CC BY
17
более разумными и независимыми и сами «переживут в опыте экс-пульсивную мощь новой любви».
Пер. с англ. В.Г. Николаева
2011.02.030. МОСС М. НАЦИЯ И ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗМ. (Перевод)1.
MAUSS M. La nation et l'internationalisme // Proceedings of the Aristotelian society. - L., 1920. - Vol. 20. - 242-251.
Мы предлагаем поставить вместо абстрактного вопроса о национальностях вполне конкретный вопрос о нациях, их месте в человеческой истории, их современной моральной роли, их взаимоотношениях и о противостоящих им принципам космополитизма. Мы, следовательно, будем говорить о реалиях, ибо нации - явления значимые, появившиеся недавно и далекие от завершения собственной эволюции. Наш метод, называемый социологическим, будет, таким образом, строго прагматическим.
1. Нации
Для начала поставим вопрос о том, в чем согласуются друг с другом два определения - общества и государства. Общество - это группа людей, живущих вместе на определенной, независимой территории и принадлежащих к определенному жизненному укладу. Но не каждое общество является нацией. В настоящее время существуют самые разные типы обществ, от наиболее примитивных, подобных австралийским аборигенам, до самых развитых, как наши великие демократии Запада. Следуя обещанию, мы будем использовать классическое различие Дюркгейма между «полисегмен-тированными» обществами на базе кланов, родовыми обществами, с одной стороны, и, с другой стороны, «несегментированными», или интегрированными, обществами. Под термином «нация» часто понимают два типа обществ, которые не следует смешивать (Дюркгейм и мы также допускали эту ошибку). В одних центральная власть установлена сверху, зачастую с помощью насилия, и тогда речь идет о монархическом строе; или же она неустойчивая и временная, и тогда речь идет о демократии. Такие общества заслу-
1 Доклад, прочитанный М. Моссом в рамках симпозиума «Проблема национальности» (Оксфорд, 24-27 сентября 1920).
живают лишь названия государств, или империй, и т.д. В других центральная власть устойчива и постоянна; есть законодательная и административная системы, понятия прав и обязанностей гражданина и прав и обязанностей его отечества противостоят друг другу и друг друга дополняют. Именно эти общества мы называем нациями. Аристотель уже очень хорошо отличал понятия «племенной округ» и «государственная община» в зависимости от уровня сознания их обитателей (1276, а; 28 и т.д.)1.
Если принять это определение, то количество наций сильно уменьшится. Нации, в особенности великие, появляются подобно красивым, но все еще хрупким и редким цветам цивилизации и человеческого прогресса. Первые [нации] не были великими, это были греческие города. Первой великой [нацией] был Рим. Начиная с той эпохи, я могу насчитать только семь или восемь великих наций и дюжину маленьких во всей истории человечества.
Чтобы дать полное представление о нациях, сначала нужно распределить их между собой, поскольку они не равны по величине, силе, богатству, уровню цивилизации, возрасту, политической зрелости. Необходимо осознавать величие и достоинство этих творений человека и времени, каковыми являются великие и старые нации. Они были также самыми могущественными; они выигрывали войны или их проигрывали. Впрочем, это неравенство признавалось на практике, в свое время - тем, что называлось Европейский концерт, в наши дни - тем, что называется Советом Лиги Наций.
Таково описание, которое можно сделать, говоря о социологическом состоянии, в котором пребывает человечество. Нации -это позднейшие и наиболее совершенные формы общественной жизни. Это экономически, юридически, морально и политически наиболее развитые из обществ, и они лучше, чем любая предшествующая им форма [общества], обеспечивают права, жизнь и счастье индивидов, которые их образуют. И более того, так как они неравны между собой и сильно отличаются друг от друга, необходимо осознавать, что их эволюция далека от завершения.
1 См.: Аристотель. Политика // Аристотель. Сочинения: В 4-х т. - М. Мысль, 1984. - Т. 4. - С. 448.
