CC BY
27
ИСТОРИЯ ВСЕМИРНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
ЛИТЕРАТУРА СРЕДНИХ ВЕКОВ И ВОЗРОЖДЕНИЯ
2004.04.011. ФУМО Дж. К. «МАЛЫЙ ТРОИЛ»: ПЯТАЯ ГЕРОИДА И ЕЕ ОВИДИАНСКИЙ КОНТЕКСТ В «ТРОИЛЕ И КРЕССИДЕ» ЧОСЕРА. FUMO J. C. «Little Troilus»: Heroides 5 and its Ovidian contexts in Chaucer's Troilus and Criseyde // Studies in philology. - Chapel Hill, 2003. - Vol. 100, N 3. - P. 278-315.
В реферируемой статье Джеми К. Фумо рассматривает связь Чосе-ра с Овидием и аллюзивный стиль Чосера на примере исследования функции Пятой Героиды (письма Эноны к Парису) в структуре «Троила и Крессиды».
В последнее десятилетие многие ученые уделяли все большее внимание сходству Овидия и Чосера (Richard L. Hoffman, John M. Fyler, Michael A. Calabrese, W. Wetherbee, J.V. Flemig). Исследователи отмечали любопытное использование «Героиды» в двух местах поэмы Чосера. Некоторые из них выявляли иронию, связанную с неточными аллюзиями, в которых говорится об измене и предсказывается гибель Трои, однако никто, как считает автор статьи, не заметил аллюзивного использования Пятой Героиды и ее функции в качестве метаповествовательного структурного приема в композиции поэмы Чосера (с. 280). Столь же малое внимание уделялось и интертекстуальному потенциалу Пятой Героиды в рамках произведений Овидия. Но именно этот аспект письма Эноны привлек Чосера и повлиял на его трактовку.
Для того чтобы более отчетливо выявить овидианский контекст в «Троиле и Крессиде», автор предлагает применить двусторонний подход: во-первых, рассмотреть те моменты, где Чосер цитирует письмо Эноны, и отметить внесенные им изменения; во-вторых, показать многовалент-ность овидианского текста, его значение для композиции поэмы, как интертекстуального фона многих особенностей поэмы (с. 280).
По мнению К. Фумо, «Героида» является микрокосмосом действия поэмы Чосера. Овидианский текст действует в поэме подобно символу Троила в ранней традиции. Как и Троил в юности является символом жизни Трои, а своей смертью предвещает ее падение, так и Пятая Героида содержит в себе начало и конец Трои и Троянской войны. «Героида» служит не просто вставным повествованием, а «функцией» в поэме Чосера - в ней в сжатом символическом виде содержатся основные линии действия поэмы, поэтому ее по праву можно считать «малым Троилом».
Чосер использует письмо Эноны к Парису для того, чтобы показать отношения между зарождением и трагическим концом войны через описание любви главного героя и невозможности излечиться от нее. Такой подход к проблеме дает новую перспективу повествованию. Из нее вытекает вопрос, который задается сначала с точки зрения овидианской поэзии, потом с точки зрения христианства - вопрос о глубинной связи поэзии с искусством врачевания.
Автор статьи считает, что Чосер использовал Пятую Героиду как структурный прием для соединения двойственностей в поэме: природы первого и второго горя Троила, его образа как деятеля-мужчины и женоподобной жертвы, обстоятельств его смерти как воина и влюбленного. Интертекстуальность раскрывается на уровне повествовательной техники, рассматривается предопределенность образа Троила текстуальной традицией. Образ Троила, по мнению автора статьи, является объектом диалога Чосера с классическими источниками; при правильном понимании его можно увидеть, насколько хорошо Чосер был знаком с произведениями Овидия.
