CC BY
31
СОВРЕМЕННАЯ РОССИЙСКАЯ СОЦИОЛОГИЯ
2009.02.020. СОЦИАЛЬНЫЕ ТРАНСФОРМАЦИИ
ПРОФЕССИОНАЛИЗМА. (Реферативный обзор). Профессии.^а Социальные трансформации профессионализма: Взгляды снаружи, взгляды изнутри / Под ред. Е. Ярской-Смирновой, П. Романова. - М.: ООО «Вариант»: ЦСПГИ, 2007. -408 с.
В центре внимания авторов реферируемой книги - анализ изменений внутреннего и внешнего контекста профессий. Обсуждаются результаты социологических, этнографических и психологических исследований новых представлений о профессионализме, профессиональном статусе, формирующихся в российском обществе. Рассматриваются также некоторые аспекты социологии знания, в том числе институциональной организации самой социальной науки, существенно расширившей категорию «социальность» за счет дискурсов техники, медицины, естествознания.
Присоединяясь к разработкам западных ученых, авторы сборника (среди которых есть и зарубежные исследователи) стремятся доказать, что стратегии повседневного поведения - в быту и на производстве - не просто «отражают» общество, но в значительной степени и составляют то самое вещество, из которого складывается социальность1. На фоне динамики общественных преобразований авторы размышляют о посреднической роли профессий, характеризующих связь между государством и гражданами.
По признанию составителей сборника, его название навеяно модным сегодня драматургическим жанром, когда спектакли ста-
1 Латур Б. Когда вещи дают сдачи: возможный вклад «исследований науки» в общественные науки // Вестник МГУ. Серия Философия. - М., 2003. - № 3. -С. 20-39.
вятся на основе подлинных документов и интервью. Подобно этим художественно-герменевтическим приемам, в статьях сборника делаются акценты на «скрытом знании» обыденных действий.
Материалы сборника в соответствии с уровнем обобщений и предметными предпочтениями распределены по пяти тематическим разделам. В первом разделе сборника «Знание, статус, власть» рассматриваются проблемы соответствия систем образования и профессиональной квалификации реальным возможностям занятости и вытекающая отсюда тенденция пересмотра отношения к знанию, стратификационным ценностям и карьерным ожиданиям.
Раздел открывается статьей профессоров Датского педагогического университета У. Бринккьера и М. Норгольма (4), посвященной активно дискутируемой сегодня «практической теории» П. Бурдье, которая, по мысли авторов, предоставляет общий язык для разговора о конкретной деятельности, не выводимой из чисто теоретического знания. Логизация практики заостряет вопрос о социальной и символической функциях образовательной системы (с. 12).
Важно определить степень влияния сопутствующих пояснений (инструкций, технологий или научной экспликации) на приобретение навыков и умений: почему их объем неизменно растет? В связи с этим особое значение, утверждают авторы, приобретает тот факт, что и сам язык, речь являются разновидностью практической деятельности. То, чему обучают с помощью «руководств по эксплуатации», выражает, прежде всего, отношение к обучению. Преподавание практической теории помогает овладению мастерством рассуждать о практике (как условию стандартизации и контроля), но не реальному владению предметом, которое, в результате, постепенно утрачивается. Фактическая компетенция подменяется историей того или иного дела (занятия), что усложняет доступ к профессиональному знанию как способу действия. Иначе говоря, делают вывод авторы, практическая теория функционирует как неявная (предрефлексивная) идеология. Она становится инструментом воспроизведения одного определенного, отнюдь не бесспорного, социального порядка и, по сути, вытесняет теоретическую теорию, ограничивает способность понимать смыслы структуры и генезиса человеческой деятельности (с. 27).
Но дело не только в технологии получения профессионального образования. Его внутренние интенции, продолжает обсужде-
ние проблемы доцент Государственного университета - Высшей школы экономики Р. Абрамов (1), в немалой степени связаны с современной конъюнктурой рынка труда. Ситуация, при которой наличие сертификата, подтверждающего профессиональную квалификацию, перестало гарантировать соответствующий статус, уровень оплаты и пролонгированную занятость, разрушают «... смысловую основу профессионально ориентированной подготовки»1.
Начиная с 1960-х годов и до недавних пор социологи говорили о приоритетной роли credentials (формальных сертификатов, подтверждающих квалификацию их обладателя) в стратификационном устройстве общества2. В настоящее время, однако, набирает силу, по мнению автора, креденциалистская инфляция. Сегодня профессиональная подготовка нацелена не столько на уровень и содержание образования при передаче знаний и навыков, сколько на проверку способностей учащихся. Для более способных аттестат и диплом служат пропуском на лучшие рабочие места (цит. по: с. 36).
