CC BY
43
ЭТИКА
2011.04.015-029. ФИЛОСОФСКИЕ ПРОБЛЕМЫ БИОЛОГИИ И МЕДИЦИНЫ: ФУНДАМЕНТАЛЬНОЕ И ПРИКЛАДНОЕ (Сводный реферат).
2011.04.015. МАКАРОВ А.В. Конструирование телесной идентичности: влияние современных технологий // Философские проблемы биологии и медицины. Фундаментальное и прикладное: Сборник материалов 4-й ежегодной научно-практической конференции. -М.: Принтберри, 2010. - Вып. 4. - С. 22-24.
2011.04.016. ПОПОВА Н.Т. Выразительные движения как сфера рождения телесно-экспрессивного кода культуры // Там же. -С. 24-26.
2011.04.017. ШЕМАНОВ А.Ю. Проблемы описания культурного генезиса субъективности // Там же. - С. 30-32.
2011.04.018. ЛИСЕЕВ И.К. Предмет философии биологии и его эволюция // Там же. - С. 33-34.
2011.04.019. QUIJADA J. Complementarity (part versus whole) within the biological realm // Там же. - С. 34-36.
2011.04.020. ДЕЛОКАРОВ К.Х. Природа человека как проблема философии науки // Там же. - С. 36-38.
2011.04.021. РУМЯНЦЕВ О К. Свобода и природа - открытость к иному и адаптация: самодетерминация разума и саморазвитие организма // Там же. - С. 38-41.
2011.04.022. АРШИНОВ В.И. На пути к антропному измерению nbic-конвергенции // Там же. - С. 41-44.
2011.04.023. КИЗИМА В.В. Связь психики, соматики и деятельности человека с позиций философии тотальности // Там же. - С. 44-46.
2011.04.024. АХТЫРСКИИ Д.К. Биология: Наука освобождения или наука манипуляции? // Там же. - С. 47-48.
2011.04.025. ГАСПАРОВ И Г. Эмпатия и проблема чужого сознания // Там же. - С. 48-50.
2011.04.026. ГОДЗЬ Н.Б. Современные проблемы становления философии экологии // Там же. - С. 50-52.
2011.04.027. КОВАЛЬ Т.И. К вопросу о философском осмыслении достижений современной генетики // Там же. - С. 52-54.
2011.04.028. ЛЕТОВ О.В. Нанотехнология и постпозитивизм // Там же. - С. 54-55.
2011.04.029. ОБОЛЕВИЧ Т. Из истории психофизической проблемы // Там же. - С. 55-58.
А.В. Макаров (015) понимает под идентичностью последовательность психической жизни человека, его самотождественность с определенным признанным образцом, возникающую в социальных интеракциях различную проявленность личности. Идентичность отражает не только осознаваемые, но и нерефлексивные, внерацио-нальные механизмы самоопределения. Способность к изменению идентичности связана с адаптационной практикой, с использованием защитных стратегий. Идентичность - динамическая структура, она развивается через преодоление кризисов идентичности. В «кризисе идентичности» усматривается конструктивная роль возможности и механизма развития и обретения новой идентичности в ситуации социальной неопределенности.
Современные социальные реалии провоцируют кризисную идентичность. Она выражается в проблемности сохранения различных образов Я, в неспособности к многопозиционированию, в нарушении связей между различными Я-образами. Конструирование телесной идентичности интендируется формированием новых Я-образов, второстепенной идентификации, стремлением к эскапизму как имманентной характеристике современности. Идентификационный дискурс сегодня сопрягает идентичность с такими терминами, как «кризис идентичности», «размытая, спутанная, деформированная, разрушенная, нестабильная идентичность», «распад идентичности».
Виртуальные и генетические технологи позиционируют тело как информационную матрицу. Его можно модифицировать генетически или хирургически - протезами, имплантатами, искусственными органами, а также, в перспективе, оно трансформируется и электронно - через перенос в емкости компьютерной памяти, пересаживание посредством нанотехнологий на другие квантовые носители. «Сегодня вокруг тела разворачивается настоящая паника -
сексуальная, спортивная, модельная, - обусловленная именно исчезновением тела и избытком средств его стимуляции» (015, с. 23).
В поисках идентичности современный человек оказался в ситуации онтологической и аксиологической неопределенности. Современные техники власти провоцируют дезадаптационные практики. Латентные техники, которые использует власть, неявные формы контроля и управления, наблюдение и цензурирование через потребление и обладание вводят современного человека в состояние тотального, в том числе телесного, напряжения, непрерывного контроля и самоконтроля как в социальной, так и в интимной жизни. Рассогласование и несоизмеримость в системе ценностей, «релятивность» социальных идеалов, моральный релятивизм, противоречивость смысловых интенций, шизоидизация сознания «размывают» границы идентичности и инициируют дезадаптивные практики.
Н.Т. Попова (016) считает, что актуальной задачей современной культуры является формирование рефлексивного отношения человека к телу и его проявлениям на основе овладения культурными формами. Развитие рефлексивного отношения невозможно без освоения представленных в культуре паттернов движения. Овладение этими паттернами представляет собой условие освоения человеком своей эмоциональной сферы как важнейшего элемента регуляции своего поведения, а также рационального мышления и речи. Эти паттерны являются моделями динамического тела культуры, представляющего человеческую телесность культуре в их взаимных проекциях в пространстве символов культуры.
Обращение к данному подходу определяется тем значением, которое тело и телесные практики человека получают в современной культуре. «Тело выступает в качестве последней инстанции: его предъявляют, демонстрируют - тело живое и творящее, мертвое и безжизненное - на выбор» (016, с. 25). Но тело важно не только само по себе, а как интегратор чувственных переживаний, социального опыта и т.п.; универсализируя эти переживания, тело становится модулем в новом культурном целом, запечатлевая опыт социальных отношений, - носителем идеи другого. Культурные смыслы сворачиваются в теле. Это возможно только тогда, когда оно (тело) имеет опыт многогранного переживания себя, включая опыт смерти. В этом случае тело становится знаком и начинает чи-
таться. В современной культуре тело не только переживается, но и читается как бы в последовательности семантических сдвигов: живое тело, тело в движении, тело - динамический знак. Наблюдается тенденция к удвоению: реальное физическое тело становится знаком, а это происходит только, если человек воспринимает тело не статично, а в динамике. Собственно его динамика и позволяет субъекту оторваться от статично воспринимаемого тела, являясь гарантией возможности знакового прочтения тела. На пути от тела динамического к динамическому знаку возникает образ.
