CC BY
41
ИСТОРИЯ ФИЛОСОФИИ
2011.04.052. АНДРЕЕВА И.С. ПОДВОДЯ ИТОГИ ХХ ВЕКУ: НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ О ЖИЗНИ И ТВОРЧЕСТВЕ В.Ф. АСМУСА. (Аналитический обзор).
Валентин Фердинандович Асмус (1894-1975) - ученый и учитель - эталон философского знания советского времени. Память о нем живет в работах, принадлежащих не только ему, но и его коллегам, ученикам и почитателям. В 2001 г. был опубликован сборник воспоминаний об Асмусе (8). В 2010 г. в серии «Философия России второй половины ХХ века» в фундаментальной работе об Асмусе (существенные фрагменты из нее реферируются в данном обзоре: см.: 2, 6, 8, и др.) наряду с обширными мемуарами и поэтическими посвящениями опубликованы воспоминания самого ученого о детских и университетских годах, письма к нему, некоторые его ранние статьи, а также рецензии на них, впервые позволяющие увидеть за щитом его замкнутости в «великом пленении марксизма» яркого и независимого мыслителя (13). Завершается этот коллективный труд подробной библиографией. Творчество Асмуса для многих поколений молодых людей - компас на пути осмысления мира, в котором они живут. В последние годы книги Асмуса активно издаются и пользуются немалым спросом.
В предисловии редакторы новейшего труда об ученом (15) подчеркивают, что никакие «абстрактные определения и общие рассуждения о сталинизме, тоталитарном режиме, идеологическом диктате, железном занавесе и пр. не могут передать атмосферы той эпохи, состояния человека, непосредственно вовлеченного в переживание тех страшных событий. Сообщения о конкретных деталях, фактах, переживаниях людей того времени, сохранившиеся в воспоминаниях, переписке, документах и других письменных данных имеют огромное значение» (15, с. 5-6). Сохранившиеся свидетельства необходимы в наши дни тем более, что без них содержание
некоторых обычаев прошлого, даже малых повседневных событий, либо их нюансов может показаться неправдоподобным, останется непонятным. И даже современные реалии, оторванные от прошлого, могут быть истолкованы неверно. Сегодня можно не страшиться преследований за прощальные слова, сказанные у могилы друга и великого поэта, за приглашение на панихиду священника для почившего профессора МГУ либо за адекватное и свободное обнародование собственных идей или «непозволительных» размышлений.
К сожалению, современники той бурной эпохи оставили о мыслителе мало воспоминаний. В новейшей книге представлены воспоминания его учеников, ставших его коллегами - докторами, членкорами Академии наук и даже академиками. Большую ценность имеют воспоминания ныне здравствующих учеников предвоенного поколения (В.В. Соколова, Т.И. Ойзермана, Б.В. Бирюкова, А. Л. Субботина). Воспоминания мыслителя и другие свидетельства тем более полезны, что свидетельствуют о плодотворности трудов ученого и содержательности эпохи, в которой он жил.
Авторы предисловия полагают, что исследователи, не находя в прошлом ничего полезного, «выбрасывают из ванны и ребенка». Авторы не избегают сомнений в том, что современная молодежь из огромного спектра открывшихся сегодня перспектив «выберет разумное, доброе, вечное, а не какой-нибудь новомодный и легковесный "изм"» (15, с. 7). Но все же авторы надеются, что только память о нашей истории, о нашем культурном достоянии и о людях прошлого удержит нас на краю бездны. Серия «Философия России второй половины ХХ века» призвана актуализировать внимание к драматическим перипетиям российской духовной жизни, от которой нам осталась, несмотря на гонения и трудности, вера в торжество истины, добра и красоты.
В.Ф. Асмус вырос в старой России, получил образование в Киевском университете в годы Гражданской войны. Отец будущего философа Фердинанд Генрих Вильгельмович Асмус, чей прадед был родом из германского княжества Вюретемберг, прибыл в Петербург и записался в цех кондитеров. В следующем поколении семья впала в бедность. Дед переехал в Киев, а отец будущего философа вынужден был покинуть средние классы гимназии и начать трудовую деятельность счетоводом на Бельгийских заводах (стеклянном, бутылочном и химическом) в донбасском селе Константи-
новке. Мать Валентина Фердинандовича Пелагея Ильинична Ти-щенко при рождении сына подарила ему православие (в то время вероисповедание младенца записывалось по матери).
Семья, в которой сложились мировидение и характер Валентина Фердинандовича, по нынешним временам может казаться образцово-показательной. В воспоминаниях Валентина Фердинандо-вича о детстве нет ни единого темного пятнышка. Он пишет об отце как о главе семейства: слово отца в решении даже малых дел было решающим, отцовский авторитет в глазах матери и детей был безусловным, но «стратегом» и «тактиком» семьи выступала мать. В семье царили мир между родителями и любовь, транслируемая на детей. Братья были дружны друг с другом, и их дружелюбие распространялось не только на родителей, но и на все их окружение. Дружба выражает полное единодушие интересов - в учении, чтении, играх. Детям привили любовь к музыке, пробудили интерес и постоянную потребность к чтению художественной и популярно-образовательной литературы (3). Как результат - любознательность и тяга к новому, систематичность и усердие в учении, уравновешенный твердый характер, впоследствии - упорядоченность и логичность в быту, в служении науке и в обучении студентов многих поколений и специальностей, твердость нравственной позиции, преданность и любовь к родным, друзьям и близким.
Все, что было заложено в детстве, откликнулось в юности при выборе жизненного пути. Так, в раннем подростковом возрасте Валентин Фердинандович, ночуя в степи, впервые увидел звездное небо и, долго наблюдая перемещение звезд, пришел к выводу об их движении вокруг земли. Сам того не ведая, Асмус повторил открытие Анаксимандра, первооткрывателя кажущегося движения звезд вокруг земли. Интерес к астрономии сохраняется всю жизнь на достаточно высоком уровне. Во время полного солнечного затмения, наблюдаемого в августе 1914 г. в Киеве, группа молодых киевских физиков пригласила Асмуса участвовать в посекундном наблюдении за моментом начала перемещения тени (2, с. 287-290). В 1924 г. уже сложившимся историком философии Асмус отправил в правительство просьбу предоставить ему возможность наблюдать звездное небо в телескоп, полученный из Германии. По некоторым сведениям, в добывании телескопа принимал участие сам народный комиссар В.М. Молотов. Обучаясь в киевском реальном учи-
лище (на семейном совете решили, что детей следует готовить к учебе в политехническом институте на инженеров), В.Ф. Асмус овладел латынью и живыми европейскими языками. На уроках русского языка, решая синтаксические задачи, он познакомился с формами мышления, которые «обеспечили» ему путь к логике (4, с. 279). В годы обучения братья обитали в доме дяди, руководителя одного из отделов большого книжного магазина. Благодаря этому к услугам Асмуса была библиотека (он посещал также и городскую библиотеку), и в старших классах он оказался очень начитанным в новейшей литературе и журналистике. Также Асмус ознакомился с рядом философских сочинений: сначала с произведениями Спинозы, затем Декарта, Локка, Канта, Шопенгауэра и Ницше. Примечательно, что восторженные отзывы Шопенгауэра о Платоне и Канте пробудили у В.Ф. Асмуса интерес, а затем и любовь к их учениям.
