CC BY
45
2004.02.030. ШЕВЧЕНКО Л.И. РУССКАЯ ПРОЗА ТРЕХ ПОСЛЕДНИХ ДЕСЯТИЛЕТИЙ (70-90-е ГОДЫ ХХ в.). - Ке1се: Wyd-wo Ака± Swi§tokrzyskiej, 2002. - 295 с.
Л.И. Шевченко (доктор филол. наук, проф. Ин-та филологии Киевского национального ун-та им. Тараса Шевченко) выделяет в литературном движении 70-90-х годов периоды застоя, перестройки и постпере-строечное время.
В период застоя государственная цензура провоцировала появление литературы «самиздата» и «тамиздата», а самоцензура обусловила тяготение к метафоричности, иносказательности, что в свою очередь формировало особый тип изощренного читателя, умеющего видеть подтекст, читать между строк. В литературном процессе сосуществовали три типа произведений, различающихся по направленности: апологетическая (официозная) литература; литература, издающаяся легально, но ищущая альтернативную систему ценностей; критический, нонконформистский массив самиздата и тамиздата.
Апологетическая литература была неоднородной и при всей лояльности к строю не могла не отразить крах идеологии и связанных с нею ценностей, лицемерие и фальшь отношений в обществе, апатию и пессимизм в обыденной жизни. Официозные произведения стремились воплотить идею «нового человека», неуклонно стремящегося к коммунистическому будущему. В производственной прозе (к разряду которой Л. И. Шевченко относит произведения о рабочем классе, о счастливой жизни в колхозной деревне, о труде ученых и интеллигенции) все ценностные установки были детерминированы идеалами Системы. Вместе с тем характерным становилось исследование, а не воспевание героики. В книге анализируются романы «Территория» О. Куваева, «Обретешь в бою» В. Попова, «Индустриальная баллада» М. Колесникова, «Сказание о директоре Прончатове» В. Липатова, свидетельствующие об усилении интереса к нравственно-психологической проблематике, к осмыслению значимости человека как такового.
Заметным явлением была военная проза, воплотившая «идею самоотверженной защиты тоталитарного государства» (с. 26). Но она ставила и актуальные нравственные проблемы, исподволь приучая читателя к фактографически точному показу событий, к обнаженной жизненной правде. Особую роль здесь сыграли произведения В. Быкова, В. Кондратьева, В. Астафьева, Ю. Бондарева.
Сложное явление представляла собой городская проза; разоблачая нравственные пороки современников, она свидетельствовала о разлагающем влиянии Системы на жизнь людей (Ю. Трифонов, С. Есин,
А. Битов, Д. Гранин). Именно в этой ветви прозы складывалась особая манера повествования - балансирование на грани дозволенного путем намеков, подтекста и т. п. В этом русле началось творчество нового поколения именуемого «сорокалетними», или «московской школой». Такие писатели, как В. Маканин, А. Ким, В. Крупин, В. Орлов, Л. Петрушевская, выдвинули в центр своего внимания маленького человека, часто представителя городского дна, неудачника, потерявшегося в сложном мире.
К началу 80-х годов актуализировалась деревенская проза, ставившая остросоциальные и философские вопросы. Здесь создавалась художественная модель мира, ориентированная на идеализированное прошлое, на общинные идеалы и ценности. Деревенская проза выступала как альтернативная по отношению к идеям, отстаиваемым Системой.
Л.И. Шевченко выделяет экологическую прозу, явившуюся реакцией на бездумную технизацию и урбанизацию. В ней дисгармония отношений человека и природы раскрывалась в философско-романтическом и неомифологическом ключе.
Анализ основных направлений в прозе периода застоя приводит автора книги к выводу, что русская литература вела поиск новых ориентиров и тем расшатывала Систему изнутри. Но удар по господствовавшему порядку нанесли произведения самиздата и тамиздата.
Слово «самиздат» связано с именем поэта Н. Глазкова, который выпускал рукописные книги и ставил на титульном листе вместо названия издательства «Самсебяиздат». Возникновение неподцензурной печати Л.И. Шевченко связывает с реакцией на репрессивные меры, которые стали применяться по отношению к инакомыслящим в конце «оттепели».
В книге перечисляются важнейшие альманахи и журналы самиздата: «Синтаксис», «Ересь», «Литфронт литфака», «Феникс-61» и т.д.; показана их мировоззренческая и художественная ориентация. Центром стал Ленинград, где с 1976 по 1990 г. выходили: прозападный журнал «37» и противостоявший ему журнал «Часы»; посвященная проблемам поэтического языка «Северная почта»; типографский «Митин журнал». В самиздате печатались авторы-современники, которые не могли быть опубликованы в официальной печати по идейным или эстетическим
соображениям. Кроме того, так распространялись и произведения Д. Хармса, Н. Гумилева, воспоминания Надежды Мандельштам, письма и воззвания в защиту тех, кто подвергался гонениям. Л.И. Шевченко анализирует появившиеся впервые в самиздате повести «Москва - Петушки» Вен. Ерофеева, «Николай Николаевич» и «Кенгуру» Юза Алешковского.
