CC BY
32ПРАВА ЧЕЛОВЕКА
2007.03.040. АРНОЛЬД Р. ПРАВА ЧЕЛОВЕКА ВО ВРЕМЕНА ТЕРРОРИЗМА.
ARNOLD R. Human Rights in Times of Terrorism // Zeitschrift für auslänsiches öffentliches Recht. - Stuttgart, 2006. - Bd. 66, N 2. -P.197-319.
Автор статьи Роберта Арнольд - доктор юридических наук, работавшая юрисконсультом Министерства обороны Швейцарии, видит свою задачу в том, чтобы обсудить меры, необходимые в случае: 1) если акт терроризма будет рассматриваться как вооруженный конфликт, подлежащий оценке в соответствии с Законом о правах человека; и 2) если имеет место обычное уголовное преступление, произошедшее в мирное время и подлежащее регулированию уголовным правом. По ее мнению, необходим новый подход к правам человека во времена терроризма.
Автор дает определение понятию «террорист», перечисляет правовые меры, которые следует применять к террористам; обсуждает условия введения в стране «чрезвычайного положения» с ограничением или приостановлением действия некоторых прав человека; анализирует женевские конвенции и обсуждает проблему запрещения пыток; рассматривает правовые акты, принятые на национальном уровне и касающиеся санкций за терроризм; исследует отношение США и стран Европы к лицам, подозреваемым в совершении террористических актов; дает оценку позиции Европейского союза, Европейского суда по правам человека, а также национальных судов при рассмотрении дел, связанных с террористическими актами.
После событий 11 сентября в международно-правовой и политической сферах возникла новая концепция «глобальной войны против террора». США ответили на террор использованием силы сначала в Афганистане, а затем в Ираке, надеясь найти ответственных за совершенный акт и искоренить такой феномен, как «одиозные государства», «государства-изгои» (rogue states). Огромное число подозреваемых в совершении акта терроризма были заключены в тюрьмы, часто без обычной процедуры следствия, предусмотренной в международных соглашениях, Законе о правах человека и в международном гуманитарном праве (МГП). Эти две
отрасли права применялись таким образом, чтобы доказать, что хотя задержанные были комбатантами (воюющей стороной) в соответствии с определением МГП, они не подпадали под категорию военнопленных, согласно третьей Женевской конвенции (GC) 1949 г. Они считались просто «террористами» и содержались в заточении на неопределенное время, по крайней мере до того, как «война с террором» закончится.
Захваченные в Афганистане отправлялись на американскую военную базу в Гуантанамо (Куба). Согласно докладу Комиссии ООН по правам человека о положении заключенных, содержащихся в Гуантанамо, а также по данным, предоставленным США, на 21 октября 2005 г. примерно 520 заключенных находились в лагере Гуантанамо. За период с января 2002 г. по сентябрь 2005 г. 264 человека были переведены из Центра задержания в Гуантанамо, из них 68 человек были переданы под охрану правительствам, включая Пакистан, Марокко, Соединенное Королевство, Францию, Саудовскую Аравию. По данным на 21 октября 2005 г., президент Буш распорядился подвергнуть суду в военных комиссиях 17 заключенных. Троих перевели в их собственные страны, где они были освобождены. К концу декабря 2005 г. всего девять задержанных были направлены в военные комиссии.
Что же касается захваченных в Ираке, то главным аргументом их захвата и оккупации страны стало определение Ирака как «государства-изгоя» (rogue state), в котором Саддам Хусейн прячет оружие массового уничтожения. Эти задержанные содержались в особо тяжелых условиях. Улучшение условий их содержания в Гуантанамо было связано с признанием четырех Женевских конвенций 1949 г., запрещающих применение пыток.
