CC BY
11
эти продукты. Более того, фирма организовывала рекламные акции с целью стимулировать тех, кто покупает ее продукцию.
Таким образом, имеющийся у профсоюзов исторический опыт взаимодействия с транснациональным агробизнесом показывает, что определяющим мотивом для этих компаний является получение прибыли. Вполне естественно поэтому, что, когда корпорации обращаются к новым технологиям, как в случае компании «Syngenta», осваивающей рынок нанотехнологий, работники могут предполагать, что и эти технологии будут рассматриваться только как средство получения финансовой прибыли при игнорировании потенциальных рисков как для работников, так и для потребителей этой продукции.
Б.Г. Юдин
2011.01.003. РАМАН С., ТАТТОН Р. ЖИЗНЬ, НАУКА И БИОВЛАСТЬ.
RAMAN S., TUTTON R. Life, science and biopower // Science, technology, & human values OnlineFirst. - 2009. - October 27. -DOI: 10.1177/0162243909345838. - Mode of access: http://sth.sagepub.com /journalsPermissions.nav
Ключевые слова: биовласть; биополитика; науки о жизни; политика жизни; молекулярная политика.
Авторы специализируются в направлении науковедения, получившем название «Исследования науки и технологий» (Science and Technology Studies - STS), которое особенно популярно в Великобритании. С. Раман работает в Институте науки и общества Нот-тингемского университета, Р. Таттон - в Центре социальных и экономических проблем геномики Ланкастерского университета (Великобритания).
После того как в 90-е годы прошлого столетия стартовал проект «Геном человека», представители многих социальных дисциплин стали интересоваться биологическими науками, а в этом контексте - идеями М. Фуко о биовласти и биополитике. Последствия изменений в биологических науках, биомедицине и биотехнологии глубоко волнуют социологов, антропологов, политологов, психологов и многих других представителей STS.
В своей «Истории сексуальности»1 М. Фуко утверждал, что на пороге современности возникла новая форма власти. Он противопоставлял эту «биовласть» классической форме суверенной власти: «Можно сказать, что древнее право лишить жизни или оставить в живых было замещено властью выхаживать жизнь или не позволять ее вплоть до точки смерти»2. Биовласть, таким образом, интересовалась развертыванием и управлением жизнью, а не решениями о праве субъекта на жизнь.
Эта власть над жизнью, продолжает М. Фуко, развивалась в двух основных формах, в направлении к двум полюсам, которые были связаны друг с другом сложными взаимоотношениями. Первый полюс концентрировался на теле как машине: подчинение его дисциплине, оптимизация его способностей, вымогательство его сил, параллельное повышение его полезности и его податливости, его интеграция в системы эффективного экономического контроля. Все это Фуко характеризует как анатомо-политику человеческого тела. Второй полюс возникает позже и фокусируется на видовом теле, насыщенном механикой жизни и служащем базисом биологических процессов: размножения, рождений и смертности, уровня здоровья, долголетия и т.п. Контроль над ними осуществляется многообразными вмешательствами; это - биополитика популяции. Таким образом, биополитика связана с особыми стратегиями управления на уровне популяций.
Но возникают вопросы: как биологическое становится законной сферой для правительственных вмешательств и политических действий и каковы последствия этого? Биополитика, согласно М. Фуко, получает свою легитимность, объединяясь с новыми формами знания или системами истины (демография, эпидемиология, статистика), надстраивающимися над живущими, трудящимися социальными существами как коллективом (популяцией) с некоторыми отличительными чертами, такими как смертность и заболеваемость, которые полагаются познаваемыми. Это позволяет властям воздействовать на фундаментальный опыт жизни и смерти, здоровья и страдания как на индивидуальном, так и на коллективном уровне. Отныне члены популяции не есть только территори-
1 Foucault M. The history of sexuality. - New York: Pantheon, 1978. - Vol. I.
2 Ibid. - P. 138.
ально связанные лица, обязанные подчиняться своему суверенному правителю, а наделенные жизнью существа со своими привычками, нормами и повседневными практиками. Это значит, что они способны работать над собой в своих собственных интересах для улучшения и оптимизации своих жизней и, в свою очередь, испытывать биополитические вмешательства различных властей.