В современном мире человеческое тело наделяет вещи лишь знаками своего присутствия, в остальном они функционируют автономно: складывается система форм, где человек упоминается лишь намеком (т.е. становится кодом для этой системы). Таким образом, в вещи «опускаются» реальные трудовые отношения. «Общение» с вещами приводит к «системе вещей» так же, как и отношения людей между собой - к системе культурных форм. В обеих линиях развития от тела через деятельность с предметами и общение с людьми субъект приходит к новой точке отсчета, к телу человека в его новом понимании. Исчерпанность этих линий развития (их пустотность) переживается самим человеком трагически. Эти процессы намечают перспективы будущего развития человека.
Миф рождается на границе телесной реальности. Он задает рамки, опору для будущих рациональных представлений, так как рождающаяся обновленная мифология телесности имеет всеобщий характер. Определяя границы смысла, миф дает разрешение действовать. Именно поэтому важна его ранняя «культурная диагностика»: она способствует созданию общего поля, в котором возможно сохранение культурных различий. Подобная диагностика позволит вести культурный диалог, понимать перспективы и тенденции культурного развития. Мифология телесности может выполнять функцию порождающей модели. В современной культуре соответствующей ей мифологией телесности является телесная символика техники, которая в настоящее время захватывает и порабощает современного человека, что подтверждает необходимость ее переосмысления. Современность создает более динамичный миф: чем сложнее реальность, тем динамичнее ее образ. Значение анализа человекоразмерности (витомерности) современной и архаичной
мифологии телесности в том числе состоит в том, что такой анализ открывает возможность для освобождения от «завороженности» техникой, характерной сейчас для человека.
А.Ю. Шеманов (017) отмечает, что в современных исследованиях, посвященных проблеме становления личности, существует коллизия. С одной стороны, в философии уже обстоятельно обоснована несостоятельность субстанциалистского понимания бытия человека (в качестве примера такого обоснования можно назвать фундаментальную онтологию Хайдеггера). С другой стороны, отказ от субстанциализма в нынешних науках о человеке зачастую сопровождается трактовкой человека как простого эпифеномена культурно-исторических, социальных или психологических процессов. Вместе с тем в науке, эмпирически изучающей развитие человека, в ее критериях, методах, способах оценки этого развития, зачастую господствует понимание личности, восходящее к просвещенческому пониманию человека как разумной природы, что ведет к его натуралистической трактовке. В свою очередь, философский отказ от субстанциализма в понимании личности часто оборачивается также и отказом рассматривать ее в конкретном индивидуальном и культурно-историческом становлении. Поэтому остается актуальной задача обоснования возможности несубстан-циалистского понимания генезиса человеческой личности. При этом надо учесть, что понимание личности может быть генетическим, если оно имеет витомерный характер, т.е. является соразмерным специфическому принципу человеческой жизни. Определение витомерности должно исходить из уяснения такого специфического принципа.
Актуальность проблемы инициации субъективности определяется необходимостью фундаментального философского обоснования возможности инициации субъективности в процессе овладения формами культуры. «Если на всех уровнях культурного освоения своей телесности и овладения речью человек опирается на формы культурной репрезентации своего тела и окружающего мира и, соответственно, откликается на начальный импульс самоотличения, то это означает, что уже на этих уровнях инициируется процесс самоотличения человека, лежащий в основе его субъективности» (017, с. 31). Это позволяет выйти за пределы доминирующего сейчас (в психологии, культурологии) понятия личности,
построенного на просвещенческой идее природного разума и говорить о личностном развитии каждого человека, исходя из степени его владения формами культуры.
Задача обоснования возможности генезиса субъективности человека решается без апелляции к субстанциалистскому пониманию личности. Культурный процесс выступает не в качестве средства развенчания субъективности, которая обычно при этом развенчании отождествлялась с так или иначе понимаемой духовной субстанцией, а как сфера генезиса субъективности. Субъективность не становится при этом и эпифеноменом некоего другого субстанциального процесса (например, материального производства или культурного процесса): она конституируется в онтологическом саморазличении, инициируемом благодаря культурному процессу, поскольку последний представлен в репрезентациях субъективности.
Таким образом, витомерное описание генезиса личности должно включать прослеживание культурного механизма дистанцирования субъекта от непосредственно воспринимаемого им наличного бытия. Дистанцирование субъекта начинается с культурной репрезентации человеком своего тела, его функций и аффектов, которые являются также и способами построения модели мира. Эти базовые формы культуры и есть те кости, без которых не нарастает мясо человеческого образа мышления и поведения.
И. К. Лисеев (018) определяет философию биологии как область философии, занимающуюся анализом и объяснением закономерностей формирования и развития основных направлений комплекса наук о живом. Философия биологии исследует природу и структуру биологического знания, особенности и специфику научного познания живых объектов и систем; средства и методы, способы обоснования и развития научного знания о мире живого. Философия биологии - это система обобщающих суждений философского характера о месте биологии в системе науки и культуры, о воздействии различных наук и культуры в целом на характер биологических исследований и об обратном процессе влияния биологии на изменение норм, установок и ориентации в науке и культуре.
Естествознание XX в. имеет дело с множеством картин природы, онтологических схем и моделей, зачастую альтернативных друг другу и не связанных между собой. В биологии это ярко от-
ражалось в разрыве эволюционного, функционального и организационного подходов к исследованию живого, в несовпадении картин мира, предлагаемых различными областями биологического знания. «Задача онтологического направления в биофилософии - выявление онтологических моделей, лежащих в основаниях различных подразделений современной науки о жизни, критике -рефлексивная работа по осмыслению их сути, взаимоотношений друг с другом и с онтологическими моделями, представленными в других науках, их рационализации и упорядочению» (018, с. 33).
