CC BY
12
международного масштаба. Проще говоря, глобализация означает рост масштабов, величины, ускорение и углубление воздействия межрегиональных потоков и форм взаимодействия. Глобализация происходит в виде сдвига или трансформации масштаба человеческой организации, связывающей отдаленные сообщества и распространяющей влияние властных отношений на ведущие регионы мира и континенты.
В заключение Или рассуждает о печальных событиях 11 сентября и их влиянии на современный мир. Собственной первоначальной реакцией Или было ожидание мощного и согласованного удара по антиглобалистским движениям. Конечно, так во многом и произошло, хотя, отмечает автор, после первоначального потрясения различные элементы глобального движения за справедливость, скорее, успешно перегруппировались и не в последнюю очередь на основе выступления против войны в Ираке. Сам Или вслед за Ф. Холлидеем выделяет три четких измерения последствий событий 11 сентября для мира: влияние на американское общественное мнение, возрастание агрессивности в американской внешней политике и перестройка американских отношений с остальным миром. В США раньше, чем в других государствах, произошел патриотический поворот, наблюдающийся в формах как усиления мер безопасности в государстве, так и возрастания нетерпимости к различию и несогласию. Но в странах «крепости Европа», в свою очередь, по нарастающей происходит движение к панъевропейскому антиисламскому расизму. Такие изменения имеют важные политические последствия. Одно из них тесно связано с безапелляционными заявлениями правительств о том, что серьезность кризиса дает им право ни перед кем и ни в чем не отчитываться. Лозунг «борьбы с террором» поставил под сомнение демократическое устройство современного мира. Это очень серьезная угроза, не меньшая, чем сам пресловутый «глобальный террор». Демократия появилась ценой многовековых устремлений предшествующих поколений, и было бы безрассудным в один миг от нее отказываться.
С.А. Ермолаев
2012.03.015. ХАРВИ Д. КРИЗИС И ГЛОБАЛЬНЫЙ МИР. HARVEY D. Crisis and global world // Philosophy and sociology. -Los Angeles, 2009. - N 2. - P. 14-23.
Известный социальный философ Д. Харви посвящает свою статью философским аспектам мирового кризиса 2008 г. С точки зрения автора, текущий кризис будет понят лучше, если его рассматривать как прорыв на поверхность тектонических сдвигов в пространственно-временной диспозиции развития капитализма. Тектонические плиты теперь ускоряют свое движение, и вероятность более стремительного и разрушительного кризиса чем тот, который разразился около 1980 г., стремительно возрастает. Характер, форму, место и время данных прорывов на поверхность почти невозможно предсказать, но то, что они будут происходить все более часто и потрясать все более глубоко, можно утверждать наверняка. Потому события 2008 г. следует рассматривать в контексте более глубоко лежащих структур. Поскольку эти деформации более присущи динамике капитализма, то возникает повод вспомнить слова Маркса о том, что капитализм должен исчезнуть, уступив дорогу другому, более рациональному способу производства (с. 14).
Дж. Харви предлагает внимательнее присмотреться к указанным тектоническим сдвигам. В ноябре 2008 г. вскоре после выборов нового президента Национальный совет по разведке США опубликовал примерный прогноз состояния мира к 2025 г. Возможно, впервые полуофициальный орган Соединенных Штатов предсказал, что к этому году страна, хотя и оставаясь по-прежнему могущественной державой, перестанет быть доминирующим государством. Мир станет многополярным, менее центрированным, а сила негосударственных акторов возрастет. В отчете указывается, что гегемония США в последнее время то возрастает, то уменьшается, но их экономическое, политическое и даже военное доминирование теперь неуклонно падает. И главное, как сказано в отчете, продолжится наблюдаемый ныне беспрецедентный сдвиг в относительном богатстве и экономической мощи от глобального Запада к глобальному Востоку.
