CC BY
19
вал в 1998 г. Абд-уль-Малик Друкдал. Несмотря на эффектные теракты с участием камикадзе в столице Алжира, эта ветвь оказалась неспособна распространить свое влияние за пределы партизанских зон Кабилии (с. 131-132).
Это разделение «Аль-Каиды» мало отвечает образу «сети сетей», который сложился у иных исследователей; напротив, перед нами транснациональная организация, окостенелость (rigidité) которой гарантирует ей выживание. Ключевым здесь является личная лояльность членов движения бин Ладену, и в случае его исчезновения будущее организации неясно.
К.А. Фурсов
2011.03.014. ВАЛЕРИ М. ХОРОШО ПРОСМАТРИВАЮТСЯ, НО ВСЕГДА В ТЕНИ: ШИИТЫ В ОМАНЕ ПРИ СУЛТАНЕ КАБУСЕ. VALERI M. High visibility, low profile: the shi'a in Oman under sultan Qaboos // Intern. j. of Middle East studies. - Cambridge, 2010. -Vol. 42, N 2. - P. 251-268.
Автор (Эксетерский университет, Великобритания) рассматривает положение шиитов в Омане в контексте событий на Ближнем Востоке. Агрессия США против Ирака в 2003 г. привела к беспрецедентным изменениям во внутренней политике большинства стран региона. Это связано не столько с усилением демократических сил в этих странах - развитие событий, желательное для Запада и всячески последним поощрявшееся, - сколько с активизацией исламистов (в чем отразилось распространившееся среди широких народных масс возмущение действиями США и их союзников) при одновременном падении авторитета режимов, так или иначе США поддерживающих. Увеличилось и влияние шиитов, почувствовавших прилив энтузиазма после падения С. Хусейна, жестоко притеснявшего шиитов в Ираке. Одним из свидетельств шиитского подъема стали, например, военные успехи ливанского «Хизбаллах» в противостоянии Израилю летом 2006 г. Обеспокоенность усилением шиитов не замедлила сказаться в международных отношениях. Устойчивое и весьма распространенное опасение (на деле вполне мифотворческого характера) относительно «шиитского полумесяца» - якобы возникающего союза шиитов стран Персидского залива, Ирана, Ирака, Сирии и Ливана - было сформулировано в декабре 2004 г. иорданским королем Абдаллахом.
Данная идейно-политическая конструкция едва ли может быть сочтена продуктивной в силу различия тех проблем, которые стоят перед каждой из перечисленных выше стран: «Тезис о "шиитском полумесяце" вносит свою лепту в затемнение сложнейшей социальной динамики шиитского ислама на Аравийском полуострове, смешивая спорное утверждение о якобы вневременном общем деле, объединяющем всех шиитов от Средиземного моря до Пакистана, с теми давними и прочными связями транснационального характера, которые тянутся от одних шиитских групп Персидского залива к другим. Хорошей иллюстрацией подобных связей служит, например, такая организация социального, экономического и интеллектуального характера, как "марджа'иййа" (религиозные авторитеты). Дело в том, что, будучи глубочайшим образом... встроенными в национальную повестку дня, шиитские общины стран Персидского залива поддерживают тесные трансграничные связи религиозного, индивидуального и семейного характера. Таким образом, перед нами две динамики, которые, по видимости, одна другой противоречат, однако на деле могут быть взаимодополняющими» (с. 251).
Со времени иранской революции 1979 г. шиитов арабского мира принято рассматривать, во-первых, под углом зрения их связей с Ираном и Ираком - основополагающими религиозными центрами для шиитского ислама; во-вторых, под углом зрения их ущемленности - остро ощущая собственную удаленность от центров принятия решений в той или иной стране, они стремятся как община обрести политическое представительство, и часто делают это настолько напористо (это в первую очередь касается Бахрейна и Саудовской Аравии), что многие начинают их опасаться, усматривая в этом склонность к воинственности. «Положение. их единоверцев в прочих монархиях Персидского залива представляет собой разительно иную картину. Богатые шииты там пользуются завидным положением в экономической и финансовой системах государства и иногда даже занимают руководящие политические посты» (с. 252). Шииты Омана - прекрасный тому образец. Занимаясь преимущественно торговлей, они традиционно были близки к тем кругам, в которых принимаются политические решения, и именно по этой причине не поддерживали уж очень тесных отно-
шений с шиитами за рубежом да и внутри страны старались держаться в тени.