По окончании училища (1914) В.Ф. Асмус получал образование на историко-филологическом факультете Киевского университета на отделении германо-романской филологии (философское отделение открылось позже). Философское образование в этом университете занимало скромное место. Асмус слушал у В.В. Зеньковского курсы по философской психологии (так состоялось знакомство со взглядами Гуссерля, Мейнонга, Фрейда и Юнга) и логике, а у А.Н. Гилярова «Введение в философию» и обширный курс по истории зарубежной философии, основное внимание в котором занимала античная философия. Курсы по истории русской и восточной философии отсутствовали, марксизм просто не замечали. За конкурсное сочинение «Зависимость Л.Н. Толстого от Спинозы в его религиозно-философских воззрениях» (1918) Асмус получил высокую оценку от В.В. Зеньковского, который принял позицию автора о вероятной неправомерности сопоставления этих мыслителей, но одобрил проведенное их сравнение, тезис об аналогичности их эволюции. В заключение рецензент высоко оценил тонкое историческое чутье автора, «достойного не только золотой медали», а его статью рекомендовал напечатать в Университетских Известиях (4, с. 340-341).
В.Ф. Асмус закончил университет в 1919 г. Во время Гражданской войны Киев неоднократно переходил из рук в руки - красных, белых, петлюровцев, поляков, немцев, зеленых. В сентябре 1919 г., когда Киев заняла армия Деникина, возник еженедельник
«Жизнь», участниками которого были объявлены Асмус, Мандельштам, Эренбург и др. Во втором номере еженедельника была опубликована статья Асмуса «О великом пленении русской культуры» (см.: 6). «Ключевые идеи автора не потеряли значения до сего дня... В удачно найденном термине "пленение", найденном для заглавия, - указывают авторы вводных заметок к статье М.Н. Громов и Н.А. Куценко, - выражена идея не простого "плена", а церковнославянского "пленения", напоминающего о вавилонском пленении еврейского народа и ордынском - русского как выражения скорби о трагизме происходящего, так и о надежде на грядущее избавление» (13, с. 350).
Материалистический монизм стремится понять развитие духовной культуры как результат слепого механического взаимодействия материальных сил. Асмус называет такое стремление обольщением и усматривает его истоки в успехах естественно-научного знания, превратившего «рабочую гипотезу» как допущение в рассмотрении материального мира в грёзу о его всеобладающем воздействии на космос и человеческую культуру. В этом состоит суть физицизма ХУ11 в. Естествознание Х1Х в. в надменной воле пошло еще дальше и распространило власть материальных сил на все громадное напряжение мыслительной энергии, якобы не обладающей истинным бытием. Маркс стал великим соблазнителем, превратившим духовное творчество в нечто вторичное, в производную реальность второго порядка. Поселившись на развалинах иных идеологий, она приняла черты своеобразной религиозной секты -метафизической по существу и догматической по методу. Тем самым эта реальность явила себя как скорбное учение о культурном процессе, от которого веет зноем восточного фатализма в сочетании с рационализмом современного естествознания.
Асмус положительно оценивает усилия Бергсона, Риккерта, Ласка и др. построить индивидуальный и культурный опыт на анализе феноменов культурного творчества, родственного самобытной традиции русской религиозной философии. Из этих соображений Асмус отвергает исходную точку коммунизма - принятие «пролетарских» ценностей на базе механистической теории экономического материализма, основанных на ненависти и классовой нетерпимости великого темного народа к созданной его лучшими гениями великой светлой культуре. «Так сложилась беспредельная
в своем фаталистическом оптимизме вера - не в чудо (ибо чуда нет в том, что неотвратимо идет из лона материальной ответственности бытия), не в творчество - ибо нет творчества в том, что механически порождается извне, но в "разумное", отвечающее реальным условиям экономической действительности "устройство" культурного творчества» (6, с. 367). Только учитывая этот момент, можно понять ужасающую бездарность всех этих бесчисленных «пролет-поэтов», «пролетхудожников», «пролетмузыкантов, жадной саранчой истреблявших серые страницы советской бумаги, а также... советские кредитные билеты» (6, с. 358).
Важно также помнить, что применения волевой активности была лишена даже социальная психология и ее невидимые силы зрели только в глухой тиши борьбы за хлеб насущный. Пришлось создавать, указывает Асмус, специальные теплицы для искусственного оплодотворения социальной психологии. Из этой духовной немощи возникла система государственного регулирования творчества на основе идеи полной власти человеческого (большевистского) разума над морем духовного творчества. На искусство и науку легла «длань изуверства. сухой дождь из миллионов декретов, инструкций и распоряжений». Асмус видит в органической структурности всего духовного творчества первые основы пути раскрепощения духовной культуры от смертного пленения коммунистического рационализма и механического марксистского идо-лослужения.
Осенью 1920 г. советская власть окончательно утвердилась в Киеве, но инвектива Асмуса не была замечена. Возможно, данная публикация затерялась в сумятице Гражданской войны, иначе автору работы было бы несдобровать (она сохранилась в Украинском философском фонде и была опубликована в «Историко-философском ежегоднике» в 2005 г.). Асмус остался в Киевском университете и «в борьбе за хлеб насущный» преподавал историю философии и, главным образом, эстетику, издавал труды по литературоведению. Первая философская работа «Материализм и логика. Очерк развития диалектического метода в новейшей философии» вышла в 1924 г. Возможно, эта работа послужила причиной приглашения в 1927 г. Асмуса в московский Институт красной профессуры, где Асмус принял также активное участие (что сдела-
ло ему имя) в создании философских основ диалектического и исторического материализма.
Известно, что в Советском Союзе жестокая расправа с культурной прослойкой страны, с духовенством и религией породила глубокий духовный вакуум. Политграмота с ее теорией классовой борьбы, пролетарской революции, диктатуры пролетариата, опирающейся на насилие и попирающей законы, выглядела для многих более чем неубедительно в условиях государства, залечивающего раны Гражданской войны и пытающегося с помощью НЭПа построить некую экономическую упорядоченность и политическую стабильность, восстановить международное сотрудничество. Нужна была легитимность - уверенность в естественной необходимости нового общественного организма и его совместимости с мировым устройством. Понадобилось больше 10 лет, чтобы возникло теоретическое осмысление общественного процесса, способное выразить его историческую целесообразность. Речь идет о формировании диалектического и исторического материализма (см.: 14). В середине 30-х годов он явился в качестве канона марксистско-ленинской философии в четвертой главе «Истории ВКП(б)». Это был драматический период в истории страны, в том числе и ее духовного развития, в событиях которого Асмус принимал активное участие.
За десятилетие (1917-1929), предшествовавшее созданию Института философии, был совершен существенный поворот в политике «воинствующего материализма». Исторически революции и общественные катаклизмы (да и любые исторические перемены) находят свое оправдание в положительных мифах - лозунгах преобразований. Большевистская революция вторглась в события 1917 г. незаконной кометой с лозунгами земного благополучия, передачи фабрик рабочим, земли крестьянам, власти советам. Притягательная мощь этой «Realpolitik» была столь велика, что исход Гражданской войны, предопределенный базисным переворотом в социально-экономических отношениях и политическим насилием, положил предел логике революционных эволюций.