Наблюдаются две встречные тенденции. С одной стороны, углубляющийся разрыв между возросшим числом дипломированных специалистов и потребностями рынка труда, с другой - необходимость все большего числа сертификатов, подтверждающих компетенцию их владельца для достижения перспективных должностных позиций. Большинство современных профессий, резюмирует автор, связаны с системой формального специального образования, и эта связь является ключевой для осознания собственной идентичности. Кроме того, креденциальный ресурс дает возможность специалисту приобщиться к уникальной субкультуре со своими традициями, ритуалами и мифами, и тем самым содействует его социализации.
Однако под воздействием меняющихся социально-экономических условий и управленческих моделей множатся формы профессионализма и противоречия между ними: уменьшается роль одних и увеличивается значение других. Доктор социологии из университета Бремена (Германия) Э. Кульман (7) исследует возможности сохранения властных позиций специалистов в контексте
1 Бек У. Общество риска. На пути к другому модерну. - М.: Прогресс-традиция, 2000. - С. 219.
2 Collins R. The credential society: An historical sociology of education and stratification. - N.Y.: Academic press, 1979.
отношений: государство / сфера профессиональных услуг / интересы граждан. Социальные процессы исключения и инклюзии профессий она анализирует на примере статусного положения врачей и физиотерапевтов в системе здравоохранения Германии.
Для российских исследователей, занимающихся социологией профессий, немаловажной, по мнению преподавателя и научного сотрудника Государственного университета - Высшей школы экономики Д. Попова (11), является проблема концептуализации понятия «интеллигенция», которое в обыденном сознании часто отождествляется с интеллектуальным слоем в целом. Анализ мнений респондентов позволяет выделить два четких структурных элемента имиджа интеллигенции: образование и высокая нравственность, «специалист» и «совесть народа», просветитель и защитник1. На самом деле, замечает автор, по формальным критериям это понятие не совпадает ни с одной реальной профессиональной или иной группой. Во все большей степени интеллигенция превращается в чисто условную группу, отличающуюся, прежде всего, склонностью к рефлексии.
Задача изучения интегральных признаков этой социальной категории предполагает выявление степени преемственности ее традиционных, исторически обусловленных, социокультурных ориентиров, а также траектории изменения ее самосознания в постсоветский период. Повод для дискуссий, на взгляд автора, дает тот факт, что в обширном перечне характеристик, которыми наделяют россияне интеллигенцию, отсутствуют такие, само собой разумеющиеся для западного интеллектуала черты, как профессионализм, деловитость, способность к целерациональному действию. Методологически прояснению реального пересечения обоих комплексов представлений - интеллектуал / интеллигент - может помочь сочетание функционального, деятельно-активистского и идеально-типического подходов.
Во втором разделе <Гендерные стратегии занятости и карьеры» социальная роль, отношение и динамика современного развития экспертного знания оцениваются сквозь призму профессиональных установок мужчин и женщин. Гендерные различия
1 Гудков Л.Д., Дубин Б.В. Интеллигенция. Заметки о литературно-политических аллюзиях. - М.: ЭПИцентр; Харьков: Фолио, 1995.- С. 69.
профессиональных векторов занятости раскрываются в статье старшего научного сотрудника Института социологии РАН И. Поповой (12). В советском обществе профессия занимала ведущее место в жизненном проекте и мужчин, и женщин, утверждает она. При декларируемом равенстве шансов в сфере профессиональной деятельности существовало неявное, но отчетливое разделение на профессии с «мужским обликом» (летчик) и с «женским обликом» (учительница). С изменением ценностных иерархий в рыночном обществе меняются и гендерные профессиональные ориентиры, за которыми стоят деформация структурных ограничений и различные проявления социального неравенства. Тем не менее установка на самореализацию и рост профессионального уровня остается важным фактором успеха на трудовом поприще. Расхождения в значимости профессии для мужчин и женщин «касаются скорее ролей, чем содержания профессии» (с. 88).
Автор пристально изучает мотивации активности на рынке труда, выделяя среди них доминантные: профессиональную (содержательность труда и карьерный рост), инструментальную (приоритет материальной заинтересованности), социальную (важность общения, участие в коллективной жизни). Анализ данных подводит Попову к выводу, что в условиях нестабильного общества стратегии в сфере занятости (особенно у женщин) наталкиваются на проблему несовпадения профессиональных предпочтений с выбором. Типичным примером является отсутствие спроса на приобретенную специальность на рынке труда. Наиболее успешными, судя по результатам исследования, оказываются карьерно ориентированные (более характерные для мужчин) модели трудового поведения. В профессиональной мотивации, продиктованной предметным интересом, гендерные различия сказываются в наименьшей степени.