После прихода к власти султана Кабуса в 1970 г. последовали 15 лет гражданской войны, обнажившие социальные и политические расколы в оманском обществе. Малая легитимность Кабуса потребовала разработки специальной политической программы, которая бы, имея своей главной задачей построение современного общества в Омане, смогла бы утвердить султана в глазах общественного мнения как «природного государя», единственной сплачивающей силы для всех этнолингвистических групп. Благодаря доходам от продажи нефти удалось придать эффективность программе широкого перераспределения материальных благ в обмен на лояльность султану. «За несколько лет государство внезапно превратилось во вполне ощутимую реальность. Оно стало одновременно ключевой точкой для любой акции административного характера, работодателем, предоставляющим неистощимое число вакансий как для квалифицированного, так и для неквалифицированного персонала а также главным игроком в борьбе за власть» (с. 253).
Одной из главных стратегических целей султана Кабуса был подрыв легитимности традиционных «асабиййат» (араб. «солидарность») - будь то асабиййи племенного, этнолингвистического или общинного характера - и замена их аппаратом государства. Будучи финансово зависимыми от последнего, асабиййи утратили бы свой нонконформистский потенциал.
Данный процесс сопровождался разработкой имиджа нового национального государства, что означало серьезные преобразования политической и культурной системы координат; в ее центре теперь оказывалась фигура султана Кабуса, открывшего новую страницу в истории страны, в то время как прошедшие времена служили лишь фоном, необходимой антитезой «национальному пробуждению» именно так («ид ан-нахда») называется праздник, ежегодно отмечаемый по случаю восшествия на трон султана Ка-буса. В результате ассимиляции страны и государства как своего рода кормильца первой - с одной стороны, и государства и султана (верховного источника легитимности этого государства) - с другой, возникла гибридная машина управления, этакое «государство - на все руки мастер», главной функцией которого является раздача
призов (в виде субсидий, руководящих постов и тому подобного) победителям в соревновании за звание самого верного режиму члена общества (как индивидуального, так и коллективного).
В религиозной сфере также были сделаны попытки создать новый символический ряд, сгладить противоречия и всячески содействовать общественному согласию и единству. В результате появился особый оманский ислам, отвергающий крайности как «внутреннего» ибадизма, так и «внешнего» ваххабизма. Отсюда -аресты чересчур активных исламистов, как чуждых «мирному оманскому исламу» и движимых политическими, а не чисто религиозными соображениями.
Шииты, которых насчитывается в Омане от 30 до 50 тысяч (3% населения страны), представляют собой чрезвычайно разнородную группу, которую все же объединяет и еще что-то помимо вероисповедания: «Несмотря на то, что корни у них... разные, все шиитские группы в Омане были бесценными для правителей союзниками на протяжении всего ХХ в. и имели все основания быть заинтересованными в поддержании политической стабильности» (с. 264). Именно потому, что в периоды низкой экономической конъюнктуры их богатство начинает вызывать все больше вопросов, шииты предпочитают, насколько это возможно, оставаться в тени. В условиях объявленного Кабусом соревнования за наибольшую «оманскость» шииты не только не склонны подчеркивать собственную идентичность, но, напротив, еще больше усилий затрачивают на то, чтобы доказать свою преданность режиму и при этом по возможности не быть слишком заметными.