Две аллюзии на Пятую Героиду кажутся на первый взгляд чисто декоративными. Однако они основаны на неправильном цитировании, что заставляет вновь перечитать Овидия. Тем более, что цитирующие персонажи (Пандар и Крессида) явно призывают забыть контекст и не обращать внимание на цитату. В ходе исследования Джеми Фумо восстанавливает интригующий ход Чосера в использовании классических цитат. Он убежден, что аллюзии на «Героиду» побуждают к определенным интерпретационным выводам. Эти аллюзии не просто аллегории, но они являются толчком к пониманию произведения - выявляют метатек-стуальные измерения образа Трои у Чосера, который как и Троил составлен из фрагментов и отголосков и является образом поэзии (в частности, языческой). Таким образом, поэзия в «Троиле и Крессиде»
показана как потенциальное лекарство от любви и как обреченное основание культуры (с. 282).
В первой части своего исследования, которая называется «Пятая Героида» и «Троил и Кресида» 1: аллюзия или иллюзия?» автор рассматривает роль письма Эноны в первой книге поэмы Чосера. Письмо Эноны очень интересовало Чосера: оно упоминается в «Доме славы», на него есть аллюзии в рассказе Сквайра. Такой интерес был не характерен для той эпохи. Средневековые мифографы особо не упоминают Энону, традиционно ее роль в жизни Париса затемнялась ролью Елены. Эта традиция была известна в Средние века на Западе через Иосифа Экстер-ского, Бенуа де Сен-Мора и Гвидо делла Колонне. В пересказе истории Троила эти авторы в основном опирались на версию Дарета (участника Троянской войны со стороны троянцев) и следовали его сочувственной трактовке образа Елены. В версии Диктиса (критянина) рассказывается об Эноне, женщине, отвергнутой Парисом и потом оплакивающей его смерть. Пятая Героида является единственным латинским произведением, в котором Энона играет первую роль. Именно этот удивительный психологический портрет обманутой возлюбленной и привлек внимание Чосера. Интерес Овидия к образу Эноны тоже был необычен. В письме Эноны перемежаются нежность и ядовитый сарказм. В конце своего письма она говорит, что не может излечить себя с помощью врачебного искусства, данного ей Аполлоном. Эта тема важна как для Овидия, так и для Чосера. Трактовка Овидием образа Эноны отличается от его трактовки в ранней традиции. Самые ранние свидетельства истории Эноны относятся к эллинистическому периоду (с возможными доэллинистиче-скими влияниями), но история, используемая в этих свидетельствах, похоже, опирается на иную традицию, чем та, которую использовал Овидий: в ней внимание уделяется не роману Париса и Эноны, а смерти Париса от стрелы Филоклета. В отличие от Эноны Овидия, Энона ранней традиции обладает мантическим искусством, и она настолько зла на Париса, что поначалу отказывается лечить его от раны. Когда же она соглашается, уже слишком поздно, и она убивает себя.
В ранней традиции говорится, что только Энона может вылечить раненого Париса, а у Овидия Энона жалуется на то, что ее любовную рану может исцелить только Парис. Так же как и Чосер в обработке истории Троила, Овидий отвергает традицию, в которой основное внимание уделяется военным событиям, в пользу традиции, где война служит лишь фоном для любовных событий. Удивительно, что нет ни одной
версии, кроме версии Овидия, в которой Энону любил бы Аполлон. Некоторых ученых этот факт заставляет предположить, что была утеряна версия, которую использовал Овидий. В первой книге «Троила и Кресси-ды» Пандар, желая помочь Троилу, спрашивает, читал ли он письмо Эноны к Парису. Троил его не читал, и Пандар, неправильно цитируя его, говорит о любви Аполлона к дочери Адмета. Пандар применяет слова письма к себе как к неудачливому влюбленному, который хочет помочь Троилу: в письме говорится о враче, который может излечить других, но не может излечить себя. Логика Пандара, по мнению автора, напоминает логику Батской ткачихи и Шантеклера. Пандар сводит содержание письма к жизни Троила: рассказывает о преданном ухаживании, неизлечимых страданиях отвергнутого и предсказывает падение Трои как следствие предательства в любви (с. 287).