Методологический анализ современного биологического познания преследует задачу не просто описания применяемых в биологии методов исследования, изучения тенденций их становления, развития и смены, но и ориентирует познание на выход за пределы существующих стандартов. В силу того, что регулятивные методологические принципы биологического познания имеют порождающий характер, осознание и формулировка в биологии новой методологической ориентации ведет к становлению новой картины биологической реальности. Это ярко проявилось в процессе утверждения в биологии новых познавательных установок системности, организации, эволюции, коэволюции.
На современном этапе своего развития биология требует философского переосмысления традиционных форм организации знания, создания нового образа науки, формирования новых норм, идеалов и принципов научного исследования, нового стиля мышления. Развитие биологии в настоящее время начинает давать все больше плодотворных идей, как для сферы биологического познания, так и имеющих широкие выходы за пределы собственно биологии - в науку и культуру в целом. Все эти новые проблемы и включаются в предмет современной биофилософии.
Дж. Куиджада (019) отмечает, что, согласно Н. Бору, существуют отношения дополнительности между законами физики и законами биологии. Теория естественного отбора Ч. Дарвина оставалась механистической: в этой теории учитываются лишь «внешние» факторы, такие, как климат, болезни, голод и т.п. В рамках теории Дарвина не учитываются так называемые «эмерджентные» факторы, которые включают в себя отношения внутри вида или отношения между представителями того или иного вида и окружающей средой. Подобные отношения отражают динамику части и целого.
Например, имеет место тот факт, что животные откладывают большее или меньшее количество яиц в зависимости от наличия или отсутствия ресурсов.
Биологи демонстрируют эмерджентные явления везде, где природа целого больше, чем сумма составляющих его частей, и эту природу нельзя объяснить на основе анализа частей. Эти свойства проявляются в фактах взаимодействия, кооперации и взаимной зависимости между представителями разных видов, включая симбиоз между ними. Так же, как свойства квантов подтверждают то, что целое содержится в составляющих его частях, эти свойства имеют место и в области биологии. Например, в каждой клетке ДНК содержатся свойства вида в целом. Если прежние представления об эволюции включали в себя идею линейной прогрессии от низших к высшим, то, согласно современным представлениям, все организмы (как части) представляют собой эмерджентные аспекты самоорганизующегося процесса жизни (целого). Единственный способ рассмотрения частей - это исследовать их отношения к целому.
Высшие формы жизни зависят и складываются на основе низших форм, как с точки зрения симбиоза, так и с позиций их организационной иерархии. Живой организм - это не просто «фабрика» или «механизм», который следует детерминистским законам. Свойства организма не сводятся к сумме составляющих его частей. Сложное живое существо проявляет свойства, которые непредсказуемы с точки зрения составляющих его частей. Эти свойства проявляются в «пограничных условиях», которые определяются природой ДНК.
Эмерджентные свойства живой материи проявляются на каждом уровне: квантовом, атомном, молекулярном, клеточном, видовом, межвидовом, биосферном. Человеческое тело суть проявление биосферы в целом, учитывая взаимодействие ее иерархических уровней. Так же, как в области квантовой физики различие между наблюдателем и наблюдаемым, так и отношение между человеком и биосферой оказывается взаимодополняющим. Субъект так же относится к биосфере Земли, как каждая его клетка - к организму в целом. Каждая клетка - это часть целого так же, как индивиды -часть биосферы.
Таким образом, любые решения в области биоэкологии должны приниматься с точки зрения холистского подхода. В этой
области субъект должен учитывать отдаленную перспективу. Так, чтобы избежать вероятности возникновения лесных пожаров, автор предлагает ввести строгий запрет на разведение лесных костров.
К.Х. Делокаров (020) указывает, что специфика постановки и решения значительного числа философских проблем биологии зависит опосредованно или непосредственно от трактовки «вечной» метафизической проблемы «природы человека». Отношение к данной проблеме предопределяет направленность и характер ответов на такие вопросы, как смысл и цель жизни, следует ли стремиться к «улучшению», «усовершенствованию» человека и вообще, правомерна ли постановка вопроса об «истинной» природе человека и т.д.
Испанский философ Ортега-и-Гассет отметил усложнение цивилизации и уровня проблем, которые предстоит решить людям, призванным руководить социальными и цивилизационными процессами. При этом, по его мнению, разрыв между уровнем современных проблем и уровнем мышления будет расти, и если не отыщется выход, то в этом главная трагедия цивилизации. «Одна из важнейших граней этой проблемы в том, что человек, открыв науку как средство решения все более усложняющихся вопросов обще-цивилизационного характера, научился решать с ее помощью преимущественно экономические, технологические вопросы, но он не научился разрешать проблемы общечеловеческого характера, смысла жизни, антропологические вопросы, предупреждать конфликты и глобальные столкновения» (020, с. 36).
Человек начала XXI в. достиг, с одной стороны, невероятных успехов в познании природы, а с другой - породил значительное число глобальных проблем, способных привести к уничтожению не только человека, но и всего живого на планете. В подобной ситуации актуализировался вопрос об идентичности человека, его способности остановить такие разрушительные тенденции как «столкновение цивилизаций» и индустриального человека и природы. Реакцией на эти тенденции стало стремление исправить природу человека, усовершенствовать его, преодолеть недостатки человеческой конструкции с помощью достижений генной инженерии и на-нотехнологии. Это не может не беспокоить представителей гуманитарно-философской мысли, поскольку современному обществу не хватает не столько наноинженеров и компьютеров нового поколения и т.д., а ответственного отношения к порождаемым челове-
ком смыслам, трансцендентальному, внутреннему миру человека. Ведь люди разнообразны по самым разным основаниям, но они идентифицируют себя как люди, и поэтому следует формировать не наночеловека, а этически ответственного, целостного, морального человека, способного понимать себя и других.
