CC BY
47
ИСТОРИЯ ФИЛОСОФИИ
2012.01.024-029. ХАЙДЕГГЕР И НЕОКАНТИАНСТВО. (Сводный реферат).
2012.01.024. STRUBE C. Einleitende Problemanalysen bei entwicklungsgeschichtlichen Untersuchungen zu Heidegger // Heidegger und der Neukantianismus / Hrsg. von C. Strube. - Würzburg: Königshausen & Neumann, 2009. - S. 1-14.
2012.01.025. ORTH E.W. Martin Heidegger und der Neukantianismus // Ibid. - S. 15-33.
2012.01.026. HOLZHEY H. Heidegger und Cohen. Negativität im Denken des Ursprungs // Ibid. - S. 35-49.
2012.01.027. STOLZENBERG J. Der Weg zum Selbst. Paul Natorp und der frühe Martin Heidegger // Ibid. - S. 51-74.
2012.01.028. BRACH M.J. Die Überschreitung des Transzendentalen. Zum Neukantianismus von Hermann Lotze, Heinrich Rickert, Emil Lask und seiner Wirkung auf Martin Heidegger // Ibid. - S. 75-92.
2012.01.029. CROWELL S.G. Die Heimatlosigkeit der Logik bei Lask und Heidegger // Ibid. - S. 93-107.
Значение неокантианства для развития философского учения Мартина Хайдеггера хорошо известно и тем не менее по-прежнему остается малоизученным. Сборник статей «Хайдеггер и неокантианство» призван заполнить некоторые существенные лакуны историко-философского поиска.
Клаудиус Штрубе в статье «Вводные размышления о проблемах исследования истории развития учения Хайдеггера» (024) показывает несколько подходов к анализу указанных в заглавии статьи проблем. Штрубе называет Карла Лемана в качестве первого историка философии, который в своей статье «Метафизика, трансцендентальная философия и феноменология в ранних сочинениях
Мартина Хайдеггера (1912-1916)»1 обратил внимание на значение неокантианской фазы у Хайдеггера. В книге Отто Пёггелера «Путь мысли Мартина Хайдеггера», вышедшей незадолго до этой статьи, в 1963 г., говорилось прямо обратное: Пёггелер не увидел значения неокантианства для становления философской мысли Хайдеггера. Штрубе полагает, что такое «невнимание» вызвано тем, что Пёггелер работал над своим исследованием из «универсально-исторической перспективы» (024, с. 2), которая была обозначена Хайдеггером в его предисловии к первому тому сочинений Ф. Ницше (1961) в том, что касается толкования метафизики как истории бытия и определения в этом контексте нигилизма. Исходя из этой перспективы, Пёггелер в своем изложении - первом общем изложении философии Хайдеггера - создал у читателей впечатление, будто бы «маленького» отрезка неокантианства в мыслительном пути Хайдеггера не хватит даже для отдельной главы. К тому же и сам поздний Хайдеггер в том, что касается «бытийно-исторического генезиса понятия ценности», окончательно распрощался с философией ценности.
К. Леман, однако, с опорой на источники, существенно проясняющие картину становления философских взглядов Хайдеггера, показывает, что Хайдеггер на том раннем «неокантианском» этапе обращался не к онтологическим, а к теоретико-познавательным вопросам: «Даже проблема категорий рассматривается [им] как теоретико-познавательная проблема. Это опять же означает, что Хайдеггер, по крайней мере в методологическом определении собственно философских вопросов, занимал сторону современной философии» (024, с. 5). Поэтому он искал для своей уже определившейся базовой позиции современное объяснение и нашел его в «критическом реализме» Освальда Кюльпе. Леман отчетливо показал, что наряду с «прорисовкой бытийно-исторического мышления Хайдеггера имеет смысл и историко-философское исследование ранней истории его развития» (024, с. 6). Подобную позицию занял и другой исследователь - Манфред Брелаге, ученик Ханса Вагнера
1 Lehmann K. Metaphysik, Transzendentalphilosophie und Phänomenologie in den ersten Schriften Martin Heidegger (1912-1916) // Philosophisches Jahrbuch. - Freiburg, 1963/1964. - N 71. - S. 331-357.
