CC BY
13
2004.04.033. АВДЕЕВА О.Ю. «БОЛЬШЕ ЗРИТЕЛЬ, ЧЕМ УЧАСТНИК...» // Осоргин М. Свидетель истории. Книга о концах: Романы. Рассказы / Сост., примеч. Авдеевой О.Ю. - М.: Интелвак, 2003. - С. 453-470.
В реферируемой статье «Больше зритель, чем участник.» О.Ю. Авдеева обращается к романной дилогии Осоргина, в которую вошли «Свидетель истории» (1932) и «Книга о концах» (1935). Основная тема романа - террор в Советской России. Первые статьи писателя о терроре появились в подпольных эсеровских газетах в 1905-1907 гг. Это были отклики на казни друзей. В начале 20-х годов в журнале «На чужой стороне» (Берлин; Прага) Осоргин напечатал первый большой мемуарный цикл, посвятив его событиям революции 1905 г. В статье отмечается, что дилогия создавалась в то время, когда тема русского террора перестала привлекать общественное внимание.
О.Ю. Авдеева отмечает автобиографические мотивы дилогии, духовную и творческую близость М. Осоргина с С.Т. Аксаковым: оба начинали с публицистики, с очерков, написанных с натуры; оба свои первые книги, которые вынашивались десятилетиями, опубликовали в преддверии старости; оба сознавали автобиографичность своих произведений и пытались ее преодолеть. При этом автор статьи полагает, что именно в душевной и сердечной близости к предмету повествования заключается подлинная сила Осоргина. Литературным материалом стали воспоминания писателя о революционной молодости. Автор статьи приводит ряд биографических фактов из жизни писателя, нашедших отражение в романной дилогии.
О.Ю. Авдеева анализирует образы наиболее ярких героев романной дилогии. Отмечается важность роли отца Якова: его характер как «свидетеля истории» неразрывно связан с русской действительностью, ее просторами и многолюдьем. Основной коллизией романа исследователь считает пересечение жизненного пути любопытствующего созерцателя отца Якова и «пламенных революционеров», «жонглеров бомбами и жизнями». Подчеркивается отличие статичного, чуждого житейским страстям, образа отца Якова от классического русского странника, который никогда не оставался созерцателем.
Независимо от атеистических взглядов писателя, отмечает О.Ю. Авдеева, его «мысль невольно возвращается к христианским идеалам» (с. 457). И потому в романе атеиста Осоргина возникают евангельские тексты, слова молитв, вспыхивают религиозные споры. В статье приводятся данные пермских исследователей об отце Якове Шес-
2004.04.033
190
такове: герой воспоминаний Осоргина погиб в Перми в 1919 г. от рук красногвардейцев (по другим данным - колчаковцев).
Антиподом отца Якова в романной дилогии является террорист Николай Иванович. О.Ю. Авдеева называет его прототипом друга Осоргина Петра Александровича Куликовского - фигура в эсеровской среде заметная: член боевой организации Б.В. Савинкова, участник покушения на великого князя Сергея Александровича. История Куликовского нашла отражение на страницах дилогии; была изменена лишь последовательность реальных событий. Автор предполагает, что писатель сознательно изменял даты, числа, названия, хронологию изображаемого. К документальности он не стремился, но иногда все же сохранял подлинные имена героев. Например, у отца Якова изменена лишь фамилия - отец Яков Шестаков, писавший под псевдонимом Камасинский, превратился в отца Якова Кампинского; Николай Иванович - партийная кличка Петра Александровича Куликовского.
Особое внимание уделено в статье центральным образам романа. В основе истории террористов Оленя и Натальи Калымовой - биографии реальных людей. В подтверждение автор приводит свидетельства мемуаристов. Молодая террористка Климова была приговорена к смертной казни, которую, однако, заменили пожизненным заключением, по ходатайству ее отца. Осоргин цитирует в романе строки письма Климовой, написанного в ожидании казни. Это письмо высоко оценил С. Л. Франк.
Анализируя образы героев-террористов, О.Ю. Авдеева отмечает, что это очень разные люди, но, как показывает Осоргин, похожими их делала «одна сторона личности - поглощенность убийственной и убивающей идеей... зомбированность сознания» (с. 460), как сказали бы в наше время.
Автор статьи сравнивает произведения Осоргина, посвященные революционным событиям, с книгой Бориса Савинкова «Воспоминания террориста» и находит принципиальное отличие: Савинков старательно избегал оценок пережитого, Осоргин же, оставаясь сдержанным и ненавязчивым, не боялся высказать свою точку зрения. Осоргин считал, что революционеров 1905 г., «просчитавшихся мечтателей», жертвовавших собой «для народа», и
революционеров 1917-го, действовавших «для себя», разделила пропасть (с. 455).
Кроме того, отмечает автор статьи, писателя болезненно задевал «Рассказ о семи повешенных» Л. Андреева. Его герой- Вернер - ожидает казни. Прототипом Вернера, как и прототипом Ринальдо в «Книге о концах» Осоргина послужил один и тот же человек - Всеволод Владимирович Лебединцев (Кальвино). В мемуарном очерке 1924 г. Осоргин резко спорил с Л. Андреевым. Холодность, усталость от жизни, презрение к людям, которые Андреев видел в профессиональном революционере Вернере, Осоргин считал чертами, совершенно не свойственными Лебединцеву.
Суммируя результаты исследования рассказа Л. Андреева и романной дилогии М. Осоргина, автор статьи делает следующий вывод: «Расхождения были не в содержании и не в смысле рассказа, но в его тоне. Проза Осоргина с ее страстной, открытой, порой чрезмерной публицистичностью, с экспрессивными вторжениями авторской речи, одновременно и сдержана» - говоря о последних днях, последних минутах Оленя, писатель был «строже, целомудренней Андреева» (с. 464465).
О.Ю. Авдеева приводит мнение современной исследовательницы творчества М. Осоргина Татьяны Марченко, которая с некоторой долей осуждения пишет о позиции писателя - «носителя того мировоззрения, которое господствовало в интеллигентской прогрессистской среде» (с. 468).
В завершении статьи автор задается вопросом: существовала ли когда-либо в кругах интеллигенции единая оценка русского террора? И сама же утверждает, что отношение к русскому терроризму никогда не было и не могло быть однозначным. О.Ю. Авдеева видит заслугу Осор-гина в том, что он остро ощущал личную ответственность и раньше других понял, какое это непосильное бремя - видеть плоды своих «революционных подвигов» (с. 470).
Е.И. Силаева
2004.04.034. АВЕРИН Б.В. ДАР МНЕМОЗИНЫ: РОМАНЫ НАБОКОВА В РУССКОЙ АВТОБИОГРАФИЧЕСКОЙ ТРАДИЦИИ. - СПб.: Амфора, 2003. - 400 с.
В монографии доктора филол. наук Б.В. Аверина (проф. СПБГУ) рассматривается специфика автобиографического жанра, творческий
