CC BY
11
2008.01.014. ШТАЙН П. СОЦИАЛЬНАЯ МОБИЛЬНОСТЬ И СТИЛИ ЖИЗНИ: МОДЕЛЬ АНАЛИЗА.
STEIN P. Soziale Mobilitat und Lebensstile: Anwendung eines Modells zur Analyse von Effekten sozialer Mobilitat in der Lebensstilforschung // Kolner Ztschr. fur Soziologie und Sozialpsychologie. - Koln, 2005. - Jg. 57, H. 2. - S. 205-229.
Петра Штайн (профессор эмпирической социологии в университете Дуйсбурга-Эссена, ФРГ) обращается к изучению влияния процессов социальной мобильности на стиль жизни человека. Ее целью стал ответ на вопрос, который хотя и поднимается в дискуссиях, но не находит отклика в практике исследований. Это вопрос, в какой мере стиль жизни обусловлен социальным происхождением человека, а в какой - логикой его эволюции и достигнутым положением. Автор отмечает, что за последние два десятилетия написано множество работ, внимание которых сосредоточено на различиях жизненных стилей классов и слоев. Здесь имплицитно присутствуют и характеристики образа жизни человека, возникающем на ранних этапах существования и сохраняющемся всю жизнь. Наряду с ними отмечены попытки определения стиля жизни как категории независимой от социального неравенства, связанной с процессами индивидуализации систем производства. На этом фоне типология образа жизни рассматривается Штайн в диахронной перспективе: учитываются как социальное происхождение, так и специфичная биография человека, содержащая механизмы его социализации и адаптации (с. 206).
В статье подчеркивается, что стиль жизни нельзя понять в отрыве от объективных условий существования. В частности, результаты новейших исследований подтверждают наличие наряду с горизонтальными процессами дифференциации (скажем, по возрасту) различий в поведении и пристрастиях, базирующихся на вертикальных признаках расслоения (например, образование). Последние приобретают все большую значимость и воздействуют на формы жизни (с. 207). Ни один из индикаторов расслоения, констатирует поэтому автор, не является гомогенным. Скорее некоторые стили жизни встречаются в разных стратах, внося пестроту в уклады и вкусы. Это особенно отчетливо проявляется в промежуточных статусных группах, где трудно установить типичные формы бытия,
указывающие на зависимость от вертикальных признаков неравенства. Для них характерна множественность стилей жизни при сходном социальном потенциале у их членов. Именно возможность реализации индивидуальных предпочтений, пишет Штайн, при равных условиях порождает разнообразие стилей жизни. С одной стороны, существование человека зависит от ограничений и приоритетов социальной позиции, с другой - решающую роль в нем играют субъективные представления о ценностях при выборе стиля жизни. Процесс его оформления отражает не только социальный статус, но и личные предпочтения (с. 207). Поэтому соотношение классовой принадлежности и стилей жизни не следует рассматривать как прямую последовательность, иначе в структуре социального неравенства утрачивается разграничение объективных и субъективных элементов.
Исходя из данной оценки новейших интерпретаций понятия «образ жизни», Штайн стремится привлечь внимание к методам анализа повседневности. Теоретическим ориентиром при этом выступает концепт габитуса Бурдье1 для эмпирической проверки теорий инкорпорации и стабильности (с. 209). Следуя установке учитывать «диахронные свойства любого социального явления» (ибо синхронность не означает идентичности), исследовательница ищет ответы на следующие вопросы:
• Какова динамика влияния социального происхождения на стиль жизни человека при изменении его статуса? Сохраняются ли или изменяются предпочтения на протяжении жизни и при переходе на другой социальный уровень?
• Различаются ли классы своей способностью сохранять привычки, вкусы и правила поведения при изменении статуса?
• Определяется ли социальная подвижность стратой, к которой принадлежит или в которую переходит индивид? Различается ли сила влияния социальной группы на своих старых и новых членов? Иначе говоря, какова эффективность социализации в отдельных слоях общества?
• Как сказывается социальная принадлежность на поведение людей, спустившихся или поднявшихся по иерархической лестнице?