и Хайнца Хаймзёта1. Он также утверждал, что для «более поздней концепции Хайдеггера - фундаменальной онтологии как экзистенциальной аналитики здесь-бытия - учение Риккерта не имело значения, а вот учение Ласка, напротив, имело» (024, с. 7). Чтобы показать, что нет ничего невероятного в связанности понимающей фундаментальной онтологии с антипсихологистским объективизмом Ласка, Брелаге анализирует изменение в позиции Ласка перед началом Первой мировой войны и выясняет, что в объективизме Ласка, находившегося в то время под влиянием работ Зиммела и Бергсона, большое место завоевала «жизненная субъективность». Правда, Брелаге не говорит, когда Хайдеггер узнал об этом концептуальном «сдвиге». В 1924 г. вышел третий том «Собрания сочинений» Ласка с соответствующими работами из архива погибшего на фронте Первой мировой философа. «Этого было достаточно, - полагает Штрубе, - чтобы учесть этот "сдвиг" Ласка при работе над "Бытием и временем"» (024, с. 8). Третий подход был предложен Конрадом Хобе, который в своей работе «Между Риккертом и Хайдеггером. О перспективе мышления Эмиля Ласка»2 сравнил Риккерта, Ласка и Хайдеггера исключительно с точки зрения их теорий суждения. Для Риккерта проблема суждения заключается только в вопросе о том, в чем имеется основание для связи представлений в суждение. Причем представления он рассматривает как данные. Вопрос имеет тот же комплекс представлений, что и суждение. «Лишь когда к представлению добавляется акт утвежде-ния или отрицания, возникает суждение и познание. Акт утвежде-ния означает признание этой связи. А так как мы можем только относительно требований выступать как соглашающиеся или признающие, то то, что признается, т.е. утверждается в суждении, должно находиться в сфере долженствования. А так как долженствование, в свою очередь, не принадлежит к области того, что есть, то оно независимо (трансцендентно) по отношению к познающему субъекту» (024, с. 9-10). Суждение, по Риккерту, имеет, таким образом, две составные части: данные представления, с одной сторо-
1 См.: Brelage M. Studien zur Transzendentalphilosophie. - Berlin, 1965. - XI,
256 S.
2
Hobe K. Zwischen Rickert und Heidegger. Versuch über eine Perspektive des Denkens von Emil Lask // Philosophisches Jahrbuch. - Freiburg, 1971. - N 78. -S. 360-376.
ны, и непредставимая часть - с другой. Это разделение казалось Ласку слишком искусственным. То, в чем Риккерт видел данность представлений, Ласк увидел структуру суждения. Ведь представления функционируют в суждении как субъект и предикат. Они указывают друг на друга и выражают тем самым изначально присущую представлениям позитивную или негативную принадлежность друг к другу. Но если теперь снова предмет оказывается критерием для решения в суждении, то можно заключить, что таким образом Ласк снова приближается к теоретико-познавательному реализму, который Риккерт считал преодоленным. Для характеритики контраргумента Ласка Хобе выбирает выражение, которое кажется предвосхищением решения позднего Хайдеггера. Это определение предмета как имманентного Логосу, находящегося всегда в истине и одновременно «по ту сторону» суждения, т.е. предмета, который «есть собственно истинное» и «фундирующее истину суждения» (024, с. 10). Концепция Ласка «имманентного Логосу предмета», по Хобе, «сравнима с феноменологическим обнаружением Хайдегге-ром первоначального измерения, а именно - открытости здесь-бытия, или мира» (024, с. 10-11). То, что Хобе сравнивает «открытость» с «имманентностью Логосу», связано с тем, что он открытость здесь-бытия, т.е. его открытость миру, считает теоретической посылкой. Но для Хайдеггера было уже с 1919 г. очевидно, что теоретическое не может быть первоначальным, поскольку теоретическое само требует обоснования. Первоначальное следует искать, скорее, в дотеоретической или лучше в нетеоретической сфере. В действительности, Хайдеггер заимствовал у Ласка концепцию имманентности Логосу или, как он ее сам называл, «мысль имманентности», но переместил ее в дотеоретическую сферу: «это мыслимое как исполнимое в-мире-бытие» (024, с. 13). Таким образом, влияние очевидно, но не в форме некоего заимствования, или тождества. О «влиянии» можно говорить только тогда, когда объект влияния дает свой собственный ответ. Приведенные примеры уже достаточно ясно показывают, что историко-философский тезис о разрыве с неокантианством не выдерживает критки.
