CC BY
35
2011.02.015. УРБИНАТИ Н. ПРЕДСТАВИТЕЛЬНАЯ
ДЕМОКРАТИЯ: ПРИНЦИПЫ И ГЕНЕАЛОГИЯ. URBINATI N. Representative democracy: Principles and genealogy. -Chicago: Univ. of Chicago press, 2006. - 328 p.
Термин «демократия» кажется простым и абсолютно ясным. В буквальном переводе он означает «власть народа». Следовательно, вопросов как будто возникать не должно: демократией можно называть лишь такую форму правления, где институты власти и впрямь в полной мере выражают волю народа. Проблема в том, что такой формы правления в истории еще не было. В таком случае не было и демократии? Получается, «демократия» является пустым, неприменимым к реальности словом. И лучшее, что можно, как вероятно покажется, здесь сделать - просто вывести термин из научного употребления, если речь идет опять же о суровой действительности, а не недостижимом идеале.
Ученые на такой вариант, разумеется, не согласны. Правильно это или нет, но в науке употребление термина «демократия» по отношению к конкретным обществам давно устоялось. Вряд ли разумно будет в один момент ломать всю научную традицию. Эта традиция не так уж и порочна, если учесть, что названный термин обычно исследователи применяют с некоторыми оговорками. Например, говорят о рабовладельческой (античной) или буржуазной демократии - то есть о демократии, где та самая власть народа сталкивается с некоторыми и даже значительными ограничениями. Таких типов демократических режимов ученые выделяют много. В том числе говорят о «представительной демократии», которой свою книгу посвятила Н. Урбинати.
Н. Урбинати сразу же подчеркивает, что термин «представительная демократия» придумала вовсе не она. Впервые данное словосочетание употребил в одном из писем Александр Гамильтон еще в 1777 г. Затем уже систематически то же выражение использовали в начале 1790-х годов разные мыслители - в первую очередь Пейн, Кондорсе и Сийес. Тогда же Сийес провел любопытное различие между двумя трактовками представительного правления, которые явно отличаются степенью демократичности даже несмотря на то, что оба основаны на выборности. В одном случае речь идет о поощрении партийных консультаций на местном уровне, в другом - только о делегировании представителей в центральную
ассамблею. Согласно Сийесу, первый вариант подходит ближе к демократии, поскольку требует учитывать местные интересы.
Этот пример лишний раз показывает: нельзя ставить знак равенства между представительством и демократией. Представительство, безусловно, включает демократические компоненты - в первую очередь возможность для всех граждан требовать в конце срока полномочий отчета от своих представителей и отказывать им в поддержке при неудовлетворительном исполнении теми своих обязанностей. Эти элементы демократии, как полагает Урбинати, реальны и значимы. Но она тут же напоминает, что ими одними принцип представительства не ограничивается. Представительство -это также власть элит, далеко не во всем связанных волей своих избирателей. Таким образом, в представительном правлении совмещаются как демократические, так и недемократические компоненты. Именно поэтому его надо определять как смешанную форму правления, опирающуюся на античную идею смешанного устройства, восходящую, в свою очередь, к Аристотелю и Поли-бию. Те же, кто называет современную представительную демократию системой, где народ «суверенен» или «опосредованно» управляет сам собой, попросту закрывают глаза на смешанное сложное устройство подобных систем. Представительное правление, напоминает автор, никогда не было простой формой правления. Более того, на протяжении последних десятилетий институты, которые изначально не являлись частью представительной демократии, заняли прочное место в различных ее разновидностях - например, конституционные суды, осуществляющие надзор за законодательством, или так называемые независимые ведомства. С появлением подобных институтов смешанный характер сегодняшней демократии стал еще больше бросаться в глаза (с. 63-85).
