CC BY
22
регулирование, могут ли работать при таком раскладе перераспределительные механизмы? Очевидно, что их функционирование зависит от того, насколько демократическим будет социальный порядок. Но в том-то и дело, что демократия в случае реализации описанного проекта будет фикцией. Проект, как считает Белло, носит сугубо технократический характер. Инициатива здесь исходит не снизу, как должно быть при настоящей демократии, а сверху, когда эксперты сами готовят реформы и в уже окончательном виде спускают их обществу. Общество не сможет контролировать экспертов, их деятельность не будет, следовательно, иметь никакого отношения к интересам общества. Все останется как и было в неолиберальную эпоху: экономическая и социальная жизнь по-прежнему будет подчинена интересам подавляющего меньшинства. Мир сейчас живет ожиданиями отказа от рыночного фундаментализма - ожидания эти, похоже, не оправдаются.
С.А. Ермолаев
2010.04.013. АРРИГИ Дж., ХАРВИ Д. ИЗВИЛИСТЫЕ ПУТИ КАПИТАЛА.
ARRIGHI G., HARVEY D. The winding paths of capital // New left review. - L., 2009. - Vol. 56, N 4. - P. 61-94.
Философско-историческая статья Дж. Арриги и Д. Харви посвящена проблемным точкам теорий капитализма, содержащимся в них мифам. Первый и самый распространенный миф заключается уже в общепринятом определении капитализма. С легкой руки классиков марксизма суть капиталистических отношений видят в массовой пролетаризации населения, вынужденного жить продажей своей рабочей силы. Но исследования, на которые опираются Арриги и Харви, говорят, что развитие капитализма не обязательно зависит от полной пролетаризации. Пролетариями по обычному представлению становились крестьяне, лишившиеся земли. В действительности межрегиональная миграция трудовой силы получала подпитку из районов, где не было обезземеливания крестьян: там даже имелась возможность покупать землю у землевладельцев. Подлинные причины миграции здесь были связаны с системой наследования, по которой землю наследовал только старший сын. Традиционно младшие сыновья шли в монахи или в солдаты, но несколько позже появились новые способы сделать карьеру, позво-
лявшие заработать деньги и обзавестись по возвращении домой собственной фермой. Вместо пролетаризации, таким образом, мы видим противоположный процесс, отнюдь не противоречащий капитализму.
Впрочем, в других районах ситуация была вполне классической. Обезземеливание действительно принимало массовый характер, труд был сильно пролетаризирован. Но жители подобных районов, вопреки господствующим среди марксистов представлениям, как правило, не стремились мигрировать. Исключением можно считать случай в Бразилии в 1888 г., когда было отменено рабство, и возникла потребность в дешевой рабочей силе. Бразильцы рекрутировали рабочих из нищих районов Южной Италии, платили за переезд и поселяли в Бразилии на смену освобожденным рабам. Но так бывало редко. А в большинстве случаев мигрировали и продолжают мигрировать не самые бедные: для миграции необходимо обладать определенными средствами и связями.
Данные наблюдения позволяют авторам возразить против теорий И. Валлерстайна и Р. Бреннера. Оба они по-разному смотрели на взаимосвязь производственных отношений и отношений центр - периферия. Валлерстайн считал определяющими вторые по отношению к первым - выводил особенности форм труда в той или иной стране из ее места в мировой системе разделения труда. Бреннер, наоборот, считал, что господствующие социальные отношения внутри стран определяют их статус на межнациональном уровне. Но оба исследователя сходились в том, что периферийные страны не проходят через полноценную пролетаризацию, им свойственны принудительные производственные отношения. Тем не менее Арриги с Харви располагают другими сведениями, собранными в разных регионах. В качестве примера предложена Калабрия. В ее границах можно обнаружить разные типы отношений, приписываемые как центру, так и периферии. Наблюдались в изобилии как отношения принуждения, так и свободного найма. И они не просто сосуществовали, но способствовали развитию друг друга.