Три другие статьи, включенные в данный раздел, рассматривают динамику развития профессиональной идентичности на примере субкультур отдельных сфер трудовой деятельности. Ведущий научный сотрудник Института этнологии и антропологии РАН Н. Пушкарева (13) сосредотачивает внимание на «гендерном аспекте» в профессиональной среде научных работников, чтобы понять технологии воспроизводства в ней властных отношений и найти методологический ключ к обоснованию феминистски-ориентированного научного анализа. Ссылаясь на книгу американского ан-
трополога Р. Розальдо «Культура и правда»1, она противополагает традиционный и феминистский подходы к научному знанию. С одной стороны - объективизм, позиция стороннего наблюдателя, мо-нументализм типологий (интерес к «процессам большой длительности») и с другой - эмпатическое понимание феминистского этнографа (антрополога), включенное наблюдение (инсайдинг) и микроанализ изменений. Примеры из околонаучного фольклора, рассказы женщин-ученых о своей (рабочей и внерабочей) жизни и материалы прессы, которые обильно использует в своем исследовании автор, свидетельствуют, по ее убеждению, о заниженной оценке трудового вклада женщин на высших ступенях научной иерархии.
В продолжение размышлений предыдущего автора профессор Белорусского государственного педагогического университета И. Чикалова (21) считает актуальным изучение системы ценностей и жизненных стратегий женщин-ученых в современной Беларуси. Обобщение эмпирических данных в сочетании с анализом биографий показывает, что научная карьера женщин из-за многочисленных барьеров, связанных с гендерными стереотипами, требует больших усилий по сравнению с коллегами-мужчинами. В результате большинство женщин остается на нижней планке научной карьеры, занимаясь нетворческими видами работ, которые не дают научного признания и профессионального удовлетворения (с. 146). Они редко подают заявки на гранты, предпочитая участвовать в коллективных проектах и не выступать в качестве руководителей.
Между тем в настоящее время уровень образования женщин в Беларуси выше (53,8%), чем у мужчин. Автор уверена, что образовательный баланс в пользу женщин сохранится в обозримом будущем и, очевидно, принесет свои плоды. Поэтому следует содействовать искоренению форм дискриминации, связанных с полом в сфере научного труда. Необходимо сделать прозрачными в научных учреждениях критерии приема на работу, продвижения по службе и распределения ресурсов (оборудования, финансирования).
Не меньше перекосов создает гендерная асимметрия в другой сфере высококвалифицированных занятий - медицине. Положение
1 Rosaldo R. Culture and truth: The remaking of social analysis. - Boston: Beacon press, 1989. - P. 33.
дел в этой области обсуждает профессор, зам. директора Института социологии РАН В. Мансуров (9). Он представляет обзор результатов исследования* динамики социального статуса женщин-врачей в контексте властных полномочий и экономического положения данной профессиональной группы. В настоящее время процент женщин-врачей колеблется в пределах 65-70% от общей численности (последствие идущей с советских времен феминизации медицинских профессий).
Опросы показали, что большинство женщин-врачей (85%) считают свои доходы низкими. Они указывают также на значительные ограничения в свободе принятия решений и регулировании собственной деятельности. Негативно оцениваются ими реформы финансирования отрасли: сдельная оплата труда, сообразно количеству принятых пациентов и, одновременно, административно устанавливаемые для каждого специалиста жесткие планы.
Участники исследования выявляли, кроме того, «культурный ресурс» данной профессиональной категории - отношение к собственному экспертному знанию и к общественному имиджу врача. Ответы респондентов позволили заключить, что, несмотря на разочарование в управленческих нововведениях в здравоохранении, значимость своей профессии они оценивают высоко и сохраняют приверженность ее общегуманным ценностям.
В третьем разделе «Культура и рынок: конструирование видов занятости» объединены статьи, посвященные культурной специфике формирования рыночных отношений в постсоветской России. По мнению профессоров Саратовского государственного технического университета П. Романова и Е. Ярской-Смирновой (14), ее корни следует искать в социально-экономических условиях советского общества, в практике теневой экономики и, в частности, в феномене «фарцовщиков» 1970-1980-х годов. Авторы доказывают, что именно неформальные и нелегальные модели хозяйствования («фарцовая» торговля ширпотребом, подпольные цеха, черные рынки и даже особый языковый сленг) стали предпосылками бума мелкого предпринимательства в перестроечные годы. Потреби-
* На основе данных исследования, проведенного Институтом социологии РАН совместно с университетом Де Монтфорт (г. Лестер) в 1999-2002 гг. в рамках российско-британского проекта «Российские врачи: социальные установки и стратегии адаптации».
тельское сознание россиян складывалось, в значительной мере, под двойным воздействием: торговой спекуляции, порожденной сплошным дефицитом, и идеологически декларируемого морального осуждения «спекулянтов и барыг». В конечном счете все эти явления повлияли на характер и темпы современного экономического развития страны (с. 167).