Из этих простых рассуждений мы уже можем вывести первую серию практических выводов.
Одни [из выводов] исходят из международного публичного права. То, что необходимо делать прежде всего - это помогать обществам, которые еще не являются нациями, стать ими. Теперь существуют два вида таких обществ. Одни прежде были нациями или были готовы к тому, чтобы ими стать. Большинству из них война и мирный договор обеспечили независимость, и проблема национальностей частично потеряла свою остроту в Европе благодаря исчезновению германской, австрийской, венгерской и турецкой тираний. Это было большое благо, которое вышло из великого зла. Другие из этих обществ никогда не были нациями, и некоторые из них весьма далеки от этого уровня [развития]. Вот им-то нации и должны предоставить свою помощь. Однако есть новая правовая концепция, недавно появившаяся на свет: теория мандатов, опеки, призванной вести отсталые общества к свободе и цивилизации. Существует большая разница между этими доктринами и старыми способами аннексии, насильственной колонизации, «Raubwirt-8сИай»1, как говорят немцы. К несчастью, политика зон влияния все еще осуществляется на Ближнем Востоке великими державами и Грецией.
С точки зрения публичного и частного права следует также сделать некоторые констатации и вывести несколько правил.
Не только нации неравны между собой, но никакая современная нация не достигла такой степени совершенства, чтобы можно было говорить, что ее общественная жизнь не может и дальше развиваться в новые и высшие социальные формы. Наиболее развитые, те, кто наилучшим образом показал себя во время войны - Великобритания, Франция, Германия (я имею в виду тех, чьи национальные силы развиты лучше всего), - еще не являются ни совершенными нациями, ни нациями, достигшими идеала во всех отношениях. Им предстоит многое сделать, прежде чем они достигнут равновесия счастливой централизации и благостной децентрализации, сопоставимой с тем, чего уже достигли небольшие нации, которые можно было бы взять в качестве примера, такие как Швейцария или Норвегия.
1 Raubwirtschaft - экономика грабежа. - Прим. ред.
Наконец, в последнее время, в основном в Англии, на свет появляется идея национализации, т.е. таких форм управления, при которых нация сама распоряжается экономическими благами, ей принадлежащими. Это самая новая форма социализма, и именно ей, по всей вероятности, принадлежит будущее. Она выведена не из идеала или диалектической критики буржуазного общества, а из наблюдения фактов и идеи, что наилучшее управление делами -это управление заинтересованных. Итак, эта централизация предполагает отказ от понятия суверенного государства, которое в силу своей безответственности было бы очевидно плохим управляющим экономическими благами. Напротив, она предполагает понимание нации как естественной группы заинтересованных пользователей, обширной кооперации потребителей, поручающей свои интересы ответственным управляющим, а не политическим корпорациям, возвысившимся главным образом благодаря запросу общественного мнения и в основном некомпетентным.
Таким образом, вся экономическая жизнь наций начинает с трудом обрисовываться. Но дело в том, что каждый из процессов национальной жизни далек о того, чтобы во всем достичь последней стадии своего развития, даже у очень древних и великих наций. Смысл социального и национального только начинает проявляться.
Принципу национальности, или, лучше сказать, жизни наций, еще предстоит, таким образом, долгий карьерный путь с точки зрения международного, публичного и частного права. Нации имеют перед собой далекий и великий идеал, экономический, эстетический и в особенности моральный. Прежде интернационала следует на деле пройти [стадию] Идеального города (la Cité idéale), и до того времени нации не прекратят быть источниками и последними инстанциями права и законов, а также целью наиболее многочисленных и героических жертв.
2. Интернационализм
Между тем существует некоторое количество идей, сентиментальных течений, распространенных в широких массах, которые кажутся противоречащими этой национальной жизни. Эти идеи обычно называют интернационализмом.