Послевоенная и революционная разруха не давали возможности новым руководителям страны приблизиться к осуществлению провозглашенных в революции лозунгов. Нельзя было как подчинить своей воле с помощью Марксова учения о классовой
борьбе и диктатуре пролетариата сохранившееся огромное материальное и культурное пространство страны, так и преодолеть хозяйственную разруху, международную изоляцию и пр. Нужны были поиски новой программы и новых лозунгов, о чем свидетельствуют последние труды В.И. Ленина, внутрипартийные полемика и борьба, усилившиеся после его кончины.
Для философии революционные итоги мыслились поначалу как ее нулевой час, тем более что «антифилософским нигилистам» в руководстве компартии казалась оправданной замена философии марксистской теорией общественного развития (например, С.К. Минин призывал: «Философию - за борт!»). И все же коммунисты, решительно взявшись за дело коренной перестройки общественного сознания, внедрили в широкую общественную жизнь рационалистические западноевропейские догмы прогрессивного исторического развития, на которых покоится теория классовой борьбы, пролетарской революции, диктатуры пролетариата и построения социализма. Не удивительно, что общественным наукам новая власть придавала особое значение, поначалу используя накопленные в культуре знания и осваивая технические достижения с помощью доморощенных специалистов.
В 1918 г. было основано первое после революции учреждение по общественным наукам - Социалистическая (позже - Коммунистическая) академия. В 1921 г. возник Институт красной профессуры. В нем имелась кафедра философии во главе с А.М. Дебориным, готовившая философские кадры. В 1924 г. возникла включившая и МГУ Российская ассоциация научных исследователей по общественным наукам (РАНИОН). В этой ассоциации право на существование получила так называемая «научная» философия. Естествоиспытатели, не связанные с идеалистическим прошлым, ее принимали как методологию естественно-научного знания. Материализм стал желанным гостем в планах трудов и на страницах философских журналов.
К 1926 г. сложилось представление о том, что закономерность возникновения и сама легитимность нового общества невозможны без обоснования его происхождения. В соответствии с таким представлением была признана необходимой опора на историзм по аналогии с европейской мыслью, в лоне которой развился марксизм. А. М. Деборин, его ученики по Комакадемии и др.
выступили с инициативой создания в ней философской секции -прообраза Института философии. Ее создатели (главным среди них был именно А. М. Деборин) опирались на определенный теоретический задел, оставленный основателями марксизма-ленинизма. Среди их работ можно выделить «Капитал» и другие теоретические произведения К. Маркса, «Анти-Дюринг» и вышедшую в 1925 г. на русском языке «Диалектику природы» Энгельса, ленинские «Три источника и три составные части марксизма» (1913), «Материализм и эмпириокритицизм» (1908), «О значении воинствующего материализма» (1922), «Философские тетради» и др.
В 1927 г. возникло временное бюро секции под председательством Деборина. Членом этого бюро наряду с первыми выпускниками Института красной профессуры стал также и В.Ф. Асмус. В Положении о секции определялись среди прочего: 1) приверженность ее членов диалектическому материализму, разработке современных проблем на основе конкретных данных общественных и естественных наук и актуальных с точки зрения диалектического материализма проблем истории философии; 2) распространение диалектического материализма среди обществоведов и естественников; 3) популяризация марксизма как методологии познания и действия; 4) издание полного собрания сочинений Гегеля, который полагался одним из главных источников марксизма (в 1929 г. вышел первый том; издание было завершено лишь в 1958 г.). Деборин сетовал, что не издается полный Платон («дошли только до "Государства"»). Четырехтомник сочинений Платона с большими усилиями был издан под редакцией А.Ф. Лосева спустя сорок лет (1968-1972). Важнейшей задачей в философской секции признавалась борьба против буржуазных извращений в философии (идеализм, мистицизм, ученая «поповщина»), с ревизионистскими течениями внутри марксизма и др. Призыв был принят, основные усилия теперь направлялись на вытеснение сторонников «натуральной» философии (так называемых «механистов») за пределы марксизма. Дискредитировались естествоиспытатели, склонные к исследованию мировоззренческих и методологических проблем. Из журнала «Под знаменем марксизма» изгонялись сторонники «натуральной» философии. «Мытьем и катаньем» насаждалась диалектика на всем «мыслительном пространстве».
Подводя итоги десятилетию советской власти (1927), А. М. Деборин отмечал славный поворот в исследованиях от философского нигилизма, от отрицания философии в марксизме к систематическим философским исследованиям и к подготовке философских кадров. Был поставлен вопрос о создании Института философии. Несомненными заслугами участников секции, по мнению Корсакова (17), являются: 1) доставшееся с большим трудом пополнение фундаментальной библиотеки по общественным наукам произведениями философских классиков, текущей литературой на всех языках мира и зарубежными книжными новинками; 2) признание ценности материалистических тенденций в западноевропейском философском наследии; 3) издание сочинений философских классиков в сериях «Библиотека атеизма», «Библиотека материализма» (это были сочинения Гельвеция, Гольбаха, Дидро, Толанда, Фейербаха и др). Научная работа секции была сосредоточена на разработке методологических основ материалистической диалектики в «Капитале» Маркса и направлена против «позитивизма» «механистов». Активно обсуждались историко-философские доклады, посвященные конкретно-историческим проблемам материализма и диалектики. К десятилетию Октября была издана весьма подробная философская библиография. Наметились региональные связи. Были приняты долговременные планы индивидуальных исследований, задумано создание философского словаря.
Коллектив объединяло составление по заданию Отдела печати ЦК ВКП(б) обзоров об итогах философских дискуссий, литературе частных издательств и антимарксистской философии. Такая работа отвечала главному интересу группы Деборина, стремящейся к идеологическому контролю над всей философской литературой, над теми, кто иначе, чем Деборин и его сподвижники, понимали марксизм и философию. Задача заключалась в истреблении интеллектуального плюрализма и даже альтернативных суждений. Среди составителей обзоров (по сути дела - доносов) особенно активным был ученый секретарь секции К.К. Милонов. Он поименно перечислял «механистов» и выражал радость от того, что они не имеют возможности регулярно публиковаться в журналах и обзорах. Противники группы представлялись ревизионистами, подлежащими идейному и организационному разгрому (14, с. 112-120), поскольку они сгруппировали вокруг себя антимарксистские силы и кри-
тиковали Энгельса, Плеханова и даже принимая Гегеля оставались на почве своих старых взглядов. В другом обзоре Милонов подвергает критике своих оппонентов за мнимость противостояния их с врагами марксизма, приравнивающими философию к конечным выводам естественных наук. К составу группы Деборина Милонов причисляет Асмуса (там же, с. 116). С.Н. Корсаков замечает, что среди прочих такой обзор поручили составить и Асмусу. Однако в архивах нет сведений, чтобы Асмус выполнил данное поручение (17, с. 116).