Перемены, вызванные социально-экономическими сдвигами последних десятилетий, существенно отразились на жизни коренных малочисленных народов. Научный сотрудник Эстонского литературного музея А. Венцель (5) на основе полевых исследований 2000-2001 гг. прослеживает изменения социального значения оленеводческого хозяйства в Сибири (Республика Саха) в постсоветский период, сравнивая его с советским отношением к специфике этнической экономики. Автор показывает, что традиционные занятия (охота, рыбная ловля, скотоводство) являются скорее вынужденными стратегиями «выживания», следствием развала плановой экономики и исчезновения государственных субсидий (с. 180).
В современном, рыночном формате общественного уклада возникает потребность в новых культурных стандартах обслуживания. Вопросы профессионализации сферы услуг (точнее, контроля, аудита, как средства повышения их качества) стали предметом исследования* С. Лелюхина (8). Работа аудита, считает он, амбивалентна, но соответствует нынешней идеологии бизнеса (с. 185). Метод скрытой проверки «в наиболее естественных условиях», используемый аудиторами, позволяет оценить эффективность программ обучения персонала (самоконтроль, положительная мотивация деятельности, адаптация к рынку) и в результате повышает уровень управления организацией. Аудит, как один из способов формирования организационных ценностей, позволит со временем, надеется автор, сделать привычным рыночный девиз «клиент всегда прав» и в системе обслуживания российских потребителей.
Еще одно нововведение в нынешней организационной жизни -корпоративные праздники и технология их проведения - привлекли внимание исследователей, профессора П. Романова и студента 5-го курса Саратовского государственного технического университета
* Включенное наблюдение и глубинные интервью по консалтинговому проекту в саратовском розничном комплексе ОАО Торговый дом «ТЦ-Поволжье».
Р. Кононенко (15). Речь идет о новом направлении управленческих практик, так называемой нематериальной форме мотивации персонала - сплочении коллектива. Средством достижения этого сплочения, помимо прочего, становится и устройство корпоративных праздников, которое превращается сегодня в профессию («ивен-тор»), требующую специальной подготовки. Образуется особая сфера занятости, призванная удовлетворять спрос на фирменный стиль. Авторы рассматривают широкий проблемный спектр данного вида менеджмента: от его социальных функций и содержательной классификации до реакции сотрудников на всякого рода протокольные мероприятия.
Резюмируя свой опыт наблюдений и размышлений, исследователи делают вывод о том, что корпоративные праздники как способ организационной социализации имеют глубокие культурные истоки, но в современном их выражении - демонстративном потреблении - не достигают главных целей: интеграции коллектива, стимуляции труда и коммерческого пиара. Навязываемые торжества угнетают многих участников трафаретностью, формальностью и больше всего афишированием символического капитала (властных статусов), воспроизводящим классовое неравенство (с. 204).
Причудливость современного процесса профессионализации, затрагивающего, как показывают участники сборника, преимущественно сервисный сегмент общественной жизни, обнаруживает себя не только в рождении новых трудовых практик, но и в легализации давних (часто архаичных) пластов знаний и навыков, считавшихся прежде маргинальными. При этом естественным образом возникают вопросы о том, кого и по каким критериям причислять к профессионалам? На эти темы высказываются авторы четвертого раздела книги: «Обслуживающий класс: логика и барьеры профессионализации ».
Т. Самарскую, директора издательского центра «2амир», и Г. Тепер, доцента Саратовского государственного университета (13), интересует, например, профессиональная самоидентификация представителей альтернативной медицины, а также отношение к ним академического сообщества и потребителей их услуг. Авторы статьи опираются на уже признанное учеными мнение, что границы между аллопатической медициной и нетрадиционной (включающей народное целительство) все больше размываются, и про-
фессиональная компетентность подтверждается уже не только институционально, но и агентами поля практической медицины (с. 208). По итогам социологического исследования особенностей профессионального и социального статуса специалистов альтернативной медицины (имеющих диплом врача и без него), проведенного в 2006 г. в Саратове, авторы установили, что респонденты чаще всего объявляют себя сторонниками комплексной (объединенной с официальной) медицины. Очевидно, что методы лечения и исцеления, применяемые рефлексо- и биоэнерготерапевтами, гомеопатами, мануальными терапевтами и пр., представляют собой «синтез техники с магическими приемами», и потому вера в них играет важнейшую роль (с. 211). Иначе говоря, определяющими характеристиками идентификации экспертов этого рода практик являются: мировоззрение, жизненный путь (мотивация обращения к практике целительства), формы организации работы, степень социального конформизма, а также особенности современной социокультурной ситуации.