Раскрепощенной в идейно-эстетическом плане представала и литература «тамиздата». Термин возник в 1957 г. в связи со скандальной публикацией в Италии без санкции властей романа Б. Пастернака «Доктор Живаго». Тамиздат был порождением третьей волны русской эмиграции, существенно отличавшейся от двух предшествовавших. Будучи воспитаны советским обществом, писатели третьей волны неизбежно обращались в своих произведениях к его понятиям и ценностям. Вместе с тем в их книгах стилевые традиции советской литературы соединялись с опытом нонконформистских писателей 1920-30-х годов (Б. Пастернак, М. Булгаков, И. Бабель, Б. Пильняк, М. Цветаева, Ю. Олеша) и с художественными достижениями мировой литературы (Э. М. Ремарк, Э. Хемингуэй, Ф. Кафка, Г.Г. Маркес). Издание книги за границей, в тамиздате, в некоторой степени провоцировало последующую эмиграцию писателя. Именно так оказались эмигрантами третьей волны
А. Синявский и Ю. Даниэль, В. Некрасов, А. Солженицын, Г. Владимов. Тамиздат приводил к эмиграции и сам был ее детищем.
Крупными издательствами, выпускавшими книги русских авторов, были «Ардис», «Хроника», «Руссика», «УМСА-РгеББ» (основано еще в 1921 г. в Праге, затем переместилось в Париж), «Посев». Выходили многочисленные журналы и альманахи: «Новый журнал», «Грани», «Континент», «Синтаксис», «Эхо». С 1975 г. публикации в тамиздате приобретают массовый характер.
В 1979 г. за границей выходит задуманный как художественно плюралистический альманах «Метрополь». Василий Аксёнов, Андрей Битов, Виктор Ерофеев, Фазиль Искандер и Евгений Попов собрали в одной книге произведения 23 авторов, резко различавшихся в стилевом отношении, экспериментировавших с жанром и поэтикой произведений, допускавших употребление табуированной лексики.
В тамиздате печатались произведения, тематически не возможные в СССР: о сталинских лагерях, о брежневских психушках, где усмиряли инакомыслящих, о лицемерии и произволе, царивших в стране. Публиковались и не соответствовавшие эстетике советской литературы модернистские, концептуалистские произведения. В 1970-80-х годах ведущей
темой тамиздата была лагерная («Колымские рассказы» В. Шаламова, «Все течет» В. Гроссмана, «Архипелаг ГУЛАГ» А. Солженицына, «Верный Руслан» Г. Владимова и др.). Значительное место занимали сатирические произведения о жизни в СССР, написанные в гротескной, фантасмагорической манере. Это «Зияющие высоты» А. Зиновьева,
«Иванькиада» и «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина» В. Войновича, «Остров Крым» В. Аксёнова. Анализируя эти произведения, Л. И. Шевчен-ко отмечает, что не всегда в них актуальность тематики соединялась с высоким художественным качеством. В ряде случаев изображение негативных сторон жизни в СССР становилось «пропуском» за рубеж; но такие произведения, лишенные глубины обобщения, наполненные только ядом неприятия, со временем лишились читателя.
Тема России, ее прошлого и настоящего была представлена не только сатирическими произведениями. Многие писали в традиционной реалистической манере, в стиле исповедальной, психологической прозы, пытались понять противоречия развития страны, размышляли о трагическом ее пути, личную биографию вписывали в историю родившей их земли. Тонким психологизмом пронизана «Маленькая печальная повесть» В. Некрасова; к общечеловеческим ценностям обращен роман В. Аксёнова «Ожог»; драматизм судеб еврейского и литовского народов через частную жизнь отражен в цикле рассказов «Легенды Инвалидной улицы» и романе «Викинг» Э. Севелы.
Острота постановки мировоззренческих проблем, стремление постигнуть суть истории и бытия человека в ней составляют суть философско-исторической прозы, своеобразие которой и отличие от аналогичного направления в прозе метрополии Л. И. Шевченко видит в сопряженности с религиозно-философскими исканиями, с понятиями Божьего промысла, греха и искупления. В книге анализируются роман «Семь дней творения» В. Максимова, «Псалом» Ф. Горенштейна, роман-эпопея «Красное Колесо» А. Солженицына.