Эрнст Вольфганг Орт в своей статье «Мартин Хайдеггер и неокантианство» (025) также обращается к распространенным среди историков философии представлениям о том, что Хайдеггер в своих сочинениях, опубликованных после защиты диссертации и
габилитации, начиная с «Бытия и времени» (1927), «вступает в совершенно иной философский мир, ничего общего не имеющий с господствовавшим еще в 1920-е годы неокантианством» (025, с. 15). И, кажется, прежде всего фрайбургская вступительная лекция «Что есть метафизика?» (1929) отстоит весьма далеко от неокантианства, да и вообще от «привычного разумного философствования... Еще и сегодня мы воспринимаем хайдеггеровское мышление как решительный выпад против академического философствования XIX и ХХ столетий, причем то, чему Хайдеггер себя противопоставляет, едва ли, кажется, можно обнаружить у самого Хайдеггера, потому что он все старое и привычное оставил далеко позади и попытался начать сначала по-своему» (025, с. 15). Против этого распространенного мнения и выступает Орт в своей статье. Он отстаивает тезис, согласно которому «Хайдеггер, напротив, развивал свои мысли в тесной связи с неокантианством и при этом обладал отчетливейшим представлением о внутреннем многообразии неокантианского движения» (025, с. 15). Вопрошания и ответы, которые давало неокантианство, способствовали формированию у него глубочайшего понимания единства философии XIX и ХХ столетий. Неокантианство было для него парадигмой современнейшего уровня философского исследования и вело его за узкие рамки того, что традиционно зовется неокантианством. Последнее можно проследить по ранним лекциям Хайдеггера, прочитанным им с 1919 по 1923 г.1, т.е. еще до марбургского периода.
Предпосылкой связи Хайдеггера и неокантианства следует считать, полагает Орт, не только непосредственный контакт с Генрихом Риккертом во Фрайбурге, но и влияние Дильтея, причем в трех аспектах. 1. Дильтей подготовил для Хайдеггера «основную позицию», на которой была выстроена в свою очередь феноменология Гуссерля. У Хайдеггера появляется для обозначения этой позиции специальное понятие: «феноменологично-критически», или «критически-феноменологично» (025, с. 16). 2. Дильтей представляется Хайдеггеру, по мнению Орта, как лучший неокантианец, поскольку Дильтей в своем проекте «Критика исторического разума» углубил и даже расширил кантовское понятие познания и
1 См.: Heidegger M. Gesamtausgabe. 2. Abteilung. - Frankfurt a.M., 1987. -Bd. 56/57.
тем самым встал на пусть переформулирования кантовского и неокантианского понятия субъекта, что вело его к «здесь-бытию». Кроме того, Хайдеггер наблюдал конкретные мотивы философствования Дильтея (а также Брентано) у баденских неокантианцев - у Виндельбанда и Риккерта - непосредственно в работе. 3. Как решающий момент для хайдеггеровского подхода к философии можно рассматривать подчеркивание Дильтеем современной задачи философии, «т.е. ее неизбежной актуальности, в которой настоятельно обнаруживается нужда в аутентичности человеческой ориентации» (025, с. 17).
Анализ ранних лекций Хайдеггера (1919-1923) позволяет Орту сформулировать ряд тезисов, раскрывающих особенности отношения Хайдеггера к неокантианству. Во-первых, «Хайдеггер был прекрасно знаком с философскими направлениями неокантианства». Во-вторых, «неокантианство для него - парадигма серьезного современного философствования, в котором сконцентрированы важнейшие философские проблемы эпохи». В-третьих, «неокантианство для Хайдеггера - исходная сфера для того, что он называет пранаукой, которая сначала находит свое собственное основание, разумеется, в гуссерлевском понятии феноменологии». И в-четвертых, «первоначальное развитие собственных идей совершается у Хайдеггера в полемике с неокантианскими концепциями» (025, с. 18). Далее Орт показывает характерные реакции на неокантианские идеи в наиболее известных хайдеггеровских сочинениях, причем эти реакции нашли свое выражение в трех общеизвестных формулах:
1. «Наука не мыслит»1.
