CC BY
14
Ж.-П. Сартр, Ж. Сименон, Ф. Саган и др., отражающие сферу эстетических пристрастий писателя. В произведениях Минчина его alter ego не мыслит своей жизни вне литературы и, если бы была такая возможность, хотел бы сыграть три роли: Печорина, князя Мышкина и Остапа Бендера. Определенными качествами данных персонажей он, действительно, наделен. Именно книги могут послужить в романах Минчина источником сближения, настроить на романтический лад. Литература играет у него роль мира идеального, эстетически облагороженного начала, учит понимать людей.
И. С. Скоропанова (Беларусь, Минский гос. ун-т)
Зарубежная литература
2003.04.039. МЕРФИ К. СУБЪЕКТИВНОЕ ВИДЕНИЕ В «ДРЕВЕ ПОЗНАНИЯ» И «ДЖУДЕ НЕЗАМЕТНОМ».
MURPHY K. Subjective vision on El árbol de la ciencia and Jude the Obscure. // Bull. of Spanish Studies: Hispanic studies and researches on Spain, Portugal and Latin America. - Glasgow, 2002. - Vol. 79, N 2/3. - P.331-353.
В своей статье Кэтрин Мэрфи, профессор университета в Эксетере (Великобритания), проводит сравнительное исследование романов Пио Барохи «Древо познания» (1911) и Томаса Гарди «Джуд незаметный» (1895). Рассматривая творчество Барохи и Гарди в контексте процесса переосмысления понятия «реализм», наблюдавшегося на рубеже XIX-XX вв., К. Мерфи анализирует критические высказывания, свидетельствующие об отсутствии у этих авторов четко сформулированного художественного метода. Подтверждением неоднозначности отнесения их творчества к реалистическому направлению в литературе служит мнение самих писателей. Бароха неоднократно подчеркивал, что не знает, может ли считаться реалистом, поскольку «не представляет себе, что такое реальность» (с. 332). Гарди в романе «Джуд незаметный» и Бароха в своем программном произведении «Древо познания» не ставят целью отражение действительности и создание персонажей, характеры которых поддавались бы простому
объяснению. Они считают наиболее важным передать психологическую сложность восприятия мира героями. Внешняя реальность изображается в зависимости от субъективного восприятия ее персонажем. Об этом говорит в прологе и Гарди: «Джуд незаметный» является лишь попыткой образно запечатлеть и связать между собой явления собственного воображения или личных наблюдений, согласованность или хаотичность, жизнеспособность или эфемерность которых не имеют существенного значения» (цит. по с. 338). Психологический характер героев, попадая под воздействие внешней, как правило, враждебно настроенной среды, постепенно начинает изменяться, что связано с их субъективным видением окружающей действительности. Это характерно и для Андреса Уртадо, героя романа Барохи и для Джуда Фаули, героя Гарди. Автор статьи стремится показать именно неустойчивость, незакрепленность образов внешнего и внутреннего миров в сознании действующих лиц произведений.
Вера Андреса в целесообразность рационалистического подхода к жизни, как и планы и надежды Джуда, постепенно разрушается внешними событиями, приспособиться к которым герои не в состоянии, что ведет к их замкнутости и отчужденности. В то же время внутренние и внешние процессы неизбежно взаимосвязаны, а физические и психологические состояния героев в романах «Джуд незаметный» и «Древо познания» непрерывно видоизменяются.
Сопоставление романов Барохи и Гарди позволяет проследить общие тенденции развития европейского романа конца XIX — начала ХХ в. Мерфи замечает, что «степень искажения внешней действии-тельности, вернее, ее психологической стороны, свойственная манере писателей, указывает на несомненное изменение устоявшихся литературных парадигм» (с. 341). По-разному интерпретируя философские концепции, выдвинутые Кантом, Гарди и Бароха сходятся в одном: объективная реальность не может быть постигнута человеческим сознанием. Неясным у обоих писателей, по мнению К. Мэрфи, остается вопрос, существует ли действительность вне сознания индивида, или она существует, поскольку порождена им. Вероятно поэтому столь очевидна пропасть между ожиданиями героев и действительным положением вещей в реальности.
Андрес и Джуд чрезвычайно восприимчивы и не могут адаптироваться к жизненным условиям. В обоих произведениях соприкосновение с внешним миром ведет их к все большему удалению от него в мир внутренний. Оба персонажа не готовы к контакту с повседневными явлениями и не в состоянии объединить в своем сознании внешний и внутренний миры. Попытки Андреса сконструировать жизненную позицию, основываясь на логическом мышлении, оканчиваются неудачей, а детские фантазии Джуда не только не покидают его с наступлением зрелости, но и оказывают пагубное влияние на его дальнейшее развитие, заставляя искать убежище в воображаемом безмятежном будущем. Для Андреса уход от мира не является избавлением от страданий, поскольку они уже заложены в его сознании. Не общество, не среда, а собственное восприятие мира является источником его мучений. Это открытие Андрес совершает в конце романа — и оно ведет его к самоубийству.