Один из классических примеров биополитики - это стратегии общественного здоровья, призванные контролировать инфекционные заболевания, характерные для XIX и начала XX столетия. В этих кампаниях за санитарию в городах и общественную гигиену людьми начинали управлять за счет новых привычек (например, мытье рук, ставшее сегодня рутиной), вводившихся на основе собственного интереса и интереса институциональных властей.
После начала реализации проекта «Геном человека» заговорили о наступлении новых форм биовласти. Так, М.Дж. Флауэр и Д. Хит1 предполагали, что новые генетические технологии, порожденные этим проектом, приведут к новой дисциплинарной власти, которая будет побуждать людей к особым формам поведения, таким как генетический скрининг, тестирование и т.д. Таким образом, наряду с анатомо-политикой и биополитикой возникнет мак-ромолекулярная политика. Другой подход связан с работами Пола Рабинова (Paul Rabinow) и Николаса Роуса (Nikolas Rose). Они нарисовали более пасторальную картину: индивиды начинают опираться на науку, чтобы сформулировать свои суждения и политические требования, а государство поощряет их к большей ответственности за собственную жизнеспособность.
В работах П. Рабинова и Н. Роуса предполагается, что сегодня «истинностные дискурсы» о витальном характере человеческих существ ассоциируются прежде всего с генетическими науками о жизни. Эти научные дискурсы не принимают популяцию в качестве своего объекта познания или базиса, на который опираются претендующие на истинность утверждения о человеческой жизни. По словам Н. Роуса, в течение ХХ в. возникло молекулярное видение жизни, так что сегодня «именно на молекулярном уровне
1 Flower M.J., Heath D. Micro-anatomo politics: Mapping the Human genome project // Culture, medicine and psychiatry. - 1993. - Vol. 17, N 1. - P. 27-41.
понимается жизнь и осуществляются воздействия на нее»1. В современной биовласти молекула заменила популяцию.
Рассуждая о биополитике, П. Рабинов и Н. Роус пишут, что она стала «вопросом тщательной работы в лабораториях, пытающихся создать новые явления, мощной вычислительной способностью аппарата, связывающего истории болезней и семейные генеалогии с геномными последовательностями, маркетинговой властью фармацевтических компаний, регуляторными стратегиями исследовательской этики, органов, лицензирующих лекарства, комитетов и биоэтических комиссий, и, конечно, погони за прибылью и стоимостью акций, которые обещает истина»2.
По словам Н. Роуса, в прошлом государство спонсировало две биополитические стратегии. Одна касалась гигиены популяций, другая - воспроизводства популяций. Она включала евгенические вмешательства, убеждавшие одних давать больше потомства и заставлявшие других воздерживаться от репродукции. Сегодня такие биополитические вмешательства прекратились. У государства больше нет права и власти выносить какие-либо суждения во имя качества популяции или здорового генофонда3. Теперь каждый отдельный гражданин вправе взять на себя ответственность за свое здоровье, регулировать свой образ жизни, чтобы оптимизировать свое здоровье.
Еще один примечательный аспект концепции П. Рабинова и Н. Роуса - ее принципиально постдисциплинарный характер. В этой связи Н. Роус вместо понятия биополитики вводит понятие этополитики (ethopolitics), которую он определяет как «техники, посредством которых люди судят о себе и воздействуют на себя с тем, чтобы стать лучше». В отличие от этополитики, дисциплинарная власть «индивидуализирует и нормализует», а биовласть «кол-
1 Rose N. The politics of life itself: Biomedicine, power and subjectivity in the twenty-first century. - Princeton: Princeton univ. press, 2006. - P. 12.
Rabinow P., Rose N. Foucault today // The essential Foucault: Selections from the essential works of Foucault, 1954-1984 / Ed. by Rabinow P., Rose N. - New York: New press, 2003. - P. VII-XXXV, XXXI.
Rose N. The politics of life itself: Biomedicine, power and subjectivity in the twenty-first century. - Princeton: Princeton univ. press, 2006. - Р. 254.
лективизирует и социализирует»1. Этополитика же выстраивается вокруг «жизни самой по себе» как некоторой политической и этической ценности, о чем свидетельствуют дебаты по поводу абортов, исследований стволовых клеток и эвтаназии.