1 Bourdieu P. Die feinen Unterschiede: Kritik der gesellschaftlichen Urteilskraft. -Frankfurt a.M.: Suhrkamp, 1982.
• Варьируются ли воздействие социального происхождения и социальная мобильность в зависимости от персональных черт (с. 210)?
Раскрывая заявленную тему, Штайн ссылается на ряд исследований социальной маневренности, изучаемой как в микро-, так, и макросоциологической перспективе. Учеными предложены различные версии ответов на вышеперечисленные вопросы, в частности, модель «дополнения квадрата» О.Д. Дункана (1966), модель «алмаза» К. Хоупа (1971) и, наконец, модель «диагональной мобильности» М. Собэля (1985)1. Именно последняя, разработанная для преодоления концептуальных ошибок предыдущих способов объяснения неустойчивости статуса и мобильности, активно используется с конца 1980-х годов. Поэтому в статье дается не только характеристика модели Майкла Собэля, но и попытки ее расширения, вытекающие из тех методических и статистических проблем, которые не смог решить Собэль. Перед исследовательницей встает задача выявления как недочетов, так и преимуществ модели «диагональной мобильности» (с. 212-214).
Среди отмеченных автором достоинств модели Собэля и путей расширения этого подхода (две ее дополнительные версии и модель Дэвида Виклима2 главное преимущество видится в том, что модель «диагональной мобильности» можно использовать не только при изучении процессов поведенческой маневренности, но и при анализе общества в целом (с. 215). Штайн предпринимает попытку построения модели, объединяющей указанные ею преимущества. Стили жизни рассматриваются в рамках эстетики повседневности и выражаются в форме культурных преференций человека, представленных в его поступках. При этом предпочтения и формы поведения рассматриваются не изолированно, а в систематической взаимосвязи.
1 Duncan O. D. Methodological issues in the analysis of social mobility // Social structure and mobility in economic development / Ed. by N. L. Smelser, S. M. Lipset . -Chicago: Aldine, 1966. - P. 51-97; Hope K. Social mobility and fertility // American Sociological Rev. - Wash., 1971. - Vol. 36. - P. 1019-1032; Sobel M. Social mobility and fertility revisited // American Sociological Rev. - Wash., 1985. - Vol. 50. - P. 699-712.
2 Weakliem D. L. Does social mobility affect political behavior // European Sociological Rev. - Oxford, 1992. - Vol. 8. - P. 153-165.
Фундаментом для необходимых расчетов выступают данные Всеобщего опроса населения, представленного социальными науками (ЛЬЬБи8) в 1998 г. В общей сложности проанализированы ответы 2394 респондентов, касающиеся выявления влияния на стиль жизни социального происхождения, нынешнего социального положения и восходящей/нисходящей мобильности (с. 215). Опираясь на концепцию классовых отличий Бурдье, автор статьи выделяет шесть категорий профессиональных групп и связанных с ними позиций. В основу классификации положены такие параметры, как образование, квалификация, самостоятельность и т.д. При этом учитываются главным образом признаки иерархии по вертикальной оси неравенств, выражаемые, по Бурдье представлением о «суммарном объеме капитала». В качестве дополнения используются также социально-демографические признаки: пол, возраст, место проживания и др. (с. 217).
Под стилем жизни Штайн понимает эстетическое оформление обыденной жизни, подразумевающее культурные предпочтения, которые различаются запасом активности и характером поступков. Именно специфические вкусы, манеры поведения в различных повседневных ситуациях объединяются автором в стилевой образец, определяемый как система предпочтений (с. 218). Влияние социального происхождения и социальной подвижности на усвоение и воспроизведение стандартов высокой культуры трактуется сначала с помощью различных моделей мобильности. Типология стилей жизни уточняется с помощью занесенных в ЛЬЬБИ8 98 индикаторов преобразований эстетических предпочтений, культурных ориентиров и поведения в свободное время. Для раскрытия образцов преференции или поведения и вместе с тем для выявления параметровв стиля жизни они первоначально подвергаются анализу согласно методу основных компонентов. Затем их параметры оцениваются согласно трехступенчатому способу анализа. А именно выбираются три фактора, которые интерпретируются как схема высокой культуры, схема тривиальности и промежуточная схема неустойчивости. В дальнейшем результаты моделирования представляются только для схемы высокой культуры, которая функционирует как одна из зависимых переменных величин модели (с. 218). Штайн делает вывод, что, во-первых, на восприятие схем высокой культуры равно воздействуют как социальное проис-
хождение, так и достигнутый статус индивида. Во-вторых, доля их влияния постоянно колеблется, о чем свидетельствуют полученные данные: вариативность системы «высокой культуры» составляет 25,7% (с. 219).