Естественно, что развитие, совершенствование человека происходит не в биологическом отношении, а в контексте культуры, созидания им новых смыслов, продуктов, целей и т.д. Тем самым эволюция и совершенствование находит отражение в мифах, философских системах и научных теориях, новых технологиях и социальных системах. Будущее, в том числе и будущее человека, не предопределено, оно творится самим человеком. Это накладывает особую ответственность на человека и в первую очередь на ученых и философов, которые принимают непосредственное участие в «конструировании» человека и постижении смысла того, что есть человек.
О.К. Румянцев (021) выделяет область, подобную предметному полю философской антропологии, представители которой пытались синтезировать метафизические концепции человека, принадлежавшие, с одной стороны, философии, с другой - естествознанию. Если биологи и философы будут заниматься одним предметом, например, человеком, выясняя один и тот же вопрос, это само по себе еще не предполагает их «встречи». Автор предлагает возможную версию такой встречи: она может состояться, если обнаружится сходство и различие метафизик философии и науки. Данное «различие» обусловлено тем, что истина научного познания принадлежит не философии, а науке. «Истина науки есть не самоманифестация философского духа, а выход иного - радикально вне-мысленного содержания мысли (ее природные и сакральные детерминации) - на арену, создаваемую разумом. Разумом, который конституирует свою границу-открытость с иным» (021, с. 38). Причем конституирует эту границу таким образом, что разум ответственен, с одной стороны, за свое авторство в строительстве и организации границы (природные детерминации мысли), а с другой - за предоставление авторского статуса Иному, по-своему полагающему эту границу (сакральные детерминации мысли).
Для анализа «сходства» (и различия) метафизик биологии и философии автор отталкивается от концепта «аналогия». Органи-
ческое всегда мыслилось как аналогия разумного. Соответственно саморазвитие организма мыслилось как аналогия самодетерминации разума. Трактовка адаптации организма к среде (иному) как независимости (закрытости) от нее есть понимание организма по аналогии с «риторическим» разумом. Риторическим О.К. Румянцев называет разум, конституирующий себя в качестве такого процесса соотнесения с собой, в котором снимается инаковость иного. Данный разум хотя и тематизирует себя как открытость иному, но оказывается закрыт для детерминаций, в которых авторствует иное, поскольку разум, полагаясь на изначальное сродство с иным, не удерживает его радикальную инаковость.
Трактовка адаптации организма к среде (иному) как наибольшей взаимозависимости (открытости) с ней есть понимание организма по аналогии с «новоевропейским» разумом. Новоевропейским здесь называется разум, конституирующий себя в качестве такого процесса соотнесения с собой, в котором постигается инаковость иного. Этот разум тематизирует свою субъективность (свободу) как открытость для природных (и сакральных) детерминаций иного.
Инвариантность риторического разума, его преемственность на протяжении 2,5-тысячелетней эпохи обеспечена пониманием себя в контексте изначального сродства (концепция естественного света разума) с миром. В этом случае самодетерминация субъекта культуры оборачивается его автономной самозамкнутостью как независимостью от внекультурных детерминаций. По аналогии строится интерпретация саморазвития организмов в классических теориях эволюции (вплоть до начала ХХ в.), потому либо удается сформулировать направленность развития, но не получается саморазвития, либо - наоборот. Для новоевропейского (и особенно современного) разума, освободившегося от концепции предустановленной гармонии, в этом смысле нет инвариантности, поскольку он отдает себе отчет в том, что как он себя понимает, таков он и есть.
И для Аристотеля и для Гегеля живой организм есть представленность такого внемысленного бытия, которое может и должно быть сформулировано только мыслью. Античный разум не знает новоевропейской бесконечности; в Античности радикально другое понимание времени и вечности; там немыслима новоевропейская «природа» и оппозиция «организм - механизм». В данном
случае следует указать причину этого «совпадения»: если в Античности невозможно сформулировать инаковость иного (а именно его представляет живое), то у Гегеля она (инаковость) снимается, потому мысль совпадает со своим радикально внемысленным предметом.
Для понятия саморазвития важнейшим является вопрос о его направленности, который у Гегеля корректно и содержательно задан «доведением субстанциальности до субъективности». Однако с проработкой проблемы начала (генератора) саморазвития у него не складывается, поскольку для этого требуется тематизировать открытость иному. Другими словами, дело в том вопросе о внемыс-ленных детерминантах мысли, который сформулировал Кант. Субъективность (свобода) конечного разума человека в мире явлений природы (укорененных в вещи-в-себе) может исполниться только в качестве открытости разума к природным детерминациям. Форму (пространство, время) и язык (математику) для экспрессивности природы дает ей разум.
Задача концептуализации такого имманентного генератора саморазвития не была решена Гегелем. Подобная же конструкция представлена у Ламарка: филогенетическое развитие оказывается осуществлением предзаданных усилий стремления к совершенству, потому время - тот монотонный однородный фон, в котором исполнится «План», или «Схема метафизических категорий» (обожествленный человеческий Разум). В концепции саморазвития у Дарвина не сформулирована направленность к «наиболее приспособленному». Несоразмерная огромность среды по отношению к организмам буквально навязывает понимание среды как независимой переменной. Соответственно организм выступает как функция этого аргумента, как приспособление. Потому приспособление не имеет положительного определения, оно понято как достижение независимости от среды. Но у Дарвина возобновляется начало (генератор), зачинающее процесс: «случайная мутация» вносит рассогласование в приспособление к среде организма; по отношению к этому приспособлению он становится неопределенным, открытым. Движущей силой оказывается не приспособление (или естественный отбор, как это декларируется), а как раз дезадаптация организма. Потому здесь обязательно наличествует живое время, в котором что-то случается: организм экспериментирует. Тем самым
саморазвитие, самодетерминация исполняется как открытость внешним детерминациям. Если для организма речь идет о внеорга-низменных детерминациях, то для субъективности человека о вне-мысленных бытийных детерминациях.
