Научная статья на тему '2010. 02. 008. Гордович К. Д. Творческая индивидуальность писателя: учеб. Пособие. - СПб. : Петроний, 2009. - 240 с'

2010. 02. 008. Гордович К. Д. Творческая индивидуальность писателя: учеб. Пособие. - СПб. : Петроний, 2009. - 240 с Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
112
30
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
КАРТИНА МИРА / ЛИТЕРАТУРНОЕ ТВОРЧЕСТВО
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «2010. 02. 008. Гордович К. Д. Творческая индивидуальность писателя: учеб. Пособие. - СПб. : Петроний, 2009. - 240 с»

2010.02.008. ГОРДОВИЧ К.Д. ТВОРЧЕСКАЯ ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ ПИСАТЕЛЯ: Учеб. пособие. - СПб.: Петроний, 2009. - 240 с.

Научная концепция книги доктора филол. наук К.Д. Гордо-вич (проф. Северо-Западного института печати) определяется задачей раскрыть своеобразие подхода писателя к жизни и творческим проблемам - к выбору жанровых форм и приемов изображения. В центре внимания - авторская позиция художника, проявляющаяся в автобиографической прозе, в сатире, в дневниках, в эссеистике.

Жанр литературной сказки рассматривается как творческая лаборатория писателя. Жанр рассказа позволяет с особой наглядностью вести разговор о мастерстве художника, его умении достичь содержательной емкости каждой «единицы» текста. Жанр, в котором предстает итог постижения творческого своеобразия писателя, -литературный портрет (в частности, рассматривается жанровое своеобразие цикла литературных портретов критика русского зарубежья первой волны Г.В. Адамовича1). Дневники писателей автор пособия анализирует в нескольких аспектах: как материал для изучения эпохи, как отражение мировосприятия автора, как «заготовки» для будущих произведений.

В ходе сопоставительного анализа различных творческих индивидуальностей К.Д. Гордович раскрывает особенности прозы 1920-х годов (А. Платонов, П. Романов, М. Зощенко, Е. Замятин), а также «образы города», созданные разными писателями (З. Гиппиус, А. Белый, Л. Добычин, Д. Липскеров), художественные «модели мира» (А. Грин, М. Козырев, М. Кураев, В. Маканин, А. Слаповский, Т. Толстая), различия в подходе к «семейной проблематике» (И. Полянская, Л. Петрушевская, Л. Улицкая), к изображению «человека на войне» (С. Алексиевич, В. Маканин, А. Бабченко) и т.п.

Например, в разделе «Личность автора и его эпоха по дневникам писателей» речь идет о «Петербургских дневниках» З. Гип-пиус2, которые она вела в 1914-1919 гг. По характеру авторского отношения к революционным событиям они сопоставимы с «Ока-

1 См.: Адамович Г.В. Сомнения и надежды. - М., 2002.

2

См.: Гиппиус З. Дневники: В 2 кн. - М., 1999.

янными днями» И. Бунина1: зачастую он, как и Гиппиус, «слишком пристрастен, явно несправедлив». Однако в дневниках Гиппиус читатель обнаружит больше нюансов настроений и впечатлений: «Здесь и возникающая надежда, и предел отчаяния, и поиски выхода, и попытки разобраться в причинах» (с. 38). При соотнесении дневников З. Гиппиус с «Петербургскими зимами» Г. Иванова2 одним из самых значимых объединяющих мотивов является, по мнению автора пособия, «обнаружение связи судьбы города с личной судьбой автора, ощущение неразрывности этих судеб» (с. 41). В значительной степени все творчество Гиппиус носит дневниковый характер: она использовала «не просто автобиографический принцип, но именно форму подневных, сиюминутных, "современных" записей» (с. 44). Это касается и некоторых циклов ее стихов; в частности, в 1922 г. вышла ее книга «Стихи. Дневник, 19111921».

Отраженную в дневниках М. Пришвина реальность пореволюционной действительности 1918-1922 гг.3 К. Д. Гордович сопоставляет с его же повестью «Мирская чаша. 19 год ХХ века»4 и приходит к выводу, что обусловленное временем «промежуточное состояние между жизнью и смертью» передано в повести и в фарсовом контексте, и в ярко выраженном философском настрое: многозначные символические образы позволяют увидеть «в бытовых реалиях бытийный смысл» (с. 50).