В приводимой в тексте статьи таблице 1 (с. 220) представлены значительные модификации эстетических предпочтений людей в ситуациях восходящей или нисходящей мобильности. Это показывает, что на симпатии или антипатии при восприятии образцов высокой культуры сильнее влияет социальное положение индивид, достигнутое к настоящему моменту, чем его происхождение. Тем не менее роль последнего разнится у представителей отдельных групп. Сравнивая его долевые значения, Штайн устанавливает, что они относительно высоки, с одной стороны, у людей, переходящих в другие профессиональные сферы из группы преподавателей вузов и независимых высших служащих, а также из группы рабочих и фермеров. С другой стороны, относительно высокими они оказались у людей, перемещающихся между группами квалифицированных работников и сотрудников среднего должностного звена, а также исполнителей и служащих простых должностей. Это демонстрирует, что принятие или непринятие схем высокой культуры у данных групп определяется в значительной степени их происхождением. В отличие от этого, низкие долевые значения у людей, которые спускаются по социальной лестнице в низшую страту рабочих и фермеров (последний столбец) или поднимаются в высшую группу преподавателей вузов и высших служащих (первый столбец), указывают на то, что здесь социальное происхождение играет незначительную роль.
Опираясь еще на ряд показателей, указывающих на зависимость предрасположения к схемам высокой культуры от социальной преемственности поколений, Штайн заключает, что склонность к ним обычно сильнее всего выражена у представителей групп, располагающих высоким культурным капиталом. Значительно ниже интерес к культуре выражен у независимых предпринимателей, квалифицированных рабочих и служащих среднего ранга. Высокие коэффициенты регрессии (см. табл. 2, с. 221) рабочих и фермеров, а также исполнителей и работников нижних должностей указывают на явную незаинтересованность этих групп в высокой культуре. В табл. 3 (с. 222) отражаются, с одной стороны, замкнутость рабо-
чих и фермеров на самих себя, а с другой - незначительное влияние социального происхождения при переходе в низший социальный слой (с. 223).
Анализируя полученные данные, Штайн делает следующие выводы. 1. Заметное снижение статуса или, напротив, резкий подъём по социальной лестнице обнаруживают устойчивость значения социального происхождения для восприятия схем высокой культуры. 2. Те, кто переходит в высшие слои, активнее принимают типичный для таковых интерес к культуре. Рабочие и фермеры при переходе в другие социальные группы, напротив, остаются равнодушными к ней. В отличие от этого в группах квалифицированных рабочих и служащих среднего звена, а также исполнителей и служащих низших должностей характерна маневренность культурных и эстетических ориентиров. Перемещения в данных статусных группах случаются чаще, чем в других, что и определяет колебания в симпатиях к схемам высокой культуры в зависимости от принимающей группы.
Штайн отмечает, что люди, переходящие из более низких слоев в высшие и достигающие высокого положения, образуют исключение в отношении культурных предпочтений, устойчивых в этой группе. В случае нисходящей мобильности эстетические вкусы, усвоенные в процессе социализации, более устойчивы, чем при восходящей мобильности. Наряду с социальным происхождением и мобильностью на отношение к схемам высокой культуры влияют образование, пол, возраст и карьера. Показательно, что большую приверженность им демонстрируют женщины, а люди с аттестатом зрелости в реализации своих культурных интересов более активны. Полученные результаты подтверждают, что дополнительную роль играют те переменные величины, которые составляют культурный капитал, но их влияние не столь значительно. Так, люди с аттестатом о среднем образовании выказывают большую склонность к схемам высокой культуры, причем независимо от перемен в их дальнейшем социальном статусе. Влияние возраста и местожительства хотя и фиксируется, но приближается к нулю. Отрицательный коэффициент влияния поприща на оценки схемы высокой культуры показывает, что опыт роста личности в ходе жизни увеличивает тяготение к стандартам высокой культуры, и этот вывод вновь возвращает к фактору социального происхождения (с. 224).