Но обыденный язык ошибочен. На самом деле он смешивает две совершенно отличающиеся друг от друга нравственные позиции.
Мы предлагаем дать первой из них наименование космополитизм. Это идейное и фактическое течение, которое на деле ведет к разрушению наций, к созданию такой морали, где они больше не будут ни носителями суверенной власти и творцами закона, ни высшими целями, достойными жертв, посвящаемых отныне наилучшему делу, делу человечества. Не нужно недооценивать это течение.
Но если мы стремимся быть справедливыми, не стоит все же придавать ему чрезмерную значимость. Популярность его подобна популярности секты, усиленной существованием коммунистического государства в России. Она пройдет, когда исчезнут эти причины. С другой стороны, рабочий класс все более и более привязан к своей нации. Он все больше и больше осознает национальные экономические интересы в вопросах труда и промышленности; часто он является сторонником протекционизма, как, например, в Австралии и Новой Зеландии.
У этих идей ничуть не больше шансов стать доминирующими, чем у утопий. Поскольку именно утопиями они и являются. Они совершенно не соответствуют реалиям настоящего времени; они не являются фактом, связанным с какой бы то ни было естественной группой людей; они не выражают чей-либо определенный интерес. Они есть не что иное, как крайнее проявление чистого индивидуализма, религиозного и христианского, или метафизического. Эта политика «человека - гражданина мира» является лишь следствием возвышенной теории человеческой монады, которая везде одинакова, будучи субъектом морали, трансцендентной реалиям общественной жизни; морали, не представляющей себе другой родины, кроме человечества, и других законов, кроме естест-венных1. Все эти идеи, может быть, отчасти и верны, но они не являются мотивами к действию ни для огромного большинства людей, ни для какого-либо из существующих обществ.
Второе идейное течение имеет совершенно другую силу, совершенно другую рациональность, совершенно другую действи-
1 Сократ, согласно Плутарху, Об изгнании, V. (Рус. изд.: Плутарх. Об изгнании // Фрагменты ранних греческих философов / Сост. А.В. Лебедев. - М.: Наука, 1989. - Ч. 1).
тельность. Впрочем, оно уже начинает очищаться от побочных элементов, которые пришли к нему благодаря соседству с космополитизмом и утопиями, среди которых оно было рождено. Мы предлагаем сохранить за ним наименование интернационализм.
Интернационализм, достойный этого имени, является противоположностью космополитизма. Он не отрицает нацию, он определяет ее положение: интер-нация является противоположностью не-нации. Он также выступает последовательным антиподом национализма, изолирующего нацию. Интернационализм - это, если мы хотим правильно дать ему определение, совокупность идей, правил и суждений, а также коллективных объединений, которые ставят своей целью понимать и управлять отношениями между нациями и между обществами в целом. Здесь мы уже находимся не в сфере утопии, а в сфере фактов, по меньшей мере в сфере предвосхищения ближайшего будущего. В действительности существует целое движение социальных сил, которое стремится практически и морально упорядочить жизнь общественных отношений.
Эти силы действуют способом, который некогда позволил постепенно урегулировать устройство обществ на основе родов, отношений между этими родами; [благодаря] которому, например, племя подавило внутренние войны; или способом, с помощью которого в начальной стадии формирования государств центральным властям удалось справиться со своей главной задачей сильно ограничить самостоятельность племен, городов, провинций и т.д. Разумеется, в наши дни вся мораль и практика склоняются к тому, чтобы больше не рассматривать государства в качестве абсолютных суверенов, имеющих, подобно «государю» Макиавелли, естественное право делать всё, что они пожелают, в том числе несправедливые и ужасные вещи, ради достижения своего собственного блага. Теперь существует международная мораль.
Эта мораль, конечно, с трудом находит свое выражение, еще сложнее [ей даются] санкции, кроме размытых, намного тяжелее -образование институтов, которые позволят интернации стать реальностью. Но мы не видим никакой причины отчаиваться. Напротив, есть важные и новые факты, которые в настоящее время господствуют над всей жизнью общественных отношений и которыми нельзя более пренебрегать в практической деятельности и праве.