В разделе о дневниках К.Д. Гордович рассматривает и две необычные книги: «Мы с тобой. Дневник любви» М.М. и В.Д. Пришвиных5, «Дневник Мастера и Маргариты» М.А. и Е.С. Булгаковых6. Эти книги после смерти их авторов были созданы редакторами-составителями - соответственно Л.А. Рязановой и

1 Бунин И. Окаянные дни. - М., 1999.

2

Иванов Г. Петербургские зимы. - М., 2000.

3

См.: Пришвин М. Дневник, 1918-1919 гг. - М., 1994; Его же: Дневник, 1920-1922 гг. - М., 1995.

4 Пришвин М. Мирская чаша. 19 год ХХ века // Пришвин М. Собр. соч.: В 8 т. - М., 1982. - Т. 2.

5 Пришвин М.М., Пришвина В.Д. Мы с тобой. Дневник любви. - СПб.,

2003.

6 Булгаковы М. и Е. Дневник Мастера и Маргариты - М., 2001.

В.И. Лосевым. «Выдержки из писем и комментарии к дневниковым текстам включены в основной корпус книг. Их нельзя отнести в раздел справочного аппарата - значимо именно сосуществование, сочетание, взаимодействие этих текстов» (с. 51).

Главная тема дневника Пришвиных обозначена в самом заглавии - это «любовь». Именно любовь подводит к новому пониманию творчества. В дневнике Булгаковых в центре внимания творческая судьба, но и здесь содержание и тональность записей определяет любовь. Высшим уровнем отношений между людьми становится «способность общего взгляда на мир» (с. 53). Письма М.А. Булгакова, подобранные по датам, дополняют дневник его жены Елены Сергеевны эмоциональными подробностями совместного творчества и общих мыслей. В дневниках Пришвиных и Булгаковых неординарные художники увидены глазами любящих женщин, «оказавшихся равными своим избранникам по силе чувств» (с. 55).

Дневниковые записи Ю. Казакова о людях Севера автор пособия соотносит с его очерками и повестью «Северный дневник»1. Анализ мемуаров обнаруживает чувство общности с людьми, уважительное отношение к человеку труда, умение выделить из общей массы людей особенно приметных, своеобразных. Писателя отличает разнообразие интонаций, стремление передать неповторимые краски и даже запахи эпохи, а также и то, «как может звучать молчание» Севера (с. 61).

В разделе «Литературная сказка как лаборатория писателя» К.Д. Гордович обращается к творчеству Е. Замятина. Характеризуя художественную оптику сказок («Халдей», «Дрянь-мальчишка», «Огненное А», «Картинки», «Ангел Дормидон», «Петр Петрович», «Бог» и др.)2, автор показывает, как «работал писатель с масштабом», приучая глаз читателя к восприятию большого и малого, внешнего и внутреннего. Речь шла не столько о физических параметрах, сколько о «нравственных (доброе-злое), эстетических (высокое-низкое)» (с. 67).

1 Казаков Ю. Северный дневник // Казаков Ю. Избр. - М., 2004.

2 См.: Замятин Е. Сказки // Замятин Е. Избр. произведения. - М., 1989.

Четыре сказки о «похождениях» Фиты - мифического героя, выступающего то лысеньким младенцем, усыновленным околоточным и потому вскорости произведенным в генералы, то монументом на базарной площади и т.д., - интересны не только политическими аллюзиями, но и приемами художественного анализа. Особая манера повествования, ракурсы наблюдения, смещение планов, нарушение пропорций, использование иронической «подсветки» - все это дает возможность читателю «наблюдать» нелепость изображаемой действительности (с. 69).

К.Д. Гордович видит развитие традиций Е. Замятина в сатирических сказках В. Шукшина1, Ф. Искандера2, Л. Петрушевской3. Писателей привлекает возможность создания пародийной картины жизни, атмосферы комедийного спектакля. Читатель / зритель оказывается вовлеченным в игру, где все «перевернуто», где не всегда торжествует добро, но зло высмеивается обязательно (с. 79).