Надо быть таким же наивным, как Троил, чтобы принять эту аллюзию за случайную, чего Чосер не ожидал от внимательного читателя. Если посмотреть на историю Эноны в Пятой Героиде, можно увидеть, что она населена родственниками Троила: Парис и Кассандра, Деифоб, Гектор, Приам. Энона, как и обезумевший Троил в 5 книге, получает совет Кассандры, которая предупреждает ее опасаться греческой коровы (в случае с Троилом это греческий кабан).
Но внутренняя связь «Героиды» и «Троила и Крессиды» более сложна, чем просто использование аллюзий и параллелей. В начале поэмы Троил как бы вновь проигрывает сцену суда Париса, предпочитая страсть разуму - его ухаживания за женщиной, Крессидой (=Еленой), является причиной гибели. Отвергнутую Энону можно рассматривать по-разному, в зависимости от строгости нравственных критериев, как естественную (у8 идольская, чувственная любовь), как долг воина по отношению к стране или с позиций Боэция, как истинное отечество разумного человека (с. 287). В то же время, если принять интертекст как предзнаменование будущих событий, то Троил должен быть Эноной, чьи страдания от обманутой любви не знают исцеления, а Крессида - Парисом, который переходит через границы национальности (уезжает в греческий лагерь) (с. 288).
Первая точка зрения предполагает нравственную критику Троила как деятеля, вторая - симпатию к нему как к жертве. Диалог между этими двумя контекстами является для поэмы центральным, и более явно проявляется во второй аллюзии на Пятую Героиду в книге 4, где его
символическое разрешение предваряется полифонией мифологических аллюзий.
Вторая часть статьи называется «Аполлонические структуры». В ней рассматривается значение Аполлона в контексте аллюзии на Пятую Героиду и его роль в поэме Чосера. Основываясь на сходстве Аполлона и Париса на любовном уровне, в этой части критик проводит анализ дуалистической роли Аполлона как бога поэзии и Трои и показывает, как внимательное изучение роли Аполлона открывает взаимоосвещающую природу интертекстуальности и метапоэтики в поэме Чосера (с. 289). Пандар при цитировании письма Эноны приписывает неизлечимую любовь Аполлону вместо Эноны и называет объектом его любви дочь царя Адмета. Первое изменение является сознательной манипуляцией, у второго есть текстологическое объяснение (см. Героиды, 5, 151-152). Хотя в некоторых версиях говорится, что Аполлон был влюблен в Адме-та, ни в одном классическом источнике не упоминается о любви Аполлона к его дочери. Чосер мог использовать итальянский перевод «Героид», сделанный Филиппо Чеффи как подстрочник для понимания сложного текста Овидия. В этом переводе как раз говорится о дочери Адмета.
Чосер в первой книге поэмы связывает Троила с Парисом, а проклятие Троила Купидону и последствия этого отражают историю Аполлона и Дафны. В своей трактовке письма Эноны Чосер сводит два мифологических эпизода, которые Овидий уже творчески объединил. Тем самым мы видим, насколько хорошо Чосер владел текстом Овидия. В рамках Пятой Героиды можно отметить и еще одно сходство Париса и Аполлона: первый возлюбленный Эноны (Аполлон) назван ее строителем, а второй - приводит ее к разрушению. Но из «Метаморфоз» 1 очевидно (и Чосер напоминает об этом с помощью неправильного цитирования), что Аполлон слаб, он не может излечить себя, поэтому Троя не может устоять, как дело рук такого слабого строителя.
Образ Аполлона важен и для понимания того, как Чосер объединил истории Эноны с вопросами о любви и войне, о природе поэзии и здоровье.