2. «Ибо вопрошание есть благочестие мысли»2.
3. «Почему вообще есть сущее, а не, наоборот, ничто?»3
При простом назывании эти формулы кажутся специфически
хайдеггеровскими и по отношению к неокантианству совершенно новыми. Однако, как полагает Э.В. Орт, первое высказывание
1 Хайдеггер М. Что значит мыслить? (1954) // Хайдеггер М. Разговор на проселочной дороге. Избранные статьи позднего периода творчества: Пер. с нем. -
М., 1991. - С. 137.
2
Хайдеггер М. Вопрос о технике (1953) // Хайдеггер М. Время и бытие:
Статьи и выступления: Пер. с нем. - М., 1993. - С. 238.
3
Хайдеггер М. Что такое метафизика? (1929) // Там же. - С. 26.
вполне могло бы стоять и в неокантианском тексте. То, что в этом предложении вовсе и нет речи о поношении отдельных наук, объяснил уже сам Хайдеггер. Мышление в смысле философского во-прошания о возможности (отдельных) наук и других форм ориентации в мире остается в ведении философии, а точнее, философской точки зрения, которая, конечно, может оказаться востребованной и в исследовательской работе представителя отдельной науки. Таково основное убеждение любого неокантианца. Раздумья об определении физики, например, т.е. о границах этой науки, больше не являются задачей самой физики, а только философии. Так думал и Риккерт, когда работал над проблемой границ образования научных понятий. Никто другой, но именно Г. Коген так выразительно подчеркивал самостоятельность мышления как «чистого мышления». Он же, подобно Хайдеггеру, ссылается на положение Парменида о характерном единстве мышления и бытия.
Вторая формула Хайдеггера, в отличие от первой, уже совершенно не соответствует неокантианству, в том числе и стилистически. Говорить в связи с этим о «благочестии» неокантианец бы не стал. Но он вполне мог бы заговорить об этосе вопрошания. «Методологическое значение "вопроса" играет для Канта и неокантианцев решающую роль. "Вопрос" для неокантианцев - это прекрасная и вместе с тем обязывающая возможность человека по сути истолковать свое понимание себя и мира. Правда, у них, как правило, отсутствует выражение той экзистенциальной озабоченности, которая характерна для хайдеггеровской формулы» (025, с. 22-23). Похожий тон можно, однако, встретить в посмертно опубликованных лекциях Наторпа, читанных им в 1922/23 г. Вопрошать для Наторпа значит «искать смысл, сожалеть о его отсутствии»1.
Что касается третьей формулы, Хайдеггер не собирался давать ответ на этот вопрос, но это еще не делает его бессмысленным. Вопрос Хайдеггера о том, почему вообще есть сущее, открывает для Хайдеггера другой, весьма важный вопрос о самом бытии, вопрос о смысле бытия, о чем задумывались еще неокантианцы и прежде всего Наторп, а также предтеча неокантианства, философ XIX в. Р.Г. Лотце (025, с. 24).
1 Natorp P. Philosophische Systematik: Aus dem Nachlaß hrsg. von H. Natorp. -Hamburg, 1958. - S. 21.
Хельмут Хольцхай в своей статье «Хайдеггер и Коген. Негативность в мышлении первоначала» (026) обращается к более специальному вопросу мыслительной работы обоих философов - Хай-деггера и Когена. Они никогда не встречались лично. Когда в 1918 г. в Берлине умер 76-летний Коген, 29-летний фрайбургский приват-доцент Хайдеггер был еще неизвестной фигурой в академическом мире. У Хайдеггера, который защитил диссертацию у Артура Шнайдера и Генриха Риккерта, вряд ли была причина интересоваться основателем Марбургской школы неокантианства, который в конце жизни выступал как главный представитель либерально-религиозного иудаизма. Иными были обстоятельства, определявшие отношения между Хайдеггером и П. Наторпом, который долгие годы был коллегой Когена, жил в Марбурге и преподавал до выхода на пенсию в 1922 г. На его место был избран Николай Гартман, который, однако, уже в 1925 г. получил кафедру в Кёльне и покинул Марбург. В 1922 г. Хайдеггер получил в Марбурге место экстраординарного профессора, а в 1925 г. - ординарного профессора, сменив на этом месте Н. Гартмана.