Не удивительно, что одной из первых публикаций Асмуса в рядах защитников диалектического материализма была полемика с видным деятелем венгерской революции академиком В. А. Варьяшем, специализировавшимся в области логики и методологии естествознания и весьма вульгарно пытавшимся вывести непосредственно из социально-экономического базиса гносеологические и онтологические идеи великих эмпириков ХУ11 в. Подобную позицию, как известно, Асмус не принимал уже в первой своей статье (3). В журнале «Под знаменем марксизма» Асмус не только показал несостоятельность позиции Варьяша, но и определил собственное отношение к марксизму. Асмус подчеркивает важность идеи о первостепенном значении для философии ее органической связи с собственной историей. С точки зрения Асмуса, диалектический материализм является революционной теорией, поскольку «отнюдь не развивается вне философской традиции, ибо перестраивает мир он по тем принципам, которые находит в этом же мире как тенденцию его развития» (цит. по: 18, с. 12). Такова позиция творческого хранителя традиции, оберегаемая философом в течение всей его жизни.
Вскоре задачей Института философии станет подготовка пятитомной философской энциклопедии. В обзоре содержательных итогов десятилетия с 1917 по 1927 г. (И. К. Луппола) как наиболее плодотворный был отмечен третий период деятельности советского философского сообщества. Данный период начался в 1923 г. и характеризовался борьбой за диалектику с главными противниками -«механистами». «Механисты» полагали, что естествознание не нуждается в диалектике. Это порочное противостояние длилось десятилетиями и закончилось лишь в конце 1960-х годов, когда наметилась научно-техническая революция и, по словам поэта, «стали
физики в почете, ну а лирики в загоне». В этих условиях успех оказался на стороне так называемых «механистов», то есть представителей философствующего естествознания, философии и методологии науки. Их победа ослабила позиции не только материализма и диалектики как основы марксистской теории, но и классической философской традиции. Правда, блюстители марксистско-ленинского идеологического порядка, потеряв этот самый порядок, продолжали от его имени преследовать инакомыслие, в том числе и призывы к возрождению исторической памяти и восстановлению традиции.
Подготовка к изданию «Философской энциклопедии» началась весьма активно. Первым делом состоялись выборы в действительные члены Института философии. Асмус был избран и стал заместителем Я.Э. Стэна, заведующего секцией современной философии. Тематика томов определилась быстро. Главное внимание в них уделялось диалектическому материализму и критике формальной и индуктивной логики, вытесненной из преподавания и изучения после Октября 1917 г. История и современная философия должны были свидетельствовать о высоком уважении к источникам марксизма и к «наличным» условиям бытования марксистских исследований. Примечательно, что изучению первоисточников марксизма придавалось важное значение: история философии в ту пору не находилось на «задворках» философского знания, как это стало происходить с 1940-х годов в официальном марксизме-ленинизме. Внимание уделялось и философским вопросам естествознания. Энциклопедию предполагалось выпустить через три-четыре года, но она в кардинально переработанном виде (не в тематическом, а хронологическом порядке) при активном участии Асмуса была создана лишь в 1960-е годы.
В конце 1920-х - начале 1930-х годах Асмус, можно сказать, совершил подвиг, обогатив будущую марксистко-ленинскую философию именами великих европейских рационалистов. За пять лет Асмус опубликовал статьи об этике Спинозы, диалектике Декарта, о диалектике и антиномиях Канта (в 50-70-е годы эти темы преобразовались в монографии). В 1929 г. вышла монография о Канте. Тогда же был опубликован труд Асмуса «Очерки истории диалектики в новой философии» (10).
На книгу откликнулся рецензией Н. А. Бердяев в журнале «Путь» в 1931 г. (9). Рецензия проникнута сочувствием и горечью к человеку, сложившемуся на почве старой русской культуры и вынужденно повторяющему догмы марксистской диалектики. Но она подлинной диалектикой, по убеждению Бердяева, вовсе не является. Подлинная диалектика есть самораскрытие мысли, а потому возможна лишь как самопознание духа, идеи, а не атомов материи либо экономики. Советский марксизм вступает в противоречие даже с самим Марксом, который верил в логос материи и не допускал возможности алогичных иррациональных процессов. Бердяев разглядел в Асмусе человека, который знает историю философии, любит великих немецких идеалистов, но философствует свободно по существу только тогда, когда забывает, что советская власть требует в обязательном порядке материализма. По замечанию Бердяева, Асмус «покидает» философию в те минуты, когда вспоминает, что он марксист и обязан защищать материализм. Этот пример наглядно свидетельствует, с каким трудом пробивается философская мысль через гнет советской цензуры.
Бердяев доказывает противоречивость самого Маркса. У последнего не было продуманной гносеологии, он в конечном счете перенес гегелевский панлогизм в материю и оставался при этом на позициях Просвещения. Энгельс же, который более всего выражал марксистскую философию, был вообще в философии слаб и опускался до вульгарного материализма. Оба они - создатели мессианского мифа о пролетариате, не похожего на пролетариат эмпирический. Также Маркс и Энгельс радикально противоречат материализму, для которого существуют, по мысли Бердяева, только вещи и предметы, а никак не движущие силы истории - творческие субъекты. В творцах марксизма Бердяев усматривает противоречивость самого немецкого идеализма - с одной стороны, в его исходе в последнем периоде, олицетворенном в Шеллинге (в его философии откровения) и, с другой стороны, в мессианизме Маркса. Бердяев видит в Асмусе случайного человека для коммунизма. У Асмуса нет пафоса, связанного с идеей пролетариата, нет приверженности к коммунистической религии, Асмус «любит философию, в светлые свои минуты забывая о ненависти, к которой обязывает его коммунистическое миросозерцание» (9, с. 346).
К концу 1920-х годов в процессе борьбы за чистоту марксизма «диалектики» одержали важную победу над уклонистами и противниками (А. А. Богдановым, Э.С. Энчменом, В. А. Одоратским и др.), в той или иной степени, как считалось, связанными с механистическим движением. Это движение, по господствующему мнению, принижало значение философской методологии и мешало проникновению диалектико-материалистического метода в естествознание. В конце десятилетия «диалектики» провели итоговую дискуссию с «механистами». Однако ее участниками со стороны «диалектиков» были уже далеко не первые лица, хотя в отчете о дискуссии в журнале «Под знаменем марксизма» Н.А. Карев, член редколлегии журнала, участник дискуссии, заявил, что не собирается отдавать журнальные страницы пропаганде ревизионизма. Эти пафосность и величавость по отношению к противнику скоро дорого обойдутся «диалектикам» (17, с. 137).
Весной 1929 г. состоялась всесоюзная конференция марксистско-ленинских учреждений. В резолюциях конференции «механистическое» направление было квалифицировано как «ревизионизм», который рядится в марксистские одежды и подменяет марксизм позитивизмом. Ортодоксальный марксизм деборинцев получил официальный статус, а «научная» («механистическая») философия в области естествознания должна была подчиняться методу диалектического материализма. На судьбе и творчестве многих естествоиспытателей этот вердикт сказался самым плачевным образом. Много лет спустя мировоззренческие принципы естественно-научного знания одержали верх в рамках так называемой философии науки, значительно потеснившей марксизм еще в период застоя. Но пока в 1930 г. завершился первый, весьма короткий период существования Института философии в первоначальном виде. За этот период был собран богатый материал по истории европейской диалектики, ее рационализм лег в основу гносеологии диалектического материализма.
