Такими причинами могли быть однотипный образ жизни - номадизм и, как основное условие его возникновения, сходная географическая среда» (с. 9). Довольно длительное существование поли-этничного объединения хунну, с точки зрения автора, объясняется наличием огромной территории (около 6 млн. кв. км) и кочевым образом жизни, что делало хунну неуловимыми для многочислен-
ных, обремененных пехотой, обозами с провиантом и боеприпасами китайских армий (с. 12).
С.В. Данилов (Ин-т монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН, Улан-Удэ) в статье «Городища хунну Монголии и Забайкалья (к вопросу о функциональном назначении поселенческих комплексов хунну)» отмечает, что при классификации хунн-ских памятников необходимо учитывать их топографическое положение, привязанность к водным артериям, торговым путям, предполагаемым центрам административного устройства империи хунну, которая, как принято считать, подразделялась на 24 удела, во главе которых стояли темники. Несмотря на то, что исследования хуннских городищ, начавшиеся в 1920-х годах, продолжаются до настоящего времени, в достаточной степени изученными остаются только четыре: Иволгинское городище на р. Селенге, городище Баян Ундэр на р. Джиде в Бурятии, городище близ Абакана в Хакасии и городище Тэрэлжин Дэрэвэлжин в Центральном аймаке Монголии. Материалы раскопок поселений показывают, что существовали укрепленные поселки земледельцев и ремесленников, игравших определенную роль в экономике империи (Иволгинское городище). К такому же типу относятся неукрепленные поселения Дурены и Боро, на что указывают многочисленные находки сошников, серпы, остатки зерен злаков, а также сходные типы жилищ (полуземлянок). На Иволгинском городище найдены остатки наземного здания, которое автор интерпретирует как резиденцию одного из правителей или представителей местной элиты (с. 28). Абаканское городище, судя по монументальности изученного на его территории здания, играло значительную роль в организации властных функций на северной периферии хуннского государства. Судя по наличию элитных курганов в Южной Бурятии, в этой части региона находились укрепленные ставки хуннской знати. Особенности городища Тэрэлжин Дэрэвэлжин позволяют интерпретировать его как сакральный памятник хунну. В целом, однако, заключает автор, вопрос о зарождении в хуннском обществе развитой городской культуры еще не получил достаточного, в полной мере обеспеченного археологическими материалами обоснования.
Н.В. Именохоев (Ин-т монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН, Улан-Удэ) анализирует изделие из рога с нанесенными на его поверхность рисунками техникой гравировки, най-
денное в 1986 г. в разграбленном погребении могильника Баграй, расположенном на правобережье р. Селенги (Республика Бурятия). По исполнению, стилю, сюжету и композиции рисунки, изображающие сцены охоты хищника на копытное животное, можно отнести к произведениям, выполненным в скифо-сибирском зверином стиле, характерном для искусства кочевых народов Евразии. Сложившееся мировоззренческое единство кочевников, отмечает автор, опиралось на общую древнюю основу, включавшую представления о мире, Вселенной, идею борьбы добра и зла, обожествление таинственных сил природы, культ предков, животных, солнца, огня. Единство трех звериных образов (птица - копытное животное -хищник), которым оперировали уже раннесакские художники, предназначалось для выражения идеи тройственной взаимосвязи элементов Вселенной. «В свете этнографических, лингвистических и мифологических данных сцены охоты и терзания оленя можно связать с солнечным культом, культом умирающего и воскресающего божества» (с. 75). Таким образом, заключает автор, художественные произведения, найденные в археологических памятниках Западного Забайкалья, отражают духовную сущность, мировоззрение и являются полисемантическими символами хуннского общества конца III в. До н.э. - I в. н.э., эпохи разложения первобытнообщинного строя и рождения нового классового общества.
А.А. Ковалёв (НИИ комплексных социальных исследований Санкт-Петербургского государственного университета, Санкт-Петербург) в статье «Император Китая в Хакасской степи» исследует надписи на черепичных дисках, найденных на руинах дворцового здания, исследованного археологами в 1940-1946 гг. недалеко от Абакана, так называемого Ташебинского дворца, с целью определить атрибуцию и датировку этого сооружения. Подробный анализ надписи, сопоставление с аналогичными надписями на монетах и черепичных дисках различных эпох, привлечение китайских источников позволяют автору сделать вывод о том, что дворец мог принадлежать китайскому императору Лу Фану, правившему в Китае в 27-40 гг. и пребывавшему на территории державы Хунну в этом качестве в пределах 27-29 гг.