Во Фрайбурге в летний семестр 1919 г. Хайдеггер читает лекцию «Феноменология и трансцендентальная философия ценности», которую он посвящает истории проблем и критике философии ценности Баденской школы. Он указывает при этом на опубликованную в 1871 г. книгу Когена «Кантовская теория опыта», на работу Дильтея «Жизнь Шлейермахера», первый том которой вышел в 1870 г., и на сочинение Брентано «Психология с эмпирической точки зрения» (1874). Все эти книги, по мнению Хайдеггера, определили философское развитие Виндельбанда, а тем самым и современную ему философию ценности. Книга Когена стала, по мнению Хайдеггера, эпохальной и придала всему развитию неокантианства импульс и ясное направление1. Однако насколько известно, Хайдеггер не занимался подробно исследованием и критикой систематической философии. Его интерес к «первоначалу» теоретического, т.е. к «дотеоретической пранауке» привел его к критическому рассмотрению психологии Наторпа, а именно - «к критике наторповского реконструктивного метода в понимании
1 Heidegger M. Gesamtausgabe. 2. Abteilung. - Frankfurt a.M., 1987. -Bd. 56/57. - S. 140.
субъективного». Этот метод Хайдеггер отверг «из-за примата [в нем] "объективации" как теоретического конструкта» (026, с. 37).
Х. Хольцхай находит также известную параллель между Хайдеггером и Когеном в том, что касается факта и фактичности -факта математического естествознания (Коген) и фактичности здесь-бытия (Хайдеггер). Для Когена указанный факт - «не голый и грубый факт, но само познание, причем познание не как психическое или социальное событие, а как пропозиционально артикулируемая истина. Коген исходит из того, что научное познание обладает своей достоверностью, оно действительно. С этой действительностью имеет дело философское исследование» (026, с. 39). Факт интеллигибелен, в противном случае дальнейшие вопросы были бы бессмысленны. Как подходит к такому факту трансцендентальный философ? Он задает вопрос об условиях достоверности или действительности (значимости, Geltung) научного познания и о его «правовом основании». Например, вопрос об условиях отношения познания к реальности. Тот, кто не может обеспечить связь с реальностью через непосредственные данности - такие, как ощущения, должен обосновать ее иначе, если вообще может обосновать. Коген понимает реальность как категориальное определение, как «мыслительное средство». Проблема реальности касается оправдания положения «нечто вообще». Это положение означает: «Начало оправдано, первоначало обозначено, все (die Sache) начинается не случайно»1. Хорошо видно, пишет Хольцхай, что «речь идет не о внутринаучных проблемах, а о философском познании научного познания, предпосланного как факт» (026, с. 40). Для Когена существует взаимный обмен между философом и ученым. Ученый, такой как Ньютон или Галилей, Фарадей или Герц, работают с определенными базовыми понятиями: масса, сила, пространство, время и т.п. Они отдают себе отчет в том, что имеют дело со «спекулятивным элементом». Философ не может довольствоваться простым использованием этих понятий, хотя он и держится по-философски прозрачно составленной истории науки. К метафизической дедукции категориальных основоположений нашего познания Коген относится скептически. Однако философское исследование с обна-
1 Cohen H. Jubiläumsbetrachtungen // Cohen H. Schriften zur Philosophie und Zeitgeschichte / Hrsg. von A. Görland und E. Cassirer. - Berlin, 1928. - Bd. 1. - S. 414.
ружением и установлением систематического порядка априорных элементов сознания еще не достигает своей цели. Ему требуется трансцендентально-методологическое «удостоверение» в том, что эти элементы «необходимы и достаточны, чтобы обосновать и укрепить факт науки»1. Этот вопрос Коген рассматривал в своей книге «Логика чистого познания», где вместо теории науки Коген разработал, в действительности, тезис о том, что все определения бытия есть результаты чистого мышления. Он проводит таким образом деонтологизацию философских понятий знания и науки. Цель, которой она служит, Коген называет «идеализмом логики».