Откуда же идет идея представительства, представительного правления? Урбинати находит ее истоки еще в Средние века. Идея зародилась внутри церкви. Церковь хотела выступать представителем всего христианского мира, и представительный принцип стал средством объединения всех христиан или по крайней мере больших групп верующих. В Средние века публичное законодательство стало в значительной мере строиться на контрактных принципах. И религиозные, и светские общины были согласны с тем, что наделение властными полномочиями должно регулироваться нормами
гражданского права, из чего с неизбежностью вытекало, что любая политическая власть непременно должна была выступать «представителем» подчиненной ей общины.
Другой важный источник практики представительства заключается в контексте взаимоотношений городов с королями или императорами. Идея состояла в посылке делегатов, уполномоченных принимать решения. Причем решения должны были иметь обязательную силу для тех, кто послал делегатов. Потом данная практика была перенесена в иные контексты и применена к другим задачам.
Важной вехой в разработке теории представительства Урби-нати считает идеи Гоббса. Гоббс, по ее словам, нашел представительному принципу качественно новое применение - использовал данный принцип как стратегию для создания суверенного государства. В системе Гоббса представительство было средством обеспечения легитимности абсолютному правителю: за счет лишения власти народных масс, которые становились всего лишь подданными. В этом Урбинати видит крайне любопытный способ придания легитимности путем отъема власти у народа, представительство здесь выступает фикцией для создания абсолютного суверена.
В целом теория Гоббса не может не производить впечатления. Тем парадоксальнее, что она мало повлияла на реальную практику представительства. Урбинати еще раз напоминает, что данная практика возникла задолго до Гоббса и развивалась своим чередом. Не очень понятно, в чем заключался вклад именно Гоббса. Впоследствии теоретики представительства при формулировании своих идей на Гоббса ссылались мало. К примеру, очень трудно, даже почти невозможно, проследить влияние идей Гоббса на американских революционеров или авторов американской конституции.
Влияние Гоббса не стоит преувеличивать, но также нельзя и преуменьшать, сводить к нулю. Гоббс, по мнению Урбинати, сыграл определенную роль в создании антиреспубликанской представительной системы. Беда Гоббса лишь в том, что эта система в истории не прижилась. На самом деле он использовал принцип представительства отнюдь не для того, чтобы создать правительство, представляющее мнения людей или ответственное перед ними. Целью было лишь под прикрытием принципа представительства наделить суверенное государство абсолютной властью. История
пошла в ином направлении: в сторону разрыва с абсолютизмом и демократической трансформации системы управления. С этой точки зрения американский опыт Урбинати кажется более интересным, чем учение Гоббса. Интерес этот будет тем больше, что «отцы-основатели» практически реализовывали принципы представительства, создавая свою республику, а не занимались чистым теоретизированием (с. 136-162).
Эти принципы были стабильны на протяжении времени и существовали с самого возникновения представительной системы. Первый из них заключается в самой выборности тех, кто осуществляет управление. Важно также, что выборы носят повторяющийся характер. Повторяемость выборов имеет далеко идущие последствия. Люди, находящиеся в должности, обязаны постоянно держать в уме, что их деятельность в конце срока полномочий будут оценивать избиратели. Таким образом, выборы не только определяют лидеров, но и непосредственно влияют на политику и действия тех, кто находится у власти. В конце срока полномочий у должностных лиц требуют отчета. При представительном правлении правят элиты, но они в то же время подотчетны простым гражданам. В этом с особенной ясностью проявляется сочетание демократических и недемократических компонентов в представительном правлении.
Аналогичное сочетание находит отражение и во втором принципе представительства. Согласно этому принципу, те, кто наделен властью, пользуются известной мерой независимости в принятии политических решений во время своего пребывания в должности. Эти люди не связаны жестко пожеланиями избирателей или теми политическими платформами, на которых пришли к власти в ходе выборов. Тем не менее избиратели имеют возможность влиять на избранных должностных лиц, просто согласованность пожеланий одних и действий других не носит обязательного характера.