Независимо от того, имеет ли место ситуация, равносильная состоянию войны (или «военного конфликта» - технический термин, который предполагают использовать в международном праве) или мирного времени, действие может быть квалифицировано либо как законный акт ведения войны, либо как террористический акт. Правовая оценка во многом зависит от характера цели (военная или гражданская) и от статуса нападающего. Если действия нападающего подпадают под оценку «военное действие» в соответствии со ст. 4А-2 третьей Женевской конвенции и преследуют военную цель, то нападение представляет военное действие, независимо от
того, совершается ли оно регулярными вооруженными силами государства или партизанской группой. Как отмечается в статье, те нападения, которые напрямую нацелены на террористические действия против гражданского населения, могут квалифицироваться, согласно МГП, как терроризм. В мирное время каждое нападение, проводимое против военных или гражданских объектов с целью потребовать от правительства или международной организации удовлетворения специфических требований, представляет акт терроризма в обычном смысле.
Атакующие силы, в период войны не подпадающие по своему статусу под определение «комбатант», «военнопленный», рассматриваются как гражданские лица, которые не только обвиняются в незаконных методах ведения военных действий, но и несут ответственность за простой факт участия в них. В отличие от комбатантов, гражданские лица по Закону о правах человека не имеют права участвовать в военных действиях. В противном случае они могут быть подвержены суду в соответствии с нормами обычного уголовного права, применяемыми к гражданским лицам в мирное время.
В статье обстоятельно рассмотрен многолетний спор между Соединенным Королевством и Ирландской республиканской армией (ИРА). Вопрос состоял в том, следовало ли объявить режим чрезвычайного положения и не развязывать вооруженный конфликт. Это позволило бы применять законы мирного времени и в то же время иметь возможность в соответствии с международными нормами ограничить реализацию некоторых прав человека. Состояние войны никогда не объявлялось, а если бы это было сделано, то потребовалось бы применение норм международного права и предоставление ИРА статуса комбатантов. В этом случае ирландской армии было бы дано больше привилегий и, в частности, в вопросах задержания, ведения допросов. Такой же подход имел место в Германии и Италии в отношении «красных бригад» и группировки Красной армии в 70-80-х годах. Их действия подпадали под положения уголовного права. Что же касается администрации Буша, то она прибегла к военной силе для ареста и подавления тех, кто подозревался в членстве в Аль-Кайде, ответственной за акт 11 сентября, а также другие террористические акты. Такие действия, как считает автор статьи, продиктованы отсутствием в США, в отличие от Соединенного Королевства, специального законодательства об
условиях введения чрезвычайного положения. Идеальное решение в такой ситуации предлагает Закон о правах человека, который разрешает задержание вражеских комбатантов до окончания враждебных действий.
Значительное место в статье уделено рассмотрению связи проблемы прав человека и МГП, которые до 1968 г., до Тегеранской конференции по правам человека, рассматривались как две отдельные отрасли права.
Терроризм - новое явление. Соединенное Королевство, столкнувшись с угрозой терроризма, исходящей от ИРА, приняло в последние десятилетия ХХ в. несколько антитеррористических актов. В начале ХХ1 в. и, в частности, в 2000 г. был принят Закон об уголовных преступлениях и правах полиции, значительно расширивший права полицейских. Несколько дел, связанных с действиями ИРА, были переданы в Европейский Суд по правам человека. Последний недавно рассматривал дело о сепаратистском движении басков (ЭТА) в Испании.
Однако до сих пор нет универсального понятия «терроризм». Автор надеется, что международное гуманитарное право, четыре Женевские конвенции 1949 г., и особенно IV Конвенция 1949 г., Дополнительный протокол I и II от 1977 г., понятие террора, содержащееся в Законе о правах человека, помогут восполнить этот пробел.
Начав «новую войну против террора», коалиция государств, возглавляемая США, по-видимому, предпочла использовать вооруженные силы для подавления и предотвращения преступлений, что до недавнего времени было прерогативой полиции и органов принуждения к исполнению закона. Однако данная позиция имела эффект бумеранга. Неслучайно, ни Соединенное Королевство и Израиль, ни другие государства, столкнувшиеся с террористической угрозой крупного масштаба, в прошлом не квалифицировали такого рода ситуацию как «вооруженный конфликт». Испания и Турция, например, считали, что ЭТА и ПКК - преступные движения, с которыми следует бороться, опираясь на внутреннее уголовное законодательство. Великобритания также всегда рассматривала ИРА как террористическую группу, а не как повстанческую вооруженную силу. Отказ квалифицировать данный конфликт в качестве международного противостояния связан с тем, что в противном
случае это привело бы к необходимости применения норм МГП со всеми трудными для исполнения положениями.
