CC BY
23
создают своеобразный духовно-философский контекст, в котором раскрываются все ипостаси правды как целостного знания о мире, справедливости, истины, лежащей в основе существования человека и человечества.
Каждый этюд автор снабжает библиографическим материалом. В книге публикуются иллюстрации и страницы рукописи незавершенного очеркового наброска М. Шолохова «По западному Казахстану» с комментариями исследователя «Замысел и его реализация: Реконструкция незавершенного очерка».
К.А. Жулькова
2011.01.028. ЧЖАН ЧАОИ. ВЛАДИМИР ВОЙНОВИЧ: ЭТАПЫ ТВОРЧЕСКОЙ ЭВОЛЮЦИИ. - СПб.: СПбГУ, 2009. - 207 с.
Реферируемая монография доцента Института русского языка (Пекин) Чжан Чаои, автора книг «Мифологические элементы в творчестве В. Войновича» (1997), «Трагедия и комедия "маленького человека"» (2005)1, состоит из трех глав: «"Сказки для взрослых" и русский фольклор», «Жанр романа-анекдота: "Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина"» и «Поэтика романа "Москва 2042" как литературной антиутопии» - эти произведения писателя «открыли новые пути в развитии русской литературы конца XX в.» (с. 13).
Рассматривая историю развития жанра литературной сказки, Чжан Чаои приходит к выводу, что «не только социальная, но и эстетическая потребность общества ведет к актуализации фольклорных жанров» (с. 39). Если в традиционной сказке чаще затрагивались моральные проблемы, то в современной доминируют острые социальные вопросы. В центре внимания авторов-рассказчиков встали вопросы универсального, философского, «космического» значения, такие, как человек и природа, человек и время, человек и судьба. Писатели, «следуя правилам создания сказки, переосмысливают классические народные мотивы и сюжеты, на основе фантастической сказки трактуют давно уже привычную и не всегда видимую людьми реальную абсурдность, раскрывают гротесковую
1 Сведения о работах автора взяты из издательской аннотации на обложке издания. - Прим. реф.
сущность советской действительности», что делает современные литературные сказки «социальными» (с. 41).
«Сказки для взрослых» В. Войновича, написанные в течение 1989-1991 гг., синтезируют в себе, по мнению исследовательницы, особенности волшебной, фантастической и сатирической сказок. Писатель довольно часто использует мифологические элементы. Переосмысливая детали и мотивы фольклорного текста, он «дает им новый эстетический и реальный импульс» (с. 47-48). Чжан Чаои показывает это, обращаясь к анализу сказок о пароходе, которые являются смысловым центром цикла. В. Войнович использовал здесь традиционный для волшебной сказки мотив - «переправа в иное царство». В обращении к мотиву «воды» (живой и мертвой) «явно выражена авторская позиция: ступить на путь в страну Ли-монию - значит выбрать дорогу к смерти» (с. 49). Другая фольклорная жанровая доминанта в «Сказках о пароходе» - мифологическое представление о «плавании» и «корабле». При этом плавание отличается от фольклорной переправы тем, что пароход должен приплыть не в «загробный мир», а в светлое будущее - в страну Лимонию. Пароход в сказках В. Войновича, как «Ноев ковчег», выполняет роль символа спасения. Однако пароход, захваченный пиратами, не доплыл до счастливой цели, привез пассажиров к смерти; отвечая фольклорным канонам, пароход плыл по мертвой воде, и по ней мог доплыть только в «загробный мир». В таком «переосмыслении традиционного фольклорного мотива и использования мифологических элементов с большой силой выражено отношение автора к описываемому, ибо объект его сатиры - реальная история России после Октября» (с. 52).
В. Войнович также активно использует в сказках мотив «бочки», который раскрывается как мотив изоляции людей от внешнего мира, от жизни. Здесь нет никакой свободы, остались лишь мучения: пассажиры на пароходе - пленники мифологической амбивалентной бочки. Сказка и современность у В. Войно-вича сливаются воедино, жизнь оборачивается сказкой. «Использование этого мотива позволило писателю обнажить тайные пружины устройства тоталитарного режима» (с. 54).
«Сказка о недовольном» и «Мы лучше всех» - по жанру типичные сатирические сказки. Они основаны на мотиве «одурачивания», так же как и «Сказка о Глупом Галилее», где история главно-
го героя воспроизводит мотив чужого среди своих. Галилей в сказке В. Войновича является диссидентом. Он прав, но его обвинили, он без вины виноват: писатель переосмысливает сказочный мотив «козла отпущения». Так, переосмысливая целый ряд традиционных фольклорных мотивов и образов, В. Войнович создает краткую историю некоего вполне узнаваемого государства, метафорически используя классическую и известную - революционную - формулу о «корабле современности» (с. 57).
Чжан Чаои обращает внимание и еще на одну особенность поэтики литературной сказки В. Войновича - мотив «перевертыша» становится одним из важных способов постижения жизни пассажиров парохода и психологии людей, которые живут под лозунгом «мы лучше всех». Словесное конструирование невозможных ситуаций выворачивается наизнанку и достигает абсурдного комизма. Здесь наблюдается механизм игры, построенный на невозможных ситуациях насмешки и иронического издевательства («Новая сказка о голом короле»). В использовании фольклорного мотива «перевертыша» гротесковая суть действительности выворачивается наизнанку, абсурдность ее становится абсолютно очевидной. В этом и заключается художественная ценность, эстетический эффект и прагматика обращения к фольклорным элементам, пишет Чжан Чаои.
