CC BY
50
2010.01.022. ВОРОНЦОВ-ДАШКОВ А. Е.Р. ДАШКОВА -ВЛИЯТЕЛЬНАЯ И ГОНИМАЯ.
Woronzoff-Dashkoff A. Dashkova: a life of influence and exile. - Philadelphia: American philosophical society, 2008. - XXII, 321 p. - Transactions; Vol. 93, P. 3.
Ключевые слова: Россия, Е.Р. Дашкова, биография, вклад в российскую культуру и науку.
Слава Е.Р. Дашковой (1744-1810) опережала ее первое появление за границей. В лондонских кругах, особенно среди дам, сторонниц женского равноправия («синих чулков»), уже заметили эту женщину. «Королева синих» Элизабет Картер, поэт и переводчик, писала Э. Монтегю, страстной защитнице женского образования: «Я полагаю, вы знаете, что княгиня Дашкова, которая в 19 лет воодушевляла войска и была главным орудием переворота, находится в Англии. Похоже, это весьма необычная особа. Она ездит в сапогах, и в мужской одежде, со всеми манерами и поведением, свойственным этому полу... Она и танцует в мужской одежде, и, полагаю, появляется в ней так же часто, как и в надлежащем ее полу наряде» (с. XXII).
26 января 1781 г., находясь в Париже, Бенжамен Франклин, как представитель мятежных колоний, счел необходимым нанести визит даме, которая сыграла такую важную роль в «дворцовой революции» -свержении законного наследника русского престола и возведении на него Екатерины. Итогом их встречи было избрание Дашковой первой женщиной - членом Филадельфийского (позднее Американского) философского общества, президентом которого состоял Франклин. В свою очередь, Франклин был избран первым американским членом императорской Академии наук в Санкт-Петербурге (позднее ее директором станет Дашкова). Впечатления обоих знаменитых собеседников от встречи были благоприятны. Однако в целом отзывы современников о Дашковой были противоречивы и зачастую необъективны. Чаще всего они считали ее поведение эксцентричным и нелепым, поскольку, по понятиям XVIII в., оно было более присуще мужчине. Намеки и прямые высказывания относительно мужских черт характера Дашковой, по словам автора, лишь подчеркивают ее уникальность и отличительность.
Нетипичная для своего времени, жизнь Дашковой является ранним примером женской попытки достичь успеха и быть принятой в обществе, где господствовали мужчины. Как особа выдающейся образованности, она была исключением в основном потому, что доступный ей выбор занятий принадлежал мужской сфере. А.И. Герцен, впервые опубликовав ее «Записки» на русском языке, подчеркнул ее достижения, особенно выделявшиеся на фоне положения русской женщины того времени. Стремление утвердить равноправие женщины в общественной деятельности увидели в ней Н. Добролюбов, Н. Огарёв и др.
В своей книге Александр Воронцов-Дашков, демонстрируя знание источников XVIII столетия, истории политических и семейных отношений, завершил многолетнее научное исследование, создание которого он в то же время почитал своим священным долгом перед памятью знаменитой прабабки. Действительно, как общественная деятельница, писатель, музыкант, покровитель искусств и президент двух Академий, Екатерина Романовна Дашкова (урождённая Воронцова), была первой в России и одной из первых в Европе женщин, занимавших государственный пост, не принадлежа к царской семье. В 1783 г. Екатерина II назначила ее директором Академии наук, и в том же году Дашкова стала президентом основанной ею же Российской академии. Она руководила ими почти 12 лет. Благодаря своему образованию, заграничным путешествиям и литературной деятельности она сыграла ведущую роль в распространении французского Просвещения в России и в знакомстве с русской культурой на Западе. Дашкова считала делом своей жизни внедрение идей Просвещения в институты своего времени, прежде всего в систему образования юношества и в издательскую деятельность; много писала сама. Помимо членства в Американском философском обществе, она состояла в Санкт-Петербургском экономическом обществе и Берлинском обществе естественной истории, а также Ирландской королевской и Стокгольмской королевской академиях.
В стремлении понять «феномен Дашковой» автор использует образ «переодевания», многочисленных «масок», которые вынуждена была носить Дашкова в условиях своего времени. Он обращается к ее «звездному часу» - участию в перевороте 1762 г., подчеркивая ее важную роль в вербовке заговорщиков, местом встречи которых была ее гостиная. Военный мундир, надетый 19-летней Дашковой, придал ей необходимый авторитет, «подчеркнул приобретение беспрецедентной власти и общественного влияния, полностью зависевших от переодева-
ния в мужской наряд и вне этого невозможные» (с. 54). Екатерина, также в военном мундире, сделала смотр войскам, готовым выступить, если понадобится, против голштинцев Петра III. «Сколь бы ни был опасным и убийственно серьезным этот поход под командованием двух дам, он напоминал бал-маскарад с его переворачиванием общепринятой иерархии... Петра III надо было устранить ради блага России, но у Екатерины не было законных прав на престол. Тем не менее именно женщины совершили долгожданную перемену. В российской истории это был момент с далеко идущими последствиями для развития империи, хотя некоторые видные историки, и среди них В. Ключевский, пренебрежительно отзывались о нем как о "дамской революции". В эту ночь переодевание и гендер драматично сошлись, когда обе женщины выступили в мужской роли против Петра III: Екатерина -против мужа, Дашкова - против крестного отца. Как и Екатерина, женщина, которую Дашкова ставила превыше всего, лишала трона супруга, так и Дашкова узурпировала положение и власть своего брата, присвоив его мундир и находящийся под его командованием Преображенский полк» (с. 55). Однако ее энтузиазм отдалил ее и от собственной семьи (братья и сестра Воронцовы поддерживали законного государя), и от самой императрицы. В 1760-е годы Дашковой пришлось пережить безвременную смерть сына-младенца, мужа, близких подруг. К тому же ей пришлось стать энергичной и экономной управительницей собственных имений, чтобы расплатиться с долгами покойного мужа. Автор защищает Дашкову от поверхностных обвинений в скупости и невнимании к детям. Напротив, «любовь к детям доходила у нее до одержимости, выражаясь в подавлении и навязывании им своей воли. Введенная ею программа занятий не предусматривала физической активности и отличалась такой строгостью, что подрывала здоровье детей» (с. 93).