Эти обстоятельства приводят авторов к важному выводу. Капитализм, как считают они, оказывается очень многообразным явлением и нельзя говорить ни об одной форме отношений как о «типично» капиталистической. Об этом часто забывают и левые, и правые. Те и другие исходят из представления о единственно воз-
можном типе капитализма. На самом деле капитализмов было много - это особенно заметно при рассмотрении в мировом масштабе. Несколько столетий капитализм опирался на рабство и был, как казалось, настолько укоренен в нем, что не смог бы без него существовать. Однако рабство давно отменено, а капитализм не только выжил, но и достиг большего, чем раньше, процветания - уже на основе колониализма и империализма. Опять же мало кто сомневался, что то и другое является неотъемлемой характеристикой капитализма. И снова вышла ошибка: после Второй мировой войны капитализм порвал с империалистической практикой и согласился на масштабную деколонизацию. Но ведь подобные шаги опять не уничтожили капитализм. Он не только выжил, но и обеспечил себе новый этап расцвета. Вполне вероятно, что это не в последний раз -мы можем еще увидеть капитализм в каком-то новом обличии.
Другое дело, что новое в капитализме не отменяет его важных постоянных характеристик, свойственных любой капиталистической стадии. Эти характеристики как раз и определяют капиталистическое содержание социальной системы, без них надо было бы говорить не о модификациях капитализма, а о качественно новых типах отношений. Точнее всего содержание капитализма схвачено в формуле Маркса Д-Т-Д'. Что бы ни происходило с капитализмом, эта формула характерна для всех его разновидностей. С ее помощью легко можно описать всю палитру процессов при капитализме - в том числе таких, которые заставляют говорить о его постоянных кардинальных изменениях.
Авторам статьи формула Маркса кажется особенно подходящей для описания циклического характера капитализма. Его законом можно считать чередование периодов производственной и финансовой экспансии. Капитализм, подобно любой другой системе, обязан обеспечивать материальное производство. Капиталисты, естественно, извлекают из него прибыль. Но высокие прибыли порождают конкуренцию, приводящую со временем к их снижению. Тогда владельцы капитала постепенно ищут новые сферы для его приложения. Деньги из производственного (материального или реального) сектора начинают перемещаться в сферу финансовых операций, капитал все более превращается в спекулятивный. Разумеется, не навсегда - финансовые операции тоже будут становиться все рискованнее, их эффект будет снижаться. И тогда капитал опять
потечет в реальный сектор, оправившийся к тому моменту от кризиса и восстановивший свою привлекательность для капиталистов.
Можно сказать, что реальный и финансовый сектора исторически не только конкурировали между собой, но и помогали друг другу, поскольку обеспечивали выживание капиталистической экономики, в рамках которой существовали. С этой точки зрения финансовый сектор, функционируя в некотором отрыве от реального производства, имел для капитализма не меньшее значение. Отсюда важность на протяжении всей капиталистической эры борьбы стран и городов за лидерство в финансовой сфере. Авторы согласны с Вебером: конкуренция между государствами за мобильный капитал составляет «миро-историческую» специфику Нового времени. Конкуренция идет с переменным успехом: на первый план выходят разные центры. Господство каждого из них, как справедливо отмечал Бродель, в некотором смысле обманчиво: оно же означает «осень», начало естественного увядания. Но точно также прав был Маркс: «осень» одного центра всегда была «весной» для какого-то другого, набиравшего силу и в будущем захватывавшего лидерство. Тогда ситуация в корне менялась, уходящий лидер начинал невольно подпитывать лидера приходящего. Так, излишки, накопленные в Венеции, ведущем центре в развитое Средневековье перешли к Голландии; накопленное в Голландии досталось затем Британии; наконец, Британия уступила накопленные преимущества США. США в будущем, конечно, ждет аналогичная участь: от судьбы не убежать.
Подобная смена лидеров является лишним подтверждением циклического характера развития капиталистической системы. Но как оценивать гегемонию каждой из стран - как случайность или все же закономерность? По мнению авторов, это очень сложный вопрос. Случайный элемент всегда присутствовал в истории. Например, если говорить о лидерстве США, то здесь случайность связана с географическими условиями страны, ее выгодной пространственной конфигурацией. Если бы она была иной, США могли бы и не стать мировым лидером. Им был бы кто-то другой, и история бы сложилась иначе. Но все ли измеряется географией? Предыдущие гегемоны мирового порядка Британия и Нидерланды столь выгодным территориальным положением не отличались. Разве это помешало их лидерству?