Международное гуманитарное право требует строгого соблюдения прав задержанных лиц. Попавшие в плен комбатанты получают статус военнопленных, а не преступников. Ведение военных действий - это их долг и работа, поскольку какой бы опасной и кровавой она ни была, она не имеет своей главной целью терроризирование гражданского населения, а посему не может рассматриваться в качестве преступного деяния. Именно в этом и состоит эффект «бумеранга» и дилемма государств, ввязавшихся в войну против террора. Их цель не в том, чтобы рассматривать тех, с кем они сражаются, в качестве комбатантов, имеющих право на статус военнопленных. Они предпочли бы квалифицировать их как обычных преступников. Однако предпосылкой для такого подхода является необходимость ведения борьбы с террором в рамках международного уголовного права, используя силы принуждения к исполнению закона (например, полицию), в также механизм сотрудничества для преследования уголовных элементов, в частности, экстрадицию преступников.
Нормы МГП, применяемые в мирное время, в отличие от международных норм по правам человека, предусматривают освобождение задержанных не позднее, чем через 48 часов с момента задержания, если не предъявлено обвинение. Необходимо в течение 48 часов определить, является ли задержанный террористом, несущим индивидуальную ответственность за планирование и осуществление террористического акта. В соответствии с международными нормами прав человека, военнопленный может быть задержан до конца военных действий. Однако, считает автор, было бы грубой ошибкой не делать различия между задержанными военнопленными и преступниками, которые должны быть наказаны за совершение конкретных криминальных действий. Очевидно, что военнопленный имеет право на лучшие условия содержания и, в частности, на предоставление возможности контактов с внешним миром, на свидания и особое ведение допросов и т.д. По мнению автора, суды США пришли к правильному заключению: держать подозреваемых в совершении террористических актов до окончания «войны с террором».
«Война с террором» и связанная с ней новая юридическая процедура рассмотрения дел свидетельствуют о тесной связи и взаимном дополнении прав человека и МГП. Последнее в существующих обстоятельствах обеспечивает лучшее отношение к задержанным. Кроме того, нарушения основных прав человека (предусмотренных МГП в ст. 75 приложения 1 и в ст. 3) являются грубыми, влекущими тяжкие последствия.
Лучшим решением, подчеркивается в статье, было бы совершенствование международного уголовного права, особенно тех норм, которые касаются экстрадиции и введения чрезвычайного положения, а также предусматривающих административное задержание. И хотя последняя норма подвергалась критике, она, несомненно, может быть более полезна, чем отсутствие какого-либо регулирования. Более того, административное задержание подлежит проверке с помощью международных механизмов контроля, в частности со стороны Комитета ООН по правам человека, и является приемлемой мерой с точки зрения международного права.
Е.В. Климова
2007.03.041. ГАННАЖЕ Л. ПРИМЕНЕНИЕ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА В СРЕДИЗЕМНОМОРСКОМ РЕГИОНЕ: МНЕНИЕ БЛИЖНЕГО ВОСТОКА НА ПРИЗНАНИЕ ВО ФРАНЦИИ ДОБРОВОЛЬНОГО РАЗВОДА ПО МУСУЛЬМАНСКОМУ ПРАВУ. GANNAGE L. Le relativisme des droits de l'homme dans l'espace méditerranéen: Regards du Proche-Orient sur la reconnaissance en France des répudiations de droit musulman // Rév. intern. de droit comparé. - P., 2006. - N 1. - Р. 101-116.
Тема настоящей статьи является одной из наиболее актуальных и спорных в действующем законодательстве Франции, по мнению представителей Ближнего Востока. Французская правовая доктрина при регулировании вопроса о разводе на территории средиземноморского региона, с одной стороны, достаточно прогрессивна, но с другой - не последовательна, а в некоторых случаях противоречива. Настоящая статья представляет собой собственную точку зрения на данную проблему.
Отмечается, что отказ от национальных правовых традиций при переезде на постоянное проживание на территорию иностранного государства является проблемой многих развитых европей-