По возвращении из-за границы Дашкова вступает в период наивысшего влияния. «Екатерина выдвигает Дашкову в центр культурной и умственной жизни России в качестве главы двух академий, где с 1783 по 1794 г. она имела глубокое влияние на развитие образования, науки и исследований в России (с. 156). Автор признает, что она могла вести себя «как диктатор, быть негибкой, невыносимой и пристрастной», но, вопреки этому, «как администратор, проявила выдающиеся способности даже в свете современных требований»; одной из ее целей было «освободить академиков от чрезмерной работы в комитетах и от бре-
мени бюрократической и административной рутины. Она старалась также избавить исследователей от внешнего влияния и создать благоприятный климат для исследований и изучения» (с. 168).
Дашкова стремилась примирить свою деятельность с внутренним самоощущением. В мемуарах она старалась предстать в двух ипостасях - просвещенной, властной и влиятельной особой, какой ее видели в общественной жизни, и женщиной сентиментальной, ранимой, с подорванным здоровьем - в частной жизни. За внешней энергией скрывались мысли и чувства, понятие о которых дают строчки ее письма Марте Вильмот от 27 октября 1805 г., где она описывает свое прошлое как «жизнь в печали, усиленной попытками скрыть от окружающих то глубокое сердечное страдание, остроту которого не могли заглушить ни гордость, ни сила духа. В этом отношении можно сказать, что я прожила жизнь мученика поневоле; я говорю - мученика, потому что скрывать мои чувства и казаться иной, чем я есть, всегда было ненавистно моей природе». Этим же чувством, хотя и в более скрытой форме, пронизаны ее «Записки». К депрессиям, от которых она страдала с юности, добавились личные утраты и периодические изгнания из столицы - то за границу, то в деревню. «Ее трагедия, выраженная в мемуарах, письмах, других произведениях, - полагает автор, - состояла в том, что она не могла реализовать свои мечты и стремления в рамках принятых в XVIII в. норм женского поведения. Но, подобно тому, как офицерский мундир придал Дашковой необходимый авторитет во время переворота 1762 г., так и ее автобиография стала решительным шагом по защите своих прав на общественной арене. Вопреки общественным условиям ее неукротимая энергия прокладывала новые пути, как для себя, так и для других поколений женщин» (с. 268).
Имеющиеся биографические исследования жизни Дашковой, по мнению автора, недостаточно критичны и слишком доверяют биографическим и историческим свидетельствам ее «Записок», зачастую недоказуемым. От внимания историков ускользают определяющие черты ее характера, ее успехов и неудач, ее жизни и творчества. Ее «Записки» отражают скорее ее представление о себе самой и стремление к самоутверждению, чем историческую истину. Автор настойчиво проводит мысль, согласно которой «гендер» и здесь является центральным определяющим фактором в этой попытке создать описание своей жизни. Ее мемуары пересматривают и драматизируют переворот 1762 г., они полемизируют с современными ей описаниями дворцового переворота
Рюльера, Кастера и др. Спустя 40 лет после описываемых событий ею руководило желание оправдать свои действия в поддержку Екатерины против законного монарха. Ее видение событий глубоко субъективно, но в этом автор как раз усматривает «глубокую ценность» ее нарратива. Как и всякие мемуары, они не отличаются ни точностью, ни полнотой. И полное описание ее жизни требует обращения к архивным материалам и другим источникам. Кэтрин Вильмот, проведшая несколько лет в ее доме, писала, что практически невозможно дать описание этой необыкновенной женщины.
Дашкова стремилась сохранить свое родовое имя, предлагая его брату Семену, послу в Англии, и его сыну Михаилу Воронцову, но они отказались; однако ее 17-летний племянник Иван Илларионович Воронцов принял предложение и, согласно указу Александра I, стал первым Воронцовым-Дашковым. Его потомок, автор книги, рассказывает в эпилоге о гибели многих членов семьи в годы революции, о чудесном спасении бабушки в эмиграции. В конце 80-х годов исполнилась его мечта о посещении села Троицкого, которое Дашкова, проводя там долгие годы очередного изгнания, неустанными трудами превратила в свой «парадиз». Застав там печальную картину разорения и отдав дань разочарованию и скорби, автор пришел к решению, что лично для него вклад в память о Дашковой будет заключаться не в восстановлении остатков имения = утраченной «семейной святыни», а в «текстуальной реконструкции» ее жизни и деятельности.
Автор с удовлетворением отмечает произошедшие за последние десятилетия изменения (восстановление церкви в Троицком и захоронения Дашковой), а также рост числа исследований, посвященных этой выдающейся личности. Издаются ее произведения, проводятся конференции, выставки, ее имя носят библиотеки, школы, институты. В 2006 г. Американское философское общество (Филадельфия) почтило память Дашковой выставкой под названием: «Княгиня и патриот: Екатерина Дашкова, Бенджамен Франклин и век Просвещения».
Т.М. Фадеева
