CC BY
36
2008.04.016-017. СУДЬБА НЕТИТУЛЬНЫХ НАРОДОВ В КАЗАХСТАНЕ И УЗБЕКИСТАНЕ.
2008.04.016. DIENER A.C. Homeland conceptions and ethnic integration among Kazakhstan's Germans and Koreans. - Lewiston etc.: Mellen, 2004. - [8], IX, 179 p. - (Melen studies in geography; Vol. 13). -Bibliogr.: p. 145-166. Ind.: p. 171-179.
2008.04.017. FLYNN M. Renegotiating stability, security and identity in the post-Soviet borderlands: The experience of Russian communities in Uzbekistan // Nationalities papers. - N. Y., 2007. - Vol. 35, N 2. -P. 267-288.
А. Динер (Pepperdine university, Лос-Анджелес, США) (016) стремится показать, в какой мере нетитульные народы Центральной Азии (ЦА) вынуждены приспосабливаться к новым социально-политическим условиям в местах их проживания. Как на них влияют процессы национального строительства в «родных государствах» («kin-states») и «принимающих государствах» («host-states»)? Происходит ли их «детерриториализация» или «ретерриториализация»?
Казахстан выбран как пример наибольшего равенства титульных и нетитульных наций из всех республик ЦА, поскольку президент Н. Назарбаев провозгласил курс на формирование единого казахстанского народа, ядром которого должен быть казахский этнос. Судьба корейцев и немцев позволяет увидеть совершенно различные реакции на политику ассимиляции и новые возможности, открывшиеся в послевоенный период. Следует учесть следующее обстоятельство: многие поколения большая часть немцев и корейцев жила в «местах компактного проживания» или «этнических районах», что способствовало сохранению культурных и языковых традиций. Это влияло на принятие или отторжение ими казахстанской (гражданско-национальной) идентичности.
Конституция Казахстана 1995 г. (более этнически нейтральная, чем в 1993 г.) подчеркивает центральную роль казахского этноса в формировании казахстанского народа. В ее преамбуле сказано: «Мы, народ Казахстана, объединенный общей исторической судьбой, создаем государство на родной казахской земле...»; определением территории как казахской земли «другие этносы украдкой характеризуются как субъекты гостеприимства титульного со-
общества» (016, с. 23). За прошедшее десятилетие утвердилась новая государственная структура «принимающего государства». Репатриация казахов из-за рубежа, переписывание истории, внедрение казахского языка вместо повсеместно распространенного русского, дерусификация названий свидетельствовали о дискриминации нетитульных народов. Соответственно начался исход русских и других нетитульных наций из Казахстана, менялась этническая структура населения (см. табл. 1-2).
Динер различает три разных реакции нетитульных этносов на свою дискриминацию, на прославление казахов как «первых среди равных». Во-первых, возникает «оппозиция тезису о центральности "традиционной" казахской культуры и языка в государстве, которая свойственна не только нетитульным народам, но и части казахов, входящих в русофонское сообщество» (016, с. 26). К последним относится Н. Масанов, писавший об этническом непотизме (включая клановый) и коррупции, ограничивающих возможности продвижения в правящих кругах и бизнесе для представителей нетитульных народов1. Во-вторых, часть интеллигенции соглашается с официальной точкой зрения об отсутствии этнической дискриминации в РК. В-третьих, комбинируются две названные выше точки зрения с общим признанием казахской гегемонии как наиболее «оправданной» социально-политической структуры государства.
Таблица 1 (016, с. 42)
Этническая структура населения РК по переписям 1989 и 1999 гг.
1989 г. 1999 г. 1999 г. по отн. к 1989 г.
тыс. % тыс. % %
Всего 16 199,2 100,0 14 953,1 100,0 92,3
Казахи 6496,9 40,1 7985,0 53,4 122,9
Русские 6062,0 37,4 4479,6 30,0 73,4
Немцы 946,9 5,8 353,4 2,4 37,3
Корейцы 100,8 0,6 99,7 0,7 98,9
1 См.: Масанов Н. Миграционные метаморфозы Казахстана // В движении добровольном и вынужденном / Ред. А. Вяткин и др. - М., 1999. - С. 127-152. Описание здесь и далее по реф. источнику.