По мнению большинства информантов, убежденных в эффективности систем нетрадиционных способов врачевания, путь к их легитимации лежит через их стандартизацию в рамках вузовских программ для специалистов-медиков, хотя он чреват массой сложностей. Помимо предубеждений и неискушенности в этих практиках представителей официальной медицины, довольно трудно типологизировать личный опыт и дар эксперта, препятствием служат слабые «мотивация и готовность студентов, ввиду отсутствия у них жизненного опыта, а также сложность и вариативность некоторых методик» (с. 224). Однако на фоне распространения культур полистилистического типа интеграция разных медицинских систем неизбежна, и следует продвигать формы сотрудничества (обмен информацией, совместная диагностика, взаимное обучение и т.д.) специалистов, имеющих разные подходы к медицинскому знанию.
К этим же сюжетам расширенного понимания профессиональной медицины примыкает статья сотрудника Европейского университета в Санкт-Петербурге В. Колосова (6) о реформировании системы отечественного здравоохранения. Он представляет итоги пилотного исследования по проекту «Медицинская реформа глазами врачей», основанного на материалах интервьюирования
семейных врачей г. Гатчины (2007). В деятельности врачей общей практики выделяются такие моменты, как организация их повседневной работы (в частности, техническое оснащение рабочих мест), взаимоотношения врача и пациента.
Препятствием к успешному осуществлению нового вида медицинского обслуживания, судя по отзывам респондентов, становятся чрезмерная загруженность врачей, необходимость овладения большим объемом дополнительных знаний, стереотипы восприятия ответственности за поддержание собственного здоровья у россиян, атрибуты и стили руководства в «семейных клиниках». Свои суждения по поводу реализации службы семейного врача автор соотносит с опытом аналогичной службы в Швеции.
С существенными трудностями, на которые указывает в своей статье аспирант Саратовского государственного университета В. Бетурлакин (3), сталкивается и профессионализация социальной работы - деятельности все более востребованной в нашей стране, но имеющей низкий статус по сравнению с другими профессиями. Автор пытается определить атрибуты специализации у работников этой сферы обслуживания. Он использует материалы проведенного в социальных службах г. Балаково Саратовской области исследования кадровых требований, предъявляемых к сотрудникам, моделей управления и внутренней организационной культуры. Анализируя полученные данные, Бетурлакин приходит к заключению, что разработка стратегий профессионального отбора в данных учреждениях зависит в значительной мере от действий руководства, самоорганизации «снизу». Недостаточная финансовая поддержка со стороны государства - неотложная, но не единственная проблема этой сферы. Патриархально-авторитарные подходы с их формализованными директивами и нормативами также тормозят трудовые инициативы и формирование уникальной компетенции молодых специалистов. Необходимо стимулировать стремление к повышению квалификации, дополнительному обучению, совмещающему академическую подготовку с опытом практической работы.
Последнее положение, фиксирующее разрыв между практическими и теоретическими компонентами профильного образования социальных служащих, развивает старший преподаватель Российской экономической академии им. Г.В. Плеханова У. Сересова (17). Она обращает свой взгляд к фоновой практике социальной
работы, к ее «скрытому знанию». Под «психологией» здесь, подчеркивает она, понимается «умение общаться», приспосабливаться к неопределенности и риску конкретных ситуативных отношений, а вовсе не теоретические знания, которые лишь во вторую очередь становятся предметом рефлексии (с. 267). Поэтому особое внимание в исследованиях подготовки специалистов следует уделить вопросам мотивации, и при разработке учебных программ как можно шире использовать практический опыт, формировать модель рефлексивного специалиста.
Автор, принимавшая участие в исследовательском проекте «Молодые российские гуманитарии: институциональные условия формирования и индивидуальные профессиональные стратегии», осмысляя его данные, утверждает, что информанты не имеют четкого представления о профессии социального работника, для них гораздо важнее «потребность в аффилиации» (с. 272), принадлежности к вузу. Перед выпускниками стоит выбор: либо идти на низкооплачиваемую работу по специальности, либо устроиться на кафедру, повысить статус посредством работы в системе высшего образования, быть может, научной карьеры. Еще один вариант для специалистов по социальному сервису - войти в среду чиновников, получить должность клерка в муниципальных или государственных органах власти. Экстраполируя случай трудоустройства выпускников одной вузовской кафедры социальной работы на профессию в целом, автор делает предположение, что диплом социального работника очень редко используется по назначению. Вместе с тем, отмечает она, те, кто реально работает в социальном сервисе, не стремятся к получению профильного образования. Сересова считает, что для положительной динамики профессионализации этой деятельности нужно всячески сокращать разрыв между теорией и практическими навыками. Необходимо также внедрять принципы неоменеджериализма - максимально рационального использования ограниченных ресурсов, перенесения большой доли ответственности в этой сфере с государства на других акторов, преодоления патерналистских установок. Следует шире применять управленческие технологии коммерческого сектора в социальных службах. Именно стандартизация и формализация процедур оказания социальной помощи усиливает тенденции сближения теории и практики.