Однако одновременно начался разгром руководства Института «молодыми силами» первых выпускников Института красной профессуры под водительством М.Б. Митина. В июне 1930 г. была опубликована грозная «статья трех» (М.Б. Митина, В.Н. Ральцевича, П.Ф. Юдина). Цель состояла в превращении Института в инструмент политической власти в решении идеологиче-
ских задач и обслуживании текущих политических событий. Корсаков полагает, что победа группы Митина, заручившейся поддержкой ЦК ВКП(б), была обеспечена заранее (14, с. 138). Переориентация духовной жизни была связана с новым курсом развития страны. Группа Сталина одержала победу над троцкистами, сторонниками Зиновьева и Бухарина, покончила с нэпом и приступила к осуществлению коллективизации и индустриализации. Широко пропагандировалась цитата из Маркса: «Когда идея овладевает массами, она становится материальной силой». Появились лозунги: «Техника решает все», «Кадры решают все». В «год великого перелома» нужны были новые идеи.
Первым делом руководство ЦК настолько решительно покончило с академическим уклоном в исследовательской программе Института, что от нее, можно сказать, и следа не осталось. Вскоре после встречи группы Митина со Сталиным (декабрь 1930 г.) в постановлении ЦК ВКП(б) были подведены итоги дискуссий. Обвинение против руководства Института было переквалифицировано с «формализма» на «меньшевиствующий идеализм» и напоминало о дореволюционном членстве Деборина и Аксельрод в партии меньшевиков и о приверженности исследовательской программы Института к изучению домарксистских концепций идеалистической диалектики (Спиноза, Декарт и др.). Партийность таких полемик всегда принимала в свою пользу любые аргументы. Перемены в масштабе страны и в конкретных случаях приобретали тогда (да и теперь, бывает, тоже приобретают) характер боевых действий.
Символичным финалом полемики явилось временное присоединение Института философии к Институту красной профессуры (в составе Комакадемии). Сотрудников (заодно и «механистов») удалили из Института. С 1934 по 1938 г. были репрессированы почти 90 сотрудников Института (см.: «Список репрессированных», 14, с. 508-522). Асмуса тоже причислили к «меньшевиствующим идеалистам» (18, с. 14). Его не арестовали, однако уволили не только из Института, но и из Академии коммунистического воспитания, в которой Асмус преподавал историю философии. Студенты комакадемии из среды «неистовых ревнителей» пытались разгромить его жилище в общежитии Института красной профессуры, где Асмус жил с семьей. Но он, похоже, не пасовал перед невзгодами.
Единственным знаком внимания к 50-летию со дня смерти Маркса явилась книга Асмуса «Маркс и буржуазный историзм» (1933). Она до сей поры сохраняет значение как свидетельство марксистской философии истории и ее родства с философскими традициями, идущими от Бэкона, Гердера, Канта и Гегеля. Асмус также умело противопоставил рационалистические учения алогическому историзму А. Шопенгауэра и О. Шпенглера. Обращаясь к анализу философско-исторических теорий ХХ в. (В. Виндельбанда, Г. Риккерта, Э. Трёльча, О. Шпенглера), Асмус объединил их термином иррационалистического историзма. Книга была «закована» в цитаты из классиков марксизма, но конкретный историко-философский анализ был безупречным. Не удивительно, что в одном из номеров журнала «Под знаменем марксизма» будущий, по словам И.А. Крывелева, «вечно подающий надежды академик» М. Б. Митин с великой злобой отлучал Асмуса от марксизма, обвиняя в буржуазном объективизме и в «меньшевиствующем идеализме». В середине 30-х годов Асмуса обругали как «тень Бухарина». «У философа столкновения с временем и властью, - пишет Корсаков, - неизбежны, и сам он не принимает безучастно внешние ограничения... Преследования и гибель являются почти нормой как в условиях тирании, так и в неумолимости демократических систем» (17, с. 140). Для сталинского времени мыслящий человек был нетерпим. Служители философии в год великого перелома стали потенциальными смертниками. По словам Сталина, «их нужно бить по всем направлениям и там, где никогда не били» (16, с. 193).
Обстановка была тревожной. Доклады перед коллегами об актуальных проблемах философии по-прежнему составляли основную форму отчетности Института, но имели теперь иное содержание. Они были насыщены враждебными инвективами, а главным героем-творцом теории выступал Сталин. Митин, возглавивший после того, как почти все его соавторы были репрессированы, подготовку учебника по философии, во втором издании присвоил авторство себе. Казалось, наступил очередной нуль философии: небольшой вклад людей, впервые возделывавших почву рационалистической философии на отечественном «культурном поле», остался почти невостребованным. Корсаков в фундаментальном труде «Наш философский дом» опубликовал очерки о двух выдающихся представителях первого поколения, не покорявшихся
догматизму и культу личности, - о Я.Э. Стэне и В.И. Невском (17, с. 154-181). Они оба погибли в ГУЛАГе. Но были рядом с ними и те, кто уцелел и сумел передать эстафету служения живой мысли следующему за ними поколению. Среди них был и Асмус.
В 1931 г. открылся Московский институт философии, истории и литературы (знаменитый МИФЛИ). Этот институт обеспечил в 1950-1960-е годы интеллектуальную жизнь страны первоклассными кадрами, влияние которых не утрачено до наших дней. По словам Ю.П. Шарапова, «лицей в Сокольниках», где находился Институт, «сравнивают с лучом света в темном царстве» (19). Правда, на философском факультете МИФЛИ преобладали преподаватели, понятия не имевшие о философии. Но в то же время там учительствовали и люди, закончившие университеты до революции и получившие реальное образование в первые советские годы. Среди них были Деборин и его ученики: Асмус, Е.П. Ситковский; профессор М.А. Дынник, В.К. Сережников и др. Также преподавателями на философском факультете были учившиеся в 1920-е годы в немецких университетах грузины К. Бакрадзе, С. Данелиа, И. Нуцубидзе и другие. Для семинаров отводилось много времени, весьма подробно обсуждались классические источники, которые осваивались на языке оригинала. Примерно три четверти дипломных работ были посвящены истории философии.
МИФЛИ оставил после себя тех, кто не погиб на войне, - поколение высокообразованных ученых, понимавших значение философии и ее истории и в значительной мере определявших интеллектуальный и моральный климат в послевоенном гуманитарном знании. Многие из них стали сотрудниками Института философии. Здесь перед войной Асмус читал курс по истории философии и факультатив, посвященный формальной логике. Она была изгнана из преподавания сразу после Октября, но еще в 1924 г. в Киеве Асмус издал учебник по логике. В исследовательских трудах в 1930-е годы он обратился к теории и истории эстетики, к литературоведению. В рамках литературоведения Асмус издавал художественные произведения немецкой классики (Гёте, Шиллера и др.), писал литературоведческие работы (например, «Философия и эстетика русского символизма», «Чтение как труд и как творчество» (7). В 1935 г. Асмус стал членом Союза писателей СССР, а в 1940 г. защитил
первую в Институте философии докторскую диссертацию («Эстетика классической Греции»).