По мнению автора, Чосер и Овидий считали Аполлона - бога поэзии символом, мистическим референтом искусства, как такового Чосер наделяет его особым значением в «Троиле и Крессиде», а также в земной «кульминации» «Кентерберийских рассказов», когда искусство разбивается вместе с музыкальными инструментами Аполлона в конце рассказа
Эконома. У Овидия Аполлон тоже играет существенную роль. Аполлон -амбивалентная фигура: он бог, излечивающий и разрушающий, сеющий болезнь своими стрелами. В трактовке Овидия и Чосера это баланс нарушен - выражен в невозможности исцелить себя. Образ Аполлона был осложнен в Средние века, когда аллегорические толкователи Овидия превратили его в прообраз Христа, и этот новый образ сосуществовал с образом немощного Аполлона из источников. Хотя и Чосер, и Овидий принимали традиционную роль Аполлона как прорицателя правды, они относились к нему с иронией. Языческий поэт отказывается принимать его всерьез как пророка, а христианский поэт отказывается видеть в нем прообраз Христа. Для обоих поэтов Аполлон - символ не мудрости и умеренности, а неконтролируемой страсти и неэффективного лечения.
Образ Аполлона, по мнению автора статьи, связан и с образом Троила, и с самим Овидием: все они оскорбляют Купидона, и он ранит их любовью. Из «Науки любви» и «Лекарства от любви» мы видим, что Овидий не в силах побороть любовь. Он напоминает Аполлона, который, будучи врачом, не мог излечить себя. Овидий, сравнивая себя с Аполлоном, признает, что его поэзия не может исцелить, она может лишь немного помочь посредством самообмана через искусство, которое еще больше делает больным. Овидий отождествляет здоровье с иллюзией (с. 297). Эти выявленные автором теоретические структуры находят выражение в деталях характеризации и в общей идее «Троила и Кресси-ды». Аполлон - бог поэзии, он поднял стены Трои своей лирой. Таким образом, Троя является его художественным произведением. Но она не устоит, так как ее строитель бессилен излечить себя от любви, и поэзия Овидия неспособна излечить Троила. Тем самым, автор называет поэзию Овидия, как и Трою, саморазрушающимся артефактом (с. 298).
В третьей части своего исследования автор рассматривает связь Пятой Героиды, «Метаморфоз» 13 и падения Трои. Будучи тесно связан с Аполлоном, Троил в некоторых версиях мифа - сын Аполлона и Гекубы. Спор Троила с Купидоном развивается параллельно спору Аполлона с Купидоном. По некоторым версиям Троил был убит Ахиллом в храме Аполлона. Аполлон - строитель Трои, а Троил - ее опора, он является символом жизни Трои.
На протяжении всей поэмы, по мнению автора статьи, чувствуется присутствие болезни, что, на его взгляд, вызвано куртуазной традицией истолкования любви как болезни. Троил описывает свою любовь как смертельный симптом. Лекарства же Пандара, наоборот, помогают ему
влюбиться, а когда ему действительно необходимо излечиться, они уже не действуют. Автор предполагает, что невозможность излечиться является мотивом, который связывает страсть Троила с гибелью Трои. Клятва Крессиды в 4 книге поэмы напоминает клятву Париса в «Героиде». Таким образом, Троил из Париса преображается в Энону, а Крессида - в предателя Париса. Эта вторая аллюзия дополняет первую, в которой предвещалась параллель Троила и Эноны. Природа чувства Троила похожа на любовь Эноны. Хотя аллюзия на «Героиду» в 4 книге является основной, в ней присутствует и другой контекст. Клятвы Крессиды и Париса различаются тем, что они клянутся разными реками. Чосер заменил Ксанф на Симоис. Хотя некоторые критики считают, что это сделано по соображениям ритма, здесь все не так просто, если обратиться к «Метаморфозам» 13.324-27. В этом отрывке, где тоже упоминается река Симоис, Одисссей спорит с Аяксом о том, кому достанется оружие убитого Ахилла, и о том, кто пойдет за оружием Филоклета. Из Сервия Чосер мог знать, что Парис должен был быть убит стрелой Филоклета (в других традициях этому эпизоду не придается столь большое значение, так как потом рассказывается о продолжении войны и Троянском коне). Но совершенно очевидно, что это имеет символическое значение: война заканчивается на символическом уровне, когда убит Парис, начавший ее. Изменяя реки, Чосер выбирает ту из них, которая связана с судом Париса. Симоис течет с Иды, дома Эноны, места суда. Клятва Крессиды связана с 13 главой «Метаморфоз»: Крессида, как и Одиссей, убеждает, что ей удастся осуществить
задуманное. Но Одиссей - лжец и ритор. Параллель между ними стано-воится еще более убедительной, если учесть, что к Филоклету Одиссея сопровождал Диомед. Поход Одиссея служит тому, что Парис умирает, а действия Крессиды заканчиваются смертью Троила, который является одновременно Парисом и Эноной, благодаря присутствию в клятве Крессиды Пятой Героиды и 13 главы «Метаморфоз».