Среди произведений третьей волны эмигрантская тема, к удивлению, занимает небольшое место. В отличие от писателей первой и второй волн эмиграции, представители третьей не страдали ностальгией по родине. Их ориентация чаще всего прозападная. В центре внимания писателей - судьбы тех, кто со своей «совковой» ментальностью пытается вписаться в чужой мир, утвердиться в нем, чьи мечты о красивой жизни часто разбиваются драматизмом неприкаянности. Примером
служит проза С. Довлатова - «Иностранка», «Заповедник», «Ремесло». Скандальную известность приобрели произведения Э. Лимонова «Это я -Эдичка», «Дневник неудачника». Л. Шевченко считает, что можно принимать или не принимать прозу Э. Лимонова, но без нее общая картина литературы третьей волны будет неполной.
Русская постмодернистская литература зарождалась в эмиграции третьей волны. Автор рассматривает произведения Саши Соколова -«Школу для дураков» и «Палисандрию», отмечая в последней отрицание любых ценностных иерархий и «ориентацию на создание эзотерического текста», проясняемого лишь «через раскодировку его инертекстуальных связей» (с. 132). Хотя Виктор Ерофеев и не был эмигрантом, но его роман «Русская красавица» оказался в русле постмодернистских поисков писателей зарубежья. Вероятно, это и определило рассмотрение его автором книги в контексте литературы тамиздата.
В разделе «Проза периода перестройки» отмечаются такие особенности литературного процесса, как параллельная публикация современных произведений и написанных в предыдущие годы, но задержанных для печати вследствие антитоталитарного характера их содержания. В этом огромном потоке Л. И. Шевченко выделяет несколько групп: «раннеперестроечные» произведения о современности, в которых хотя и жива еще вера в возможность «социализма с человеческим лицом», но уже «намечался поворот к общечеловеческим ценностям» (с. 138). Таковы анализируемые в книге «Пожар» В. Распутина, «Печальный детектив» В. Астафьева, «Плаха» Ч. Айтматова.
Прозу антитоталитарной направленности Л. И. Шевченко дифференцирует по времени написания и способу вхождения в читательское сознание на «задержанные», сам- и тамиздатовские произведения и те, которые были написаны в годы перестройки. Первыми из «задержанных» были опубликованы романы «Новое назначение» А. Бека и «Жизнь и судьба» В. Гроссмана, повести В. Гроссмана «Все течет» и Б. Ямпольского «Московская улица». Исторические факты в этих произведениях получали философское осмысление. Жестко, не щадя читателя,
В. Шаламов показал в «Колымских рассказах» разрушение личности человека, побывавшего в сталинских лагерях.
Вторую половину 80-х годов Л.И. Шевченко называет годами бума антитоталитарной прозы. В сферу внимания автора книги включены «Дети Арбата» А. Рыбакова, «Факультет ненужных вещей»
Ю. Домбровского, «Белые одежды» В. Дудинцева, «Ночевала тучка
золотая» А. Приставкина. Все эти произведения дискредитировали прежние ценностные ориентиры, но не предлагали новых.
Слом привычных ценностей, отказ от какой бы то ни было оценки происходящего, обращение к жизни люмпенизированных слоев общества были характерны для «другой» прозы, или прозы «новой волны». Основываясь на способе изображения, построения общей картины мира, Л.И. Шевченко выделяет авангардно-импрессионистическое направление (повести В. Нарбиковой), иронический авангард («Новая московская философия» В. Пьецуха, «Бесконечный тупик» Д. Галковского), «натуральную» прозу (произведения Л. Петрушевской, С. Каледина,
О. Габышева).
В период перестройки формируется новый жанр - дистопия, основанный на проекции в будущее «отрицательных тенденций развития самой актуальной действительности» (с. 179). Характерными чертами дистопии являются катастрофизм, апокалиптичность мира. Примерами служат «Новые Робинзоны (Хроника конца ХХ века)» Л. Петрушевской, «Лаз» В. Маканина.
Процесс художественного осмысления мира в свете проблем свободы и одиночества, исчерпанности развития материи, неизбежного «конца всего и вся» отразили романы, в которых соединялись разные аксиологические координаты - язычество, христианство, буддизм, естественнонаучная философия. Органично сочетал в себе жестокий реализм и мифопоэтическое начало роман «Отец-Лес» А. Кима, анализ которого дан в книге Л.И. Шевченко. Постмодернистский роман А. Битова «Пушкинский дом» даже своей формой передает распад культуры: многочисленные культурные знаки, использование «чужого» текста, намеренная вторичность передают симулятивный характер мира, его неистинность.