Война и последовавший за ней мир, в сущности, имеют два следствия, которые не противоречат друг другу, как это может показаться на первый взгляд. С одной стороны, они освящают принцип национальной независимости, а с другой стороны, они служат манифестацией факта, который отныне господствует над всеми общественными отношениями, - [факта] их нарастающей взаимозависимости. Военные разрушения и природа мира также чрезвычайно увеличивают эту взаимозависимость. Что еще важнее, политически и морально, это то, что данная взаимозависимость знакома, понятна и желанна для самих народов. Они совершенно сознательно хотят, чтобы она была торжественно закреплена в законах, в действующем международном, публичном и частном праве, кодифицированном и обладающем прямым действием. Здесь народы опережают своих вождей, среди которых некоторые скептически настроенные старцы оказывают слишком мало доверия своим собственным доверителям. Но не представляется возможным, чтобы такое мощное движение общественного мнения не было основано на реальности и не укоренилось бы в праве. К тому же там, где это мнение было сильным, ясным и соответствующим групповым и осознанным интересам, Лига Наций начала становиться реальностью: мы намекаем на ту часть Пакта, которая относится к международному трудовому законодательству, и обращаем внимание, что двумя пунктами, которые, несмотря ни на что, американские сенаторы не сумели проигнорировать, были Международное бюро труда и Постоянная палата международного арбитража и правосудия.
Строго говоря, мы можем удовлетвориться этим доказательством. Но мы предпочитаем дать перечень основных проявлений взаимозависимости современных обществ и показать, как общества их понимают.
1. Война оставляет общества в состоянии абсолютной экономической взаимозависимости. Мировой рынок, особенно рынок золота, никогда так не господствовал над локальными рынками. Разделение труда между обществами, владеющими сырьем, и фабричными обществами никогда не заходило так далеко. Снабжение голодающих стран, восстановление разрушенных стран было взято в руки международных организаций. Общественность, правительства говорят о вещах, которые казались невероятными еще шесть лет назад, - о денежных системах и международных кредитах. То-
варный обмен регулируется договорами, заключаемыми между нациями. Допускается право бедных наций быть поддержанными богатыми нациями.
2. Нравственная взаимозависимость значительно возрастает. Движения человеческого мнения принимают такой всеобщий масштаб, какого они никогда прежде не имели. Европа, а вслед за ней и весь остальной мир, восстала сначала против династических войн, затем против некоторых способов ведения войны, нарушающих международное право. Общественное мнение, так же как и мнение центральных держав, отказывается от макиавеллевской дипломатии, дипломатии секретных договоров и неуважения к договорам. Именно это выражают известные четырнадцать пунктов президента Вильсона, отклонить которые ни у одного государства не хватило мужества. Таким образом, философ, который их сформулировал, несомненно, выразил волю народов.
3. Воля народов - никогда больше не допустить войны. Надо было очень быстро демобилизоваться.
4. Истинная воля народов - жить в мире. «Вооруженный мир», критский принцип мира, означающий необъявленную войну1, изжил себя. Народы хотят разоружения, правильно это или нет. Но очевидно, что они скорее поступятся своими наиважнейшими интересами, чем останутся под ружьем, что мы в данный момент видим на Ближнем Востоке, где Франция и Великобритания отказываются от многих целей.
5. Ограничение национальных суверенитетов. Это, по-моему, наиболее общепризнанный моральный и политический факт мира, каким бы непрочным он ни был. Устав Лиги Наций, даже если он не применяется на практике, посвящен новому юридическому принципу: это постоянный, абсолютный и безусловный характер принципа арбитража, который он провозглашает. Он не содержит больше этих оговорок о чести и коренных интересах государств, которые содержали прошлые договоры, следуя довоенным принципам. Новой и важной вещью является и то, что Лига Наций будет еще и органом, регистрирующим и реализующим договоры. Фактически она уже функционирует в этом качестве. Именно она орга-
1 Платон, Законы, 626а. (Рус. изд.: Платон. Собр. соч.: В 4-х т. - М.: Мысль, 1994. - Т. 4. - С. 72).