Помимо этого, Асмус был одним из участников семитомной «Истории философии». Ее три тома были опубликованы в 19401943 гг.; авторы томов (в том числе и Асмус) получили Сталинскую премию. Самым содержательным из них был третий том, но уже в 1944 г. состоялось скандальное постановление ЦК ВКП(б), осуждавшее этот том. Претензии к авторам, обращенные исключительно к разделам о немецкой классической философии, носили (по словам В.В. Соколова) туманно-политический характер. Однако обвинения были весьма грозными: Асмус наряду с Б.Э. Быховским и Б. С. Чернышевым был назван в постановлении одним из виновников политически неверного изображения немецких идеалистов (18, с. 16). Асмусу не помогло и то, что еще до выхода данного тома он выпустил брошюру «Фашистская фальсификация классической немецкой философии» (1942). Асмус в этой брошюре определял немецкую классику как великий этап в развитии мышления, действительный для нас не как прошлое, а как «родословная марксизма», - этап которым гордились Маркс, Энгельс и Ленин, и разоблачал версию фашистских идеологов и литераторов, утверждавшую родство немецкого фашизма с учениями немецких классиков. Сталинское руководство приняло меры: дальнейшее издание «Философской энциклопедии» прекратилось, авторский коллектив был лишен Сталинской премии и удален от преподавания истории философии. Чернышев после этого скончался, Асмус был «определен» к преподаванию логики, Быховский долго оставался без работы. В 1947 г. после разгрома книги Г.Ф. Александрова «История западноевропейской философии» исследования о домарксистской философии резко пошли на убыль. В основном изучалась история марксистской философии, включавшая не только ленинский, но и сталинский этап.
После длительного обсуждения в предвоенные годы в 1941 г. было принято решение о возобновлении преподавания в школах и вузах логики. Еще в середине 1920-х годов С. А. Яновская (выпускница Института красной профессуры) издала математические рукописи Маркса. В университете она прочитала первый в советское время курс по математической логике, проложив путь к возрождению в начале 1940-х годов преподавания логики и возобновлению
логических исследований. Асмусу, поскольку он был автором учебника и имел некоторый опыт преподавания логики, поручили создать пособие по формальной логике. В течение всей войны Асмус не отрывался от письменного стола, выполняя государственное поручение. В 1947 г. был опубликован труд Асмуса по формальной логике, в котором большое внимание уделялось историко-философским проблемам, в том числе истории логики.
«Логика» 1947 г. была первой работой по формальной логике, вышедшей после долгого перерыва. Была эпоха нигилистического отрицания формальной логики, недооценки ее теоретического и педагогического значения. Данная эпоха наложила отпечаток и на книгу Асмуса. Его работа, ограниченная традиционной теорией и обошедшаяся без дополнений из логики математической, имела целью дать первоначальную информацию, восстановить традиции. По Асмусу, в логике употребляются наиболее общие формы мысли, но они в определенной степени зависят от содержания мышления. Существует теоретическая доминанта, присущая целому ряду наук или даже всем наукам. В этом смысле логические формы рассматриваются как формы чрезвычайно широкого содержания. При этом Асмус полагается на закон достаточного основания, но Б. В. Бирюков считает истолкование данного закона уязвимым, усматривая в этом недостаточное знакомство Асмуса с основными понятиями математической логики. Например, некоторые математические аксиомы, лежащие в основе доказательности, не только не доказываются, но и могут быть не очевидными (10, с. 28). Бирюков полагает, что Асмусу могла быть известна опубликованная в «Логосе» (1912-1913) «воображаемая логика» Н.А. Васильева, но следы оценки закона противоречия в книге Асмуса отсутствуют.
Несмотря на традиционализм, «Логика» Асмуса в те годы играла огромную роль в упорядоченности человеческого познания. После войны Асмус живо интересовался работами по математической логике и сотрудничал на данной почве с коллегами. Сотрудничество было тем более тесным, что в 1960-е годы шли непрерывные дискуссии о соотношении двух логик между собой и об их взаимодействии с диалектической логикой, чьему вхождению в жизнь чинились большие препятствия, главным образом идеологического характера. «Деятели логического фронта, больше всего были озабочены аполитичностью логической науки» (10, с. 29).
Особенно негодовали радикальные сторонники диалектической логики, не принимавшие ни один из ее вариантов. Например, в «Вопросах философии» (№ 2, 1948) неким П.Е. Вышинским говорилось, что Асмус прибегает к «выкрутасам», навязывая «нашему мышлению искусственные схемы» (цит. по: 10, с. 30). В том же номере Е.К. Войшвилло (впоследствии крупный специалист по логике) увидел большой недостаток книги Асмуса в том, что он не вскрывал «гносеологических ошибок идеалистов в вопросах логики». Но даже подвергаясь критике, Асмус оставался профессором на кафедре логики вплоть до оттепели Хрущёва и разоблачения культа личности Сталина.
Последние 15-20 лет жизни и деятельности Асмуса, по мнению В.В. Соколова, были творчески насыщенными и довольно счастливыми в сравнении с предшествующими годами (18, с. 17). Асмуса не причисляли к враждебным марксизму группам, не поносили публично, но все же Асмус оставался чужим для марксистских догматиков, и они не раз мимоходом (как, например, З.Я. Белецкий), бросали ему упрек в «меньшевиствующем идеализме» (10, с. 36). С 1943 г. ежегодно коллеги выдвигали Асмуса в члены Академии наук, он соглашался пройти процедуру выборов, но ему предпочитали более надежных товарищей (как полагает Соколов - из чувства неполноценности: 18, с. 19). Его работы были известны за рубежом. Ю. Бохеньский, в частности, прислал Асмусу свою «Формальную логику» с автографом: «От постоянного читателя Ваших трудов». Но на международные конференции и другие зарубежные поездки Асмус разрешения не получал. Не помогало и то, что он в начале 1960-х годов стал на долгие годы единственным в СССР действительным членом Международного института философии (8, с. 60).
Несмотря на препятствия, с которыми сталкивался Асмус, его работы были широко известны в стране. Труды Асмуса, его курсы лекций, беседы, далеко выходившие за пределы марксизма, стоическое поведение - «своеобразная философия поступка честного человека» (13, с. 352) - свидетельствуют о том, что живая мысль в самые тяжелые годы продолжала существовать. «Партийное» название первой книги Асмуса по логике «Диалектический материализм и логика... » не должно вводить в заблуждение: в работе речь идет о формировании диалектического метода в Новейшее
время. В последующих исследованиях Асмус постоянно держал в поле зрения философские суждения Маркса и Энгельса, хотя не гнушался в некоторых случаях и «дежурными» цитатами и даже, как это шутливо называют философы, «демагогической логикой», служившей прикрытием новых и зачастую крамольных по тем временам мыслей. Асмус относился к марксизму серьезно, однако не был апологетом и пропагандистом догматизированного марксизма.
Асмус был старейшим в стране кантоведом. Он постоянно публиковал работы, посвященные анализу отдельных проблем философии Канта, а в 1960-е годы участвовал в шеститомном издании его сочинений. К тому времени преимущественный интерес мирового философского сообщества переместился от Гегеля к Канту как основоположнику философии Нового времени. К началу 1970-х годов у нас в стране тоже возникло кантоведение. Резко увеличилось количество исследований по отдельным проблемам кантианской философии, появилась биография Канта в авторстве А.В. Гулыги. Всего в те годы в стране было опубликовано более сотни исследований, посвященных основателю немецкой классики. В 1970-е годы кантовские исследования были воссоединены Асмусом в фундаментальную итоговую монографию «Иммануил Кант», изданную к 250-летию со дня рождения немецкого мыслителя (4).