Развитие прозы 90-х годов определялось несколькими факторами: отсутствием цензуры, коммерциализацией издательской деятельности (обусловившей не только свободу эстетического выражения, но и ориентацию на массовый уровень); отсутствием руководства со стороны писательских организаций и помощи от них; сужением читательского пространства русскоязычной литературы из-за распада Советского Союза и одновременно и увеличением центров распространения русской литературы в странах дальнего зарубежья.
Для литературного процесса 90-х характерны следующие черты: литература перестала делиться на апологетическую и противостоящую системе; слились воедино литература метрополии и зарубежья; иссяк
поток «возвращенной» литературы; перестала доминировать лагерная и антисталинская проза; литература утратила «учительскую», проповедническую функцию.
Изменение характера русской литературы выразилось в изменении жанрово-стилевой иерархии, вариативности художественных моделей мира, расширении проблематики. Писатели соц-арта, сюрреализма, постмодернизма деконструировали традиционные модели мира и культуры, создавая виртуальные реальности, внедряя в высокую литературу приемы массовой - триллера, мелодрамы, ремэйка. Из произведений исчезают и герои, «действующие на пределе человеческих возможностей», и персонажи нравственно опустошенные, «поставленные на край экзистенциальной бездны» (с. 202).
Глобальные социальные изменения привели к ценностной переориентации человека, к критическому пересмотру традиционной «русскости». Л.И. Шевченко, опираясь на статью М. Эпштейна «Русская культура на распутье», рассматривает традиционную русскую литературу как сопрягающую крайности, совмещающую святость и кощунство. Однако в новых условиях происходит нейтрализация противоположностей. «Полюса в 90-е годы становятся интертекстуальными, расходятся между самими произведениями, между воплощенными в них авторскими интенциями, и шире - между целыми литературными направлениями. Однако на маргиналиях этих же направлений и на их пересечениях появляется и нечто, их же отрицающее и серединное...» (с. 204). Появляются произведения, иронически или пародийно обыгрывающие былое учительское предназначение русской литературы, гротескно утрирующие характерные для национальной ментальности черты. Меняются этикоэстетические координаты личности: вместо страстности теперь культивируется чувство меры, порыв заменяется регламентированностью, потрясение - равновесием и устойчивостью. Автор анализирует роман М. Харитонова «Линии судьбы, или Сундучок Милашевича» и его повести «Прохор Меньшутин», «Провинциальная философия», представляющие «человекоцентричное» направление постмодернизма и неосентиментализм, а также романы-предупреждения «Пирамида» Л. Леонова, «Тавро Кассандры» Ч. Айтматова.
В 90-е годы популярной становится тема конца света, к которой обращаются писатели разных художественных направлений. В реалистическом ключе написаны «Знак зверя» О. Ермакова, «Жизнеописание Хорька» П. Алешковского, «Поворот реки» А. Дмитриева; в постмодер-
нистской манере - «Первое второе пришествие» А. Слаповского, «Желтая стрела» В. Пелевина, «Репетиция», «До и во время» В. Шарова; в русле мифологической прозы - «Онлирия» А. Кима. Их обращение к Апокалипсису носит опосредованный характер, что обусловило свободу использования «материала»: авторы получают возможность «создавать произведения, в которых проявляется и “другая составляющая русской культуры” - апофатизм, отрицательная теология и эстетика» (с. 216). Крайняя форма апофатизма представлена творчеством В. Сорокина, отчасти - Ю. Мамлеева, В. Ерофеева.
В реалистической прозе о прошлом акцентировано прежде всего ощущение трагической разорванности мира и человека. В произведениях о Великой Отечественной войне (которая начинает именоваться Второй мировой) происходит переход от историо- и социоцентризма к человеко-центризму, утверждению ценности жизни каждого человека. Эта тенденция проявилась в романе В. Астафьева «Прокляты и убиты», в повести
B. Быкова «Полюби меня, солдатик», в романе «Генерал и его армия» Г. Владимова. В реалистических произведениях происходит поворот от изображения событий к передаче состояния души.
Л. И. Шевченко констатирует справедливость мнения критики об «усталости» постмодернизма, его исчерпанности, саморазрушении постмодернистской поэтики. Реакцией на это становится неосентиментализм (проза Л. Улицкой, Г. Щербаковой), новый реализм, «литература существования» («Б.Б.» А. Наймана, «Трепанация черепа»
C. Гандлевского), трансметареализм (проза А. Дмитриева, Д. Бакина,
В. Маканина).
На рубеже веков появляется виртуальная (но полиграфически изданная) и интерактивная литература, существующая в компьютерной сети и требующая от читателя активного вмешательства.
Исследование русской прозы последней трети ХХ в. позволило сделать вывод о том, как изменился характер литературы: она перестала быть ареной политических битв, лишилась ценностной шкалы, эстетической иерархии.
Г.Л. Нефагина (Минск, Белорусский гос. ун-т)