Вопрос об аналогии органического и разумного - природный горизонт сакрального вопроса о провиденциализме и свободе воли; у Канта - о природе и свободе, а у неокантианцев - о взаимоотношении наук о природе и наук о культуре. Это ключевая проблема новоевропейской философии, которая, вопреки мнению постмодернистской философии, вовсе не потеряла своей актуальности. Недолгие годы, объединившие (пусть и в запальчивых спорах) «физиков» и «лириков», техническую, естественно-научную и гуманитарную интеллигенцию, мобилизовали особую породу людей -самодостаточных и ответственных, ощутивших себя общественной силой. Представляется по меньшей мере допустимым предположение о том, что именно встреча естественно-научного и гуманитарного знания позволила концептуализировать вопрос о самодетерминации, свободе, субъективности человека.
В.И. Аршинов (022) отмечает, что за последние 10 лет в области исследования философии науки и технологии в их междисциплинарном и трансдисциплинарном контекстах появилось новое понятие: «конвергирующие технологии». Новый концепт существенно расширяет свое содержание, ставя в центр внимания синер-гетическое взаимодействие между самыми разными областями исследований и разработок, такими как нанонаука и нанотехнология, биотехногия и науки о жизни, информационные и коммуникационные технологии, когнитивные науки.
Ведущиеся сейчас на Западе интенсивные дебаты по поводу конвергирующих технологий стали форумом для исследований будущего в контексте становления современной нанотехнонауки. Новое прочтение понятия конвергирующих технологий начало стремительно формироваться начиная с 2001 г., когда под эгидой Национального научного фонда США была выдвинута так называемая НВ1С-инициатива. В этой инициативе четко выделяются два целевых фокуса-аттрактора.
Первый акцентирует внимание на синергетическом объединении вышеназванных областей исследований и разработок в на-нометрическом масштабе, что предполагает уже в обозримом бу-
дущем цепную реакцию самых разных технологических инноваций, в своей совокупности обещающих глобальную трансформацию самого способа развития человеческой цивилизации в целом. Этот фокус можно назвать также экономико-технологическим.
Что же касается второго, то он акцентирует внимание на проблеме «улучшения человека», «человеческой функциональности» (improving human performance), или «расширения человека» (human enhancement). Нет ничего удивительного поэтому, что NBIC-модель конвергирующих технологий (NBIC-тетраэдр) всколыхнула новую волну энтузиазма среди адептов трансгуманистического движения (Ник Бостром, Рей Курцвейль, Вернон Уиндж), увидевших в ней реальный практический инструмент создания следующего поколения постчеловеческих существ.
Авторы «тетраэдрической» концепции взаимосвязи конвергентных технологий М. Роко и В. Бэйнбридж утверждают, что конвергенция реализуется как синергийная комбинация четырех быстро развивающихся областей науки и технологии: (а) нанотехнологии и нанонауки; (б) биотехнологии и биомедицины, включая генную инженерию; (с) информационные технологии, включая продвинутый компьютинг и новые средства коммуникации; (д) когнитивные науки, в том числе когнитивные нейронауки. «Утверждается также, что сейчас эти области человеческой деятельности, как эволюци-онно-сопряженной совокупности практик познания, изобретения и конструирования, достигли такого уровня инструментального развития, при котором они должны вступить в интенсивное синерге-тическое взаимодействие, результатом которого явится становление качественно новой супер-нано-технонауки, открывающей перед человеком и человечеством новые горизонты собственной эволюции как осознанно направляемого трансформативного процесса» (022, с. 43).
В стратегической перспективе второй полюс NBIC-инициа-тивы, касающийся проблемы «расширения человеческих возможностей», оказывается во многом лишенным социогуманитарного а по сути - антропологического содержания. Он оказывается редуцированным к технонаучному аспекту данной проблемы. Однако эта редукция в некотором смысле является завуалированной, редукцией «второго рода», поскольку она апеллирует к междисциплинарной синергии открытия и конструирования, т.е. к некоей мно-
гоуровневой самоорганизации и целостности. Тем не менее она, пусть и в неявном виде, но присутствует, и это обстоятельство важно иметь в виду для понимания специфики той качественно новой (сложностной) ситуации, которая сейчас возникает в связи с осмыслением всего проблемного поля «human enhancement» в том его виде, как оно соотносится с синергийной фигурой NBIC-тетраэдра.
Фундаментальное философское значение конвергирующих технологий состоит в том, что внутри синергийного NBIC-тетра-эдра нанообъекты как продукты декартовских практик «очищения» трансформируются в множество гибридных квазиобъектов, как продуктов практик медиации в смысле Б. Латура. Вместо декартовского NBIC-тетраэдра возникает технологически опосредованная конвергенция между материальными уровнями реальности и когнитивными уровнями человеческого опыта. Такого рода медиация процессно реализуется в наномасштабе генерацией все большего количества медиаторов - квазиобъектов-вещей и знаков как квази-интерсубъективных коммуникаторов. В таковые и превращаются предварительно «очищенные» идеальной машиной Декарта атомы, гены, нейроны и биты. Но здесь не случайно выделен курсивом термин «наномасштаб», поскольку за его границами природа, общество и дискурс.
Таким образом, проблема состоит в том, чтобы всячески стимулировать процесс конвергентного расширения практик тех-нокультурной антропологически ориентированной медиации, рекурсивно порождающих гибридные когнитивные интерфейсы между конвергирующими уровнями реальности. При этом сложност-ность как нередуцируемая целостность и есть тот потенциальный контекст, в котором эта «двойная» технокультурная конвергенция только и может в полной мере осуществляться.
В.В. Кизима (023) указывает, что начиная с 80-х годов ХХ столетия отделение психоанализа от наук о мозге на Западе, в частности в США, исчерпало себя: начал пробуждаться интерес к связи психики, биологии (генетики, мозга) и медицины (в связи с так называемыми «психосоматическими болезнями»), возникла потребность говорить о взаимодействии психического, социального и биологического детерминантов поведения человека. Одновременно такой поворот к отношению неврологии и психологии при-
дал теме философский характер, поскольку осмысление отношения материального и идеального, телесного и духовного всегда было глубинным вопросом философии. Но философия шла здесь своим путем. В наметившейся конвергенции медицины и философии сегодня имеется их взаимная заинтересованность.