В книге Асмуса представлены и естественно-научные результаты деятельности немецкого философа (космология и космогония, догадка о существовании внешних галактик, учение о вековом влиянии приливного трения на скорость вращения Земли), и основные разделы его философии: теория познания, этика, учение о целесообразности в органической природе и эстетика. Большой раздел книги посвящен своеобразию кантовского учения, определяющему место и значение Канта в истории идеализма. На основе кантовских «Пролегомен» Асмус выявляет сущность и смысл кан-товского понятия трансцендентализма, отделяя учение Канта как от догматического идеализма Беркли, так и от идеализма Платона. Беркли, согласно Асмусу, не мог указать критериев истины, так как в основе явлений опыта не видел ничего априорного и считал их видимостью. Платон, со своей стороны, восходил от априорного познания не к чувственной, а к «интеллектуальной» интуиции. Асмус, апеллируя к априоризму как особенности трансцендентального идеализма Канта, вместе с тем подчеркивает, что только то ап-
риорное знание может называться трансцендентальным, которое помогает понять существование априорных созерцаний и понятий, причем не только их наличие, но и возможность их существования.
Асмус рассматривает конкретно-содержательно и место Канта в истории метафизики, и глубокое изменение им понятия априоризма, и особенности гносеологической характеристики математического и естественно-научного мышления, и диалектическое понимание Кантом категорий рассудка и отношений между их классами и т. д. Асмус уделяет внимание движению кантовской мысли к диалектике и попутно дает краткий очерк судеб диалектики в Новое время начиная с диалектических трактатов эпохи Возрождения. В анализе развития диалектических идей у Канта очень важна мысль Асмуса о том, что в трихотомической архитектонике кантовских «Критик» диалектика всюду выступает как особая важнейшая завершающая часть каждого исследования, а такой подход возможен лишь при ясном понимании диалектической природы разума. По замечанию Асмуса, кантовская мысль в конечном счете движется к единству природы и свободы. Противопоставляя природу и свободу, чувственный и сверхчувственный миры, Кант был далек от того, чтобы удовлетвориться утверждением одной из противоположностей. Выяснение их противоположности было подготовкой исследования и решения вопроса о возможности их единства в третьей «Критике» Канта - «Критике способности суждения».
В годы учения в Киеве Асмус познакомился с трудами русских философов. В.В. Зеньковский в курсе психологии и логики постоянно рекомендовал студентам читать сочинения П. Флоренского. Под рукой у Асмуса были работы Киреевского, Чаадаева, Бердяева, Булгакова, Шестова и др. В архиве Асмуса сохранилась рукопись книги о Вл. Соловьёве, созданная в конце 30-х годов. Полностью книга была опубликована только в 1994 г. (2). Она была богато насыщена фактическим материалом и подробно останавливалась на во многом противоречивых обстоятельствах, повлиявших на взгляды и личность мыслителя. «Соловьёв, стоявший вдалеке от участия в непосредственной политической деятельности и в то же время отзывчивый и чуткий к противоречиям и бедствиям... мог оказаться при известных условиях мыслителем, в котором все эти противоречия сближались, как в точке фокуса, не достигая, однако, полного слияния и существуя рядом друг с дру-
гом... Для славянофилов он - перебежчик в лагерь западников, для западников - мистик и религиозный мечтатель, для консерваторов - вредный либерал, для либералов - сентиментальный поклонник царской семьи, для толстовцев он был союзником православной церкви, для духовенства - союзником Толстого по свободомыслию и рационализму» (2, с. 59).
Таким предстает Соловьёв, таков и анализ его философии, предпринятый Асмусом. Он указывает на трудности при анализе взглядов русского философа, связанные с противоречивостью этих взглядов, его симпатий и антипатий, а также с несистематичностью разработки рассматриваемых им проблем. Однако в этой противоречивости Асмус усматривает как особую заслугу Соловьёва его стремление к пересозданию действительности, возвышение ее до последней стадии реальности и совершенства. Асмус подчеркивает, что Соловьёв признавал философию как высшую форму творчества и активности в пересоздании жизни и не принимал философскую апологетику наличной действительности. Шкуринов, в 1982 г. впервые опубликовавший отрывок из книги Асмуса, тщательно перечислял пункты, свидетельствующие о преданности последнего принципам философского материализма. И не зря! В те годы и публикатор, и сотрудники журнала, где был опубликован отрывок из книги, опасались наказания за дерзость своей акции, ведь русская философия продолжала оставаться в ссылке «без права переписки» (см.: 20).
Асмус был мужественным человеком. Он не участвовал в философских разборках, не был замечен в диссидентстве, но не изменял своим взглядам и друзьям. Асмус «по своей инициативе», как сообщает А. А. Тахо-Годи, в начале 1930-х годов пришел к А. Ф. Лосеву накануне его ареста в дни оголтелой травли инстанциями «Диалектики мифа», поскольку хотел лично познакомиться с философом, с взглядами которого был «полностью солидарен». По некоторым свидетельствам писателя Ю. Нагибина (какое-то время он был членом семьи Асмуса), во время войны, работая над учебником по логике, Асмус не участвовал в хлопотах домашних, томившихся в длиннющих очередях в попытке обеспечить себя пропитанием, не скрывался во время бомбежек в бомбоубежищах, а сидел за письменным столом. После почти 20-летнего запрета на преподавание логики создание учебника стало своего рода священ-
ным долгом, а воля побуждала в те тревожные дни не отвлекаться от служения делу.
В 1947 г. во время дискуссии по философии, инициированной из ЦК КПСС Ждановым, Асмус «защищал» историю философии. С трибуны эту дисциплину клеймили как схоластику и уход от актуальных проблем современности. Но Асмус на понятном для начальства языке объяснил важность истории философии необходимостью повысить уровень критики буржуазной философии, которая «рядится» в одежды строгой науки. В середине 1960-х годов в разгар гонений на Синявского и Даниэля, опубликовавших за рубежом сочинения против советской власти, сотрудник Института философии Б.В. Бирюков собрался защищать диссертацию по логике. Главным оппонентом был назначен Асмус. Но случилось непредвиденное. Накануне защиты соискатель узнал, что в Нидерландах без его ведома были опубликованы (в английском переводе) две его статьи. Тут же нашлись доброхоты, сообщившие о казусе в партбюро. Положение становилось опасным. Ученый совет был взволнован из-за возможной реакции оппонентов. Бирюков решил предупредить Асмуса, с которым должен был полемизировать при защите. Асмус отозвался парадоксально: он ничего не знает и знать не хочет о зарубежной публикации, а на защите даст диссертанту только положительные оценки (10, с. 40-41).