Разговор о сатирической прозе становится продолжением анализа сказок. В произведениях А. Платонова («Город Градов», «Сокровенный человек», «Чевенгур», «Котлован») «пафос объединялся с иронией, сентиментальность и пародия на сентиментальность становились "катодом и анодом" литературного текста» (с. 89). Коммунизм, коммунистическое общество «рисовались мечтой не только платоновским активистам, но и ему самому, однако осуществленная мечта или шаги к ее реализации неизменно сопровождались у Платонова образами смерти, мыслями об обреченности. В тексте произведений звучала не идеологическая оценка, а как бы приговор природы. Эффект усиливался найденным авторским словом - "брошенные" люди, т.е. никому не нужные, богом забытые. И друг к другу-то они жмутся "не от любви и родственности, а из-за недостатка одежды"» (с. 83).

Сатирические приемы автор пособия рассматривает и на материале психологической прозы Г. Владимова4. Центральные герои писателя отличаются искренностью, серьезностью, верностью дол-

1 Шукшин В. До третьих петухов: Рассказы и повести. - М., 1998.

2

Искандер Ф. Кролики и удавы. - М., 1992.

3

Петрушевская Л. Настоящие сказки. - М., 1997.

4 Владимов Г. Верный Руслан. Генерал и его армия // Владимов Г. Роман, повесть, пьеса. - Екатеринбург, 1999.

гу. Именно эти качества и помогают высветить алогизм господствующей Системы, в которой долг и честь нужны лишь «на показ», а честность - «по возможности» или «применительно к подлости». В повестях «Большая руда», «Верный Руслан», в романе «Генерал и его армия» сатирический план «не входил в прямую задачу автора, но возникал всякий раз с большим или меньшим акцентом в ходе повествования» (с. 97).

К.Д. Гордович уделяет внимание эссеистике как «выражению авторской позиции и особенностей стиля» (с. 140) на примере прозы и публицистики И. Бродского1, а также воспоминаний и очерков Л. Петрушевской. «Философские категории пространства, времени, свободы становятся не только предметом осмысления в текстах Бродского, но подчас и стержневыми мотивами» (с. 141) в его автобиографических эссе («Полторы комнаты», «Меньше единицы»), в воспоминаниях о ленинградском детстве и юности, в рассуждениях о многообразии возможностей поэтического языка, а также при анализе текстов поэтов и прозаиков. В качестве «комментариев» к художественным текстам трактуются воспоминания Л. Петру-шевской из книги «Маленькая девочка из "Метрополя"» и ее очерки, включенные в книгу под названием «Девятый том»2. Какая-то история, случай с персонажем преподносятся в восприятии нескольких участников, поэтому в целях раскрытия авторской позиции «интересно проследить, как сталкиваются в ее произведениях разные точки зрения» (с. 152). Для читателя важно получить уточнение принципов отношения автора к героям, а также «объяснение жанровых предпочтений и узнавание стилистики ранее знакомых текстов» (с. 154).

В разделе «Авторские модели мира» К.Д. Гордович отмечает, что каждый состоявшийся писатель создает свою модель современного ему мира. Увидеть ее своеобразие помогает анализ структуры произведений, сочетания в них реальных картин с художественным вымыслом, выявление особенностей авторского «присутствия» в тексте. Автор пособия исследует, в частности,

1 См.: Бродский И. Меньше единицы; Полторы комнаты; Нобелевская лекция; Речь на стадионе // Бродский И. Стихотворения. Эссе. - Екатеринбург, 2001.

2

См.: Петрушевская Л. Маленькая девочка из «Метрополя». - СПб., 2006; Ее же: Девятый том. - М., 2003.