Дискуссия о профессиональных предпочтениях и профессиональной компетентности всякий раз возвращает авторов сборника к проблемам подготовки будущих специалистов, к практике преподавания. Старший преподаватель Томского государственного университета Н. Форрат (20) обсуждает (по материалам проведенного обследования региональных российских вузов в 2004-2005 гг.) стратегии совмещения преподавательской и исследовательской деятельности, используемые молодыми преподавателями гуманитарных и социальных дисциплин. Выявление моделей профессионального поведения начинающих ученых значимо, полагает она, не только для индивидуальных биографий, но и «в контексте определения целей современных университетов и направлений их развития» (с. 281).
Анализ опросов позволяет утверждать, что педагогический опыт расценивается молодыми специалистами как необходимое условие обретения статуса, престижа и стабильного заработка, без которого неосуществима научная карьера. Это мнение особенно характерно для представителей провинциальных городов, где академическая среда ограничивается рамками вуза. Преподавание рассматривается ими, кроме того, как «интеллектуальная, творческая альтернатива» занятости в практической сфере (работа менеджера). Наконец, для некоторой (небольшой) категории молодых преподавателей университет олицетворяет место реализации призвания.
Последний, пятый раздел Феноменология профессионализма: в поисках «скрытого знания» посвящен описанию жизненного мира профессиональных сообществ (с помощью феноменологических и этнографических методов).
Герменевтическое направление в социологии (включенное наблюдение, глубинное интервью, анализ документов), корни которого уходят в давнюю традицию полевых исследований антропологов, только сейчас получает признание и распространение, утверждают профессора Саратовского государственного технического университета Е. Ярская-Смирнова и П. Романов (22). Этнографические техники наблюдения, нацеленные на изучение экзотической «другой» культуры, оказались эффективными в исследованиях современной городской жизни. «Туземная наука» переплетается и взаимодействует с академическими, политическими и экономическими институтами, порождая одновременно и социокультурные проекты
управления приватной сферой, и критический диагноз социальной несправедливости (с. 383). Особый интерес авторов вызывают многочисленные исследования производства научного и обыденного (неформального) знания. Так, например, сейчас этнографическая «естественная» рефлексия становится инструментом маркетинга, нового типа компетенции на рынке сбыта товаров и услуг. Методики так называемого «быстрого обследования» помогают точнее уловить культурные стереотипы потребительского поведения.
Скрупулезное внимание к деталям, особенностям какого-либо процесса или института, которое отличает этнографические исследования, сокращает дистанции между своим и чужим, между социологом и информантом. Возникающее отсюда доверие балансирует, однако, на грани этических дилемм. В работе этнографа постоянно возникают вопросы и сомнения: о надежности методов, достоверности данных, о фобиях и инсайтах...
Глобальные изменения в общественной жизни последних десятилетий побуждают к разработке все более изощренных инструментов социального контроля. Этнографическая техника манипулирования информацией предлагает новые способы усовершенствования управленческих практик, назначение которых нередко оказывается амбивалентным. При всем том, переводя «скрытое знание» в явные, эксплицитные формы, можно, полагают авторы, стимулировать критику программ социальной политики.
Итак, сбор эмпирических данных стал привычным на рынке информации как определенный вид услуг. При этом неизбежно возникают вопросы о специфике деятельности социологов-интервьюеров, о кадровой политике социологических агентств, об оптимальных качествах человека, проводящего опросы. На них ищет ответы студентка 4-го курса Саратовского государственного университета Н. Симакина (18).
Прослеживая рейтинги профессий на сайтах по трудоустройству, автор не увидела прямых предложений работы для социологов. Скорее, на них есть спрос в смежных сферах деятельности -маркетинге, работе с персоналом, рекламе, информационной аналитике, пиаре. Социологический диплом достаточно высоко котируется на рынке труда, но реально его обладатели занимаются не изучением социальной реальности, а маркетинговыми и политическими проектами, прогнозированием конъюнктуры. Таким обра-
зом, приобретение опыта полевых исследований является решающим в подготовке социолога. Автор в связи с этим сочла полезным обратиться к изучению собственной профессиональной среды, ее повседневных правил и забот своих коллег.
Симакина выяснила, что частные коммерческие фирмы привлекают к проведению опросов кадры преимущественно через объявления, «с улицы», используя для их удержания денежный стимул. Научные (независимые и при вузах) социологические центры находятся в более выгодном положении, они рекрутируют своих сотрудников в основном из студентов и аспирантов профильной специальности. Мотивацией для работы служат в данном случае перспективы профессионального роста, повышение авторитета, возможность подработки в процессе обучения.