Итак, в статье представлены модели, разработанные для анализа последствий социальной мобильности. Исходя из методических и статистических вопросов, связанных с их применением, автором использовалась обобщенная модель при характеристике влияния социального происхождения и социальной мобильности на стиль жизни. Результаты исследования указывают на связь между положением человека в социальном пространстве и расположением или неприятием в отношении к схемам высокой культуры. Выявленные предпочтения оказались разными у обладателей равных «капиталов», что приписывается материальным и культурным условиям, имевшим место в момент начальной социализации. Штайн заключает, что приверженность к схемам высокой культуры характеризуется как социальным происхождением и специфическим течением процесса социализации субъекта, так и достигнутым положением личности в обществе. При этом дифференциации стилей жизни способствуют, с одной стороны, имманентная профессиональной позиции доля культурного и экономического капитала, с другой - лежащая в основе происхождения структура семейного капитала.
Материалы исследований показывают, что предпочтения, относящиеся к схемам высокой культуры, в большей степени связаны с достигнутым статусом человека, чем с его происхождением. Неудивительно поэтому, что процесс приспособления людей к наличному социальному положению достаточно отчетливо выражен в опросах. Индивиды ориентируются скорее на ту статусную группу, в которую они попадают, чем на ту, к которой они принадлежат по рождению. Полученные данные позволяют говорить о том, что с изменением статуса меняется и образ жизни и, соответственно, снижается влияние социального происхождения. Однако влияние происхождения на предпочтение схем высокой культуры хотя и сокращается в ходе перемещений, но не исчезает полностью.
Штайн также констатирует, что социальные страты обладают различным потенциалом для формирования долговременных культурных предпочтений у своих членов и для социализации новых участников. Группы, находящиеся на «верхней» и «нижней» границах социального пространства, располагают наиболее мощными культурными и экономическими рычагами воздействия и созидания уклада жизни. Средние классы, напротив, обладают малой силой формирования статусной устойчивости.
Предложенная интерпретация результатов остается, однако, по признанию автора, умозрительной, поскольку не объясняет причины подобного распределения. Полученные результаты говорят лишь о том, что эстетические предпочтения и культурные ориентиры влияют на способность к социальному восхождению, т.е. они существуют благодаря «самоселекции связей между стилями жизни и социальной подвижностью» (с. 225).
Представленная в статье модель, по мнению Штайн, пригодна не только при изучении мобильности, но и, например, при моделировании процесса принятия управленческих решений. Она позволяет не просто выявлять разные влияния на результаты партнерских переговоров, но и дает возможность рассматривать социальный процесс принятия таких решений в его динамике (с. 226). Во-первых, модель «диагональной мобильности», пишет исследовательница, расширяет спектр переменных величин, в силу чего влияние социальной мобильности может анализироваться на нескольких взаимозависимых уровнях. Во-вторых, она подключает к анализу скрытые переменные величины измеряемого явления, что позволяет исследовать их влияние на структурные компоненты, недоступные непосредственному наблюдению (например, стили жизни). В-третьих, модель связывает дихотомные и порядковые (ordinel) переменные величины, открывая путь к анализу воздействия социальной мобильности на неметрические параметры (например, политические предпочтения). В-четвертых, с привлечением модели Виклима могут учитываться различия в последствиях при социальных подъемах и спусках. Чтобы учесть также влияние на стиль жизни динамики мобильности, модель расширяется за счет временного компонента. Таким образом, она может быть полезна в решении ряда методических проблем.
С.Г. Ким