Новые философские постнеклассические исследования последних 20 лет, развивавшиеся независимо от медицины, в дальнейшем получая творческие импульсы от медиков в этом направлении, сами могут стимулировать более глубокое понимание сущности психосоматических заболеваний в медицине и практических путей их лечения. Речь идет о метафизике тотальности, где получила новую интерпретацию старая проблема отношения сознания и бытия, психики и физиологии. «Человек рассматривается в этом случае двойственным в онтико-онтологическом плане: как онтическое существо он локален, индивидуален, самоидентичен, выступает как монада, но одновременно он как часть более общих сред и условий нелокален, вездесущен, но неощутим, выступает как обволакивающий себя же как монаду невидимой аурой парс (лат. pars - часть), и в этом смысле онтологичен» (023, с. 45).
Новый шаг состоял в том, что монадность и монадные отношения стали рассматриваться как материальное начало, а парсиче-ское - как идеальное, а анализ отношений между ними позволил выявить механизм их взаимовлияния и взаиморазвития (причинно-кондициональную самодетерминацию). Иными словами, на предельном уровне общности фактически разрешена проблема психофизического и психофизиологического параллелизма. Отталкиваясь от данного решения, можно рассматривать и вопрос о природе психосоматических отношений. Движение в этом направлении уже фактически идет и в нем прослеживается философско-медицинский параллелизм.
Транскрипционная функция генов - способность данного гена к производству специфических белков в любой клетке - строго регулируется как реакция на факторы среды. Регуляции экспрессии генов со стороны социальных факторов выполняют все функции организма, в т.ч. головного мозга. Социальные влияния биологически включаются в измененные выражения определенных генов в определенных клетках конкретных областей мозга. Эти изменения передаются в культурном отношении, но не генетически. Фактиче-
ски здесь описывается процесс изменения отношения монадности и парсичности в генах и клетках, и задача генетики, биологии и медицины состоит в том, чтобы данный процесс был максимально полно прослежен, для того чтобы управлять им.
Д.К. Ахтырский (024) подчеркивает, что фундаментальная этическая проблема биологии - противоборство внутри этой науки двух тенденций, «освобождающей биологии» и «манипулятивной биологии». Эти тенденции проявляют себя во всех сферах научного знания, но именно биология на данный момент является крайне значимым плацдармом этой борьбы, хотя ее основной фронт пролегает сегодня в области наук о человеке и обществе.
Качество, первоочередным образом характеризующее мани-пулятивную науку, - отрицание категорического императива, не позволяющего рассматривать объект исследования как средство для достижения целей, чуждых или даже враждебных целям объекта. Хотя И. Кант имел в виду, прежде всего, человека, но автор предлагает расширить круг применения категорического императива до пределов всего универсума и всех существ, в нем пребывающих.
Ключевым для «освобождающей науки» является допущение существования «внутренней», субъективной реальности исследуемого объекта - существующей для самого этого объекта, сознания или его эквивалента. Это допущение в свете категорического императива предполагает, что объект исследования, как он существует сам для себя, должен стать главной целью исследования - и в лучшем случае во вторую очередь должен исследоваться в качестве средства для достижения сторонних по отношению к объекту целей. И эта вторая очередь может воспоследовать лишь тогда, когда исследователь не обнаружил «возражений» объекта, причем этически корректно предполагать для объекта именно «презумпцию возражения». Такова этическая максима - как бы она ни была далека от дискурса современного «естественно-научного» контекста.
Психология и социология достаточно четко разделяются по рассматриваемому критерию. Одни стратегии подразумевают освобождение человека, интеграцию его сознания и человеческой культуры в целом. Другие же направлены на совершенствование искусства манипулирования человеком и социумом, в конечном итоге - на сужение числа степеней их свободы, к усугублению
творческой ущербности - вплоть до состояния пресловутого винтика в контролируемом социальном механизме. Область же биологии находится в положении участка фронта, только становящегося сценой активных «боевых» действий.
Концептуально важна в данном контексте метафизическая проблема понимания «Другого». Она упирается в две фундаментальные антиномии - «солипсическую»: понимание невозможно либо возможно всепонимание в пределах/беспредельности единого универсального сознания; и классическую кантовскую антиномию свободы/детерминизма. Р. Декарт предпочитал исходить из детерминистской установки, интерпретируя болезненные реакции подвергаемых им вивисекции существ как автоматические реакции механизма. Но продолжение этой идеи привело в теории к появлению трактата Ламетри «Человек-машина», а на практике - к попытке воплотить в жизнь тоталитарные антиутопии, в пределах которых индивидуальные переживания имеют ценность только в контексте их осмысления высшими властными инстанциями в лице слившихся с властью в одно целое экспертными научными советами.
Таким образом, даже принимая во внимание всю сложность ситуации, в которой находится современное человечество и, в частности, научное сообщество, этический вектор прочерчен от науки манипуляции к науке освобождения. При всем обилии неизвестных факторов следование категорическому этическому императиву предполагает трансформацию биологии в направлении от утилитаристской вивисекции к взаимоосвобождающей медицине - пониманию того, что на пути освобождения находится как экспериментатор, так и подопытный. «И подопытный этот - не «экземпляр» и не «живой материал», но субъект, «сын божий» и наш брат, сознательное существо. И это существо нуждается в медицинской помощи - и, возможно, способно помочь и нам без неприемлемых с его стороны жертв. И само слово «медицина» тут может служить синонимом «науки освобождения» во всех смыслах, которые человек способен вложить в это слово - «освобождение» (024, с. 48).
И.Г. Гаспаров (025) указывает, что вопрос, может ли субъект быть уверен, что кроме его собственного существуют другие сознания, активно обсуждается, по крайней мере со времен Р. Декарта. Проблема возникает для того, кто принимает следующие три утверждения, которые вместе составляют ядро картезианской кон-
цепции психического: (1) у субъекта есть непосредственный доступ к содержаниям своего сознания; (2) из наблюдения за физическими состояниями тела нельзя сделать никаких (достоверных) выводов о психических состояниях этого тела; (3) у субъекта нет непосредственного доступа к содержанию чужих сознаний.