Своего рода кульминацией в творческой эволюции писателя стал роман-анекдот «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина» (1970). Роман привел к открытому конфликту В. Войновича с Системой: в 1974 г. автор романа был исключен из Союза писателей СССР, а затем в конце 1980 г. изгнан из страны и через полгода лишен советского гражданства. Соответствуя фольклорному канону, Иван Чонкин - крестьянский сын, сын вдовы. В некоторой степени этот образ является советским вариантом «маленького человека» - героя русской классической литературы, полагает Чжан Чаои. Он как личность был целенаправленно изуродован государственной системой сталинского времени. Суть его характера как маленького человека раскрывается в насмешливом описании чонкинской преданности запуганного и забитого человека.
Бесполезность, бессистемность знаний, необразованность у В. Войновича становятся обязательными признаками людей, населяющих «страну дураков». В романе «Чонкин» с придурковато-
стью героев связана еще их предельная преданность: все они живут не своей жизнью, а жизнью партии, и в их понимании они в первую очередь коммунисты, а потом уже люди. Они так привыкли безотказно выполнять все, не думая ни о чем, что постепенно потеряли способность размышлять, превратились в функционеров, в «идеологическое животное - автомат выполнения приказов» (с. 99). Вместо совести в душах этих людей преданность: они доносят друг на друга, убивают, демонстрируя бесконечную преданность политической доктрине, власти, которая эту доктрину поддерживает и насаждает. Подобно А. Чехову, отмечает исследовательница, В. Войнович отказывается от возможности разместить истину вне самого человека. Галерея подмятых идеологической машиной персонажей превращается в совокупный портрет человека, который стоит у власти и управляет людьми. Они образовали озлобленную, запуганную и жадную толпу, обреченную на самоуничтожение. «Так комедия преданности окончилась трагедией личности» (с. 99).
Самая разрушительная и созидательная сила в «Чонкине» -смех. «В разрушительном высмеивании писатель превращает кажущиеся величественными лица в карикатуры, воспевает ценности народного духа, что таятся в образах Чонкина и Нюры» (с. 109). Писатель называет Чонкина своим «непутевым блудным сыном»1. В романе образ традиционного дурачка метафорически переосмысливается. Душевная чистота, честность и искренность - вот что прежде всего интересует В. Войновича в характере «непутевого блудного сына». Комическое чаще всего возникает в романе тогда, когда автор соединяет контрастные вещи, меняет местами полярные явления, что и вызывает едкий, саркастический, гротескный смех, срывающий все покровы с мнимо благополучной действительности. «Игра со словом, пародирование, широкое использование известных литературных цитат, клише, пародирующих реальную жизнь, все эти приемы создают богатую палитру словесных красок романа и дают возможность воспроизведения многообразных сюжетных перипетий» (с. 117). Выбор комического героя в качестве главной фигуры романа-анекдота, его типологическая ем-
1 Войнович В. О моем непутевом блудном сыне: Беседа с писателем / Записала И. Хургина // Юность. - М., 1990. - № 1. - С. 76.
кость, связь с народно-поэтической традицией послужили тому, что alter ego автора без дидактики и публицистической монологичности доносит до читателя сущность идей романа.
Книга включает в себя библиографию произведений В. Вой-новича и литературу о его творчестве. В приложении приводится хронология жизни и творчества писателя.
Т.Г. Петрова
2011.01.029. СНИГИРЁВА Т А. ПОВОДЫРЬ ГЛАГОЛА: ЮРИЙ КАЗАРИН В ДИАЛОГАХ И КНИГАХ. - Екатеринбург: Изд-во УрГУ, 2010. - 153 с.
Книга доктора филол. наук Т.А. Снигирёвой (проф. УрГУ) представляет собой исследование творчества Ю.В. Казарина (род. 1955, Екатеринбург) - автора десяти поэтических книг и ученого, доктора филол. наук, создавшего ряд стиховедческих исследований.
Его дебютное поэтическое издание - «Погода» (1991). В последующем Ю. Казарин в течение 15 лет название каждой новой книги «не без иронии, но и не без серьезности» тоже начинал с буквы «П», как бы акцентируя тем самым их поэтическое единство. Первая книга состояла из «трех тетрадей», по сути, заместивших не появившиеся отдельно книги: «Пекло и тепло», «Погода», «Печаль». Далее выходили: «После потопа» (1994), «Пятая книга» (1996), «Поле зрения» (1998), «Пловец: Куда ж нам плыть...» (2000), «Побег» (2002), «Против стрелки часовой.» (2005). Лишь «Избранные стихотворения (1976-2006)» (2006) и «Каменские элегии» (2009) названы иначе, возможно, обозначая новый этап его творчества.
В главе «Прохожий русский инородец» Т.А. Снигирёва показывает привязанность поэта к Уралу - евразийскому краю, доминантный признак которого - смешение народов, культур, языков, «природ и погод» (говоря «по-казарински»). В «Пловце» образы России, Урала и в особенности Екатеринбурга маркированы либо «сниженно-гротесковой», либо «горько-ироничной, если не сказать гневной, злой, усталой, безысходной интонацией» (с. 19). Однако «уральский текст» Ю. Казарина несет в себе и ту результативность