созданную А.С. Грином романтическую картину мира1. В гринов-ской «действительности» много злого, жестокого, но всегда побеждает добро, однако не по законам сказки, в которой все возможно, а в силу веры в мечту и горячего желания ее осуществить. Писатель открыто подчеркивает возможность разного отношения к одним и тем же явлениям. Переход в мир воображаемый, «ситуация карнавала» нужны писателю «как символ», но еще более - «для органичного переключения» из мира реального в мир фантазии (с. 157). По наблюдениям К.Д. Гордович, обе реальности - обыденная и вымышленная - имеют приметы конкретного пространства и времени, при этом «пространство может оказаться зыбким, прозрачным, проницаемым, а время "двойным"; точность и конкретность не препятствует включению элементов мистики» (с. 158). Почти в каждом произведении в большей или меньшей мере отражен опыт постижения «низкой» реальности. В таких рассказах, как «Фанданго», «Крысолов», усилены сатирические интонации, подчеркнута неестественность, ненормальность происходящего. Но смысл не в победе темных сил, а в их обнаружении и предельном обнажении (с. 160).

В разделе об «авторских моделях мира» рассматривается сатирическая повесть М. Козырева «Ленинград» (1925)2. Произведение представляет собой предсмертные записки пациента психиатрической больницы - бывшего революционера, арестованного во время первомайской демонстрации 1913 г. и «проснувшегося» через 37 лет в Ленинграде в 1950 г. При этом внимание читателя приковано к анализу восприятия героем «будущего из прошлого» (с. 162). Создаваемая в записках героя повести модель нового общества включает характеристику того, что читают, как думают и как между собой общаются «новые люди». Герой - революционер по убеждениям - подводится жизнью (и автором) к пониманию, что послереволюционное общество не нуждается в личностях, свобода печати существует только для революционной литературы и

1 См.: Грин А.С. Автобиографическая повесть. Шапка-невидимка. Штурман «Четырех ветров». - М., 1995; Его же: Алые паруса. Бегущая по волнам. - М.,

1999; Его же: Избр. произведения. - М., 1999.

2

См.: Козырев М. Пятое путешествие Гулливера и другие повести и рассказы. - М., 1991.

любое печатное слово строится на сплошном цитировании дозволенного. Государственная идеология поддерживается детально разработанной системой надзора (анкеты, слежка, доносы). Результатом «успешности» такой практики явилось отсутствие интереса к чтению и самостоятельным суждениям. Сегодняшнее осмысление повести «Ленинград» расширяет представление о диапазоне художественных поисков писателей 20-х годов и воспринимается в контексте творчества Е. Замятина, А. Платонова, М. Булгакова.

Анализ романов Т. Толстой «Кысь»1 и Д. Липскерова «Сорок лет Чанчжоэ»2 включены в исследование К.Д. Гордович как варианты постмодернистских художественных моделей общества (подчеркнутая условность изображенного мира, отказ от конкретных примет реальности, активное использование чужих текстов, игровое начало). В этих книгах обращает на себя внимание жестокость, акцент на низком уровне культуры, убеждение в том, что никакое образование не гарантирует от непорядочности, способности предать, даже убить. Роман «Кысь» «подвел итог в использовании приемов изображения мнимой духовности, кажущихся идеалов, мотивов и способов борьбы с инакомыслием» (с. 179). В романе Д. Липскерова «прием гротеска позволяет отойти от конкретных "привязок" к месту и времени, отказаться от психологического анализа характеров и показать относительность любых характеристик» (с. 180).

В разделе «Общая проблематика и разнообразие авторских решений» К.Д. Гордович, в частности, рассматривает «изображение праздника в произведениях, посвященных жизни заключенных». Автор характеризует подходы к вопросу о внутренней свободе таких писателей, как А. Солженицын3, В. Шаламов4, С. Довла-тов5. Практически все писатели обязательно изображают какие-то праздники - традиционные, массовые, индивидуальные; при этом творческие задачи оказываются совершенно разными. Солженицын

1 Толстая Т. Кысь. - М., 2001.

2

Липскеров Д. Сорок лет Чанчжоэ. - М., 2000.

3

Солженицын А. В круге первом. - М., 1990.

4 Шаламов В. Колымские рассказы. - М., 2008.

5 Довлатов С. Зона // Довлатов С. Собр. соч.: В 3 т. - М., 1993. - Т.1.

показывает, насколько даже в тюрьме люди могут оставаться свободными. Шаламов свое сугубо негативное отношение к лагерю переносит и на праздники в нем: практически нет праздников для души, в лучшем случае сохраняется праздник для «тела». В изображении Довлатова праздник подтверждает мысль об абсурдности окружающего мира.