Однако в этом случае какие у субъекта могут быть основания атрибутировать психические состояния кому-либо, кроме себя самого? Если таких оснований нет, то повседневная практика, когда субъект приписывает психические состояния отличным от себя людям, лишается рационального основания. Есть три основных возражения против нерациональности ментальной атрибутации: (АА) аргумент от аналогии, который утверждает, что хотя у субъекта нет прямого доступа к чужому сознанию, его сходство с другими людьми является достаточным основанием, чтобы сделать вывод о наличии у них психических состояний. (АПЯ) Аргумент Л. Витгенштейна о невозможности приватного языка, согласно которому язык не может иметь чисто приватного характера, так как в противном случае он не мог бы выполнять коммуникативную функцию. (АЭ) Аргумент от эмпатии, согласно которому существует специальная способность, которая позволяет иметь непосредственное - квазиперцептивное знание - о психических состояниях других людей.
Нейрофизиологический механизм эмпатии дает возможность понять, почему субъект непосредственно воспринимает других людей как живых, интенциональных сознательных агентов, с одной стороны, и объяснить, почему иногда восприятие оказывается ложным и, следовательно, может быть подвергнуто сомнению - с другой. Эмпатия - естественный, квазиперцептивный механизм, надежно информирующий о чужом психическом состоянии. Благодаря этому механизму субъект получает информацию о чужом психическом состоянии. В случае нормальной работы этого механизма получаемая информация достаточно надежна. Если же он дает сбои, то чужое психическое состояние репрезентируется в искаженном виде. Однако в этом смысле эмпатия вряд ли чем-то принципиально отличается от иных познавательных механизмов, восприятия и разума. Поскольку эмпатия имеет квазиперцептивную природу, то она дает возможность непосредственного, а не выводимого знакомства с чужим сознанием. Таким образом, лож-
ным оказывается положение картезианской концепции психического, отрицающее у субъекта наличие непосредственного доступа к чужому сознанию, а АЭ - наиболее перспективным ответом на проблему чужого сознания как с философской, так и с естественнонаучной точки зрения.
Н.Б. Годзь (026) отмечает, что человек, открыв мир, выделил себя и свою экзистенцию из природы, но сама жизнь продолжает связывать человека со всем природным. Человек устроен таким образом, что, познавая окружающий мир, он познает и себя. В такой же мере справедливо замечание, что, познавая себя, для человека в какой-то мере более понятной становится и природа. Результатом подобного подхода к анализу природы науки стало понимание ее как особого предметного вида познавательной деятельности. «Продолжая выполнение задачи по выработке целостной картины мира, научное сообщество и человечество в целом сталкивается с целым рядом проблем, которые заложены и в самой системе современного научного познания» (026, с. 50).
Живое в природе существует не «для чего-то»: необходимость поиска цели и конечного смысла существования - это исключительно человеческое приобретение. Осмысливать проблему живого стоит исходя из других речевых оборотов, например, что все живое живет потому, что просто не может не жить или оно есть, поскольку материя и форма ее организации такова, что она приводится в соответствующее состояние именно таким образом. Экология эволюционирует наряду с представлениями относительно ее предмета, задач и возможностей. Философы не только продолжают открывать новые горизонты человеческого и природного, но и создают новые уровни и области изучения, осмысления существующего состояния вещей. Возникнув из потребностей практики как таковой, наука на современном этапе в значительной мере регулирует практику. Экология как дисциплина давно приобрела не только междисциплинарный характер, но и статус новой синтетической дисциплины. Наука в целом преобразовывает любые фрагменты человеческой деятельности, изучая окружающую действительность. В данном случае экология выполняет не только практические исследования в биологии, медицине, сельском хозяйстве, на промышленных предприятиях, но и пытается выполнять исследования, носящие прогностический характер. Важным мо-
ментом может служить поворот к философии природы, возврат к биологически направленной заинтересованности в осмыслении жизни, не уход от физико-математических систем, а именно новый взгляд на биологию живого.
Т. И. Коваль (027) указывает, что никогда молекулярная биология не развивалась так быстро, как в последние 20 лет. Завершение программы по картированию генома человека стало важнейшим событием на этом временном отрезке, настоящей революцией в генетике. Теперь известно количество генов в организме человека, каким образом они синтезируют белки, последовательность и структура многих белков, которые кодирует ДНК, определены генетически обусловленные заболевания, а значит, и хотя бы теоретически, пути их лечения. Однако эффекты, связываемые с этими открытиями, оказались не столь значительны, сколь ожидалось сразу после расшифровки генома. Проникновение в глубины жизни, разложение на предельные компоненты и изучение каждого из них не дало окончательного объяснения ее устройства. Распространение системного подхода в современной научной картине мира содействовало пониманию того, что все уровни существования организма связаны между собой, образуют сложные системы и рождают нелинейные причинно-следственные связи.
Универсальность Гераклитова утверждения «Все течет, все меняется» подтверждается и на генном уровне. Может меняться не только сама информация, кодирующая белки и записанная в виде нуклеотидной последовательности ДНК, но и состояние генов, их так называемая экспрессия: они то активируются, то ингибируют-ся. Уже многие десятилетия медицине известно, что частота возникновения злокачественной опухоли легких, прямой кишки, груди гораздо выше в западных странах, а рака желудка - в Японии, причем мигранты начинают болеть болезнями принявшей их страны, что свидетельствует о мощном влиянии фактора внешней среды. По мнению специалистов, влияние генов, которые мы наследуем, на развитие хронических болезней составляет всего 15%, а остальные 85% обеспечивает наше жизненное поведение на индивидуальном и социальном уровне. Геном можно рассматривать как базу данных, обеспечивающих необходимую специфичность организма, перенос наследуемых признаков, но не следует абсолютизировать генетическую запрограммированность. «Соотношение генотипа и
фенотипа становится проблематичным из-за сложности взаимодействия между генами и организменно-средовыми уровнями» (027, с. 53).