Данный беспрецедентный сдвиг перевел в обратную сторону долговременный отток богатства из Восточной и Юго-Восточной Азии в Европу и Северную Америку, происходивший с XVIII в. и усилившийся с XIX столетия. Подъем Японии в 1960-х годов, за которым последовал прорыв Южной Кореи, Тайваня, Сингапура и Гонконга в следующем десятилетии, а дальше быстрый рост Китая
в 1980-х и ускоренная индустриализация Индонезии, Индии, Вьетнама, Таиланда и Малайзии в 1990-х годов, изменили центр тяжести капиталистического развития, хотя оно, если вспомнить финансовый кризис в Восточной и Юго-Восточной Азии 1997-1998 гг., не всегда проходило гладко. Как кажется автору, экономическая гегемония и дальше будет смещаться к ряду государств Восточной Азии. И если считать кризис моментом радикальной реконфигурации капиталистической истории, то те факты, что США испытывают такую острую нехватку денег для выхода из финансовых затруднений и что американский дефицит покрывается в основном Японией, Южной Кореей, Китаем и Тайванем (т.е. странами с сохранившимися излишками), говорят о том, что мы, быть может, переживаем момент закрепления данного сдвига.
Сдвиги подобного рода, отмечает Харви, уже происходили в истории капитализма. В XVI в. гегемонию завоевали города-государства Генуя и Венеция. Далее в XVII в. лидерство перешло к Амстердаму и Голландии, а в XVIII в. к Британии. Британия владела гегемонией долго, но все же после 1945 г. вынуждена была уступить ее США. Впрочем, Америка претендовала на роль гегемона еще в годы Первой мировой войны. Но тогда из подобных претензий ничего не вышло в силу того, что верх в США взяли сторонники изоляционистской политики. До этого Америка тем более не покушалась на статус мирового лидера, ограничиваясь длительное время куда более скромными целями. О них можно судить по известным доктринам: «доктрине предназначенности», предполагавшей ограничение экспансии США только американским континентом, или «доктрине Монро», означавшей недопущение туда европейских держав. Конечно, вполне правомерно назвать всю американскую историю до 1945 г. лишь подготовкой к мировому лидерству. Но Харви удивляет то, насколько долго шла эта подготовка, тогда как потерять свои позиции Америка может очень быстро. Нынешний тектонический сдвиг при плохом для нее раскладе сделает ситуацию необратимой (с. 17-18).
Важно отметить, что этот сдвиг находится под мощным влиянием радикальной географической неравномерности в экономических и политических возможностях реагирования на текущий кризис. Для примера можно вспомнить о призывах к применению кейнсианских рецептов для преодоления кризиса. Но подобные
призывы натолкнулись на разницу в положении стран в рамках мировой экономики. К примеру, в США любые попытки найти адекватное кейнсианское решение с самого начала были обречены на провал. Кейнсианская политика потребовала бы массированного и долговременного дефицитного финансирования. Но такой шаг совершенно противопоказан стране, находящейся в ситуации хронической задолженности остальному миру. Тем более надо иметь в виду геополитические ограничения: кейнсианство в Америке зависит от согласия других государств давать ей в долг.
А есть еще политические препятствия. Спасение экономики, чтобы оно стало реальным, предполагает социальные выплаты широким слоям населения, выплаты, которые могут вновь создать спрос на товары. В этом случае экономика будет функционировать. Но в США политики, движимые неолиберальными установками, совершенно не склонны к «раздаче денег кругом». Политики уверены, в частности, что наблюдающееся сегодня в США снижение заработной платы надо считать нормальным ходом вещей, поскольку так учит неолиберальная экономическая теория. По этой причине ни один из трех основных принципов кейнсианства - усиление власти трудящихся, повышение зарплат и социальные выплаты низшим классам - политически невозможно осуществить в настоящий момент в США. Малейшее подозрение, что подобная программа намекает на «социализм», вызывает ужас у политического истеблишмента. Теоретически политиков, безусловно, могли бы переубедить трудящиеся, но их организации сейчас недостаточно сильны (после 30 лет политических поражений), нет также и признаков какого-либо социального движения, которое было бы способно настоять на перераспределении части богатств рабочему классу.
Зато в Китае экономические и политические условия позволяют принять широкомасштабные кейнсианские меры. Начать можно с того, что Китай имеет огромный запас излишка валютной наличности и может куда легче кредитовать финансовую систему, чем США с их уже существующим огромным излишком задолженности. Китайские банки, ранее долгое время принадлежавшие государству, возможно и были номинально приватизированы, чтобы удовлетворить требованиям ВТО и привлечь иностранные капиталы и специалистов, но по-прежнему крайне внимательны к пожелани-
ям центральных властей, в то время как в США даже малейший намек на государственные директивы вызывает ярость политиков.