Джуд и Андрес сталкиваются со средой, которую они воспринимают как враждебную. И тот факт, что герои сами осознают это, по мнению К. Мерфи, является шагом Гарди и Барохи в сторону модернизма с его стремлением проникнуть в суть процесса познания. События в романах не всегда показаны лишь с точки зрения восприятия главных героев. К примеру, на недостатки теории Андреса по ходу действия указывает его дядя Итурриос, а также повествователь, который неожиданно возникает в рассказе со своими комментариями, на время переходя из плана персонажа в план автора. Гарди также нередко использует подобную технику изображения.
Андреса Уртадо и Джуда Фаули объединяет стремление к обретению истины. Жажда получения знаний, образования вызвана верой в то, что они наполнят жизнь смыслом, помогут избежать враждебности среды благодаря возможности построить свой субъективный, независимый мир. Однако объединить подход к жизни с самой жизнью не в состоянии ни Андрес, ни Джуд. Желания и стремления Джуда несовместимы с условностями общества, и эта борьба между индивидом и окружающей средой лишь ускоряет гибель персонажа. Знание оказывается обманчивым, а поиски истины превращаются в непрерывный процесс, не имеющий конечной цели, к тому же совмещен-
ный с бесконечным страданием. Линии поведения обоих персонажей удивительно схожи. Уход из жизни представляется им единственно правильным решением.
Для Джуда примирение с внешними обстоятельствами не представляется возможным. Жена Сью, которая служила ему последней опорой в нелегком противостоянии с собой и с жизнью, больше не может оставаться с ним. Для Андреса женитьба на Лулу также явилась последней попыткой обрести гармонию и спокойствие. Однако неожиданная смерть жены во время родов вновь перечеркивает все надежды героя на спокойное существование. Андрес стал свидетелем беспомощности медицины, а это послужило для него очередным подтверждением несостоятельности научного знания. Лулу была единственным человеком, мирившим его с обстоятельствами внешнего мира. С ее утратой оборвалась последняя нить, связывавшая Андреса с жизнью.
К. Мерфи обращает внимание на некоторые автобиографические моменты, встречающиеся в обоих романах, однако она не склонна отождествлять героев произведений с их создателями. По ходу повествования писатели дают понять, что их философские взгляды далеко не всегда совпадают с умозаключениями персонажей. Более того, и Гарди, и Бароха всячески подчеркивают несостоятельность жизненных позиций главных героев. Они не демонстрируют в своих романах последовательные идеологические теории, а лишь дают читателю повод для размышления. Неоднозначность суждений при сравнительном анализе «Древа познания» и «Джуда незаметного» является частью художественного метода Барохи и Гарди.
Исследовательница акцентирует внимание на том, что герои не подвержены влиянию среды и не порождены ею, как это происходит в реалистическом и натуралистическом искусствах, а существуют в субъективном мире, созданном их собственным сознанием. Стремление авторов отразить субъективные процессы восприятия героями действительности, найти новые формы в искусстве слова рубежа веков подчеркивает их близость концепциям модернизма. Проведенное исследование позволяет отнести Пио Бароху и Томаса Гарди к числу
авторов, повлиявших на развитие жанра романа в европейской литературе конца XIX — начала ХХ в.
Д.А.Бобков
2003.04.040. БРАУН М. «ОТ КРАЯ ОБРАЗЫ ТЕРЯЮТ ОЧЕРТАНЬЯ»: О ЛИРИКЕ ДУРСА ГРЮНБАЙНА И ПОЭТИКЕ ФРАГМЕНТОВ.
BRAUN M. «Vom Rand her verlöschen die Bilder»: Zu Durs Grünbeins Lyrik und Poetik des Fragments // Text+Kritik. — München, 2002. — H. 153. - S.4—18.
В реферируемой статье немецкий исследователь М. Браун анализирует некоторые особенности поэтики Дурса Грюнбайна (1964) на примере его стихотворения «Подражание фрагментам»/ «Nach den Fragmenten» из сборника «Изгибы и ловушки» / «Falten und Fallen» (1994), удостоенного премии им. Г. Бюхнера 1995 г.
Грюнбайн родился и вырос в ГДР в семье технической интеллигенции: его мать работала лаборантом-химиком, отец инженером-самолетостроителем. Поэт с ранней юности испытывал интерес к естественным наукам и после школы записался в университет Карл-Маркс-Штадта на специальность «инженер-электронщик в области строительства». Вскоре, однако, у него появилось желание изучать также и германистику. После армии - он служил в погранвойсках -Грюнбайн поступил в Берлинский университет Гумбольдта, где изучал театроведение. Но и там проучился всего четыре семестра, потому что в условиях ГДР не смог согласовать обучение по этой специальности с изучением философии и психологии. К 1986 г. он, по мнению М. Брауна, не видел уже никаких перспектив ни для себя самого в ГДР, ни для ГДР как отдельного государства, и решил перебираться на Запад. Однако до 1989 г. так и не успел этого сделать.
Встреча с писателем Хайнером Мюллером в 1986 г. сыграла в его судьбе важную роль. Мюллер, на которого стихи молодого поэта произвели впечатление, порекомендовал его Зигриду Унзельду, редактору издательства «Зуркамп», самого авторитетного в Западной Германии. В результате в 1988 г. «Зуркамп» выпустил сборник стихов Д. Грюнбайна — «Серая зона утром» / «Grauzone morgens», который