Источник. Агентство Республики Казахстан по статистике. Краткие итоги переписи населения 1999 г. - Алматы, 1999.
Таблица 2 (016, с. 43)
Миграции* немцев и корейцев (тыс.) 1994, 1997, 1998, 2000 гг.
1994 г. 1997 г. 1998 г. 2000 г.
Немцы 89,8 48,1 38,5 27,9
Корейцы 3,7 0,6 0,5 0,3
* Численность уехавших минус численность прибывших.
Источник. Агентство Республики Казахстан по статистике. Статистический ежегодник Казахстана 1999. - Алматы, 1999. - С. 25; Национальное статистическое агентство Республики Казахстан. Статистический ежегодник Казахстана 1994-1997. - Алматы, 1998. - С. 58-59; Koryo Saram: Koreans in the former USSR / Eds. Kim G., King P. - 2001. - P. 94.
Процесс национального строительства в Казахстане был весьма сложен (несмотря на экономические успехи благодаря богатым минеральным ресурсам) из-за его этнической структуры (примерное равенство к 1999 г. титульного и нетитульного народов, см. табл. 1) и огромной протяженности границы с Россией. Все это объясняло формирование централизованного унитарного государства с «президентской вертикалью»: «Власть в Казахстане принадлежит президенту» (016, с. 44, 47). Ассамблея народов Казахстана -марионеточное учреждение, лишь видимость участия всех этнических сообществ в государственном управлении.
Многие «места компактного проживания национальных меньшинств» РК - наследие «спецпоселений», созданных для насильственно переселенных в период сталинских репрессий; они не имеют ничего общего с автономными республиками или областями в других бывших союзных республиках СССР. Одинаковое происхождение «мест компактного проживания» немцев и корейцев не означало их одинаковой реакции на новые условия жизни в независимом Казахстане.
Динер напоминает, что немцы селились в Российской империи со времен их приглашения Екатериной Великой, по данным переписи, их насчитывалось в 1897 г. в разных регионах 1791 тыс. человек, а на территории современного Казахстана только 7 тыс. в 1897 г. и 51,1 тыс. в 1926 г. (016, с. 60-61). В 1941-1942 гг. немцы
из Поволжья, Крыма и других мест депортировались в «спецпоселения» Казахстана. Соответственно, между переписями 1939 и 1959 гг. их численность в РК выросла в семь раз - с 92,6 тыс. до 659,8 тыс. (016, с. 65). Все годы происходила быстрая русификация советских немцев, и к 1959 г. 57% из них слабо знали родной язык. После смерти Сталина Н. Хрущёв избавил немцев от клейма «пятой колонны», но их возвращению на Волгу воспротивились русские поселенцы в их домах и местные власти. Не осуществились и планы создания Немецкой Республики на северо-востоке Казахстана. Началась массовая эмиграция немцев в Германию (см. табл. 1-2).
Корейцы оказались в Российской империи с середины XIX в. после присоединения к ней Приморья и миграции на территорию российского Дальнего Востока корейских семей. Во Владивостоке, Хабаровске постепенно появились этнические корейские кварталы. В 1937 г. 200 тыс. корейцев были депортированы с Дальнего Востока в Казахстан и Среднюю Азию (016, с. 73). Отправляли их в «спецпоселения», но многие сумели перебраться в другие ближние районы, где продолжали традиционные занятия - выращивание риса в колхозах, ремесла в поселках, что обеспечивало им большее благосостояние, чем другим репрессированным народам.
Переписи зафиксировали в Казахстане 96,5 тыс. корейцев в 1939 г., 74 тыс. - в 1959 г., 81,6 тыс. - в 1970 г., 92,0 тыс. - в 1979 г., 103,3 тыс. - в 1989 г. (016, с. 75). В общине развивается корейская национальная культура (театр, радиостанция, газета), происходит быстрая урбанизация корейского населения (в 1999 г. в городах жили 87%, 016, с. 79), растет его уровень образования, а в последние годы корейцами основываются мелкие заведения и т.д.