Самой заметной шиитской общиной Омана является «Лава-тиййа» (от 15 до 20 тысяч). Наиболее раннее упоминание пребывания в Омане относится к середине ХУШ в. Хотя сами они утверждают, что уже четыре века проживают на территории страны, их другое наименование - «хайдарабадцы» - указывает на синдское происхождение (речь идет о пакистанском Хайдарабаде). Их переселение в Оман продолжалось вплоть до 80-х годов Х1Х в. В то время они обладали статусом подданных британской короны (что давало им как торговцам все преимущества экстерриториальности). Изначально исмаилиты, они были «отлучены» в результате спора о наследовании титула Ага-хана в 1862 г. и стали иснаашаритами. Хотя лавати, помимо арабского, говорят на языке, близком к синд-
хи (в этом - одна из причин их сегрегации в оманском социуме), они не поддерживают отношений с Пакистаном. Проживают лава-ти в Матрахе - традиционном торговом центре Омана, где у них имеется свой квартал, недоступный для посторонних и оживающий лишь по религиозным праздникам (в обычные дни там находится около 100 человек). Лавати всячески пытаются утвердить себя в общественном мнении как настоящих арабов. С этой целью они разрабатывают генеалогию, связывающую их с арабской древностью. Это для них тем более важно, что предубеждение против них имеет глубокие исторические корни. Так, вместе с индийскими торговцами они контролировали финансовую активность в Омане по крайней мере с середины Х1Х в. «На деле они были выше законов султана в силу статуса экстерриториальности. что было особенно важно в случае нападений оманских племен. Последние были вынуждены ежегодно закладывать и перезакладывать свои земли маскатским торговцам, чтобы получить средства для покупки жизненно важных товаров, таких как рис и сахар. Подобная экономическая зависимость. в сочетании с совпадением интересов торговцев и Великобритании объясняет, почему племена внутреннего Омана, как правило, грабили лавати. когда нападали на Маскат» (с. 255).
Еще одна группа шиитов-иснаашаритов - «аджам» - насчитывающая не более 20 тысяч человек, уже несколько веков проживает в Омане (как правило, в прибрежном и наиболее густонаселенном районе ал-Батина и в столице). По сообщениям, аджам происходят из южного Ирана, однако они редко разговаривают на персидском языке и не поддерживают семейных связей с Ираном. Они менее заметны в социальном смысле, чем лавати, занимая не требующие высокой квалификации посты в армии, полиции и госаппарате.
«Бахарина» - также иснаашариты - проживают в Омане около 100 лет и насчитывают не более двух тысяч человек. При Кабусе они пользуются высоким политическим и экономическим статусом, являясь ключевыми игроками в политической игре. Не будучи столь ревностными в религиозном отношении, как, например, ла-вати, они поддерживают тесные (в том числе и семейные) отношения с бахарина Бахрейна, Кувейта и Ирака.
В ал-Батине проживают также несколько небольших племен (бану джабир, бану кааб), исповедующих шиизм.
Несколько лет назад в Омане поселились придерживающиеся шиизма иракский сеййид (потомок Мухаммада) Шараф ал-Мусави и его семья.
Шииты Омана не проявляют склонности к политически мотивированному активизму, тем более, что, как правило, привлекательным для них занятием является торговля, в то время как карьера улема мало кого интересует. Кроме того, негласно учрежденное режимом соревнование за наибольшую «оманскость» и споры об общественном положении той или иной общины приводят ко все большему сплочению даже маленьких групп. В силу данных обстоятельств, равно как и благодаря умелому маневрированию властей, опирающихся на экономически сильных из их числа и раздающих те или иные посты остальным, американское вторжение в Ирак в 2003 г. не вызвало среди шиитов сколько-нибудь заметного оживления, в то время как ухудшение экономической конъюнктуры в стране в середине 90-х годов оказало существенное влияние, однако повлекло за собой не консолидацию, но разобщение, поскольку каждая группа принялась усиленно упрочивать свое собственное положение. Стратегически важными в новых условиях оказались позиции в государственном аппарате, дающие как экономические, так и символические («знаковые») выгоды. Все это повело к распространению в обществе предубеждения против лава-ти, которых стали обвинять в вероломстве, называя их «пятой колонной» на службе у Ирана и Британии. Особенно острые обвинения сопровождали арест в 1997 г. нескольких лавати по обвинению в передаче документов Ирану. Данные общественные настроения тем более показательны, что лавати всегда оказывали режиму безусловную поддержку (так, именно они предоставили США и союзникам логистическую помощь в 2003 г.). В адрес аджам, никогда не выходящих на передний план в общественном контексте, подобные обвинения не выдвигались.