На похоронах Б.Л. Пастернака (1960) Асмус был единственным из «собратьев» по литературному цеху, кто публично простился с опальным поэтом. К. Паустовский и Б. Ливанов, обещавшие сказать прощальное слово, не решились в условиях травли автора «Доктора Живаго» на публичное выступление. Некоторые философы покинули похоронную церемонию, узрев священнослужителей. В прощальном слове Асмус подчеркнул, что смысл творчества поэта состоит в конфликте со всеми эпохами. Подразумевалось и советское время. Напоследок Асмус сказал своему другу не «прощай!», а «до свиданья!» На этот нюанс внимания не обратили, однако хвала усопшему поэту рассердила тех, кто «командовал философским парадом». Началась очередная проработка Асмуса: М.Т. Иовчук, И.Я. Щипанов, П.С. Васецкий, В.С. Молодцов на специальном заседании Ученого совета философского факультета МГУ, по свидетельству Соколова, громили «Доктора Живаго» и поносили Асмуса за неверную оценку творчества поэта. В своем
ответе Асмус дерзко утверждал, что, видимо, не так точно представляет роман, как его критики, но уверен, что они, как и он сам (здесь профессор явно лукавил), романа не читали. Заметим, что из писем Пастернака, адресованных соседу и другу, следовало, что Асмус хранил у себя часть рукописи романа и сдержанно отзывался о нем близким (8, с. 332-334, 339). «Спас» ученых мужей Т.И. Ойзерман - ученик Асмуса в ИФЛИ (и будущий академик АН), который, обильно цитируя стихи Пастернака, доказывал их антисоветскую настроенность. В итоге общее мнение гласило: вывести Асмуса из редколлегии «Философской энциклопедии», начавшей выходить в 1960 г., и убрать из числа членов Ученого совета. Асмус решил покинуть университет. К счастью для философии, «мнение» нужно было «застолбить» в ЦК КПСС, и М.А. Суслов, о котором в постсоветское время демократы не сказали доброго слова, зарубил идею, заметив, что в отношении ученых такого рода действия совершать нельзя (10, с. 35).
Асмуса «прорабатывали» не раз. И все же в 1960-1970-е годы его авторитет был безупречным. Асмус являлся заслуженным деятелем науки РСФСР, членом Международного Института философии в Париже. Отдать философу последние почести 5 июня 1975 г. пришли многочисленные ученики, литераторы и журналисты, весь философский факультет во главе с деканом и партбюро. На похоронной церемонии произошел казус: после гражданской панихиды в дело «вступил» батюшка (о. Владимир Воробьев, ректор Богословского института) и начал отпевание. Из собравшихся атеистов далеко не все впали в панику. Профессора - декан философского факультета С.Т. Мелюхин, Соколов и др. - публично простились с покойным. Но некоторые люди из начальства спасались бегством. Философа под поминальные молитвы проводили к месту упокоения. Зато потом декан Мелюхин, секретарь партбюро Соколов, несчастная вдова и дети вынуждены были объясняться с начальством. Партийные инстанции настойчиво пытались узнать, не хотел ли сам покойный, чтобы его хоронили по церковному обряду.
Здравствующий ныне старейший профессор Московского государственного университета Василий Васильевич Соколов уверен, что «за все наши пореволюционные годы никто не сделал для философского просвещения и образования в России и во всех странах
бывшего СССР столько, сколько сделал Валентин Фердинандович Асмус» (18, с. 19).
Литература
1. Алексеев А.П. Асмус В.Ф. // Философы России Х1Х-ХХ столетий. - М.: Советская энциклопедия, 2002. - С. 68-70.
2. Асмус В.Ф. Владимир Соловьёв. - М.: Прогресс, 1994. - 206 с.
3. Асмус В.Ф. Воспоминания. Детские годы. Университетские годы. Философия в Киевском университете в 1914-1929 годах // Валентин Фердинандович Асмус. - М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. -С. 230-329.
4. Асмус В.Ф. Иммануил Кант. - М., 1973. - 534 с.
5. Асмус В.Ф. Логика. - М., 1947. - 387 с.
6. Асмус В. Ф. О великом пленении русской культуры // Валентин Фердинандо-вич Асмус. - М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. -С. 353-361.
7. Асмус В.Ф. Чтение как труд и творчество // Валентин Фердинандович Асмус. -М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. - С. 429-443.
8. Валентин Фердинандович Асмус. - М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. - 479 с. - (Серия: Философия России второй половины ХХ в.).
9. Бердяев Н.А. Рецензия на книгу: Асмус В.Ф. «Очерки истории диалектики в новой философии» // Валентин Фердинандович Асмус. - М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. - С. 342-347.
10. Бирюков Б.В. В.Ф. Асмус. Творческий путь выдающегося ученого и логика // Валентин Фердинандович Асмус. - М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. - С. 20-54.
11. Вспоминая Асмуса. - М.: Наука, 2001. - 239 с.
12. Гайденко П.П. В.Ф. Асмус - хранитель культурной традиции // Валентин Фер-динандович Асмус. - М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010.- С. 168-174.
13. Громов М.Н., Куценко Н.А. «Это скорбное учение...» Заметки к статье В.Ф. Асмуса // Валентин Фердинандович Асмус. - М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. - С. 347-353.
14. Наш философский дом. К восьмидесятилетию Института философии РАН. -М.: Прогресс-традиция, 2009. - 528 с.
15. Жучков В.А., Блауберг И.И. От редакторов // Валентин Фердинандович Асмус. -М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. - С. 3-9.
16. Квасов Г. Г. Источник об оценке И. Сталиным группы А. М. Деборина // Отечественная философия. Ориентиры исследования. - М., 1992. - Вып. 10. - С. 193.
17. Корсаков С.Н. Становление Института философии и судьбы философов при сталинском режиме // Наш философский дом. К 80-летию Института философии РАН. - М.: Прогресс-Традиция, 2009. - С. 95-195.
18. Соколов В.В. Драматические моменты его философского творчества и философской жизни // Валентин Фердинандович Асмус. - М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. - С. 10-19.
19. Шарапов Ю.П. Лицей в Сокольниках. Очерк истории МИФЛИ. - М., 1995. -208 с.
20. Шкуринов П.С. Философия Вл. Соловьёва в оценке В.Ф. Асмуса // Философские науки. - М., 1982. - № 2. - С. 140-142.
2011.04.053. СИЛЬВЕРМИНЦ Д. ФИЛОСОФИЯ ВО
ФРАГМЕНТАХ: ОБУЧЕНИЕ ФИЛОСОФСКОМУ МЫШЛЕНИЮ С ПОМОЩЬЮ ДОСОКРАТИКОВ.
SILVERMINTZ D. Philosophy in fragments: Cultivating philosophic thinking with the presocratics // Metaphilosophy. - Oxford, 2009. -Vol. 40, N 5. - C. 689-701.
Труды так называемых досократиков сохранились только в небольших фрагментах, что затрудняет признание огромного вклада, сделанного этими мыслителями в развитие философии. Без первичных источников исследование их идей может быть в лучшем случае гипотетично. В то же время эта ситуация, по мнению автора, может быть плодотворно использована в развитии философского мышления у студентов. Целью изучения фрагментов должна стать демонстрация релевантности идей этих мыслителей современным исследованиям в науке.
Автор начинает с обсуждения вопроса об источнике философии. Поскольку при рассмотрении греческой философии молчаливо признается приоритетность одной культуры над всеми другими, возникает вопрос: Как можно представить досократиков без багажа этноцентризма? «Нет необходимости считать греков теми, кто впервые стал философствовать, однако они являются первыми, кто не забыт» (с. 691).
Те, кто сталкивается с фрагментами досократиков впервые, скорее прочтут их как множество поэтических метафор (например, «Все есть вода», «Космос есть гармония», «Природа движется любовью и ненавистью»), чем как основания научной мысли. Как убедить студентов, что несмотря на поэтический язык, в котором эти теории представлены, они значимы как рациональные утвер-