Далее авторы статьи переходят к сопоставлению взглядов П. Рабинова и Н. Роуса с результатами некоторых эмпирических исследований, выполненных в рамках 8Т8. Прежде всего они отмечают, что молекулярный дискурс не есть нечто совершенно обособленное от дискурса наук о жизни и популяционного дискурса. Так, популяционный уровень важен для изучения причин возникновения сложных заболеваний и вариаций в реагировании на лекарства, т.е. именно тех областей исследований, от которых ожидают столь многого в плане новых методов терапии и диагностики. Инвестиции в биобанки и другие виды биохранилищ, быстро растущие в последнее десятилетие, опираются именно на популяционные стратегии с целью получения статистически надежных данных, которые необходимы для определения сложного взаимодействия генетических и средовых факторов в этиологии заболеваний. Многие такие исследования проводятся на общенациональном уровне -государство обращается к национальным сообществам и традиционным понятиям социального благополучия, чтобы рекрутировать участников таких исследований и обеспечить им общественную легитимность.
Популяционная перспектива проявляется и в исследованиях инфекционных заболеваний. Так, во время недавней паники, возникшей в Великобритании по поводу вакцины против кори, свинки и краснухи, доминирующие методы оценки риска, основывающиеся на популяционном подходе, по большей части не подвергались сомнению. Впрочем, некоторые группы вели кампанию против такого популяционно ориентированного стиля науки, требуя проведения исследований по выявлению индивидуальных биологических путей, вызывающих заболевания кишечника и аутизм. Другие призывали разрабатывать тесты, позволяющие обнаруживать генетический базис уязвимости по отношению к вакцинам, но эти аргументы оказались на обочине в дискуссиях о безопасности вакцин.
1 Rose N. The politics of life itself // Theory culture & society. - 2001. -Vol. 18, N 6. - Р. 18.
Кроме того, фокусируясь исключительно на науках о жизни, П. Рабинов и Н. Роус упускают из виду те практики и формы знания, которые М. Фуко и его последователи считают характерными для биовласти, - производство социальной статистики по таким вопросам, как рост популяций, образцы миграции, общественное здоровье. Между тем имеются свидетельства того, что данные социальной статистики через государственное регулирование оказывают влияние на исследовательские приоритеты в науках о жизни.
Хотя «великая биополитическая стратегия» принудительной евгеники больше не применяется на государственном уровне, существует немало нормализованных и более обыденных вмешательств на популяционном уровне, проводимых или координируемых правительствами, что вполне заслуживает названия «государственная биополитика». Это, например, стратегии контроля инфекций или мониторинга химических и радиационных рисков.
Можно поставить под вопрос и понятие «этополитика». Действительно, кто располагает ресурсами и возможностями практиковать этополитику? Доступна ли она мигрантам, бедным или мар-гинализованным популяциям? Имеют ли эти группы те же возможности делать выбор, что и все другие? Даже если они организуются в выдвижении своих требований, могут ли они оказывать такое же влияние на других? В контексте глобальной торговли имеет смысл спросить, каким образом повышение жизнеспособности одних оказывается зависящим от снижения ее у других. Глобальные экономические отношения в области трансплантации органов - весьма характерный пример того, как некоторые меньшинства получают возможность продлить свою жизнь.
Б.Г. Юдин
2011.01.004. ДЕЛЬГАДО А., КЬЁЛЬБЕРГ К.Л., ВИКСОН Ф. ВОВЛЕЧЕННОСТЬ ОБЩЕСТВА ОБРЕТАЕТ ЗРЕЛОСТЬ: ОТ ТЕОРИИ К ПРАКТИКЕ НА ГРАНИЦЕ ИССЛЕДОВАНИЙ НАУКИ И ТЕХНОЛОГИЙ И НАНОТЕХНОЛОГИЙ.
DELGADO A., KJ0LBERG K.L., WICKSON F. Public engagement coming of age: From theory to practice in STS encounters with nanotechnology // Public understanding of science. - 2010. - Vol. 19, N 1. - P. 1-20. - D0I:10.1177/0963662510363054