На причины лидерства той или иной страны надо, следовательно, смотреть шире. Почему бы их не поискать в экономической организации страны? В этом случае, полагают авторы, многое становится ясно. Каждый новый гегемон в организации своей экономической жизни что-то заимствовал у предшественника. Прогресс США, например, был возможен благодаря усвоению сложившейся в Британии кредитной системы, которая, впрочем, на Британских островах началась не с чистого листа, а уходила корнями в экономику Голландии. То есть США использовали лучшее, созданное другими, добавили к этому что-то свое и тем самым полностью заслужили свой успех. В этом ракурсе американское восхождение уже не кажется случайным.
В циклах гегемонии, как легко заметить, существует несомненная преемственность, они обладают многими общими чертами. Но есть в этих циклах и различия. Смена лидера мировой экономики всегда сопровождалась эскалацией войн и социальных конфликтов. Но порядок действий мог отличаться. При переходе от голландской к британской гегемонии в XVIII в. социальный конфликт возник позже финансовой экспансии и войн. Но в случае с переходом от британской к американской гегемонии в начале XX в. взрыв социальной конфликтности произошел более или менее одновременно с началом финансовой экспансии и войн. Наиболее ожесточенная борьба рабочих наблюдалась в преддверии и после мировых войн, она послужила базисом ленинской революционной теории и на первых порах ее подтверждала. Наконец, нынешний переход, в неизвестном пока направлении, предлагает еще один вариант развития событий. Социальный конфликт в конце 1960-х -начале 1970-х годов предшествовал финансовой экспансии и произошел без войн между главными державами. Войны носят другой характер: сильные мира сего подавляют слабых. Между сильными, впрочем, тоже присутствуют разногласия, но вряд ли они выльются в серьезные конфликты, масштаба первой половины ХХ в.
Чем закончится этот цикл, что нас ждет дальше? Ответ на данный вопрос неизвестен. Но, возможно, этот циклический бег по кругу, свойственный капитализму, в обозримой перспективе прервется, - естественно, вместе с капитализмом. В этом случае произойдет историческая трансформация, и мир будет организован на новых началах. Будут ли они социалистическими? Вероятен и та-
кой поворот событий. Надо лишь помнить, что социализм - это вовсе не та система, которая господствовала в ХХ столетии на просторах Восточной Европы. Неотъемлемые компоненты настоящего социализма (а не фальшивого советского) - взаимное уважение людей и коллективное уважение к природе. И еще одна деталь: термин «социализм» не должен предполагать всеохватывающую роль государства. Только освободившись от его назойливого присутствия, мир может достичь социализма.
С.А. Ермолаев
2010.04.014. АЛИ Г. НАРОДНОЕ ГОСУДАРСТВО ГИТЛЕРА. ГРАБЕЖ, РАСОВАЯ ВОЙНА И НАЦИОНАЛЬНЫЙ СОЦИАЛИЗМ.
ALY G. Hitlers Volksstaat. Raub, Rassenkrieg und nationaler Sozialismus. - Frankfurt a. M.: Eichborn A.G., 2009. - 444 S.
Автор одновременно социально-философской и исторической работы, крупный немецкий исследователь, решает проблему механизмов власти в диктаторских системах. Почему эти системы функционировали и получали на свое существование массовое одобрение со стороны собственных граждан? Этот вопрос можно адресовать разным режимам, но Г. Али делает акцент на гитлеровском. Как мог национал-социализм, откровенно мошенническое и преступное предприятие, добиться столь широкой поддержки со стороны общества?
Обычный ответ - немцы оказались во власти колоссальной пропаганды и систематического террора. С этими двумя силами поделать было ничего нельзя, они сами собой превращали население в материал, подходящий для чудовищных нацистских экспериментов. Трудно спорить: пропаганда и террор действительно сыграли значительную роль. И все же ссылаться на них - значит говорить только часть правды. По мнению Али, было еще одно, как минимум не менее важное обстоятельство: режим представлял собой не просто диктатуру, но диктатуру «услужливую», причем по отношению к подавляющему большинству немцев. Гитлер, гауляй-теры, значительная часть министров, статс-секретарей и прочих действовали как классические политики-популисты, постоянно озабоченные настроением управляемых. Они ежедневно задавались вопросом, как добиться их удовлетворенности, улучшить их само-