Одно из заметных проявлений активизации шиитов было связано с прибытием в Маскат (возможно, по приглашению тор-говцев-бахрани) в 1974 г. Хассана ас-Саффара, близкого к аятолле Мухаммаду аш-Ширази представителя «Ал-харака ар-рисалиййа» («Движение посланничества»), основанного в г. Кербела в 60-х го-
дах ХХ в. племянником аш-Ширази Мухаммадом Таки. Ас-Саффар стал имамом, руководящим пятничной молитвой в мечети бахрани в Маскате, открыл ряд библиотек, положил начало религиозным курсам, добился разрешения правительства приглашать в страну с целью чтения лекций видных шиитских деятелей всего мира. К ас-Саффару стала прислушиваться молодежь, вдохновленная возможностью поехать на учебу в кувейтские учебные заведения, учрежденные аш-Ширази. До 1979 г. режим, более опасавшийся движений левого толка (например, Народного фронта освобождения Омана), если не благосклонно, то по крайней мере терпимо относился к активности шиитов. Лавати восприняли деятельность ас-Саффара без особого энтузиазма, тем более что связываемые с аш-Ширази идеи шиитского возрождения и исправления ритуалов изначально рассматривались ими как вызов авторитету шиитской торговой аристократии. Тем не менее некоторые лавати принимали участие в религиозных процессиях по случаю празднования Ашуры, которые проводились по инициативе ас-Саффара в 1977-1979 гг.
После Иранской революции ас-Саффар отправился в Иран, где возглавил вновь созданную «Организацию исламской революции на Аравийском полуострове». Власти Омана закрыли открытые им библиотеки (служащие которых были вынуждены эмигрировать) и запретили проведение религиозных процессий.
В 90-х годах наиболее активной шиитской транснациональной организацией в Омане становится «Ад-даава» (в это время наибольшим авторитетом в ней пользуется претендующий на роль «марджа» ливанец Мухаммад Хусайн Фадлаллах). В 1994 г. 32 сторонника этой организации были арестованы за запрещенную религиозную деятельность и приговорены к тюремным срокам от шести месяцев до пяти лет. В это же время по обвинению в заговоре с целью свержения правительства были арестованы участники тайных кружков, связанных с «Братьями-мусульманами». Через год и первые, и вторые были помилованы султаном и отпущены на свободу. Арестованные в 1997 г. сторонники Фадлаллаха (по обвинению в передаче неких документов Ирану и заговоре) получили сроки от шести месяцев до семи лет и помилованы не были.
Опасаясь шиитского возрождения, особенно в связи с новой ситуацией в Ираке, оманский режим проводит по отношению к шиитам осторожную политику, стараясь сдерживать рост активно-
сти, однако, чтобы не оттолкнуть их окончательно, не допуская излишнего устрожения. Так, после долгого перерыва в 2006 г. снова была разрешена процессия по случаю празднования Ашуры.
К.Б. Демидов
2011.03.015. ЭЛЛИ А Л. ПРАВИЛА ИГРЫ: АНАТОМИЯ ПОЛИТИКИ ПАТРОНАЖА В ЙЕМЕНЕ.
ALLEY A.L. The rules of the game: unpacking patronage politics in Yemen // Middle East j. - Wash., 2010. - Vol. 64, N 3. - P. 385-409.
Автор (Университет национальной обороны, США) пытается обнаружить основополагающие принципы политического строительства в Йемене: «В то время как политика в собственном смысле этого слова, слаба, политический процесс в Йемене глубочайшим образом формализован и подчинен вполне определенным правилам. Неформальные институты создают для элит могучие стимулы поддерживать статус-кво и всячески избегать индивидуальной или коллективной деятельности, которая могла бы радикально изменить существующую на данный момент политико-экономическую систему» (с. 409). За демократическим фасадом (выборные президент, парламент, местные органы власти; многопартийность, независимая судебная система) «власть и деньги. распределяются по в высшей степени неформальной, однако вполне упорядоченной сети патронажных отношений племенного и регионального характера» (с. 386).
Патронаж (раздача общественных и государственных постов), широчайшим образом распространившийся в йеменском обществе и государстве, предполагает участие всех элит без исключения, однако посты распределяются не по уравнительному принципу: «. принимая решение относительно уровня и типа того или иного поста, президент страны принимает во внимание такие факторы, как тип той или иной элиты, степень ее популярности, ее лояльность режиму и, наконец, ее положение в региональных, клановых и племенных союзах» (с.409). Все же в редких случаях находились те, кто осмеливался проявить неподчинение сложившейся системе. В настоящее время вследствие сокращения ресурсов, которые прежде всего распределяются среди самых близких к власти кланов, политическая напряженность в обществе возрастает и конфликты становятся все более вероятными.