Философски осмысливая данные современной науки, автор приходит к следующим выводам:
- существует многоуровневое единство живой системы и постоянное взаимодействие малого (ген) с большим (организменно-средовой уровень);
- причинно-следственным связям в живой системе присущ нелинейный характер;
- ген не может рассматриваться как статичный элемент, это открытая неравновесная система, реагирующая на изменения внутренней и внешней среды человека.
О.В. Летов (028) отмечает, что во второй половине прошлого столетия в западной философии и методологии науки произошли существенные изменения. Доминирующее влияние логического позитивизма в области методологии науки к этому периоду было значительно «поколеблено» представителями так называемого постпозитивистского течения. Акцент делался не столько на логико-методологическом подходе в изучении научного знания, сколько на исследовании социокультурных и личностно-мировоззрен-ческих факторов в научном познании. При этом подчеркивалась роль воображения, изобретательности ученого в научном поиске.
Особую роль воображение играет в такой новой области знания, как нанотехнология. Если задача нанотехнологии (НТ) включает в себя формирование нанокомпонентов и последующее включение их в структуру макрообъектов, то целью молекулярной нанотехнологии (МНТ) является создание макрообъектов от начальной до конечной стадии с помощью НТ. Перспективы МНТ обусловлены следующими предпосылками. Во-первых, способностью механически управлять химическими реакциями на молекулярном уровне, или «механохимией». Во-вторых, возможностью создания большого количества наноманипуляторов, работающих в рамках единой системы.
«Постпозитивисты указывают на особую роль творческого воображения в процессе познания. Однако творчество предполагает не только ничем не ограниченный полет фантазии, но и ответственность» (028, с. 55). Воображение будущего включает в себя
элемент риска, и природа этого риска обусловлена характером воображения. Чем больше ответственности присутствует в процессе воображения, тем более безопасное будущее ожидает людей.
Т. Оболевич (029) подчеркивает, что вопрос, который принято называть психофизической проблемой, волновал мыслителей с момента появления философской рефлексии. Прослеживая развитие человеческой мысли, можно обнаружить множество ответов на вопросы, касающиеся природы человека и взаимоотношения между телесным и духовным элементом. При этом нельзя упускать из вида тот факт, что вышеуказанные вопросы, подобно другим философским проблемам, не всегда были сформулированы и выражены таким образом и с помощью таких категорий, которые функционируют в настоящее время.
По вопросу определения природы человека изначально имела место оппозиция монизм - дуализм. Среди монистической позиции можно выделить материализм (механистический - К. Вогт, Ф.К.Х.Л. Бюхнер и диалектический - Ф. Энгельс, К. Маркс) и спиритуализм (идеализм - например, Д. Беркли, Г.В. Лейбниц). В свою очередь, дуалистские концепции можно классифицировать следующим образом: (1) интеракционизм - воззрение, согласно которому существует взаимодействие между психическими и физиологическими явлениями (Декарт); (2) эпифеноменализм - утверждение, что только физиологические явления влияют на психические, но не наоборот (Д. Клиффорд, Т.Г. Гексли), (3) параллелизм -концепция, рассматривающая эти два вида явлений как параллельные, не воздействующие друг на друга (Н. Мальбранш).
Возникшие в XX в. новые философские и научные дисциплины, такие как философия языка, философия науки, философия сознания, нейробиология, когнитивная наука, информатика, а также интенсивное развитие психологии, медицины, физиологии (в том числе физиологии мозга) позволяют понять, насколько богата и многовекторна гамма вопросов, касающихся психофизической проблемы. В конце XIX в. интерес к проблемам сознания был вызван бурным развитием экспериментальной психологии. В свою очередь, XX в. с его «лингвистическим поворотом» породил новые решения многих философских вопросов, в том числе психофизической проблемы. Важную роль сыграли здесь работы Людвига Витгенштейна. Витгенштейн позднего периода противился созданию
систематических философских теорий, которые были бы подобны теориям, имеющим место в эмпирических науках.
Для анализа психофизической проблемы с перспективы аналитической философии важную роль сыграла также работа Г. Райла «Понятие сознания» (1949), в которой автор развивал мысли «позднего» Витгенштейна, сопротивляясь дуализму тела и разума и принимая позицию бихевиоризма. Сегодня подобную точку зрения разделяют представители теории идентичности (типичного физикализма: Г. Фейгл, Дж. Смарт, Д. Армстронг, У. Плейс), отождествляющие ментальные и нейрофизиологические состояния. Тезис об идентичности принимал, среди прочих, ученик Райла, Д. Деннет, автор концепции «интенциональной установки». Наряду с развитием биологических наук появились также другие материалистические концепции, согласно которым личность есть исключительно материальный объект. Сторонники сильной версии материализма, так называемого элиминативного материализма (П. Фейерабенд, Р. Рорти, П.М. Черчленд) считают, что в мире происходят только физикальные явления; отсюда боль или представления - это всего лишь определенные состояния мозга. Недостатком вышеперечисленных концепций является редукционизм. Сторонники сильного материализма (прежде всего, так называемые философствующие биологи) сводят «ментальное» к «физическому», душу - к телесным, физикальным процессам.
О.В. Летов
2011.04.030. ПАНОВ С В., ИВАШКИН С.Н. ИСТОРИЯ ЖИЗНИ, ВОПРОС О НАСИЛИИ И «РАБОТА ПАМЯТИ». (Аналитический обзор).
Существует ли жизнь и предполагаемая ею этика вне повествования? О таком вопросе приглашает задуматься Мириам Рево д'Аллон в статье «Жизнь в изгнании. Вокруг "Исчезнувших" Даниэля Мендельсона». Вслед за Х. Арендт она утверждает, что «сущность деятеля» может быть представлена тогда, когда «жизнь проходит, оставляя за собой только историю» (1, с. 155). Непрерывность человеческой жизни раскрывается в малых фрагментах, тогда как история и повествование собирают все существование в единственный целостный акт (1, с. 155). История жизни не прекращает переоформляться любыми истинностными или фик-