Своеобразие изображения войны на исходе ХХ в. К. Д. Гордович показывает, обращаясь к произведениям С. Алексиевич1, В. Маканина2, А. Бабченко3, Е. Даниленко4. Автор подчеркивает, что для них мысль о том, что «жестокость войны оправдана защитой отечества», не является спасительной (с. 210). Во всех произведениях рассказывается о «пленных», «заложниках» - все это несвободные люди, даже если «они участвуют в войне добровольно и показывают профессиональное мастерство. Главное их стремление -забыть, освободиться, вернуться в нормальную жизнь» (с. 212).

В раскрытии «семейной» проблематики в современной прозе основное внимание писатели уделяют не конфликту поколений, а проблеме взаимопонимания и взаимоответственности. Автор пособия рассматривает три книги об отцах, написанные взрослыми сыновьями: «Оправдан будет каждый час» В. Амлинского5, «Встань и иди» Ю. Нагибина6, «Сны об отце» Д. Самойлова7. Особенно остро тема вины сына перед отцом звучит в повести Нагибина: автобиографический герой выносит себе суровый приговор за отсутствие отзывчивости и тепла в отношении к одинокому, умирающему отцу и оценивает этот поступок как предательство (с. 214). Семья трактуется современными авторами как своего рода «школа жиз-

1 Алексиевич С. Цинковые мальчики // Алексиевич С. Зачарованные смертью. - М., 1994.

2 Маканин В. Кавказский пленный // Маканин В. Собр. соч.: В 4 т. - М., 2003. - Т. 4.

3 Бабченко А. Алхан-Юрт // Новый мир. - М., 2002. - № 2; Его же: Взлетка // Новый мир. - М., 2005. - № 6.

4 Даниленко Е. Дикополь / Знамя. - М., 2003. - №. 11.

5 Амлинский В. Оправдан будет каждый час: Роман и повесть. - М., 1986.

6 Нагибин Ю. Встань и иди: Повесть и рассказы. - М., 1989.

7 Самойлов Д. Сны об отце // Дружба народов. - М., 1993. - № 10.

ни», которую проходят и ученики, и учителя, а результаты бывают не только положительными, но и отрицательными.

В разделе «Проблема интерпретации авторского замысла» К. Д. Гордович пишет: «Интерпретация - не просто истолкование, но творческое раскрытие смысла художественного произведения -его замысла, путей воплощения этого замысла» (с. 228). Выбор для анализа произведений П. Романова (1884-1938), созданных в 20-х годах («Кошка», «Звери», «Синяя куртка», «Человеческая душа», «Опись», «Инструкция» и др.)1, объясняется резкими противоречиями в подходе к его творчеству в советское, да и в постсоветское время. По мнению автора, главное для писателя - увидеть человека и окружающую реальность в неожиданном ракурсе, преодолевая общепринятые, утвердившиеся оценки. Об этом свидетельствовал и сам писатель в статье «Наука зрения» (1907-1937)2.

В контексте данной темы «задержанный» рассказ В. Тендрякова «Пара гнедых» (1969-1971)3 интересен тем, продолжает К.Д. Гордович, что на его примере можно проследить, как складывается «двойной» взгляд на происходящее - в момент действия и во время написания. Перед читателем разворачиваются не только воспоминания о детстве, но анализ того, что сохранила детская память и насколько такая память помогает взрослым в их поисках ответов на вопрос о причинах пережитых событий. Принципиальное значение имеет и детская наивность, откровенное непонимание, непредвзятость отношений. Ответом на все «непонимания» и опасения служат документальные подтверждения в финале: «Эти документы дают трагическую подсветку тем, почти безобидным, эпизодам, которые сохранила детская память...» (с. 236).

В пособии сформулированы задачи и содержание предлагаемого спецкурса, а также и требования к самостоятельным работам студентов.

Л.Е. Ляпина (С.-Петербург)

1 См: Романов П. Избр. произведения. - М., 1888.

2 Романов П. Наука зрения // Лит. учеба. - М., 1996. - № 1.

3

См.: Тендряков В. Охота. - М., 1991.

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.