Если сравнить положение немецкой и корейской этнических групп, то у них много общего: они появились в Российской империи из-за нехватки у нее трудовых ресурсов, затем соперничали с русскими поселенцами за лучшие земли, несмотря на принятие ими большевистского режима подверглись массовым депортациям. Однако ответ на принудительное переселение был различным: большинство немцев решило эмигрировать, а корейцы - остаться. Чтобы объяснить это различие, Динер использует материалы обследований и опросов, прежде всего проведенных Центром мониторинга межэтнических отношений (ЦММО) и опубликованных
Н. Масановым1 (335 корейцев и 193 немца), а также собственного опроса (30 немцев и 35 корейцев) весной 2000 г. и осенью 2001 г. в соответствующих «местах компактного проживания». Длительные интервью были проведены с лидерами общин и казахстанскими экспертами, изучались пресса и архивные документы.
Германия как страна с мощной экономикой, высоким уровнем ВВП на душу населения безусловно притягательна для немцев бывшего Советского Союза. Южная Корея обладает не столь высокими экономическими показателями, но они выше, чем в Казахстане и, следовательно, она также должна быть притягательной для корейцев. Почему же в нее не было такого миграционного потока, как в Германию? Эти «родные государства» не призывали к возвращению своих бывших соотечественников и их потомков. Первоначальный всплеск миграционного потока немцев был вызван конституционными гарантиями предоставления гражданства Германии и обещаниями блестящего экономического будущего, а последующее снижение потока объяснялось исчерпанием миграционного потенциала казахстанских немцев (см. табл. 1-2), а также введением в Германии квоты на иммигрантов (220 тыс. в год) с 1993 г. и экзамена на знание немецкого языка. Южная Корея еще более препятствовала возвращению корейцев из СНГ. Оба «родных государства» поощряли территориализацию этнически близких им народов в Казахстане, предоставляя ему инвестиции, финансируя культурные программы. К тому же миф о радостном возвращении на историческую родину значительно поблек для немцев после того, как некоторые из них стали возвращаться из-за языкового барьера и отношения местных жителей к ним как «нежелательным иностранцам» и т.д. Для корейцев этого мифа и не было.
Поскольку «родные государства» не слишком поощряли движение на историческую родину, но выступали в роли благодетелей для «принимающей страны», они тем самым «катализировали этническое пробуждение своих сородичей» (016, с. 97). Это пробуждение проявлялось в поэзии, но требования национальной автономии не возникали.
1 Масанов Н. Положение этнических меньшинств в суверенном Казахстане. - Алматы, 1997
По данным обследования ЦММО, если бы была возможность уехать из Казахстана, обязательно воспользовались бы ею 17% корейцев и 52% немцев; напротив, никуда бы не уехали соответственно 31 и 4% (018, с. 102). По данным интервью Динера, в 20002001 гг. не думали о миграции из Казахстана 63% корейцев и 30% немцев; серьезно думали соответственно 0 и 37% (016, с. 103). Те и другие данные свидетельствуют: большинство корейцев и гораздо меньшая доля немцев рассматривают Казахстан как свою родину. На прямой вопрос об этом (данные ЦММО) так назвали Казахстан 38% корейцев и 11% немцев, остальные называли место рождения, СССР, землю предков и т.д. (016, с. 106). Гражданином Казахстана чувствовали себя, по данным ЦММО, 57% корейцев и 29% немцев (016, с. 109).
Детерриториализации повсеместно способствуют факторы выталкивания. По данным ЦММО, испытывали дискриминацию из-за своей национальности 19% корейцев и 42% немцев (016, с. 112). В том числе национальность была препятствием для получения высшего образования (19% корейцев и 23% немцев) или работы (25% корейцев и 32% немцев) (016, с. 115). Меньшая затрону-тость национальной дискриминацией корейцев рождала у них ощущение принадлежности к казахстанскому народу, желание остаться в РК. Одновременно действовало (согласно тем же данным ЦММО) ухудшение экономического статуса в годы независимости по сравнению с советским периодом: об этом заявили 48% корейцев и 71% немцев (016, с. 116).