Набор знаний, необходимых для участия в опросных исследованиях, сводится к поверхностному знакомству с понятийным аппаратом и процедурными правилами. Оплата труда сдельная -все зависит от числа опрошенных жителей. Интервьюирование по степени напряженности труда, рисков, контролирующего давления со стороны руководства можно считать (особенно для начинающих) «профессиональной инициацией», убеждена автор. Социологу-полевику необходимо выработать гибкую систему неформальных правил взаимодействия с респондентами, развивать социальную интуицию. «Умение чувствовать человека» является основной гарантией успеха и эффективности в этой тяжелой и неадекватно вознаграждаемой работе, подчеркивает Симакина. По ее мнению, в качестве предмета отдельного анализа следует выделить внутри-групповой фольклор - анекдоты, приметы, истории-байки - своеобразный модус знания, возникающий в контексте «социализации» общественного мнения.
Именно эта тема попала в фокус внимания еще одной участницы сборника, аспирантки Европейского университета в Санкт-Петербурге И. Назаровой (10). Она изучает фольклорный фон профессий, связанных с риском. Речь идет о вере в приметы удачи / неудачи, счастья / несчастья для представителей «остросюжетных» видов деятельности (актеров, каскадеров, врачей-хирургов, спортсменов и др.). Автора занимает в данном случае не столько влияние неосознанных заимствований из народной магии на правила профессионального поведения, сколько механизм самопорождения
примет-запретов и примет-предписаний. Например, пожарным «нельзя мыть каску во время смены», а летчикам «заходить в самолет левой ногой», парашютистам - произносить слова «последний прыжок» (с. 296, 298).
Рассматриваемые автором приметы указывают на восприятие окружающего мира как качественно неоднородного. Некоторые объекты обладают свойствами «ущербности» и несут потенциальную опасность. Причем заметно преобладание примет-запретов, говорящих о большей значимости для профессиональных групп представлений о неудаче, чем об удаче.
В статье студентки 5-го курса Саратовского государственного университета Н. Сорокиной (19) рассматривается другая сторона рутинных профессиональных практик - стереотипы отношения к транспортным услугам маршрутных такси. Автор использует материалы case-study, проведенного на одном из городских маршрутов Саратова. Этнографическое исследование ориентировано на воссоздание черт субкультуры водителей «ГАЗелей», формальных и неформальных правил поведения, статусов и пр. Образ повседневности накладывает отпечаток на предметы обихода, на стиль взаимодействий, характерных для «маршрутчиков», которые помогают прояснить значимые смыслы данной профессиональной деятельности.
С этой целью автор детально описывает внутренний декор салонов машин, атрибуты удобства и уюта, зримые черты сопутствующего основной функции - передвижения и скорости - «сублимированного» удовольствия. Важны также знаки общения между водителем и пассажирами: вербальные и невербальные - жесты, взгляды, действия, дополненные фразами. Специфическую роль в закреплении профессионального опыта играет его фольклорная обработка, произнесенные и написанные тексты типа «Водитель -не осьминог, всем сразу сдачу дать не может».
Особое место в исследовании уделено «маршрутным клиентам», для облегчения общения с которыми водители прибегают к упрощенной их типизации: «Пассажиры, стоящие вертикально, сидящие на коленях, лежащие на полу, не освобождаются от оплаты за проезд». Автор останавливается также на неустранимых рисках будничной работы водителей, на взаимоотношениях с коллегами, на формальной и неформальной экономике маршрутных пассажирских перевозок.
Престижность профессии водителя невысока в иерархии сфер трудовой занятости, однако внутри сообщества она оценивается по критериям профессионализма и экономических показателей, вырученных в течение рабочего дня средств. Скрытые от глаз внешнего наблюдателя практики базового и символического потребления, делает вывод Сорокина, проявляются в жизненном укладе и экономике семьи и требуют специального исследования.
Сходно по замыслу и цели, но повернуто к другому профессиональному сегменту исследование доцента Государственного университета - Высшей школы экономики О. Абрамовой (2) о повседневном знании фрезеровщиков. Она изучает условия формирования их трудовой культуры. Понять, каково самоощущение рабочих и как они приспосабливаются к нынешнему рыночному формату деятельности промышленных предприятий, позволили материалы сравнительного case-study (открытое наблюдение и интервью с работниками кранового завода и ОАО «Строймаш» г. Саратова в 2005-2006 гг.). Автор воссоздает общую картину из описания организации общезаводского, цехового пространства (свет, отопление, дизайн, шумовые эффекты, запахи) и рабочего места (его комфортности, защищенности, автономности). Это позволило выявить реальные изменения в сторону значительного снижения статуса рабочего-станочника. Изменилось не только экономическое положение рабочих, но упал и социально-идеологический авторитет труда рабочих.