П.Б. Коновалов (Ин-т монголоведения, буддологии и тибетологии СО РАН, Бурятский госуниверситет, Улан-Удэ) в статье «Происхождение и формирование погребального комплекса хун-
ну» рассматривает поставленную проблему в связи с общей проблемой изучения этногенеза и культурогенеза хунну. На основании данных древнекитайской историографии, пишет автор, можно говорить о том, что на пространствах к северу и западу от древних китайцев обитали и взаимодействовали между собой три главные этнические группировки - ху, жун и ди. Эти этнонимы берутся за основу исследования ранних этнических комбинаций на севере Китая, от них происходят такие названия, как хунну, дунху, жун-ди и другие. Материалы раскопок захоронений свидетельствуют о том, что археологический комплекс ранних хунну аккумулировал в себе разные традиции погребальных сооружений и обрядов, которые разные исследователи относят то к сакам, то к жун, то к ди, то к ху (дунху), что позволяет предполагать участие в генезисе хунну если не всех, то большинства названных компонентов, особенно ху, жун и ди. Анализ формирования хуннского археологического комплекса показывает, что в своей основе хунну по всей вероятности являются выходцами с территории бассейна реки Ляохэ, но в процессе и в результате своего расселения в западном направлении и тесного контакта с обитателями варварской периферии Северного Китая, вокруг и внутри великой петли реки Хуанхэ их культура приобрела тот облик, который выражен в богатом археологическом комплексе, сочетающем в себе разнородные черты, но органически сплавившем их в монолитную палеоэтнографическую культуру. Результаты раскопок хуннских погребений в Забайкалье и Монголии показывают, что хуннский погребальный комплекс эпохи велико-державия содержит в себе в том или ином сочетании почти все элементы конструкций могил Северного Китая и Южной Маньчжурии (погребальные комплексы Даодуньцзы, Таохунбала и Мао-цингоу, относящиеся к У11-У1 вв. до н.э.), в том числе и ниши в торцовой стенке ямы на уровне изголовья для помещения жертвоприношений. «Вся совокупность письменных источников и их исторических комментариев позволяет прийти к выводу, что именно благодаря многовековым контактам и смешению племен ху, жун и ди образовалось этнополитическое объединение Хунну, в результате чего китайскими историческими хрониками была зафиксирована дифференциация хуской общности на хунну и дунху, а намного ранее этого в историографической традиции различались: жун-ди и
шань-жуны как монголы, си-жуны как тибетцы, жуны как тангуты» (с. 126).
А.В. Харинский и А.М. Коростелев (Иркутский государственный технический университет, Иркутск) в статье «Западное побережье оз. Байкал в хуннское время (по материалам могильника Цаган Хушун-II)» констатируют формирование на западном берегу Байкала в конце I тыс. до н.э. елгинской культурно-исторической общности, одним из показательных элементов культуры которой выступает погребальный обряд (расположение умерших на боку с подогнутыми ногами, с головой ориентированной на юго-восток, с характерной каменной кладкой над захоронением). Подобный погребальный обряд начал формироваться в Южном Забайкалье в VIII вв. до н.э. на основе культурной общности, оставившей захоронения сотниковского типа. В III-II вв. до н.э. часть сотниковцев, мигрировавших в Предбайкалье, становится основой для формирования елгинской культуры. Вероятных причин подобной миграции было несколько, и одна из них связана с изменившейся в это время внешнеполитической ситуацией - складыванием в конце III в. до н. э. в Центральной Азии первой кочевой империи хунну. Хунну не пытались закрепиться на территории лесостепного Предбайкалья, занятой елгинцами, на что указывает отсутствие к западу от Байкала захоронений хуннской погребальной традиции. Свидетельств постоянного пребывания хуннских гарнизонов здесь также не обнаружено. Однако культурное влияние хунну на народы, проживавшие вблизи границ их державы, было значительным, на что указывают многие вещи хуннского происхождения, находимые на археологических памятниках елгинской эпохи Предбайкалья. Рассматривая крупнейший елгинский могильник в Приольхонье Цаган Хушун-II, авторы отмечают, что большая часть артефактов, обнаруженных на могильнике, относится к предметам хуннского круга -металлические детали костюма (пряжки, подвески, ажурные пластины), украшения (бронзовая подвеска с изображением хищника).
В сборнике содержатся также статья С. В. Данилова, А.И. Симухина и Н.В. Цыденова, исследующая черепицу из хуннского городища Тэрэлжин Дэрэвэлжин (Центральный аймак Монголии); отчет о последних исследованиях на Иволгинском городище (авторы Б.Б. Дашибалова, Д.А. Миягашев и Э.Б. Дашибалов); результаты раскопок на хуннском некрополе Шомбуузийн бэльчээр
в горах Монгольского Алтая (работа П.Б. Коновалова, Б.К. Миллера, Ж. Баярсайхана и др.); результаты обследования 2007 г. стоянки Тологой-VI (Иволгинский район Республики Бурятия) (автор А.И. Симухин); анализ кенотафа хуннского времени на памятнике Яломан-II в Центральном Алтае (А.А. Тишкин и С.С. Матрёнин) и работа Д. Эрдэнэбаатара об исследовании кургана хуннской знати Гол Мод-2.
О. Л. Александри
2012.04.033. РОЛЬ АРХЕОЛОГИЧЕСКИХ РАСКОПОК В XXI в. The role of the archaeological excavation in the 21st century // Archaeological dialogues. - Cambridge, 2011. - N 18 (1) - P. 1-58.
Ключевые слова: археологические раскопки; методы археологических исследований; спасательная археология; Европейская конвенция по охране культурного наследия.
Реферируемый выпуск журнала «Археологические диалоги» посвящен публикации материалов круглого стола «Зачем раскапывать?», проведенного в рамках 16-й ежегодной встречи Европейской Ассоциации археологов (Гаага, 2 сентября 2010 г.) и посвященного целям и задачам археологических исследований в современной мире. Выпуск содержит редакционное предисловие, а также тексты четырех крупных выступлений и нескольких более кратких реплик. Поставленная проблема обсуждалась участниками как с точки зрения теории археологической науки, а также ее методов, так и с точки зрения практических вопросов. В выступлениях освещалась специфика археологических работ в разных странах Европы, а также Азии, Африки, Северной и Южной Америки.
В редакционном предисловии «Роль археологических раскопок в XXI в.» обозначены основные проблемы, обсуждавшиеся затем участниками круглого стола. Это вопросы оптимального соотношения раскопок и иных методов археологии на современном этапе развития науки; проблема недостаточной публикации археологических данных и доступности документации о раскопках; вопросы планирования и финансирования археологических работ в современной экономической и политической ситуации.
Жан-Поль Демуль в статье «Мы все еще должны раскапывать - но не любой ценой» отмечает, что археология для общества