Для перспектив развития многокультурного сообщества в РК показательны ответы на вопросы о языке (данные ЦММО): 73% корейцев и 69% немцев признали необходимость изучения русского языка «казахстанцами», а казахского, соответственно, 77 и 53% (016, с. 118). Это свидетельствует о советском наследии русификации, которое окажет влияние на формирование «казахстанскости». Корейцы своим большим, чем у немцев, желанием изучать казахский язык подтвердили коллективную решимость остаться и связать свое будущее с РК. Иначе говоря, «корейцы культивируют корейско-казахстанскую идентичность, а немцы... хотят остаться казахстанскими немцами» (016, с. 121).
Напротив, интервью Динера выявили большую долю немцев (89%), чем корейцев (50%), не думающих об этническом факторе;
принимая решение за кого голосовать, немцы также заявили, что они не голосуют только за немцев в отличие от корейцев (соответственно 0 и 19%) (016, с. 121). Подобное противоречие можно объяснить специфическим составом немцев, оставшихся в «местах компактного проживания», идеалистическими ожиданиями относительно создания Ассамблеи народов Казахстана.
В заключение в работе констатируется, что за десятилетие независимости концепции родины и территориализации идентичности немцев и корейцев все еще остаются неопределенными. «Корейцы четко решили остаться в Казахстане и хотят подчинить свою этническую концепцию какой-то форме казахстанской патриотической идентичности, тогда как оставшиеся (не эмигрировавшие в Германию) немцы более колеблются в определении себя в будущем как членов казахстанской гражданской нации» (016, с. 135).
Обе этнические группы понимают, что территориальное обособление этнокультур не будет допущено в Казахстане, а растущее демографическое преобладание казахов обеспечивает устойчивость этой политики. Они также понимают, что со временем демографическое преобладание казахского этноса «уменьшает чуткость правительства к нетитульным проблемам» (016, с. 140). Основная проблема для немцев и корейцев Казахстана - насколько интенсивно пойдет процесс формирования казахстанской нации. Им необходимо найти свое место в государстве и мировой политической системе, причем «достойная жизнь невозможна, если они помнят слишком мало, тогда как нормальная жизнь невозможна, если они помнят слишком много» (016, с. 143).
М. Флин (университет Глазго, Великобритания) (017) анализирует положение русских в Ташкенте, фокусируясь не на их отношении к «исторической родине», а на их взаимосвязях с местом проживания. Опросы представителей этнических русских1 и русскоязычной общины проводились летом 2004 г. Всего опрошено 19 человек в Русском культурном центре (РКЦ), из них 14 русских и по одному человеку, называвших другую национальность (казах, осетин, армянин, кореец, узбек), но родной язык у них русский; 15 человек родились в Узбекистане (14 человек в Ташкенте); про-
1 Численность русских составляла в Узбекистане в 1989 г. 1 млн. 655 тыс. (8% населения), к 2004 г. эмигрировали примерно 1 млн. человек, и удельный вес русских упал до 4% (017, с. 269).
фессии - учитель, врач, студент, водитель, журналист; возраст от 20 до 60 лет; 2/3 - мужчины.
Многие называли своей родиной Узбекистан, где они родились, выросли и хотели остаться жить (особенно важно первое); родиной назывался и Советский Союз, хотя они могли быть еще детьми в год его распада. Так, молодой учитель сказал, что для него и других русскоязычных родиной был Советский Союз, учитель-пенсионер признал свою привязанность («моя земля») к Узбекистану, но в годы независимости ощущению «моей земли» мешает закон о государственном языке, хотя в повседневной жизни это не чувствуется (017, с. 270-271)1. Опрошенные прагматично оценили потерю русской культурой доминирующего положения в независимом Узбекистане.