Не существует в Китае и никаких идеологических препятствий для перераспределения доходов беднейшим слоям общества, пусть здесь и придется пойти против устоявшихся интересов богатейших членов партии и возникающего класса капиталистов. Указание, что такое перераспределение может привести к социализму или даже коммунизму, будет только с энтузиазмом приветствоваться китайскими гражданами. Соответственно, возникновение массовой безработицы и признаки повсеместного и быстро увеличивающегося социального недовольства почти наверняка заставят коммунистическую партию Китая приступить к широкому перераспределению доходов невзирая на то, расположена она к этому идеологически или нет. Как полагает Харви, данная политика будет направлена прежде всего на возрождение отсталых сельскохозяйственных областей, куда вернулись из промышленных районов многие потерявшие работу рабочие-мигранты. Массовые инвестиции центрального правительства в сельскохозяйственные регионы с неразвитой социальной и материальной инфраструктурой повысят уровень доходов, увеличат покупательный спрос и положат начало укреплению китайского внутреннего рынка.
Кроме того, в Китае наблюдается сильное стремление осуществить массовые инвестиции в промышленность, которая там все еще плохо развита. Наличие широкой, но испытывающей проблемы и нуждающейся в пространственной рационализации промышленной базы позволяет предположить, что указанные инвестиции окажутся продуктивными. Они будут крайне важны не только для поглощения избыточных рабочих рук и предотвращения социальных волнений, но и для стимулирования внутреннего рынка.
Эти совершенно разные условия для проведения широкомасштабной кейнсианской политики, существующие в США и Китае, имеют далеко идущие последствия для международных отношений. Если Китай направит большинство своих финансовых запасов для стимулирования внутреннего рынка, то у него останется меньше их для кредитования США. Вызванное ростом внутреннего рынка Китая ускоренное развитие этой страны будет привлекать сюда все больше поставок сырья со всего мира и уменьшать относительный вес Америки в мировой торговле. В конечном итоге
это приведет к усилению перемещения богатств от Запада к Востоку в глобальной экономике и к быстрым изменениям баланса сил между господствующими экономиками. Тектонические изменения баланса глобальных капиталистических игроков усилят всевозможные непредсказуемые варианты развития событий в мире, в котором США более не будут доминировать, хотя по-прежнему сохранят большой вес (с. 20-22).
Сможет ли истинное кейнсианство в Китае (а также в других странах, находящихся в сходном положении) быть достаточным, чтобы компенсировать неизбежный провал половинчатой кейнси-анской политики на Западе - это открытый вопрос. Но неравенство, существующее в мире, вкупе с фактом угасания гегемонии США, скорее всего, является сигналом о развале глобальной экономики на ряд региональных гегемонистических образований, которые будут как яростно бороться друг с другом, так и сотрудничать в решении печальной проблемы, кому достанется главная тяжесть долговременной депрессии. Такая перспектива, конечно, может вызвать уныние. Но размышление над ней способно побудить большинство на Западе к осознанию неотложности проблем сегодняшнего дня и заставить политических лидеров отказаться от повторения банальностей о восстановлении доверия и уверенности и вернуться к тому, что необходимо сделать для спасения капитализма от капитализма и его фальшивой неолиберальной идеологии. И если это означает социализм, национализацию, жесткое государственное управление, создание международных объединений, строительство новой и куда более равноправной международной финансовой системы, то так тому и быть.
С.А. Ермолаев
2012.03.016. БРОДЕЛЬ Ф. МАТЕРИАЛЬНАЯ ЦИВИЛИЗАЦИЯ, ЭКОНОМИКА И КАПИТАЛИЗМ, XV-XVIII вв. - М.: Весь мир, 2007. - Т. 2: Игры обмена. - 672 с.
Экономику часто представляют состоящей из двух огромных зон: производства и потребления. В первой зоне все начинается и возобновляется, а во второй завершается и уничтожается. Маркс когда-то сказал, что общество не может перестать производить, так же как оно не может остановить потребление. Почти то же самое говорил Прудон, когда называл единственной очевидной целью