Во влиянии «низов» на «верхи», избирателей на своих представителей заключается третий принцип, который можно назвать свободой общественного мнения. Хотя представители и пользуются известной свободой действий, народ в целом, равно как и его отдельные группы, со своей стороны также сохраняет возможность довести до должностных лиц свое мнение. С этим мало кто из известных теоретиков представительства мог спорить. Даже Берк, один из самых яростных противников обязательности избиратель-
ских наказов для представителей, настаивал в конце XVIII в. на праве народа в любое время выражать свои взгляды и пожелания, которые должны иметь не абсолютную силу, но по крайней мере вес. Похожую идею можно найти в первой поправке к американской конституции. В этой поправке прописана гарантия права народа мирно собираться и ходатайствовать перед правительством об удовлетворении обид. Таких примеров можно привести еще много. А вместе они свидетельствуют о том, что представительное правление никогда не было системой, при которой народ через регулярные интервалы избирал бы своих уполномоченных, а в промежутках сохранял совершенное спокойствие (с. 211-240).
Отсюда следует четвертый и последний принцип: государственные решения выносятся на суд общества путем обсуждения. Открытое обсуждение при представительном правлении играет колоссальную роль, но при этом было бы ошибкой определять представительную власть как управление посредством обсуждения. Обсуждение являет собой не процедуру принятия решения, а только способ оценки, исследования и испытания государственных решений.
К указанным четырем принципам Урбинати предлагает комментарии. Во-первых, она еще раз настаивает на том, что представительный принцип не сводится к голосованию за того или иного кандидата. Гораздо важнее, с точки зрения Урбинати, чтобы граждане имели возможность озвучить свою позицию в перерывах между выборами. Партии и ассоциации как раз и создают такую возможность. Во-вторых, Урбинати акцентирует внимание на вопросе характера представительства. Суть последнего заключается не в замещении, а в отождествлении. При голосовании мы преследуем две цели: выбираем человека, который займет место в законодательном собрании, но при этом стараемся, чтобы его идеи как можно больше совпадали с нашими. Должностное лицо обязано представлять не только нас, но и наши взгляды. Мы, со своей стороны, должны выбирать не компетентного бюрократа или специалиста, поскольку законодательная деятельность отличается от работы бюрократа и вообще государственного служащего (от которого в ходе исполнения своих обязанностей не требуется выражать какие-либо идеи или поступать в соответствии со своими убеждениями). Мы должны голосовать за людей с близкими нам
взглядами, исходить из того, что имеем определенную позицию о том, какие конкретно законы надо принимать и какие изменения вносить в уже существующее законодательство.
Иными словами, наш главный интерес заключается в том, чтобы быть услышанными. В свою очередь, наш представитель обязан услышать нас. Эту обязанность надо относить к разряду не профессиональных, а политических. Таким образом, суть представительства надо видеть в идейной и идеологической близости между тем, кого выбирают, и теми, кто выбирает. Эта близость, с точки зрения Урбинати, также играет не последнюю роль в самом законодательном процессе, поскольку заставляет представителей действовать и как членов коллегии и в то же время поддерживать связь с избирателями и обществом в целом. Без этой связи плюрализм внутри законодательного органа будет отражать не более чем личные взгляды депутатов, вне всякой корреляции с позицией гражданского общества. Иначе говоря, представители будут представлять самих себя.
Собрание, составленное таким образом, будет в чем-то напоминать институт прямой демократии, когда каждый гражданин представляет только себя самого и собственную точку зрения по вопросам, выносимым на голосование. Однако, как напоминает Урбинати, представительство - это не прямая демократия. Партии и общественные объединения составляют важный и, можно даже сказать, ключевой элемент представительного правления. Подлинно представительное собрание есть не совокупность отдельных делегатов, но коллективный орган представительства. Это означает, что входящие в подобное собрание индивидуумы должны отражать идеологические предпочтения и заодно противоречия в обществе. Политические партии при таком раскладе позволяют убить сразу двух зайцев. Благодаря политическим партиям отдельный представитель отражает и позицию граждан, и общественный интерес в целом. Партии, с точки зрения Урбинати, отличаются от фракций тем, что связывают частные и общественные интересы, тогда как фракции подменяют общественные интересы частными (с. 290-314).
С.А. Ермолаев