В повседневной жизни наиболее заметно сказывается утрата прежнего статуса русским языком: его изгоняют из правительственных сфер, хотя он сохранил свои позиции в экономике2. Опрошенные летом 2004 г. все еще слабо знали узбекский язык и затруднялись при заполнении официальных документов, ссылаясь на отсутствие необходимости пользоваться им на работе или улице, поскольку все понимают русский. «Переход на латинский алфавит рассматривается как дискриминация старшего поколения, знающего только кириллицу (и узбеков, и русских)» (017, с. 273). В то же время официальная языковая политика редко осуждается как этническая дискриминация, высказываются надежды, что «со временем русский восстановит в Узбекистане официальный статус подобно Казахстану и Киргизии» (017, с. 274).
Все отмечали большой вклад русских в развитие экономики, системы образования в советский период, а свои нынешние трудности оценивают не как дискриминацию русских, а общие невзгоды, переживаемые всем населением Узбекистана. Поэтому возможность эмиграции рассматривается прежде всего как вынужденная экономическими причинами. Кроме того, Россия «редко рассматривается
1 Flynn M. Migrant resettlement in the Russian Federation: Reconstruction homes and homelands. - L., 2004. - P. 43-44.; Kosmarskaia N. Post-Soviet Russian diaspora // Encyclopedia of world diasporas. - N.Y., 2004. - P. 266.
В феврале 2006 г. Министерство образования предложило узбекским школам увеличить число уроков русского языка, что отражало улучшение отношений с Россией с 2005 г. (017, с. 285).
как страна, поощряющая миграцию или приветствующая тех, кто решил приехать. Это затрудняет идентификацию России как гостеприимной родины и места проживания в будущем» (017, с. 276). Напротив, все констатировали возросшие препятствия для посещения родственников в российских, украинских, таджикистанских городах по сравнению с советским периодом.
У русскоязычной общины немного мест для общения. Определенную роль играют православная церковь и РКЦ, который пользуется поддержкой Москвы и одобрением узбекского правительства. Он проводит музыкальные и литературные вечера, организует поездки в Россию, издает ежемесячник «Вестник» со статьями о необходимости развивать русские культурные ценности в Узбекистане. Тем не менее несмотря на сложности общения и «отсутствие этнокультурной солидарности существует чувство общей идентичности, прежде всего по отношению к местному узбекскому населению» (017, с. 279). Узбекское и русское сообщества всегда жили в относительной изоляции друг от друга, поэтому друзья, браки преобладали в рамках своего сообщества, хотя были и исключения.
В то же время русские в Узбекистане находили у себя ряд черт, отличающих их от русских в России и сходных с местными узбеками: гостеприимство, чистоплотность, вежливость, трезвость. Опрошенные в РКЦ говорили об «отличиях» (употреблялся именно этот термин) и от узбеков, и от русских в России, объясняя этим «трудности», возникающие при эмиграции в Российскую Федерацию (019, с. 280). Они также сожалели, что с эмиграцией русских Ташкент теряет свой «многонациональный космополитический характер» (017, с. 281).
У всех опрошенных сознание своей принадлежности к русской культуре сочетается с местной идентичностью - чувством личной привязанности к Ташкенту и Узбекистану, уважением и принятием узбекской культуры. Это может служить основанием для продолжения жизни в Узбекистане. Как сказал один из членов РКЦ: «Моя родина - Узбекистан, а Россия - духовная родина. Поскольку я был воспитан на литературе, музыке, искусстве России, я предан ей и хочу познакомить с ней как можно больше людей в Ташкенте» (017, с. 282).
Таким образом, «русскость» - важный компонент идентичности русской общины Ташкента, одновременно она сочетается с отчетливой узбекско-русской («узбекской») идентичностью. «Эта двойная идентичность используется, сознательно ли бессознательно, реагируя на меняющиеся обстоятельства и приспосабливаясь к современному узбекскому обществу... Способна ли и захочет ли русская община Ташкента остаться в своем нынешнем месте пребывания - это спорный вопрос. Тем не менее сейчас важно помочь русским понять причины, почему они еще в Узбекистане, и осознать, что это не просто потому, что они не могут уехать» (017, с. 283).
С.И. Кузнецова