Критик задается вопросом, где же та стрела, которая убивает Троила. Река Симоис сравнивается с яркой стрелой, этот отрывок не находит параллелей ни в «Героиде», ни в «Метаморфозах». Выражение «to run like an arrow» стало поговоркой именно после того, как Чосер использовал его. Чосер знал, что Симоис - река извилистая, поэтому его сравнение не могло основываться на качестве прямоты. Скорее Чосер имел в виду стрелы Филоклета; и в клятве Кресссиды содержится смертельное сравнение: стрела пронзает Трою и Троила. Здесь опять
параллель «Троил - Парис»: со смертью Троила падает Троя. Что же это за метафорическая стрела? Необходимо внимательно исследовать образность и ассоциации в поэме. Возможно, этой стрелой является несдержанная клятва Крессиды. Образ слов как смертельных стрел не нов для Чосера, скорее он - клише (Рассказ Студента). В начале поэмы Троил клянется, что умрет от руки Ахилла, если бросит тень на имя Крессиды. Но Крессида сама себя опорочила, и Троил убит Ахиллом.
Чосер ассоциирует яркость, во-первых, с любовью, во-вторых, с Крессидой. Взгляд Крессиды пронзает Троила, в 3 книге он называет ее глаза яркими. Описание того, как Троил влюбляется, показано двояко: Купидон стреляет в него - его пронзает взгляд Крессиды. Образ яркой стрелы присутствует и в «Метаморфозах»: этой стрелой Купидон стреляет в Аполлона. Разрушительная сила стрелы любви проявляется в измене Крессиды. Любовь убивает Троила - его гибель влечет за собой гибель Трои. Автор статьи считает, что нитью, связывающей все эти контексты, является Аполлон. Он предлагает обосновать появление Аполлона в Пятой Героиде следующим образом: в 12 книге «Энеиды» Эней ранен неизвестной стрелой. Его лечит Иапет, который был возлюбленным Аполлона. Аполлон предлагает ему дары (как и Эноне!): гадание, лиру, стрелы, но Иапет просит искусство врачевания. Однако в нужный момент это искусство не помогает. Искусство Аполлона не может помочь, так как сам он неизлечимо болен. Аполлон у Вергилия больной врач, и именно этот аспект нашел отражение в «Героиде». В произведениях Вергилия, Овидия, Чосера очевидно соотнесение ранения на войне (Эней, Парис) и в любви (Аполлон, Энона). Чосер усложнил эту диалектику посредством раскрытия любовного измерения военных действий и показав разрушительную силу любовного обмана (с. 309).
Лекарства Аполлона не помогают ни в любви, ни на войне. В традиционной версии Аполлон помогает Парису убить Ахилла. Но Троил, как образ Париса, убит Ахиллом. Аполлон связан с понятием поражения. Символическая смерть Троила от яркой стрелы перекликается с поражением Аполлона от срелы в «Метаморфозах» 1 и объединяется с неудачным применением лекарств Аполлона в «Энеиде» 12 и Пятой Героиде. Традиционно Аполлон рассматривается как строитель Трои, в версии же Чосера Троил является отражением раненого Аполлона. У Овидия Троянская война началась из-за того, что Парис не излечился от любви к Елене, а у Чосера она заканчивается из-за того, что не мог исце-
литься Троил. Троил выступает и как Парис, убитый стрелой, и как Энона, которая не может исцелиться.