Но и Хайдеггер, полагает Хольцхай, ставит философский вопрос о факте. Конечно, этот факт - не теоретическое научное познание, но вместе с тем это «рассудочный» факт - факт интеллигибельный, т.е. доступный философскому вопрошанию. Лекции, прочитанные в 1923 г. летним семестром и объявленные сначала как «Логика», а затем как «Онтология», имели собственный заголовок, данный им Хайдеггером, - «Герменевтика фактичности». То есть место теории познания заняла герменевтика. Выражение «фактичность» должно обозначать бытийственность нашего собственного существования, т.е. «бытийственность человека - человека, как он предпослан философскому вопросу "Что есть человек?" Под фактичностью имеется в виду то, что есть всякий раз этот, т.е. индивидуальный, человек, к которому относится вопрос. Фактическое далее характиризуется здесь-бытием» (026, с. 41). Однако ни Коген, ни Хайдеггер не ограничивался методологическим анализом факта. У Когена философский анализ находит свое развитие в исследовании вопроса о первоначале указанной выше интеллиги-бельности факта. Этот вопрос специфицируется в проблеме предпосылки, ведь факт научного познания предпослан. Сам факт в философском дискурсе объясняется его предпосылочностью. Эта предпосылка является предпосылкой мышления. Предпосылка квалифицирует мышление как первоначало познания. Как она это осуществляет?
Х. Хольцхай полагает, что исторически Коген связывает это осуществление предпосылки с сократическим вопросом: «Что
1 Cohen H. Kants Theorie der Erfahrung. - 3. Aufl. // Cohen H. Werke / Hrsg. von H. Holzhey. - Hildesheim, 1987. - Bd. 1.1. - S. 108.
есть?» и объясняет его «как предпосылочное основоположение (гипотезис) и первоначальную деятельность мышления» (026, с. 46). Другими словами, речь идет о первоначале познания в мышлении. Вопросительное местоимение «что» ориентирует на «нечто»: познание - это всегда познание о «нечто». «Логическое значение» вопроса состоит в том, чтобы быть «рычагом первоначала». «Деятельность вопрошания образует также "основание суждения", в котором манифестирует себя познание» (026, с. 46). Суждение, или производство содержания, будучи вопросом, еще не завершено, но, говоря метафорически, оно уже вступило на этот путь. Этот путь (первоначало нечто как суждение) - это только «обход ничто». Таким образом, полагает Хольцхай, вопрос имплицитно содержит в себе первоначальную операцию негативности. «Если "путь" к "нечто"не может исходить от "нечто", если он должен, более того, отворачиваться от "нечто", то остается только "ничто"» (026, с. 47). «Суждение первоначала» у Когена артикулирует порождающую функцию отношения к «ничто». Этим суждением порождается определяемое. К этим размышлениям Когена примыкает вопрос, сформулированный Хайдеггером в лекции 1929 г. «Что такое метафизика?»: «Почему вообще есть сущее, а не, наоборот, ничто?» - вопрос, о котором уже шла речь в статье Э.В. Орта. Хольцхай полагает, что это, однако, не вопрос о смысле бытия, но вопрос об опыте, а точнее - об «опыте страха» (026, с. 48).
Юрген Штольценберг в своей статье «Путь к самости. Пауль Наторп и ранний Мартин Хайдеггер» (027) анализирует преимущественно тексты ранних фрайбургских лекций Хайдеггера, в которых подробно обсуждается и критикуется философская позиция П. Наторпа. «Причины для этого амбивалентны. С одной стороны, Хайдеггер не мог не оценить высоко наторповские усилия по созданию наброска философской теории, дающей последнее обоснование, а с другой - Хайдеггер так представляет работу Пауля На-торпа, что в ней соединяются решающие систематические мотивы, которым он пытался противопоставить свой собственный концепт нового обоснования философии» (027, с. 51). Систематические мотивы у Наторпа - это прежде всего допущение им «чистого я» в контексте его теории сознания, а также до конца сохранявшееся притязание на обоснование системы философии. Если учесть, что Эдмунд Гуссерль в своих «Идеях к чистой феноменологии и фено-
менологической философии» (1913) присоединился к наторпов-скому допущению «чистого я», а феноменологию понимал как универсальную конститутивную теорию, то можно предположить, что критика, которую Хайдеггер направлял против Наторпа, была адресована также и Гуссерлю.