Соответственно иначе определяются мотивы занятости в промышленности: выбирая работу, человек выбирает размер заработка. Сейчас рабочие ищут адаптивные трудовые тактики, примиряющие с новыми экономическими реалиями. Стагнация технологий, тяжелые и вредные условия труда, повышенная опасность и травматизм - таков характер занятости на заводах (с. 379). Эмпирические исследования индустриальной субкультуры фиксируют также тенденцию в трудовых коллективах: набирают силу конкурентные установки, борьба за более выгодные условия труда. Утрачивают значение профсоюзы. Поведенческие стратегии зависят от темпов текучести кадров: чем они выше, тем жестче взаимоотношения. На предприятиях со старыми работниками в большей мере сохраняются принципы партнерства и взаимовыручки. В целом, констатирует автор, заводская культура по-прежнему сохраняет
признаки советской действительности. Бросаются в глаза скудная, морально устаревшая материально-техническая база, ностальгия рабочих по своему прошлому престижу и несравненно более выигрышному прежде положению.
Все эти обстоятельства влияют на подбор кадров на промышленных предприятиях: молодые люди не считают перспективной профессию рабочего; за рабочие места держится старшее поколение. Поэтому сегодня трудно найти молодого квалифицированного токаря или фрезеровщика, хотя рынок труда нуждается в рабочих профессиях. Спрос на фрезеровщиков, судя по информации саратовского Центра занятости, составляет около 27% от общего числа металлистов.
Говоря о квалификации, фрезеровщики, участвующие в исследовании, отмечали, что «формальное квалификационное разделение по разрядам уступило место неформальному, основанному на сдельной работе, в рамках которого ценятся опыт, универсальные навыки и умения» (с. 376). Поэтому если молодые люди приходят на завод, они охотно осваивают тонкости фрезерного дела, считая его довольно перспективной профессией в области металлообработки.
Список литературы
Профессии doc. Социальные трансформации профессионализма: Взгляды снаружи, взгляды изнутри / Под ред. Е. Ярской-Смирновой, П. Романова. - М.: ООО «Вариант»: ЦСПГИ, 2007. - 408 с.
1. Абрамов Р. Парадоксы креденциализма и динамика современного профессионализма // Там же. - С. 30-40.
2. Абрамова О. «В работе главное - здравый смысл!» Повседневное знание в труде фрезеровщиков // Там же. - С. 360-381.
3. Бетурлакин В. Организационные ресурсы профессионализации специалистов по социальной работе // Там же. - С. 246-265.
4. Бринккьер У., Норгольм М. Какая связь между практической деятельностью человека и сопутствующим ей дискурсом? Обсуждение статуса практической теории... // Там же. - С. 11-29.
5. Венцель А. Создание традиционной экономики: Оленеводческое хозяйство на государственном уровне и сохранение этнических групп // Там же. - С. 170183.
6. Колосова В. Семейная медицина Гатчины. Ключевые проблемы дискурса // Там же. - С. 229-245.
7. Кульман Э. Разновидности профессионализма поздней современности: На примере немецкой системы здравоохранения // Там же. - С. 41-56.
8. Лелюхин С. «Таинственный покупатель». Штрихи к портрету новой профессии // Там же. - С. 184-193.
9. Мансуров В. Российские врачи: Гендерный аспект // Там же. - С. 79-86.
10. Назарова И. Приметы в профессиональной сфере // Там же. - С. 295-312.
11. Попов Д. Основные направления концептуализации понятия «интеллигенция» // Там же. - С. 57-78.
12. Попова И. Профессия и карьера в стратегиях занятости женщин и мужчин // Там же. - С. 87- 110.
13. Пушкарева Н. Этнография современной российской науки: Гендерный аспект // Там же. - С. 111-132.
14. Романов П., Ярская-Смирнова Е. Трузера и крабы для советского потребителя: Будни подпольного капитализма фарцовщиков // Там же - С. 152-169.
15. Романов П., Кононенко Р. «Хочешь - не хочешь, а иди и отмечай!» Корпоративные праздники и их агенты // Там же. - С. 194-206.
16. Самарская Т., Тепер Г. Врачи или целители? Особенности самоидентификации агентов поля альтернативной медицины в современной российской провинции // Там же. - С. 207-228.
17. Сересова У. Социальная работа: Между наукой и практикой // Там же. -С. 266-279.
18. Симакина Н. Курьезы и риски полевой работы социологов опросных агентств // Там же. - С. 338-359.
19. Сорокина Н. «Мы летаем для Вас!»: Жизненный мир водителя маршрутки // Там же. - С. 313-337.
20. Форрат Н. Преподавание в вузе: Профессиональные стратегии молодых ученых // Там же. - 280-294.
21. Чикалова И. «Я и так слишком много делаю для себя - занимаюсь наукой...» Социальная идентичность женщин-ученых в Беларуси // Там же. - С. 133-151.
22. Ярская-Смирнова Е., Романов П. Этнография как профессия: Между управлением, рынком и «чистой» наукой // Там же. - С. 382-404.
Л. В. Гирко