Автор анализирует эпилог поэмы Чосера, который не является традиционным заключением. В нем разрешаются вопросы, заданные в поэме. Трагедия Троила состоит в его отказе от исцеления, но в то же время она отражает несостоятельность медицины и искусства. Троил отвергает лекарства Овидия, и в этом его нравственное достоинство, но он не видит лекарств Боэция, который считал здоровье - разумом, а болезнь - страстями. Вместо поиска временного исцеления Чосер отрекается от чувственной любви. В христианской перспективе эпилога болезнь Троила становится состоянием неискупленного человечества, спасенного Христом, который взял на себя его болезни. В Средние века был очень важен момент исцеления через Христа. Стрела, пронзившая Троила, излечивает его от чувственной любви - и в этом читатель должен видеть пример себе и то направление, куда ему следует обращать свою любовь. В молитве, взятой из Данте, Чосер призывает Бога, а не Аполлона или Овидия. На вопрос Овидия: «Quo non ars penetrat?" можно ответить - в восьмую сферу. Овидий считает, что судьба должна уступить искусству, но это ведет к саморазрушающемуся искусству. Чосер, хотя и зависит от античных поэтов, считает свое искусство более высоким, так как оно служит духовному здоровью, Христу. Он создает свои произведе-
ния для Создателя - и тем самым получает победу над смертью, что было невозможно для языческих поэтов.
И. С. Никитина
2004.03.012-013. НОВЫЕ ИССЛЕДОВАНИЯ О «НАЗИДАТЕЛЬНЫХ НОВЕЛЛАХ» СЕРВАНТЕСА. (Сводный реферат).
2004.04.012. КАРРАНСА П. СИПИОН, БЕРГАНСА И ЭЗОПОВСКАЯ ТРАДИЦИЯ.
CARRANZA P. Cipion, Berganza, and the Aesopic Tradition //Cervantes: Bull. of the Cervantes society of America. - Gainesville, 2003. - Vol. 23, N 1. - P. 141-163.
2004.04.013. МЭНСИНГ Г. ПРОТОТИПЫ ЖАНРА В «НАЗИДАТЕЛЬНЫХ НОВЕЛЛАХ» СЕРВАНТЕСА.
MANCING H. Prototypes of Genre in Cervantes' Novelas ejemplares // Cervantes: Bull. of the Cervantes society of America. - Gainesville, 2000. -Vol. 20, N 2. - P. 127-150.
Несмотря на некоторый спад интереса к «Назидательным новеллам» Сервантеса в последнее время по сравнению с 1990-ми годами, в бюллетене Американского Сервантесовского общества появились две статьи, трактующие весьма острые и актуальные вопросы, связанные с этим произведением.
Пол Карранса (Пенсильванский ун-т) в статье «Сипион, Берганса и эзоповская традиция» пишет о возможном влиянии на «Разговор двух собак» басен Эзопа и анонимной «Жизни Эзопа» (публиковавшейся в Испании эпохи Сервантеса, как правило, вместе с баснями). Присутствие эзоповской традиции в этой новелле отмечали многие исследователи, однако большинство из них ограничивались простой констатацией данного факта. Другие упоминали о ней лишь для того, чтобы оспорить наличие каких-либо серьезных связей между новеллой Сервантеса и творчеством античного баснописца. Их аргументы сводились к тому, что мир, где состоялась беседа Сипиона и Бергансы, реалистичен, а внезапно открывшаяся способность этих двух собак к разговору расценивается как чудо. В мире же эзоповских басен разговаривающие собаки - естественное явление, и возможность их существования - само собой разумеющаяся предпосылка восприятия текстов этого жанра. Не оспаривая данного тезиса, П. Карранса выявляет наличие в новелле Сервантеса более тонких и глубоких отсылок к эзоповской традиции, чем только наделение животных способностью к человеческой речи.