низовала и ратифицировала референдумы. Она уже сумела заместить институты, считавшиеся незаменимыми, она уже создала прецеденты, эти источники права. Наконец - малоизвестный факт -она уже начала санкционировать то писаное и неписаное право, инструментом которого она служит. Эти санкции еще не являются силовыми. Инструментом ее влияния во множестве случаев было нечто вроде морального принуждения, как, например, ее действия в регионах проведения плебисцитов, где именно она помешала в конечном счете применению насилия. В данный момент она предотвращает нарушение прав меньшинств. Вспомним также о санкциях, предусмотренных в трудовом законодательстве. И хотелось бы надеяться, что Комиссия по учреждению Международного суда, находящаяся в Гааге, разработает правила, процедуры и механизмы, которые обеспечат обязательный к исполнению характер постановлений этого суда.
Таково состояние движения интернационализма в нашем современном мире: он не стремится к супернации, которая бы поглотила другие нации. Он близок к тому, чтобы превзойти [Древнюю] Грецию, где во избежание войны между городами была основана Амфиктиония: [интернационализм] практически идентичен идеалу Сократа, во время ужасов Пелопоннесской войны призывавшего греков видеть друг в друге прежде всего эллинов1, а междоусобные войны воспринимать лишь как восстания, раздоры, подлежащие наказанию или усмирению другими. Человечество хочет состоять из «добрых, мудрых и филантропических» наций; оно хочет, чтобы война была не более чем уроком грешника «благоразумным друзьям, которые не хотят ни рабства, ни разрушений».
3. Заключение
Эти тенденции [в жизни] народов должны найти наибольший отклик у философов. Ничто не противоречит ни принципам национальной независимости, ни развитию национальных характеров. Это доказывается фактами и здравым смыслом. Сознательная, органичная солидарность между нациями, разделение труда между ними, обусловленное [особенностями] почвы, климата и населения,
1 Платон, Государство, 470Ь. (Рус. изд.: Платон. Собр. соч.: В 4-х т. - М.: Мысль, 1994. - Т. 3. - С. 248).
приведут к созданию вокруг них атмосферы мира, в которой они смогут жить максимально полноценной жизнью. Таким образом, они будут обладать силой коллективной индивидуальности, достигаемой благодаря воспитанию личностей внутри нации: им нация будет обязана своей свободой, своим достоинством, своим своеобразием, своим величием.
Почему же тогда философы обескуражены? Один этап уже пройден. Если права человека пока еще не существуют, [то] существует уже человеческая мораль, которую и наиболее циничные должны принимать в расчет. Уже существуют предметы, группы, человеческие интересы, а за ними стоит весь массив человечества, способного к более суровым санкциям, чем простое неодобрение. Это уже хорошо заметно.
Почему, наконец, философы не оказались в первых рядах этого движения? Они были на высоте, когда речь шла об основании теорий демократии и национальностей. Англичане и французы опережали свое время, но не следует также забывать ни Канта, ни Фихте. Почему [нынешние философы] решили остаться в задних рядах, отстаивая корыстные интересы?
Их голоса имели бы наибольшие шансы быть услышанными, если бы они были искренними и находили мудрые и нужные формулировки. Так же как во время Пелопоннесской войны или во время формирования первых китайских династий, в эпоху Конфуция и в эпоху Сократа, народы обращаются к тем, кого они называют своими «мудрецами», а реакционеры именуют «софистами».
Пер. с франц. А. С. Боброва под ред. Д. В. Ефременко