Маркус Брах в своей работе «Выход за пределы трансцендентального. О неокантианстве Германа Лотце, Генриха Риккерта и Эмиля Ласка и их влиянии на Мартина Хайдеггера» обращается к основному философскому вопросу: «Что есть истина?» Это одновременно и главный вопрос любой теории познания. Сопутствующий ему вопрос - это вопрос о том, как вообще возможна истина, а также теория истины. Или из-за необходимой самопредикации такой теории от нее следует отказаться? А может быть, «проблема состоит в том, что истина должна быть, а теория может быть?» (028, с. 75). Брах реконструирует, таким образом, одну традицию, которая должна показать, что условия возникновения хайдеггеров-ской философии, в которой вопрос об истине занимает одно из центральных мест, определяются, по существу, продуктивным восприятием неокантианской философемы и поднятых в этом течении вопросов. Речь не идет о том, чтобы поставить под сомнение оригинальность хайдеггеровского философствования. Необходимо раскрыть исторические и духовные основания, которые позволят признать его философию последовательным ответом на подлинно философские вопросы его времени.
Стивен Гэлт Кроуэл в своей работе «Безродность логики у Ласка и Хайдеггера» (029) задается вопросом, «чего достиг Хай-деггер на своей метафилософской тропе?» (029, с. 94). Он показывает, что Хайдеггера волновала «безродность» логики в географии наук. Логику он воспринял от своих неокантианских и неосхоластических учителей. Публикации из его «годов учения» демонстрируют, что путь к вопросу о бытии и особенно к центральной мысли об онтологическом различии между бытием и сущим ведет через теорию логики, через рефлексию о том, что такое логика как таковая и как возможно познание «предмета логики». Его сочинения этого времени документируют, кроме того, что Хайдеггер многим обязан своим неокантианским учетелям и коллегам Генриху Риккерту и Эмилю Ласку. Ласк понимал трансцендентальную логику как «самоосознание и "самосознание" самой философии». Его
понимание открыло юному Хайдеггеру начальное проблемное поле, а также предоставило много понятийных средств, которые позднее послужили формулировке онтологического различия. Нити, которые ведут от ранних метафилософских рефлексий Хайдег-гера к «Бытию и времени», - это понятие смысла и его развития, которое можно схематически представить следующим образом. Сначала Хайдеггер перенял у Ласка те элементы логики последнего, которые дают представление о логике как теории смысла. Позднее Хайдеггер начал осознавать, что смысл - не «темное междуцарствие сущего»1, и что он вообще не принадлежит к области сущего.
Таким образом, завершая рассмотрение статей, посвященных анализу влияния неокантианства на М. Хайдеггера, ради исторической справедливости нужно сказать, что неокантианство простирается гораздо дальше, чем того кому-то хотелось.
Н.А. Дмитриева
2012.01.030. ВАПЛЕР Ф. ЦЕННОСТИ И ПРАВО. ИНДИВИДУАЛИСТИЧЕСКИЕ И КОЛЛЕКТИВИСТИЧЕСКИЕ ИНТЕРПРЕТАЦИИ ПОНЯТИЯ ЦЕННОСТИ В
НЕОКАНТИАНСТВЕ.
WAPLER F. Werte und das Recht. Individualistische und kollektivistische Deutungen des Wertbegriffs im Neukantianismus. -Baden-Baden: Nomos, 2008. - 282 S. - (Studien zur Rechtsphilosophie und Rechtstheorie; Bd. 48.)
В своем монографическом исследовании д-р Фридерика Вап-лер анализирует различные модели функционирования понятия ценности в философии права. Отправным пунктом исследования выступает проблема ценности и ее понимание в двух наиболее авторитетных и наиболее активно дискутируемых в немецкоговорящем пространстве еще и сегодня философско-правовых концепциях ХХ в. - Густава Радбруха (1878-1949) и Ханса Кельзена (18811973). «Кельзен в своем учении о чистом праве исследует понятие права вне политических и этических оценок. Радбрух в своей философии права выступает за такое рассмотрение права, которое де-
1 Quine W.V.O. Two Dogmas of Empiricism // Quine W.V.O. From a logical point of view. - New York, 1961. - P. 22.
